Kitabı oku: «Непраздничные люди. Пьесы», sayfa 2
ЛАВРЕНТЬЕВ (перебивая). Никаких вин! Еще не хватало! (Берет рюмку Макарова.) Мужики у тебя пьют водку! И гордо пьянеют за твое здоровье и невероятную красоту. Правда, Пал Михалыч?
МАКАРОВ (усмехнувшись). Да, за такую красоту можно.
ВИКА (качая головой и кокетливо закатывая глаза от удовольствия, Лаврентьеву). Как поэтично, гусар ты мой летучий! (Макарову.) Павел, тебе удобно? Не дует? Накладывай в тарелку, пока эти всё не подмели.
СОШНИКОВ (возражая). Еды хватит и на завтра. (Заговорщицки улыбается сидящему напротив Лаврентьеву.) А уж водки – тем более.
Лаврентьев согласно кивает, разливает всем, ставит бутылку. Вика садится во главе стола, Сошников наливает ей вина.
ЛАВРЕНТЬЕВ (наклоняя голову в сторону Вики, добродушно). Что тебе положить, птичка моя? Салатику? Ветчинки?
ВИКА (шаря взглядом по столу, тоненьким детским голоском). Ой, и того, и другого, и можно без хлеба! (Театрально всплескивая руками.) Прощайте, диеты, сегодня мой день!
Лаврентьев кивает и проворно подхватывает ее тарелку. Под ней оказывается розоватый запечатанный конверт.
ЛАВРЕНТЬЕВ (накладывая салат, при этом с любопытством поглядывая на конверт). Это что за штука такая?
СОШНИКОВ (потихоньку протягивая руку). А мы сейчас узнаем.
Вика с улыбкой легонько хлопает его по протянутой руке.
ВИКА (загадочно). Ручки прочь. Это мой секрет. Придет время – узнаете.
СОШНИКОВ (Лаврентьеву). Во как, слыхал?
ЛАВРЕНТЬЕВ (цепляя вилкой кусок ветчины). Похоже, наша деточка напридумывала конкурсов для своих любимых стариканов. И нас ждет культурная программа.
РУШЕВИЧ (Вике, с иронией). Смотри только, чтобы они не напились раньше всяких конкурсов.
ЛАВРЕНТЬЕВ (усмехаясь, Рушевичу). Тогда, Василич, твои шансы на победу в них резко возрастут. Хотя я без борьбы не сдамся, учти.
ВИКА (насмешливо). Вот болтуны. Ладно, давайте выпьем, мужчины.
Лаврентьев с готовностью поднимает рюмку, встает.
ЛАВРЕНТЬЕВ (с улыбчивой торжественностью, поглядывая на Вику). Итак, господа! Во главе стола сидит наша несравненная прелесть и терпеливо дожидается комплиментов! Что можно отметить? (Важно разглядывает Вику.) Неземная красота? Да! Молодость и задор? Да! Неординарность? Да! Житейский ум и терпеливость? (После короткой паузы.) Нет! Но это придет со временем! (Вика, смеясь, шутливо ударяет его в бедро.) Да, и еще чувство юмора! Безусловно, присутствует! (Поворачиваясь к Вике всем корпусом и радушно ей улыбаясь.) Но все это не так и важно. Ведь мы просто любим тебя, ласточка наша! Будь здорова, так же воздушна и ослепительна!
ВИКА (светясь улыбкой). Ух ты! Спасибо, дорогой!
СОШНИКОВ и РУШЕВИЧ (гулко). Ура!
Макаров радостно улыбается.
Лаврентьев наклоняется и целует Вику в висок. Та ласково треплет его по голове.
ЛАВРЕНТЬЕВ (всем). Всё, мужики могут выпить стоя!
Все встают, чокаются. Лаврентьев, Сошников и Макаров пьют до дна, Рушевич лишь немного пригубляет.
Вика делает маленький глоток, смакуя. Поглядывает на всех с улыбкой.
ЛАВРЕНТЬЕВ (садясь, поморщиваясь). Какая ядреная-то! (Сошникову). Это ты покупал?
