Kitabı oku: «Жизнь прожить – не поле перейти – 1. Деды. Книга I», sayfa 3

Yazı tipi:

Глава пятая

Воинский эшелон с новобранцами в котором был и Ефим Ливанов, прибыл к месту назначения на пятые сутки, в середине дня. Всех быстро выгрузили, построили в колонну по десять человек в ряду, и спешно, пешим ходом, отправили на запад, к видневшемуся невдалеке широколиственному лесу.

Начавшаяся осень еще не сильно коснулась живописной кистью зелёного убранства деревьев и кустов, но кое-где уже были видны первые признаки начавшегося увядания природы.

Осеннее солнце почти не припекало, прячась в часто набегающие дождевые облака, но полная выкладка и монотонный шаг вскоре начали утомлять идущих.

Вдруг в начале колонны раздалась команда: «Запевай!».

Сразу пронзительно-громкий голос запевалы начал выводить первые куплеты полковой песни:

«Солдатушки, бравы ребятушки,
Кто же ваши деды?»

(Русская военная песня)

И как грозный горный водный поток, который стремительно прорвал хилую земляную плотину, и с огромной высоты устремившись на необъятные просторы долины, зычный хор мужских голосов роты, грянул припев, сметая тишину потухающего осеннего дня:

«Наши деды – славные победы,
Вот кто наши деды!»

(Русская военная песня)

Звуки песни будто всколыхнули всех, все подтянулись, сразу приободрились и приосанились.

Идти стало веселей, да и ноша стала легче. Усталость, словно трусливая собачонка, поджав куцый хвост, спряталась где-то в глубине организма, украдкой поджидая своего часа.

А запевала не унимался, дальше вёл песенный разговор, дальше выспрашивал:

«Солдатушки, бравы ребятушки,
Кто же ваши отцы?»

(Русская военная песня)

Дружный же хор мужских голосов весело отвечал ему:

«Наши отцы – русски полководцы,
Вот кто наши отцы!»

(Русская военная песня)

И снова запевала интересовался:

«Солдатушки, бравы ребятушки,
Кто же ваши матки?»

(Русская военная песня)

И вновь дружный хор голосов сообщал:

«Наши матки – белые палатки,
Вот кто наши матки»

(Русская военная песня)

Бодрая песня все вела и вела колонну вперёд, заставляя не думать об усталости.

Она звала за собой, раскрывая широту русской души и глубину самопожертвования, на которую всегда готов российский солдат, защищая родную землю и отчизну.

Незаметно пролетело несколько часов похода.

Утомлённое солнце уже давно скрылось за горизонтом, а колонна все шла и шла походным маршем по пересеченной местности чужого края.

Около небольшой буковой рощицы была дана команда, сделать привал и поставить палатки.

Пока ставили палатки, подоспели полковые кухни, плетущиеся в хвосте колонны и изрядно отставшие в пути, по какой – то никому неведомой причине.

После еды и вечернего отдыха Ефим залез в палатку, расположился между Митрофаном Фроловым и «Курицей», и сразу заснул.

Не смотря на усталость после длительного перехода, спал он тревожным сном.

Ему снилась соседская Дуняша, на которой он должен был жениться, по сговору отца с её родителями на Покров, но помешала война. Она Ефиму нравилась, да и Дуня отвечала взаимностью. Вот она улыбающаяся манит и зовёт куда-то. Он вскакивает и бежит на зов, но она с хохотом убегает и исчезает вдали.

Ранним утром его разбудила равномерная барабанная дробь дождя, бившего по пологу палатки. Ефим встал, протиснулся между спящими однополчанами, подошел к выходу и высунулся наружу.

Небо, было, полностью закрыто сплошной серой пеленой облаков, из которых, как из сита, лился мелкий моросящий дождик. Все палатки были уже мокрые от дождя.

Природа готовилась к предстоящей зимней спячке, обильно насыщая влагой всё вокруг.

Окружающий мир дышал негой и дремотой, усиленной монотонным шумом дождя.

Командиры явно не спешили выбираться из сухих палаток, под промозглый осенний дождь.

Лишь в середине дня, хоть облака ещё не рассеялись, да и дождь не собирался прекращаться, была дана команда свернуть палатки, построиться и продолжить движение.

Куда двигалась колонна и зачем, толком ни кто не знал. Командиры не считали нужным сообщать солдатам, возможно из соображения военной конспирации, а возможно, что и сами толком не знали конечную точку маршрута.

