Kitabı oku: «Декабристы»

Гражданин вселенной – М. С.Лунин (1787–1845)

Бесстрашие – это слово, которое

только одно могло выразить свойство

души его.

П. Свистунов.

Единственное оружие моё – мысль.

Лунин.

I

Похоронив жену, Сергей Михайлович Лунин затосковал. Любая мелочь в его имении напоминала ему о совместной счастливой жизни с Феодосьей Никитичной. В Тамбовской глуши он не знал, куда себя деть от скуки. Пробовал организовать театр, но артистки скоро надоели, попытался заниматься хозяйством – не получилось, начал пить – не помогло.

Осталось только одно – сменить обстановку, и после долгих размышлений он с детьми укатил в Петербург. Там жили его друзья и, встречаясь с ними, он забывал о своей утрате. Да и детям легче было дать в столице приличное образование. Можно было выбрать самых лучших учителей. И хотя они заламывали невероятные цены, экономить на воспитании своих сироток отставной бригадир не хотел. Он даже пригласил дирижера французской оперы в Петербурге обучать дочь музыке. А после недели занятий решил посмотреть, как проходят уроки этой хваленой знаменитости по фамилии Штейбельт.

Сергей Михайлович зашёл в музыкальный салон, удобно уселся в глубокое мягкое кресло и в течение получаса, борясь с зевотой, слушал, как Катя мучила клавесин. Она пыталась извлечь из него простенький мотивчик. Затем ее сменил Штейбельт, но Лунин-старший особой разницы в игре не почувствовал. А вот сын его – Мишель – сразу же преобразился: глаза его засверкали, он напрягся и крепко сжал ручки кресла, "Что он нашел в этой музыке?" – думал Сергей Михайлович, исподволь наблюдая за мальчиком. Штейбель стал исполнять новую пьесу, и Миша забыл обо всем. Волшебные звуки захватили его и перенесли в другой мир. В этом мире была мать, с которой он мог поделиться самыми сокровенными мечтами, и отец, который не прятался за маской родительской любви. Там все люди были чуткие и сердечные. Они добром отвечали на добро и любовью платили за любовь.

Мишелю было так приятно, что не хотелось возвращаться к действительности. Но урок вскоре кончился, и все разошлись. Мальчик встал, подошел к клавесину и начал подбирать понравившуюся ему мелодию. Потом он повторил ее в другой тональности, затем, использовав основную тему, стал сочинять сам. Клавесин послушно выражал его желания. Мишель был поражен этим открытием. Теперь ему не придется искать приятелей, чтобы излить перед ними душу. Когда он почувствует потребность в этом, он будет приходить сюда.

С этого дня Музыка стала для него способом самовыражения. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал об его новом увлечении и скрывал его даже от сестры.

А друзья и не подозревали о происшедшей в нем перемене. Они, как и прежде, делились с ним своими радостями и печалями, но он уже не стремился перебить их, чтобы рассказать о себе. Да и что было рассказывать? Так же, как и все его сверстники, он учил историю и географию, очень ловко танцевал, хорошо ездил верхом и прекрасно стрелял из пистолета. Всё ему давалось легко, и без особого труда он овладел четырьмя языками.

В 1803 г. отец записал его в лейб-гвардии Егерский полк, а два года спустя перевел в Кавалергардский. В это время все офицеры с нетерпением ожидали приказа о выступлении в Западную Европу, на помощь русским войскам, участвовавшим в боевых действиях. Они горели желанием сразиться с Наполеоном, который одерживал одну победу за другой. После того, как Александр I заключил с королем Пруссии союз против Франции, приказ о выступлении, наконец, был получен, и гвардия быстрым маршем двинулась на встречу с Кутузовым.

Между тем французы овладели единственным мостом через Дунай и переправились на левый берег. Над русскими войсками нависла смертельная опасность. Лишь ценой огромных жертв и быстрого отступления Кутузову удалось избежать позорной капитуляции. Французов было почти вдвое больше и прибытие кавалергардов мало что меняло в соотношении сил. Но Александру I оно оказало очень плохую услугу. Двадцативосьмилетний император, начисто лишенный понятия о тактике и стратегии, увидев свежие силы, решил, что победа не за горами. Приближенные царя услужливо поддакивали. Возражал только старик Кутузов. Он видел всю безнадежность положения и настаивал на скорейшем отступлении из местечка Ольмюц, но на него не обращали внимания.