ВИКА. Нет, это мы с Максом закинули.
ЛАВРЕНТЬЕВ. С каким еще Максом? Это с водителем папкиным?
ВИКА. Ага, он меня утром привез с провизией и уехал.
Лаврентьев берет бутылку, разглядывает этикетку, пожимает плечами.
ЛАВРЕНТЬЕВ. Хорошая вроде, но резковатая такая. (Сошникову и Макарову). А вам как?
СОШНИКОВ (поглощая салат). Да нормальная.
МАКАРОВ (пожимая плечами). Я вообще-то водку почти не пью, но вроде ничего.
Лаврентьев усмехается Макарову, хочет что-то ему сказать, но передумывает, поворачивается к Рушевичу.
ЛАВРЕНТЬЕВ (ехидно). Ну а как на этом фланге? Только нос помочил?
РУШЕВИЧ (скупо усмехнувшись). У меня своя доза. За вами, алкашами, даже пробовать гнаться не буду.
СОШНИКОВ (Лаврентьеву, со смехом). Надо будет напоить его как-нибудь. Наверное, тот еще цирк начнется.
ЛАВРЕНТЬЕВ. В другой раз. Да и что с него взять, ну начнет лекцию какую-нибудь пьяную читать. (Насмешливо толкая Рушевича в бок.) Политэкономию какую-нибудь, а, Василич?
Рушевич неопределенно хмыкает, тянется за хлебом.
ЛАВРЕНТЬЕВ (кивая Сошникову). Во. Вот тебе и весь сказ. Только бы пожрать. (Снова смотрит на Макарова с улыбкой). Лучше Михалыча напоим. Наверное, будет куда интереснее, а, дядя Паша?
ВИКА. Евген, ты закусывай лучше, нечего к людям приставать. Успеете еще поговорить.
ЛАВРЕНТЬЕВ (лукаво улыбаясь Вике). Ну вот хочу я разговорить нашего нового друга. Пусть он скажет что-нибудь, а я пока пожую.
МАКАРОВ (усмехнувшись, смотрит на Лаврентьева). У вас и так неплохо получается. Вроде не нуждаетесь в ассистентах. (Вике.) Вкусный стол, Вика, только, смотрю, еще не все гости на месте?
На столе две пустые тарелки с приборами и два бокала – между Лаврентьевым и Рушевичем, Сошниковым и Макаровым.
ВИКА. Да, будут еще две моих подружки – Лерка и Маринка. Одноклассницы.
ЛАВРЕНТЬЕВ (жуя). Мда? И чем занимаются одноклассницы?
ВИКА. Да так, живут-поживают… Лерка менеджером в турагентстве, Маринка репетиторствует и собак разводит.
ЛАВРЕНТЬЕВ. Собак разводит? (Гримасничая.) В собачьем суде, что ли?
ВИКА (со смехом). Балда. Собачница она, понимаешь? Некоторые любят собак.
ЛАВРЕНТЬЕВ (с иронией). Ага, и побольше, чем людей.
ВИКА. Кстати, обе незамужем. Так что советую не напиваться.
ЛАВРЕНТЬЕВ (ухмыляясь). Или сделать это побыстрее, чтобы обе точно понравились.
ВИКА (слегка нахмуриваясь). Кто-то за такие шутки сейчас получит по голове.
ЛАВРЕНТЬЕВ (примирительно). Ладно, лапа, не обижайся. (Хватает бутылку.) Лучше слушай следующий тост! (Глянув на Макарова.) Вот, Пал Михалыч жаждет сказать пару слов.
Макаров, застигнутый врасплох, удивленно смотрит на Лаврентьева. Тот озорно подмигивает ему, наливая в его стопку.
ВИКА (Лаврентьеву, с нежной улыбкой глядя на Макарова). Недооцениваешь ты его. А ведь Павел может сказать не хуже тебя, Евген.
ЛАВРЕНТЬЕВ. Замечательно, мы все внимание.
Все смотрят на Макарова, ожидая. Макаров задумчиво улыбается, глядя в тарелку.