Во время пути, продолжал моросить мелкий дождь, часто переходивший в ливень.

Раскисшая дорога быстро превратилась в грязевое месиво, которое с завидным упорством месили солдатские сапоги.

Ефим шел в середине шеренги. Он уже давно устал идти, тупо уставившись в спину идущего впереди однополчанина. Автоматически выдергивая ногу из грязевого плена, а затем, снова погружая в раскисшее месиво. Стараясь попасть след в след идущего впереди. С одним единственным желанием, как бы быстрее прозвучала долгожданная команда: «Привал».

Но такой команды всё не было и не было, а колонна всё шла и шла вперед по пересеченной местности, одному Богу известно куда.

Так продолжалось очень долго, но вот прозвучала долгожданная команд и все расположились на отдых уже глубокой ночью.

На следующее утро, роту, в которой служил Ефим, построили цепью и приказали рыть окопы.

Как это делать никто толком не знал, так как до начала войны в 1914 году в Генеральном штабе Русской армии бытовало мнение, что зарываться в землю – позор для славного русского воинства. Русский солдат должен встретить врага на земле, твёрдо стоя на ногах и стойко вступая в схватку с ним. А не прятаться от него в земляных канавах, как какой-то дождевой червяк.

С начала войны немцы, и их союзники широко применили артиллерию и новое изобретение – пулемёты, начали зарываться глубоко в землю. Русские войска, подражая противнику, стали делать то же самое.

Ефим начал рыть ямку, предварительно наметив лопатой периметр окопа, по длине равный его телу. Справа от него рыл окоп Митрофан Фролов, а слева – Филипп Курочкин, по прозвищу Курица.

Ефим снял верхний слой дерна и уложил перед будущим окопом, а затем начал копать землю. Почва была влажной, но не сильно пропиталась водой.

Вскоре опять начался дождь. Копать стало очень трудно. Вынимаемая земля была очень влажной и тяжёлой, сильно прилипала к лопате. Когда же её выкладывали на бруствер предполагаемого окопа, она сползала вниз.

Кое-как, с грехом пополам, Ефиму и его однополчанам удалось вырыть окопы, по пояс глубиной и ротный сказал, что этой глубины вполне достаточно.

Спустя некоторое время дождь прекратился, и сплошная облачность немного рассеялась.

Затем Ефим и его однополчане начали соединять окопы ходами сообщения.

Только они успели это сделать, как на горизонте показалась странная машина, летящая в их сторону и громко гудящая.

Как позже узнал Ефим, это был аэроплан.

Аэроплан подлетел к их окопам, начал кружиться над ними, а затем стал сбрасывать на головы солдат гранаты и бомбы.

Ба – бах! Бах! Бах! – послышалось со всех сторон.

Гранаты стали взрываться то недолетая, то, перелетая окопавшихся людей, но некоторые попадали и в сами окопы.

Вжик – вжи – вжи стали проноситься осколки около головы, повсюду поднялись фонтаны из комьев земли.

Ефим бросился на дно свежевырытого окопа и затаился.

Взрывы то удалялись, то приближались к нему. Один взрыв прогремел совсем рядом с окопом. Выброшенные комья земли засыпали Ефима с ног до головы, но осколки просвистели над головой, не задев.

Долго ещё аэроплан кружился над окопами, методично сбрасывая гранаты и бомбы, а выполнив кровавое дело, улетел.

Ефим полежал в укрытии ещё некоторое время, подождал, пока не стихнет гул аэроплана, а затем начал постепенно выкапывать себя из земляного заточения.

Повсюду были видны воронки от взрывов бомб и гранат. Около некоторых окопов лежали убитые, раздавались стоны раненых. Ефим бросился к окопу Митрофана.

Митрофан лежал присыпанный землей, слегка постанывая, из правой руки текла струйка крови.

– Митрофан! Жив? – озабоченно спросил Ефим.

– Кажись, живой, – вяло ответил полу оглушённый Митрофан.

– Шо с рукой?

– Мабудь, малость зацепило.

– Давай помогу перевязать.

– Давай.

Ефим перевязал односельчанина и помог подняться.

Многие однополчане уже пришли в себя. Кто остался цел, и невредим, помогали раненым перевязываться.

– Шо-то Курицы не видать, – озабоченно проговорил Митрофан.

– Надо посмотреть в окопе, – ответил Ефим.

– Дык пойдём, поищем, – предложил Митрофан, морщась от боли, случайно задев раненую руку.

