Kitabı oku: «Взгляд щенка»

Yazı tipi:

ISBN 978-5-0055-7067-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я родился пушистым и белым

Я родился пушистым и белым
И был даже вначале не против,
Но, естественно, первым же делом
Получил по младенческой попе.

Так с тех пор повелось и поныне:
По лицу, по рукам и по почкам.
Волокут на верёвке по глине,
По камням, по асфальту, по кочкам.

Стал колючим я, стал грязно-серым,
Но в подвале ночами упорно
Я вылизываю своё тело,
Чтоб не путалось белое с чёрным.

Шерсть, свалявшуюся колтунами,
Выгрызаю с надеждой и верой:
Не забудет Господь за делами,
Даст уйти мне… пушистым и белым.

Путник

По ненато́ренной дороге
Под тяжким гнётом
Шёл путник с думою о Боге
К Петра воротам.

Который год шёл не спеша,
Неутомимо.
Шёл без гроша, собой верша
Путь пилигрима.

Устав, прилёг он отдохнуть
На край тропинки,
А в голове бурлила муть,
В глазах соринки.

И дума вязкая, как гной,
Текла по жилам,
А он беседу вёл с собой,
Как с Гавриилом.

Идти трудней всегда вперёд,
Но в чём причина?
Тебя ведь Бог с собой ведёт,
Христианина.

Назад же, к дьяволу, стезя
Куда как проще.
Туда домчишь, не тормозя,
Свои ты мощи.

Дорога в Ад всегда вкусна́,
Пьяна и сла́дка,
И так легко достигнуть дна
На пир упадка.

***

Свой выбор сделав, путник встал,
Вздохнул глубо́ко…
Зачем не зная, пошагал
Путём пророка.

Ни о чём

Ну зачем я пишу, не знаю…
Будто осень грозит стихией,
Или ветер, тучи вздымая,
Хочет вылить их над Россией.

Мокрый лес от тумана зябнет,
Очумело шумят деревья,
И рука от волненья слабнет,
В беспокойстве ломая перья.

Да не надо мне ставить лайки,
Ничему это не поможет.
Расскажи, и тогда мои байки
Может, кто-то ещё размножит.

Может, отзвук проникнет в душу
В тот момент, когда он и нужен.
Вроде выбрался ты на сушу,
Но цунами твой дом разрушен.

Шторм неистово море качает,
Берег скалится топляками…
Ничего это не означает,
Выбирайте свой образ сами.

Я зачем-то пишу, не знаю…
Видно, сердце сказать что-то хочет.
Нашу молодость вспоминая,
Беспрестанно прибой грохочет.

Буран

У меня сегодня праздник, поверь!
Ведь на улице метель. Забуранило…
Воет вьюга, словно раненый зверь,
Снежной бурей и меня снова ранило.

По карманам кучу дел рассовав,
Рвусь на волю, где пурга раскричалася:
Несвободен только тот, кто неправ,
А повержен только тот, кто отчаялся.

От пощёчин снежных ноет щека,
Куртку настежь, а карманы все выверну,
И навстречу ветру двину, пока
На широкий тракт проезжий не выверну.

Воздух тёмен и тяжёл, словно ртуть,
Не откроешь рта, ни зги не виднеется.
Но упрямо подставляю я грудь,
Побеждает только тот, кто надеется.

Не гундось ты, вьюга, на проводах,
По ногам буран пусть бьёт и толкается,
Все мы движемся вперёд лишь тогда,
Когда двигаться вперёд запрещается.

В венах кровь колотит бешено, в такт
Залпам ветра, крепко сцепленным звеньями.
Не пробиться сквозь сугробы никак,
Тем, кто связан, словно цепью, сомненьями.

Я в пушистых волнах снега тону,
Шестикрылых звёзд топчу бисер в крошево
И верчу по кругу думу одну:
Трудно там лишь, куда влез ты непрошено.

Как мне нравится с бураном игра,
Проигравших здесь всерьёз не случается…
А вот завтра на работу с утра,
Праздник кончился, но жизнь продолжается!

Атеист

Говорил мне поп, внушая строго:
«Ты рождён, чтоб только славить Бога!»
Я из этого согласен утвержденья
Только с фактом моего рожденья.

Я зачем рождён? – скажи на милость.
Есть ли смысл в моём существованье?
Мне сегодня ночью что-то снилось…
О предназначенье и призванье.

Говорил зоолог с убежденьем:
«Ты лишь эволюции творенье».
Соглашусь вполне с её итогом,
Сотворить деньжат ещё б немного.

И давно я не томлюсь вопросом:
Быть ли тварью божией дрожащей?
Или наслаждаться жизнью просто
Тихой и бурлящей, настоящей.

Ухожу

Всем остающимся – удачи!
Я ухожу.
Сквозь зубы, сдержанно, не плача,
Я процежу:

«Я вас любил, не всех, но многих…
Прости мне, Бог,
Я не держался правил строгих,
Грешил как мог.

Пусть не назло, не специально
Топтал цветы
И спорил изредка бездарно
До хрипоты.