МАКАРОВ. Что ж. (Оглядывает всех, останавливает взгляд на Вике, говорит негромко и проникновенно). Хотя с нашей общей любимицей я знаком совсем недолго, этого времени хватило, чтобы увидеть в ней человека не просто привлекательного внешне, но и яркого, необычного внутренне… (После паузы). Я хочу выпить за нашу общую удачу. За то, что всем нам, Вика, так повезло познакомиться с тобой и сегодня оказаться за этим столом. Видеть тебя рядом, слышать, говорить с тобой и о тебе. Будь здорова и… (Улыбается, разводя руками.) Просто будь!
ВИКА (хлопает в ладоши, сияя). Ура! Павел, милый, спасибо!
СОШНИКОВ. Вах, красиво.
ЛАВРЕНТЬЕВ (усмехаясь, при этом пристально глядя в глаза Макарову). Да, Пал Михалыч, порадовал девушку!
ВИКА (Лаврентьеву). Говорила тебе? (Макарову, весело). Павел! Разрешаю поцеловать в щечку.
ЛАВРЕНТЬЕВ (хмыкая, с иронией). Да, вечер для нового гостя уже прошел не зря.
Макаров подходит к Вике. Та встает, неотрывно глядя на него с ласковой улыбкой. Он наклоняется к ее щеке. Вика мягко обнимает его за плечи.
СОШНИКОВ (насмешливо). Вот оно, начало культурной программы.
ЛАВРЕНТЬЕВ. Да, трогательно. (Оглядывает стол, тянется за салатом).
Макаров, немного смущенный, возвращается за стол. Вика, напоследок нежно дотронувшись до его плеча, провожает его теплым взглядом, садится.
СОШНИКОВ. Сразу захотелось сказать что-то хорошее. Или так разрешишь поцеловать?
ВИКА (шаловливо усмехнувшись, качает головой). Сперва тост. Баш на баш. (Всем.) Кстати, может, уже выпьем за слова Павла?
РУШЕВИЧ. Кто-то уже выпил. Больше целоваться надо.
Его рюмка пуста.
ЛАВРЕНТЬЕВ (усмехается Рушевичу). О, и этому не терпится. Ох, Викуля, берегись, Василич допил первую.
Вика и Сошников заливаются смехом, Макаров улыбается. Выражение лица Рушевича не меняется, он деловито спокоен.
Лаврентьев, Сошников и Макаров звонко чокаются с Викой, выпивают. Та вновь делает маленький глоток, на этот раз смотрит только на Макарова. Тот, ставя стопку, тоже сразу поворачивает голову к Вике. Встретившись с ней глазами, спешно отводит взгляд, осматривает комнату. Вика, кивнув, едва заметно улыбается.
ВИКА. Как тебе обстановка, Павел?
МАКАРОВ (продолжая осматриваться). Здесь мило. Комфортно, светло. (Бросает взгляд за окно.) Вообще хорошее место для дома. Тихо, спокойно, лес, река недалеко. Наверное, твой папа любит это место?
ВИКА (с улыбкой качает головой). Мой папа здесь почти не бывает. (В голосе появляется отчетливый сарказм.) У него есть домик побогаче, да еще несколько квартир в городе. Он на такую красоту уже не разменивается. Да и отдыхает редко, занят политикой и коммерцией. (Смотрит по сторонам.) А мне здесь нравится. Даже какие-то вещи сюда купила. Занавески, люстру… Вот картину из дома привезла. (Кивает в сторону пейзажной акварели на стене). А так… Простаивает дом в основном, хотя можно навезти продуктов, да и жить здесь… (Задумчиво.) В мире и согласии с собой.
ЛАВРЕНТЬЕВ (едко). С разрешения папы.
ВИКА (несколько секунд смотрит на Лаврентьева, затем грустно улыбается). Это да.
МАКАРОВ. А на втором этаже что?
ВИКА. Спальня. Заходишь и падаешь на кровать.
СОШНИКОВ (ухмыляясь). Прямо любовное гнездышко.
МАКАРОВ. Потом зайду посмотрю с твоего разрешения.