Ефим с Митрофаном вылезли из окопа, и пошли к окопу Курицы, по дороги наткнулись на оторванную ногу в солдатских обмотках.

Подойдя к окопу, где должен был находиться Курица, они никого не нашли. Лишь комья земли насыпаны на дне воронки, которая раньше была окопом.

– Дык где же Курица? – удивленно, в некотором замешательстве, проговорил Митрофан.

– Неужто, прямое попадание? – предположил Ефим.

– Дык, шо? Встреченная нам нога, это всё, что от Курицы осталось?

– Получается, шо так.

– Они ещё пошарили вокруг, но нигде, ни кого не нашли

– Царствие небесное убиенному воину Филиппу, – удрученно проговорил Митрофан и перекрестился.

– Царство небесное, – повторил Ефим.

Ефим с Митрофаном отошли от злополучного окопа и принялись помогать перевязывать раненых и собирать убитых.

Вскоре подъехал какой-то генерал, в сопровождении нескольких офицеров.

– Сам Брусилов пожаловал, – проговорил под нос ротный, находившийся невдалеке от Ефима.

Ротный бросился к Брусилову докладывать обстановку, а Ефим невольно обратил внимание на генерала.

Это был человек уже в возрасте, лет за пятьдесят, но внешне строен, бодр и подтянут.

Он производил впечатление опытного вояки, знавший все тяготы солдатской службы не понаслышке, а деля с ними поровну все превратности воинской службы.

Разговора ротного с генералом было почти не слышно и до Ефима долетали лишь обрывки фраз.

– Почему не выкопали окопы в полный рост? – громко возмущался Брусилов, – что это за мышиные норки вы тут наковыряли?

– Не успели-с, ваше высокопревосходительство, – оправдывался ротный.

– Вот поэтому вас немец и накрыл на аэроплане, – отчитывал Брусилов, – были бы окопы в полный рост, то и потерь было бы значительно меньше.

– Виноват, ваше высокопревосходительство, – подобострастно, вытягиваясь в струнку, отвечал ротный.

– Сейчас же углубить окопы, – приказал Брусилов.

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, – проговорил ротный и побежал исполнять приказание.

После того, как всем раненым была оказана первая медицинская помощь, а убитые собраны в одно место, прозвучала команда сделать окопы в полный человеческий рост и продолжить соединять их ходами сообщения.

Ефим вместе с непострадавшими от бомбардировки однополчанами, стал выполнять распоряжение ротного, а Митрофан, в числе остальных раненых, отправился в лазарет.

По окончании работ по углублению окопов и траншей, солдаты наломали ветки деревьев и кустов, собрали хвороста и зажгли костры, чтобы обсушиться и погреться.

К костру, у которого сидел Ефим с другими солдатами, подошел сам Брусилов. Он ещё не уехал из расположения полка и видно решил познакомиться с солдатами поближе.

– Что, братцы, – начал он разговор, – потрепал вас немного противник?

– Да, уж, – досталось нам на орехи от немца, – проговорил разбитной Никанор, по прозвищу «Затычка».

– Это прозвище он получил за то, что лез всюду и везде пытался вставить слово. В общем, как говориться, был в каждой бочке затычкой.

– Так скажи-ка, солдат, – обратился к нему Брусилов, – где ж живут немцы?

– Так везде они и живут! – удивленно ответил Затычка, – Вон-на и наш губернатор, из немцев.

– Я не про это, я про то, в какой стране они проживают?

– Так в нашей и проживают! Вон-на их, сколько у нас: и дохтура, и губернаторы, и торговый люд, всех и не перечесть.

– У всех наших немцев, родиной является Германия, а мы, воюем с Германией и её союзниками.

– Эхма, вот оно как, получается, – озадаченно протянул Затычка, почесав затылок.

– Вот так-то. Скажи, солдат, а из-за чего мы воюем? – продолжал расспросы Брусилов.

– А хто его знает? Говорят, что какой-то там эрц-герц-перц с женою были кем-то убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов.

– Так кто же такие сербы?

– Это нам не ведомо.

– А кто такие славяне?

– Нам это не знамо.

– А где находится Австрия?

– Ох, ваше высокопревосходительство и мудрёные же вы вопросы задаёте.

Из разговора выходило, что солдаты толком не понимали, за что воюют и для чего.

Получалось, что людей вели на бойню неизвестно из-за чего. Выходило, что убивали лишь ради прихоти царя.