Всегда плутал и сомневался
Во вся и всём,
До цели так и не добрался —
Не стал ферзём».

Но цель – не главное в дороге,
Ведь путь тяжёл,
И важно, в общем-то, в итоге,
Как к ней ты шёл.

Мой путь кривился постоянно,
Трещал, скрипел,
И, как бы ни казалось странно,
Я всё стерпел.

Я выворачивал упрямо
С окольных троп,
И тут же скатывался пьяным
В чужой окоп.

Я выползал, глотая глину,
Кляня себя,
Но чёрный ангел гнул мне спину,
По мне скорбя.

В трущобах дней однообразных
Мне книг не счесть,
Которых я в заботах праздных
Не смог прочесть.

И добрых дел до боли много
Не совершил,
А непонятную тревогу
Вином глушил.

И чёрный ангел, нагловатый,
Пример «добра»,
Изрёк глашатай бесноватый:
«Пришла пора…»

«Куда спешишь ты, чернокрылый?
Погодь чуть-чуть!
Чего ты скалишься уныло?
Не кончен путь!

Дом не достроен, сад не вырос,
И болен внук.
Так что залезь к себе на клирос,
Мне недосуг».

Но огрызаться бесполезно,
Фатален рок.
Распахнута любезно бездна,
Отмерен срок.

Я ухожу не по желанью,
И всем друзьям
Скажу: «Примите пожеланье —
Удачи вам!»

Пешка

Стояла пешка на седьмой горизонтали,
Уверена – остался только шаг,
Но сделать ей его так и не дали
И вырвали из рук победный флаг.

Гроссмейстер – ас, спланировал всё точно,
Как ми́ттельшпи́ль, за полуходом ход,
Прибудет в э́ндшпиль, где всё будет прочно
И выигрыш никто не отберёт.

Что сдача пешки будет не напрасна,
Уверен был гроссмейстер до конца,
И смерть её так жертвенно-прекрасна,
Пример для всех, для каждого бойца.

Изгиб судьбы на клетках чёрно-белых
Неочевиден лучшим игрокам.
Итог решений, явно скороспелых,
Стал образцом зевка ученикам.

Ответный ход всё доказал отлично,
Цугцва́нг, как и всегда, привёл в цейтно́т
Гроссмейстер встал, ругнулся неприлично…
С тех пор он пешки очень бережёт.

Моя элегия ведёт меня к итогу:
Путей к победе может быть мильон,
Но, собираясь в дальнюю дорогу,
Придётся пешек взять дивизион.

ХХ

Век двадцатый,
Век печальный,
Век, принесший столько бед,
Век, прогнивший изначально,
Ты ушёл,
Тебя уж нет…
***
Мы мечтали, и серьёзно:
Двадцать первый век придёт —
Ни один жучок навозный
К нам туда не попадёт.

Мы вещизм в себе давили,
Изгоняя как сорняк,
Мысль о личном изобилье,
Я не знал, что я – бедняк.

Мы терпели, мол, недолго,
На подходе новый век,
И считали – скоро гордо
Распрямится человек.

Коммунизм на всей планете,
Чистота и рай кругом,
Мир так праздничен и светел,
Полна чаша – каждый дом.

Ну, конечно, НИИ ЧА́ВО,
Без фантастики – никак,
По орбитам величаво
Бродит спутников косяк,

Люди честны по природе,
Преступлений больше нет,
Все имеют огороды
На ближайшей из планет.
***
Но мечты с мечтами споря,
Плыли мимо, а пока
Мы, не ведавшие горя,
Не валяли дурака.

Изучали всяких разных
Революций дружный хор:
Социальных, буржуазных
И французский термидор.

Мы хотели многотонной
Стать громадой добрых дел,
Только пятою колонной
Среди нас Плохиш пыхтел.

Силы юные копились,
Выясняется – не зря:
Для свержения сгодились
Большевистского царя.

Красный галстук, стяг наш алый,
Искор пламенная пыль…
Стал нам красный цвет, пожалуй,
Не как память, а как быль.
***
Верую я, верю всё же,
Говорят, что я чудной…
Но нацизм – в России? Боже,
Что ты сделал со страной?

Ваххабиты и скинхеды,
Педерасты всех мастей,
Думские законоведы
С языками без костей.

Гомон, гул, раздор, делёжка,
Не уступят волосок.
Где моя большая ложка?
Где мой лакомый кусок?

Перегрызлись, аки звери,
За свои чаны дрожат,
А границ открыты двери,
И там коршуны кружат.

С новой верой и порядком
Прёт на ужин жирный коп,
Фермер так по своим грядкам
Аппетитный рвёт укроп.

Новый век стоит непрочно,
Судный день занёс топор —
Двадцать два, все знают точно,
Это явный перебор.

В двадцать первый погружаясь,
Не впишусь я, как изгой,
И, ночами просыпаясь,
Я хочу назад, домой.
***
Век двадцатый,
Век пропащий,
В моём сердце не поблек,
Теперь странно так звучащий:
Век двадцатый —
Прошлый век.