ЛАВРЕНТЬЕВ (приподняв бровь, игриво). Там ложе нашей принцессы, Пал Михалыч. Чтобы попасть туда, надо очень постараться.
Сошников и Рушевич смеются. Макаров, слегка покраснев, усмехается.
ВИКА (с непринужденной улыбкой). Дураки.
Внезапно из прихожей слышится звонок мобильного телефона. Легкомысленная энергичная мелодия.
ЛАВРЕНТЬЕВ. О! Земля вызывает Викулю. (Берет бутылку, разливает по стопкам, Сошникову.) Твой тост, братец Стас, будь готов.
Вика торопливо скрывается за занавеской, возвращается с ярко-красной трубкой-«раскладушкой». Смотрит на номер, улыбается, откидывает прядь волос, подносит телефон к уху.
ВИКА. Ну привет, дорогая!.. Да!.. Спасибо!.. (Вдруг ее улыбка меркнет.) Что? Как это, почему?.. А что случилось?.. Алло!.. Да-да!.. Ну? Так… Так… Да ты что… (Взволнованно проводит рукой по волосам.) Так вы едете уже?.. Куда-куда?.. А ближе не было, что ли?.. Ну, вы даете… Что? Да… Здесь… Ну, сидим… (Смотрит на Лаврентьева.) Ну вообще-то… да… Хорошо, я узнаю… Сейчас… Да сейчас, подожди!
Вика прижимает трубку к груди, не сводя глаз с Лаврентьева. Тот с легкой выжидающей улыбкой смотрит на нее. Кажется, он слегка захмелел.
ВИКА (с волнением в голосе). Евген, нужны деньги, срочно. У тебя есть?
ЛАВРЕНТЬЕВ (равнодушно). Сколько?
ВИКА. Ну… Тысячи две.
ЛАВРЕНТЬЕВ. Допустим.
ВИКА (в трубку). Лерыч? Алло!.. Есть!.. Да! А вы где?.. Где едете, спрашиваю? (Бросает взгляд на часы.) Ну подъезжайте, я вас встречу! Да, у шоссе… Да!.. Хорошо!.. Ладно, всё… (Захлопывает крышку телефона).
СОШНИКОВ. Что стряслось-то?
ВИКА (Лаврентьеву). Нужна еще машина. На полчаса.
ЛАВРЕНТЬЕВ (поворачивается к Вике, на лице ироническое удивление). Может, еще и ключ от квартиры возьмешь?
ВИКА (настойчиво). Очень надо. Всего на полчаса.
СОШНИКОВ. Викуль, да в чем дело?
ВИКА (торопливо переводит взгляд на Сошникова, сбивчиво тараторит). У Маринки с собакой что-то. То ли под машину попала, то ли еще что, я не разобрала. В общем, поехали к ветеринару. И выяснилось, что он уехал за город. Вот они созвонились с ним и на Леркиной машине помчались. С этим псом. И денег ни копейки, как оказалось, даже заправиться не на что. А там надо лекарство какое-то или… не знаю, деньги нужны, короче! Они будут проезжать мимо нас минут через десять. По шоссе. Мне надо их встретить и передать деньги. Стас. (Поворачивается в Лаврентьеву). Евген.
СОШНИКОВ (Лаврентьеву). Ну дай ты ей тачку, не жмись. Раз такое дело. До шоссе и обратно ведь.
ЛАВРЕНТЬЕВ (бросив быстрый косой взгляд на Сошникова, Вике). А мне, стало быть, не доверяешь?
ВИКА (серьезно). Женя. Пожалуйста. Дай ключи. Тебе уже нельзя за руль.
Лаврентьев хмыкает и, поколебавшись, лезет в карман пиджака. Достает связку ключей.
ЛАВРЕНТЬЕВ. Ладно, бригада единомышленников. (Отдает связку Вике.) Только из уважения к волшебному слову. (С нажимом.) Езжай очень осторожно.
ВИКА. Хорошо.
РУШЕВИЧ. И деньги не забудь, браток.