Наполеон, прекрасно понимая, что творится в штабе русской армии, очень ловко разыграл смятение. Он приказал своим аванпостам отступить и послал к Александру I своего адъютанта Савари с просьбой о перемирии, а если Савари будет отказано от встречи, он просил Александра I назначить личного представителя, чтобы вести переговоры с ним, с Наполеоном.

Савари, конечно, не приняли, а ликованию в русском штабе не было границ: Наполеон трусит! Он боится сражения! И к нему направили молодого самовлюбленного фата П. Долгорукова. Этот адъютант Александра I разговаривал с Наполеоном, как с “боярином, которого хотят сослать в Сибирь”. Он потребовал, чтобы французский император отказался от большинства своих завоеваний, а тот, увидев, с кем имеет дело, с неподражаемым мастерством сыграл роль смущенного полководца. Но понимая, что даже глупость князя Долгорукого имеет предел, он отказался выполнить ультиматум русского штаба. При этом он облек свой отказ в такую форму, что противник воспринял его как проявление слабости.

Наполеону было дано сражение близ местечка Аустерлиц. Русские войска потерпели сокрушительное поражение, а кавалергарды, спасшие армию от окончательного разгрома, потеряли больше половины офицеров. Оставшиеся в живых получили ранения, а М. Лунин вышел из боя без единой царапины. Расценив это как оскорбительное невнимание неприятеля к своей персоне, он отправился в яркой форме рядового кавалергарда “пострелять во француза”. Мишель нарочно лез под пули, но ни одна его даже не коснулась. А его младший брат Никита заплатил судьбе за двоих. “У него была мысль уйти в монастырь и желание это чудесно исполнилось. Истекающий кровью, он был унесен с поля битвы прямо в монастырь, где умер, как младенец, засыпающий на груди у матери”.

Остатки армии отправились на Родину. Дорога была долгой, и молодые офицеры часто обсуждали причины поражения. Они не раз вспоминали слова Наполеона о том, что лучше армия баранов, которой руководят львы, чем армия львов, которой руководят бараны. Конечно, французских солдат никак нельзя было сравнить с этими последними, но по храбрости и самопожертвованию они значительно уступали своим противникам. Главной причиной неудач русской армии было её бездарное руководство. В войсках чувствовалось глухое недовольство.

II

Полк, где служил Михаил Лунин, был расквартирован недалеко от Петергофа. В жаркую погоду многие солдаты и офицеры купались в Финском заливе. Это раздражало генерала Депрерадовича, и в очередном приказе он объявил, что запрещает купания, поскольку они происходят рядом с дорогой и оскорбляют приличия. Через несколько дней, как раз когда генерал проезжал по дороге, Мишель в полной парадной форме залез в Финский залив. Командир полка еще издали увидел барахтающегося в воде офицера. Когда он подъехал ближе, Лунин почтительно вытянулся и отдал генералу честь.

– Что вы здесь делаете? – спросил озадаченный Депрерадович.

– Купаюсь, а чтобы не нарушать предписание вашего превосходительства, стараюсь делать это в самой приличной форме.

Генерал усмехнулся и поехал дальше. Но шутка эта оказалась не такой уж безобидной, а главное, она стала известна в полку. Конечно, это не могло подорвать авторитет командира, но все-таки он решил при случае поставить корнета на место. Вскоре состоялись маневры. Улучив момент, Депрерадович подъехал к Мишелю и отдал какое-то приказание, а затем, не дав времени его выполнить, закричал: “Корнет Лунин, вы спите!!!”

– Виноват, ваше превосходительство, – отчеканил Мишель, – спал и во сне видел, что вы бредите.

Ошарашенный Депрерадович молча смотрел на Лунина, а мысль его бешено работала. Ведь если он вызовет Лунина на дуэль, то вне зависимости от ее исхода, станет посмешищем полка, а если оставит очередную колкость подчиненного без ответа, то и другие юнцы станут позволять себе всякие вольности.