В действительности же в этой войне решалась участь России.

Брусилову хотелось, чтоб это понимали солдаты и шли в бой сознательно, с чувством патриотизма, с осознанной любовью к великой Родине. Но их темнота не позволяла сделать этого, а ликвидировать безграмотность, у него не было ни сил, ни особого желания. Да и кодекс офицерской чести не позволял долго общаться с солдатами, которых некоторые его сослуживцы и за людей не считали.

Поэтому, подводя как бы итог беседы, Брусилов сказал:

– На севере германцы прорвали фронт. Скоро на нашем участке австрийцы – союзники немцев попытаются прорвать оборону, надо быть начеку.

– Эхма! – сокрушенно проговорил Затычка, – Другие напакостничали, а нам на поправку давай!

Глава шестая

Прошла уже неделя, как Сергей Михеев наслаждался отпуском в доме родителей.

Сегодня он взял у друга скакового коня. Молодого, полуторагодовалого мерина, гнедой масти и верхом отправился прогуляться по окрестностям родного города.

Через Херсонские ворота он выехал на большак и рысью помчался в южном направлении.

Денёк выдался на славу. Яркое солнце неторопливо приближалось к зениту небосвода, то и дело стыдливо прячась за часто набегающие кучевые облака.

Дорога то поднималась на взгорок, то спускалась в низину. Перелески сменялись полями, а то и нетронутыми рукой человека участками никогда никем не паханой степи.

Окружающий мир величественно наблюдал за быстрым перемещением Сергея. Вот трясогузка вспорхнула из-под копыт мерина, явно недовольная, что потревожили. Тут полетела ласточка по каким-то неотложным делам.

Легкий ветерок обдувал лицо и тело, и не было жарко под солнечными лучами.

Тишина и строгая торжественность природы наполняли душу спокойствием, придавая возвышенную торжественность происходящим событиям.

Сергей любил такие прогулки верхом на коне. Общение с природой позволяло упорядочить мысли и найти нужное решение. А подумать Сергею было о чём.

Легкий флирт с Дуней перерос в сильное увлечение этой простой деревенской девушкой. Её нежелание отвечать на ухаживания взаимностью, раззадоривали его, и мужская гордость требовала, чтобы он непременно завоевал её сердце.

Сегодня утром Сергей встретил Дуню в коридоре и уже по обыкновению, когда они встречались наедине, обнял её, слегка прижав к стене, говоря:

– Дуняша, ты сегодня просто прелесть, как чудесно выглядишь.

– Опять вы смеетесь, надо мной, Сергей Григорич, – проговорила она, но уже не стала вырываться из объятий.

Это послужило Сергею добрым знаком, и он попытался поцеловать её в губы, но Дуня увернулась, сильно наклонив голову. Его поцелуй попал в щеку. Он опять попытался поцеловать в губы, но она снова не дала это сделать.

– Дуняша, – удивленно проговорил Сергей, – почему ты не хочешь, чтоб я поцеловал тебя в очаровательные губки? Они такие восхитительные и желанные, что просто дух захватывает при виде их!

– Нельзя этого делать! – возразила Дуня.

– Отчего ж нельзя? – стал допытываться Сергей, плотнее прижимаясь к девушке и ласково обнимая голову ладонями.

– Так ненужно, – уже менее уверенно проговорила Дуня, и к своему удивлению почувствовала, что уже сама хочет, чтоб молодой хозяин прижимал её.

– Почему ненужно? Или я тебе совсем не нравлюсь?

– Нет, вы симпатишный, – смущенно и ласково проговорила Дуня, но тут же добавила, – но не надо целовать в губы!

– Но почему? В чем причина? – ещё больше удивился Сергей, нежно проводя рукой по её лицу.

Дуня немного помолчала, наклонив голову вниз, позволяя себя ласкать, а затем еле слышно произнесла:

– Бабы сказывали, что если целоваться с молодыми господами в губы, то можно забрюхатеть, а я не хочу ребёночка иметь без мужа, грех энто великий.

– Врут твои бабы, ведь я ж уже целовал в губы и ты не забрюхатела!

– Дык это ж было один лишь разочек и то быстро!

– Вот и сейчас я поцелую один лишь раз и быстро, – проговорил Сергей и, нежно подняв её голову, ласково поцеловал в губы.

Вначале Дуня вздрогнула, попыталась оттолкнуть Сергея, но потом ей эти нежные ласки понравились.