Лаврентьев поворачивается к нему, Рушевич невинно подмигивает ему из-под очков. Лаврентьев, недобро усмехнувшись, достает бумажник, отсчитывает купюры.
ЛАВРЕНТЬЕВ (отдавая деньги Вике). Ну, привет псу, чтоб он был здоров.
Вика берет деньги, вскакивает, быстро обнимает Лаврентьева за шею и молча убегает в прихожую.
Возвращается в коротком клетчатом пальто.
ВИКА (всем). Ну, пока, мальчики! Не хулиганьте здесь, я скоро приеду.
СОШНИКОВ (с улыбкой). Счастливо, Викуля, возвращайся. За мной тост, за тобой поцелуй.
Вика усмехается. Перед тем как уйти, задерживает взгляд на Макарове. Хочет что-то сказать, но передумывает, просто машет рукой. Тот тепло улыбается в ответ, кивает ей.
Вика уходит.
В комнате Лаврентьев, Сошников, Рушевич и Макаров. Какое-то время сидят молча.
Лаврентьев смотрит в окно. Видит, как появляется Вика, отпирает ворота, быстро идет к машине, отключает сигнализацию, садится за руль.
ЛАВРЕНТЬЕВ (ласково, почти мурлыча). Что же ты так суетишься, сказка моя круглопопая… Вот только стукни тачку, я ж тебя изнасилую с особым цинизмом.
Макаров перестает жевать, смотрит на Лаврентьева в некотором оцепенении. Тот не замечает, внимательно следя за тем, как машина медленно выезжает из ворот и исчезает из вида.
РУШЕВИЧ (Лаврентьеву, наливая себе сок). Ну да, а потом ее папа тебя изнасилует.
Лаврентьев, оторвавшись от окна, в легкой задумчивости смотрит на Рушевича, будто не сразу узнает, затем привычно ухмыляется.
ЛАВРЕНТЬЕВ. Да нет, Василич, не так страшен папа, как его малюют.
РУШЕВИЧ (иронически приподнимает брови). Да неужели? Это с каких таких пор?
ЛАВРЕНТЬЕВ (хитро прищуриваясь). А с таких, мой непросвещенный дружок. Папино время уходит. Оттого-то он так и суетится. А все равно, сколько недвижимости не накупи, в могилу не унесешь. Да и в тюрягу тоже. А ему дорога либо туда, либо сюда. Политика его с неприкосновенностью заканчивается, врагов себе много нажил, так что… долг платежом.
СОШНИКОВ (невесело ухмыляясь). Да, недолго ему осталось в королях ходить.
РУШЕВИЧ (мрачно, Лаврентьеву). Не волнуйся, на твою долю хватит. Или на его место метишь?
ЛАВРЕНТЬЕВ (удивленно). Я? Нет, дружище, я в такие игры не играю. А если и играю, то никогда не заигрываюсь. А вот он явно перебрал со сладкой жизнью. (Весело.) Слишком сладко – тоже горько, а?
РУШЕВИЧ. Так в чем же тогда дело?
ЛАВРЕНТЬЕВ. Да девчонку жалко. Пропадет ведь. Вслед за папашей своим сгинет. Тоже к вкусному привыкла, избаловалась. Скорее бы уж замуж, что ли, выскочила. Может, повезет.
РУШЕВИЧ. Так женись, кто мешает.
ЛАВРЕНТЬЕВ (недоуменно смотрит на Рушевича, затем прыскает от смеха, поворачивается к Сошникову). Слышь, Стас, этому больше не наливаем.
РУШЕВИЧ (бесстрастно). А что же? Сложности?
ЛАВРЕНТЬЕВ (смеясь). Сложности? Да уж, сложности, брат Рушевич. В виде удавки на шею. (Выпивает стопку, морщится, снова наливает.) Неразумный ребенок, который не имеет представления о том, чего стоит заработать хотя бы кусок хлеба на этом столе, а жизнь видит только на глянцевых обложках и в своих потешных гламурных статьях. И ее папаша, который кончит тем, что наделает долгов и оставит дорогого зятя с дочурой за них расплачиваться. Как-то не улыбает меня такой расклад ни разу. Это игры для молодых да богатых. Вот такого бы нашей Викуле в супруги, пусть увозит ее куда-нибудь в Монте-Карло с глаз долой, пока еще можно. А мы, старые пердуны, будем квакать от удовольствия, следя за ее ужимками издалека. (Замечает окаменевшего от его слов Макарова, подмигивает ему). Правда, Пал Михалыч?