– Берегитесь, в бредовом состоянии я за свои поступки ответственности не несу, – неожиданно для себя сказал генерал, и, уже отъезжая, добавил, – да и в обычном, если дело идет о выполнении приказа.

Но угроза не могла испугать Мишеля, и за ним закрепилась слава бесстрашного удальца. Друзья поражались, как ему удавалось выходить сухим из воды. Его сила духа, жизнелюбие и уверенность в своей неуязвимости подавляла даже врагов. В обществе его считали представителем “золотой молодежи”, бесшабашным гулякой и бретером. Внешне его поведение полностью соответствовало такой оценке, но он постоянно работал над собой.

Он много читал, его наблюдательный взгляд и быстрый ум моментально улавливали все изменения, происходившие вокруг. Веяния времени оказывали на него огромное влияние. Его беззаветная смелость и бешеная энергия требовали выхода, и он искал возможности применить свои силы. В минуту плохого настроения он мог подойти к незнакомому офицеру и сказать:

– Милостивый государь, вы меня уверяли, что Земля имеет форму бутылки из-под шампанского.

– Милостивый государь, я вас ни в чем не уверял, – отвечал удивленный незнакомец.

– Ах, значит, теперь вы меня уверяете, что я солгал? Я прошу вас дать мне удовлетворение.

Назначалась дуэль, во время которой Лунин обычно стрелял в воздух, а противник – в него.

Постоянно рискуя жизнью, Мишель хотел хоть на несколько минут забыться в смертельной опасности, но “разменяв пару пуль”, он чувствовал себя таким же опустошенным и одиноким, как и раньше.

Так он жил до 1807 года, пока гвардия не выступила в Пруссию, где начались военные действия.

На сей раз Александр I не решился командовать армией и доверил это Беннигсену. Поначалу тот неплохо справлялся со своими обязанностями. Битва при Прейстиш-Эйлау, хотя и окончилась кровавой ничьей, во всех реляциях была подана Беннигсеном как победа. Авторитет его резко возрос. Александр I, подогреваемый хвастливыми донесениями с фронта, хотел во что бы то ни стало отплатить за прошлые поражения и для того, чтобы подбодрить солдат, выехал навстречу армии, причем, сделал это в тот самый день, когда генерал Беннигсен совершил роковую ошибку, собрав все войска в излучине реки Алле. Французский маршал Ланн заметил это и завязал сражение. Одновременно он послал срочную депешу Наполеону. Император тотчас же приказал всем своим войскам идти к месту боя, а сам помчался туда первый.

Русские защищались очень храбро, особенно кавалергарды, среди которых был и Мишель. Но ничто уже не могло их спасти. Французы разрушили все мосты через реку и с боем вошли в местечко Фридланд. Русская армия была сжата со всех сторон. Началась паника, многие солдаты, пытаясь спастись бегством, тонули в реке.

Вновь, как и два года назад, русская армия потерпела поражение, но теперь оно казалось еще более трагическим, особенно для Александра I. Он совсем пал духом. Еще после битвы при Гейльсберге, кончившейся отступлением русской армии, великий князь Константин в присутствии многочисленных приближенных крикнул своему старшему брату:

– Государь, если вы не хотите мира, тогда дайте лучше каждому русскому солдату заряженный пистолет и прикажите им всем застрелиться. Вы получите тот же результат, который вам даст новая и последняя битва!

И вот теперь это мрачное предсказание сбывалось. Александру I и жизнь казалась не мила, а многие его солдаты, голодные, мокрые и замерзшие, со злобой и остервенением пытались растащить на дрова для костров мебель из его палатки. Помешал этому высокий, худой корнет Михаил Лунин. Он взял устройство царского ночлега в свои руки. Мишель энергично защищал монарха от российских солдат, которых в тот момент никак нельзя было назвать верноподданными.