От огромного удовольствия она закрыла глаза и полностью отдалась новым ощущениям.

Сергей с наслаждением целовал Дуню, чувствуя, что ей нравились его ласки.

Вдруг скрипнула дверь в дальнем конце коридора, Дуня вся вздрогнула от этого звука и стала отталкивать Сергея. Чтобы не компрометировать девушку, Сергей отстранился от неё.

– Ну и баловник же вы Сергей Григорич! – тихо, но кокетливо проговорила она и быстрыми шажками пошла прочь.

Сергей задумчивым взглядом проводил её очаровательную фигуру и пошел в свою комнату.

Всплывшие в памяти воспоминания заставили Сергея остановить мерина и спешиться. Он решил немного пройтись по цветущей степи, но сделав несколько шагов, остановился на месте, невольно залюбовавшись великолепием цветущего разнотравья.

Вот ромашки хитро посматривают желтыми зрачками симпатичных глазок, окаймленные ресницами ослепительно белых лепестков; а вот цикорий ощетинился острыми стебельками, гордо выставляя, всем на показ, цветки небесной голубизны.

Здесь трудолюбивая пчела методично обследует цветущую медуницу в поисках взятка. Тут несколько бабочек беззаботно порхая, перелетают с цветка на цветок, кружась в брачном хороводе.

Мерин видя, что наездник не спешит продолжить путешествие, опустил голову к душистой траве и с наслаждением начал щипать сочные стебли.

Любуясь окружающей природой, Сергей снова в мыслях возвратился к Дуне, обдумывая тактику дальнейших действий в завоевании её сердца.

Время в степи пролетело незаметно, и домой Сергей вернулся уже к вечеру, когда солнечный диск превратился в огромный кроваво-красный шар, неуклонно приближающийся к горизонту. Дома его встретила Мария.

– Сереженка, ты уже вернулся! – радостно проговорила сестра.

– Да, только что, – ответил Сергей.

– Как прогулялся?

– Просто превосходно! А где матушка с Валентиной?

– Валентина, как обычно, в лавке, а матушка кормит Тосю. А ты сам, будешь есть?

– Конечно, я сильно проголодался!

– Тогда я скажу Дуни, чтоб она накрыла в столовой.

– Хорошо, я только поднимусь в комнату и вернусь.

Мария пошла, давать указания Дуне, а Сергей поднялся к себе в комнату.

Минут через пятнадцать, он вошел в столовую.

На столе уже стояла супница с супом, а Дуня сервировала стол. Увидев Сергея, она одной рукой взяла половник, другой рукой открыла крышку супницы, положила крышку на стол и спросила:

– Сергей Григорич, вам наливать два, или три половника супа?

– А что у нас сегодня? – поинтересовался Сергей, усаживаясь за стол.

– Суп с яйцом, – ответила Дуня, беря во вторую руку, пустую тарелку.

– Давай три, я сегодня проголодался.

Дуня налила в тарелку три половника супа и подала Сергею.

– Приятного аппетита, Сергей Григорич, – ласковым голосом проговорила она.

Беря тарелку, Сергей слегка придержал её за руки.

– Побудь со мной, – нежным голосом попросил он.

– Мне ещё надобно перестелить вам постель, – тихо, как бы извиняясь, ответила Дуня, но рук не стала убирать из его ладоней.

– Хорошо, иди! – нехотя отпустил её Сергей и убрал руки.

Дуня вышла из комнаты, а Сергей взял ложку, крупный ломоть душистого хлеба и стал есть суп. Быстро справившись с едой, он встал из-за стола и направился в свою комнату.

Войдя в комнату, он застал там Дуню, застилающую кровать новым постельным бельем. Сергей плотнее прикрыл входную дверь и решительно подошел к соблазнительно склонившейся девушке.

На появление Сергея, Дуня слегка повернула голову, но продолжила застилать постель.

– Сейчас всё будет готово, Сергей Григорич, – проговорила она.

Сергей немного постоял рядом, наблюдая за работой, а затем наклонился к Дуне, властно обнял, и крепко сжал молодые упругие девичьи груди, которые сразу набухли и стали твердыми. После этого он привлек её к себе.

– Не надо, Сергей Григорич, – пролепетала девушка.

– Я больше не могу без тебя жить! – горячо прошептал Сергей ей на ухо, слегка охрипшим от волнения голосом, – я тебя полюбил с первого дня нашей встречи!