МАКАРОВ. Что «правда»?
ЛАВРЕНТЬЕВ (недобро усмехаясь). Ну, как ты считаешь, можно ли тебе или мне жениться на нашей… Как ты сказал? «Общей любимице»?
МАКАРОВ (после паузы, сдержанно). Я человек старомодных взглядов. Для меня «жениться» – это, прежде всего, значит «любить», а уже потом все остальное. Важнее всего единение, прежде всего духовное.
За столом секундное замешательство, которое сменяется взрывом хохота.
Заливистый смех Лаврентьева сопровождается усталым поскрипыванием его стула. Сошников случайно опрокидывает стакан с соком, но даже не замечает этого, сгибаясь от хриплого смеха. Рушевич улыбается Макарову своей зловещей улыбкой.
МАКАРОВ (с усилием). Рад, что вам смешно.
ЛАВРЕНТЬЕВ (отсмеявшись, тяжело дыша). Мы тоже рады, добрейший Пал Михалыч, что в нашей компании присутствует такое чудо, как вы! (Его слезящиеся от смеха глаза смотрят на Макарова в упор). Последний рыцарь. Мечтающий о любви, невзирая на сложные климатические условия.
СОШНИКОВ (замечает упавший стакан, смеясь, поднимает его). Представляю себе нашу Вику в коммунальном гадюшнике в передничке у засранной плиты. И с ребенком на руках. Печальную, но влюбленную по уши. Плакать хочется от восторга, честное слово.
ЛАВРЕНТЬЕВ (кивая и подвывая от смеха). Ой… Хватит, Стас, я уже не могу… (Макарову). Давайте лучше выпьем, а, Пал Михалыч? Окажете любезность?
МАКАРОВ (отрешенно). За что же выпьем?
ЛАВРЕНТЬЕВ (задорно). За что? Как за что? (Поет, не попадая в ноты). Выпьем за любо-о-вь… тара-рам-тарам-тарам-там-там… (Выпивает, морщится, кашляет).
РУШЕВИЧ. Всё, Евген запел.
СОШНИКОВ (смеясь). Жаль, девчонки не заедут, послушали бы его бархатистый тенор. (Выпивает).
ЛАВРЕНТЬЕВ (распаляясь). Да что там мой тенор, вот Пал Михалыч бы им спел, это им бы понравилось. О любви, да, дядя Паша? (Кашляет). Особенно этой… собачнице бы понравилось… И сразу замуж, без разговоров! Взял бы собачницу-училку в жены, правда, Михалыч?..
Лаврентьев пытается смеяться, но снова заходится в приступе удушливого кашля.
Когда кашель, наконец, стихает, Лаврентьев несколько секунд смотрит перед собой странным бессмысленным взглядом. Затем внезапно боком валится со стула. Это выглядит немного комично, будто его очередная шутка. Какое-то время все сидят в неловкой тишине, ожидая, что Лаврентьев поднимется. Сошников издает нервный смешок, заглядывает за стол.
И, охнув, бросается на колени рядом с Лаврентьевым. Отшвыривает в сторону подвернувшийся стул Вики, разрывает на груди Лаврентьева рубашку. Слушает сердце, щупает пульс, проверяет дыхание.
К Сошникову, роняя стул, кидается опомнившийся Рушевич. Макаров поднимается на ноги и недоуменно следит за происходящим.
Музыка обрывается.
СОШНИКОВ (старается привести Лаврентьева в чувство, бормочет). Что ж за дела-то… Евген!.. Ну же… Не дышит… Нет, не дышит… И сердце стоит… (Беспомощно оглядывается по сторонам, замечает Макарова, кричит ему). Телефон где твой? Слышишь меня? Где она его спрятала, вспомни!