За храбрость, проявленную при самом сражении и при защите жизни императора, он был награжден орденом Святой Анны 4-й степени. Такая награда приятно щекотала тщеславие Лунина. Она значительно повышала его акции в светском обществе и с него не спускали глаз: спаситель царя, его новый фаворит…

Он мог сделать блестящую карьеру, но использовать представившуюся возможность не торопился. Слишком уж незавидным было положение России, чтобы искать личных выгод. Тильзитский мир, который Александр I вынужден был подписать после Фридланда, русские дворяне считали гораздо более позорным, чем все военные поражения.

III

После заключения этого договора всем русским газетам велено было срочно полюбить вчерашних врагов и бурно выражать восторг по поводу их побед над вчерашними союзниками, но Мишель не мог, да и не хотел так резко менять свои взгляды. Вместе с С.Волконским он завел собаку, которая с бешеным лаем бросалась на прохожего, когда ей показывали на него и говорили “Бонапарт!” Затем друзья пополнили свору еще восемью собаками и двумя медведями и в таком составе выходили на прогулки, наводя панику на местных жителей. Отчаянные офицеры, наверное, портили бы кровь своим командирам и в спокойное время, а тогда, недовольные общей обстановкой в стране, они вели себя так, что их остерегались даже превосходительства.

Да и как было не остерегаться таких удальцов, которые в петербургском парке, поставив гроб на черный катер, взяв в руки факелы и нарядившись певчими, затянули среди бела дня заупокойную молитву, а когда заинтригованные гуляющие собрались на берегу, певчие вдруг сделали переход к игривой музыке, сбросили траурные одежды, достали из гроба бутылки и стали пировать.

Никакого взыскания не последовало, и ободренные кавалергарды решили спеть для более высокопоставленных слушателей. Они отправились на двух небольших лодках к Каменноостровскому дворцу, чтобы исполнить серенаду императрице Елизавете Алексеевне. Их концерт привлек внимание не только жены Александра I, но и дворцовой охраны, которая пожелала догнать артистов и достойно вознаградить их за доставленное удовольствие. Сторожевой катер не мог выйти на мелководье вслед за кавалергардами. Молодые люди воспользовались этим, и, выскочив на берег, “отступили рассыпным строем”. Император даже после этого не захотел наказывать своих любимцев, полагая, что перебесившись, они будут верно служить престолу.

Он оказался прав: некоторые, предав свои идеалы, действительно добились высокого положения, другие же остались верными себе, поэтому в 1826 году одни стали подсудимыми, а другие – судьями; одни были сосланы на каторгу в Сибирь, а другие их туда послали. Пока же все они, насладившись остротой опасности, на время успокоились.

Только Мишелю не сиделось на месте. Он нашел в Кронштадте лодку и отправился на ней в открытое море. Зачем? Он и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Его арестовали и доставили к царю. Во время аудиенции Александр I потребовал объяснений. Лунин своим вызывающим поведением вывел императора из равновесия. Сделать это было очень непросто: даже при подписании Тильзитского мира Александр I держался превосходно. Но заканчивая разговор с Мишелем, царь раздраженно спросил:

– Лунин, говорят, вы не совсем в своем уме?

– Ваше величество, про Колумба говорили то же самое, – ответил молодой человек, уважительно поклонившись. Он хотел оставить последнее слово за собой даже в разговоре с императором и в словесной дуэли победил так же легко, как побеждал в дуэлях обычных, но зато шансы, приобретенные им после Фридланда, свелись к нулю. Да они и не нужны были Мишелю. Его поведение прочно приковывало к нему всеобщее внимание, а это было для него гораздо важнее чинов и звезд. Правда, в глубине души ему хотелось, чтобы внимание было вызвано не скандальными историями, а настоящим делом. Делом, которому он мог бы отдать не только свои силы, способности и энергию, но и жизнь.