– Но Сергей Григорич, у меня же есть жених, – стала возражать Дуня и попыталась освободиться из объятий.

– Я буду твоим женихом! Я хочу жениться на тебе! Я стану твоим мужем! – пылко проворил Сергей.

После этого, он повернул Дуню к себе лицом и страстно поцеловал в губы.

Дуня больше не сопротивлялась. Против её воли, все эти действия одурманивали сознание, пробуждая сильное желание. Ей самой уже хотелось, чтобы он трогал тело, целовал и ласкал, хоть умом Дуня понимала, что этого нельзя было делать до замужества, это было большим грехом.

Его поцелуи были нежными, но решительными и от этого захватывало дыхание, начинала кружиться голова. Ей уже было всё безразлично, кроме того, чтоб он не прекращал ласк.

Сергей продолжал страстно целовать, а обнимавшие руки, скользнули вниз, к бедрам девушки и задрали подол платья.

От этих пьянящих ласк, Дуня сильно возбудилась, от удовольствия она прикрыла глаза и больше не противилась дальнейшим действиям Сергея.

Ободренный покорностью, Сергей ласково положил Дуню на кровать и начал нежно гладить ей низ живота, продолжая страстно целовать щёки, глаза, нос и губы.

Затем он лег на неё и сделал больно, но вскоре эта боль прошла, а появилось новое приятное чувство, которого она раньше никогда не испытывала. Сергей ещё с ней что-то делал, но потом затих и через некоторое время лег рядом.

– Зачем вы так со мной? – еле слышно проговорила Дуня и из прикрытых глаз брызнули слёзы.

– Я тебя безумно люблю и женюсь на тебе, – проговорил Сергей, обняв её.

– Но ведь это грех, так поступать, без венчания.

– Прости, не сдержался! Ты меня просто сводишь с ума! Я не нахожу места, без тебя!

– Вы мне тоже симпатишны, – слегка зардевшись, призналась Дуня.

– Вот видишь! Само провидение хочет, чтобы мы были вместе, а ты противишься!

– Нет, – горячо ответила Дуня, открыв глаза и устремив на Сергея сияющий взор, – я согласная! Но вы меня не обманите, Сергей Григорич, не бросите?

– Как ты можешь так говорить? – пылко проговорил Сергей и снова начал целовать и ласкать счастливую девушку.

В это время в коридоре послышался громкий женский крик: «Дуня!».

– Ой, это Александра Никифоровна, ваша матушка, – спохватилась Дуня, – я слишком долго у вас замешкалась, а у меня же ещё уйма дел! Меня Александра Никифоровна ругать будет!

Она быстро встала с кровати и одернула платье. На новой простыне показалось кровавое пятно. Увидев это, Дуня проговорила сконфужено:

– Ах ты, Господи, я вам простыню испачкала! Давайте я её заберу.

Сергей встал с кровати, а Дуня сняла испачканную простыню. Сергей снова привлек её к себе и поцеловал. Она слегка отстранилась от него и сказала:

– Мне пора идти!

– Когда все улягутся спать, – тихо проговорил он, – приходи ко мне!

– Хорошо! – так же тихо согласилась она.

Сергей выпустил Дуню из объятий, и она поспешила выйти из комнаты с грязной простыней в руках.

Довольный всем, что произошло, Сергей переоделся и вышел из дома, решив прогуляться по городу перед сном, с наслаждением и лёгким трепетом ожидая предстоящую встречу с Дуней.

Выйдя на Московскую улицу, он убедился, что был не одинок в желании совершить вечернюю прогулку.

Вечер был тихим и теплым. Многие добропорядочные граждане вышли прогуляться на свежий воздух. Большинство гуляли парами, но многие, как и он, совершали прогулку в одиночестве.

Не успел Сергей пройти по улице пару десятков шагов, как сзади окликнули:

– Поручик Михеев!

– Сергей обернулся. К нему быстрым шагом приближался поручик Токарев, бывший сослуживец по Московскому гарнизону. Токарев был на пару лет старше.

– Николай, Токарев! Какими судьбами? – удивленно спросил Сергей, протягивая руку для рукопожатия.

– Молодые люди обменялись крепкими рукопожатиями.

– Меня направили служить в запасной полк, расквартированный в вашем городе, – проговорил Николай.

– Это тот, что на Дворянской улице?

– Так точно!

– Да, знаю его. Давно прибыл к нам?

– Нет, всего сутки, как здесь!

– Я рад нашей встречи!

– Взаимно!