Макаров ошарашенно смотрит на него.
РУШЕВИЧ (нервно, почти истерично). Что это все значит?
СОШНИКОВ (неумело пытается сделать Лаврентьеву массаж сердца, с досадой). А я почем знаю! Ты же был рядом, все видел! Сидел и вдруг свалился! Как подкошенный… (Ругается сквозь зубы, снова прислушивается). Ничего. Хана. Неужели… Ох, Евген, что же ты… И машину отдал нашей…
Внезапно он останавливается. Выпрямляется.
СОШНИКОВ (кричит, вскидывая руки). Стоять всем! Не двигаться!
Поворачивает к Макарову и Рушевичу покрасневшее от напряжения лицо, в его глазах смесь торжества и ужаса.
Сошников шарит глазами по столу, затем осторожно поднимает тарелку Вики и медленно достает оставленный ею конверт. Надрывает его. Внутри листок бумаги. Вынимает, разворачивает. Руки заметно дрожат.
ТЕКСТ ЗАПИСКИ (зачитывается голосом Вики, интонация варьируется от смешливо-легкомысленной до неприязненной). «Итак, дорогие мужчины! Случилось что-то непредвиденное? Или просто любопытство пересилило? Так или иначе. У вас мало времени, чтобы найти противоядие. Оно здесь, в комнате. Будьте внимательны. Более внимательны, чем были по отношению ко мне. Надеюсь, увидимся. Хоть с кем-то из вас. Целую, ваша Вика.»
Пауза.
Лицо Рушевича изменилось, словно с него сорвали маску. Из спокойного и безразличного оно превратилось в жалкое, изможденное лицо старика. На нем замерло выражение рефлекторного, панического непонимания.
Макаров побледнел, его пальцы бессмысленно теребят полу пиджака. Он застыл у стола, словно не в силах сдвинуться с места. Потрясенный взгляд прикован к листку бумаги в руках Сошникова.
Сошников держит записку на вытянутых руках, но уже не смотрит на нее, его голова опущена. Он как-то обмяк и теперь скорее полусидит, привалившись к столу.
РУШЕВИЧ (бормочет). Этого не может быть… Не может… Она не может… Нет-нет, не может…
СОШНИКОВ (глядя в пол, отрывисто). Похоже, может. Куколка наша ненаглядная.
РУШЕВИЧ (растерянно смотрит на Сошникова, переводит взгляд на Макарова). Но как… Это же… Это… Это же Вика… Это ее почерк… Я не понимаю… Она… Евген… Что это значит?..
Сошников рывком отталкивается от стола, расправляет плечи. Вновь пробегает глазами листок, складывает его и опускает на стол. Какое-то время молча разглядывает лежащего неподвижно Лаврентьева, глядит перед собой. Наконец, поднимает голову и пристально смотрит на Макарова и Рушевича.
СОШНИКОВ (сухо, решительно). Евген умер. И наше время, похоже, тоже на исходе. (Оглядывает комнату.) Будем искать. Раз наша маленькая гадина так этого хочет. Будем искать. Пока не сдохнем.
Рушевич отшатывается, словно от пощечины. Макаров трет лоб, пытаясь сосредоточиться, при этом неотрывно смотрит на Сошникова. Тот поднимается на ноги и отряхивает брюки.
Картина пятая.
Та же комната несколькими минутами позже. Беспорядок. Дверцы шкафа и буфета распахнуты. По полу разбросана одежда, вещи из шкафа, журналы с полок. Картины сняты со стен, лежат перевернутые у кровати. На кровати в полумраке тело Лаврентьева, накрытое простыней.
Рушевич сидит в кресле, спрятав лицо в ладонях. На столе рядом с недопитой бутылкой водки лежат его очки.
Посреди комнаты, устало осматриваясь, стоит Сошников. Наконец, он опускает голову, угрюмо глядит себе под ноги.