IV

С 1810 года отношения между Россией и Францией стали ухудшаться, а в начале 1812 года Европа уже открыто говорила о предстоящей войне. Александр I еще надеялся договориться, но французский император уже потерял чувство реальности. Не считаясь с обстоятельствами, он делал только то, что хотел, а в 1812 году он хотел завоевать Россию. 24 июня его войска перешли Неман. Александр I, узнав об этом, с большой, никому не нужной, свитой помчался к армии. В который уже раз он думал поднять, таким образом, дух войска, и в который раз ошибался. Но теперь его ошибка могла стать роковой. Присутствие его при генеральном штабе вносило путаницу и неразбериху. Единоначалия не было. Любое приказание обсуждалось и оспаривалось царедворцами, которые понятия не имели о военном искусстве. Положение стало катастрофическим. Трезвомыслящие люди из окружения императора понимали это, и когда медлить было уже нельзя, государственный секретарь с двумя ближайшими помощниками решил написать письмо, в котором настоятельно просил царя покинуть армию. О том же просила Александра I и его любимая сестра – Екатерина Павловна. Император понял, что если уж эти люди советуют ему помочь армии своим отсутствием, то упираться было бы глупо. Он уехал в Петербург, а русские войска, разъединенные еще в самом начале кампании нелепой тактикой генерала Пфулля, продолжали уходить вглубь страны.

C огромным трудом командующим удавалось уклоняться от генерального сражения. Наконец, после кровопролитного боя под Смоленском обе части армии соединились. Командование принял военный министр – Барклай де Толли. Трезво оценивая силы, он не хотел давать генерального сражения и продолжал отступать. Вся армия была недовольна его действиями. Некоторые горячие головы даже обвиняли его в измене. По мере приближения к Москве эти разговоры становились всё более откровенными. Мишель старался в них участия не принимать. Особенно его коробило, когда главнокомандующего называли “Болтай да и Только”. Ведь Барклай стремился спасти свою Родину, и Лунин полностью разделял его стремления. А поскольку словам Мишель всегда предпочитал дела, то и сейчас он написал Барклаю письмо, в котором предлагал поехать к Наполеону парламентером. Там, во французской главной квартире, он рассчитывал убить Наполеона, подавая ему бумаги.

Лунин разработал свой план в мельчайших подробностях, специально заготовил кривой кинжал и долгое время, ложась спать, клал его под подушку. Но письмо его осталось без ответа. Не могли ему разрешить нарушить “рыцарские” правила ведения войны.

Недовольство действиями главнокомандующего было так велико, что Александр I вынужден был сменить Барклая де Толли и назначить М. И.Кутузова.

Старый полководец принял армию у Царева-Займища. При первой же встрече с войсками, глядя на солдат, он воскликнул: ”Ну, разве можно отступать с такими молодцами!” Фразу эту он заготовил дома, точно так же, как и приказ об отступлении. Он еще меньше, чем Барклай, хотел генерального сражения, понимая, что победы в нем одержать не сможет.

Но понимал он также, что Москвы без боя не позволят отдать даже ему, с его русской фамилией и 500-летним дворянством. Он был убежден, что в стратегическом отношении битва была не нужна, но в политическом и моральном отношении обойтись без неё было невозможно.

И вот 7 сентября на Бородинском поле произошло решающее сражение. Это был один из наиболее кровавых дней в истории человечества. Борьба за Родину удесятеряла силы русских солдат, и М.Лунин совсем не выделялся среди других офицеров, проявляя чудеса героизма. Сначала он сражался у Семеновских флешей, а затем на батарее Раевского. За отличия на поле боя ему пожаловали золотую шпагу.

Хотя французы после битвы заняли Москву, а русские уступили древнюю столицу, дух войска не был сломлен. Вся нация переживала редкий патриотический подъем и последующие события показали, что гордость своей страной была не напрасной.

Москва была крайней точкой на востоке, до которой дошел Наполеон. Прожил он там чуть больше месяца, а затем маятник мировой истории, постепенно разгоняясь, начал свое движение в другую сторону. Он перемалывал и “великую армию”, и славные завоевания, и даже самонадеянность французского императора. Несмотря на постоянный приток свежих сил и военный талант, Наполеон вынужден был отступать. Война приближалась к Парижу, и все время на переднем её крае был Мишель. Он участвовал во всех крупных сражениях и почти после каждого из них получал награды. Закончил он войну в столице Франции и несколько месяцев жил в городе, который был законодателем мод для всего мира. Но насладиться парижской жизнью Мишель не успел, потому что Александр I приказал гвардии возвращаться в Петербург.

V

Во время долгих походов Лунин делил с солдатами все опасности и лишения. На собственном опыте он убедился в прекрасных душевных качествах своего народа. Народа, который удивил мир своей храбростью, а у себя на родине вынужден был терпеть нищету и лишения. Даже в странах, проигравших войну, не творилось бесчинств, которые в России были обычным явлением. Молодым офицерам, побывавшим в Западной Европе, российская действительность казалась страшным кошмаром. Большинство из них вместе с Марцеллом готовы были воскликнуть: “Неладно что-то в Датском королевстве!” Да и сам король – Александр I – прекрасно понимал, что реформы в управлении страной необходимы. Общественное мнение оказывало давление даже на него. На заседании Польского сейма император обещал ввести в России конституцию, а в частных беседах с неудовольствием отмечал, что после Отечественной войны его офицеры непростительно поумнели. Они стали нетерпимы к самодурству даже со стороны членов императорской фамилии. У Романовых же оно было прочной родовой чертой. Начиная с Павла I, у них совершенно отсутствовало понимание военного искусства. Они потому так часто и устраивали парады, что стратегия настоящих битв была им абсолютно непонятна. Особенно усердствовал младший брат царя – великий князь Константин. Он командовал кирасирской бригадой, в подчинении которой были кавалергарды. Ему казалось недостаточным, что русские войска одерживали победы на поле боя, ему надо было, чтобы они правильно тянули носок на плацу. Однажды, недовольный действиями поручика Кошкуля, Константин набросился на него с обнаженным палашом. Офицер выбил палаш из руки цесаревича и сказал:

– Не извольте горячиться.

Учения были тот час же прекращены, а вскоре адъютант Константина приехал за поручиком. Кошкуль простился со своими товарищами и отправился во дворец, ожидая суда и приговора. Но великий князь встретил его с распростертыми объятиями.

– Спасибо тебе, голубчик, – воскликнул он.

– За что? – удивился Кошкуль.

– Ты ведь спас мою честь. Что бы сказал государь? Что бы сказала вся армия, если бы я на учениях изрубил своего офицера!

А на следующий день Константин извинился перед всеми офицерами бригады, по-рыцарски объявив, что готов дать удовлетворение каждому, кто этого пожелает. И тотчас же перед великим князем появился Лунин.

– Я не могу отказаться от чести драться с вашим высочеством на поединке, – сказал он.

Все замерли от удивления. Цесаревич тоже не ожидал такого поворота. Несколько секунд он рассматривал Мишеля, но видел лишь холодный, вызывающий взгляд.

– Молодец, настоящий кавалергард, – сказал, наконец, Константин. – Как тебя зовут, герой?

– Лунин.

– Браво, Лунин, мне твоя наглость нравится.

– Мне и самому она очень нравится, – не моргнув глазом ответил поручик.

– Если ты и на деле таков же, как на словах, я готов тебе покровительствовать.

– Спасибо, ваше высочество, – почтительно склонив голову, сказал Мишель, – а как насчет дуэли?

– Ну, брат, для этого ты еще слишком молод, – засмеялся Константин и дружески хлопнул Лунина по плечу.

Храбрец, отважившийся принять его вызов, понравился цесаревичу. Константин Павлович чувствовал, что в этом отчаянном поручике есть глубокий ум, изысканные манеры и холодный расчет. Как раз те качества, которых не хватало ему самому. Вскоре он выяснил, что Лунин – племянник М. Н.Муравьева – его воспитателя и, стало быть, принадлежит к очень древнему дворянскому роду, а потому ничего зазорного не будет в том, чтобы приблизить молодого человека к себе. Он, пожалуй, один не побоится сказать правду, какой бы неприятной эта правда не оказалась. Надо только подготовить его к будущей должности. И великий князь старался удержать Мишеля от новых проделок, хотя иногда, не скрывая любопытства, расспрашивал, что еще успел Лунин натворить. А Мишель, чувствуя неослабевающее внимание цесаревича, старался доказать и окружающим и самому себе, что это никак не ограничивает его свободы.