В комнату входит Макаров. Его пиджак и галстук брошены на стуле, рукава рубашки закатаны. Волосы растрепались. На лбу выступили крупные капли пота, но выражение его лица спокойное, почти безучастное. Кашлянув, он бросает взгляд на Рушевича. Тот сидит без движения. Не поворачивается к нему и Сошников, лишь поднимает голову.
МАКАРОВ (хрипло). Телефона нет, всю прихожую перерыл.
СОШНИКОВ (глухо, глядя перед собой). Не удивлен. Видимо, Викуля прихватила с собой, надевая пальтишко. А наши остались в машине. Обо всем позаботилась.
МАКАРОВ. А противоядие?
Сошников молча качает головой.
РУШЕВИЧ (резко поднимая на них покрасневшие глаза, визгливо). Противоядие! Слово-то какое! Сказочное! Вы что ищете-то хоть, знаете? Что ищете? Пузырек с живой водой? Ха! Да она над нами посмеялась, вот и всё! Это блеф! Понт! Только чтобы мы задержались в этой комнате вместо того, чтобы бежать за помощью! И все рассчитала точно! Мы так и передохнем здесь один за другим! И при этом будем думать только о ней! Как она и хотела!.. (Всхлипывает). Она знала, чего от нас ждать! От нас, никчемных и безмозглых! Раньше надо было думать! Когда посмеивались над ней, считая себя такими мудрыми и уверенными! А теперь самый мудрый и уверенный улыбается вон там, под простынкой!
СОШНИКОВ (сквозь зубы). Заткнись, неврастеник.
РУШЕВИЧ (широко восхищенно улыбаясь). Или что?
СОШНИКОВ. Или я тебя отделаю. Уж я постараюсь напоследок, чтобы тебя не опознали.
РУШЕВИЧ (истерично хохоча). Молодец, Стас! Умница! Давай! Потешь себя! Мне наплевать! Моя жизнь больше ни черта не стоит! Все кончено! Все кончено, вы понимаете это? Все разом перечеркнула одна веселая девочка!..
Внезапно он вскакивает, хватает со стола бутылку водки и торопливо, в три порывистых глотка выпивает остатки. Роняет бутылку, сгибается в кашле, отплевывается. Падает обратно в кресло, заливаясь слезами.
Сошников стоит, не оборачиваясь. Видно, что он с трудом сдерживается. Поворачивает голову к Макарову. На лбу Сошникова от напряжения выступила вена. Макаров смотрит то на Рушевича, то на него с плохо скрываемым ужасом.
СОШНИКОВ (тихо). Как чувствуешь себя?
Макаров пожимает плечами. Сошников кивает.
СОШНИКОВ (неторопливо, сдержанно). А вот мне что-то худо. (Помолчав). Странно все это. Странно. Ведь не первый день знакомы. И никаких крупных ссор. И вдруг такое. С чего бы это, как считаешь?
МАКАРОВ (растерянно проводя рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями). Не знаю. Она необычная. Не такая, какой кажется, это я заметил… Яркая, быстрая, энергичная, живая. Но это лишь оболочка. Наверняка она страдала. И, похоже, очень сильно. От непонимания. От того, что все видят и оценивают только ее внешность. От того, что никого не интересуют ее чувства. А ведь она… Она чувствует. Она способна сопереживать. Она способна… любить…
СОШНИКОВ (после паузы, хмуро). Любить, значит… Сопереживать.
Он поворачивается, неторопливо подходит к столу, оглядывает его. Затем задумчиво приподнимает тарелку Вики. Разворачивается к Макарову. Усмехается ему. И вдруг со всей силы запускает тарелкой в его направлении. Фарфор разбивается рядом с головой Макарова, в него летит россыпь осколков и брызги майонеза. Он изумленно смотрит на Сошникова. Тот, зло сверкая глазами, надвигается на него.
СОШНИКОВ (сквозь зубы). Ты знаешь… Как ни странно, в словах Василича есть логика… Вот только одно в его легенде не сходится. (Он останавливается перед Макаровым, и, сощурившись, смотрит ему в глаза). Знаешь, кто в ней не на месте? (Свирепо.) Ты! Ее новый знакомый, которого никто не видел и не знает! Скромник, рассуждающий о любви и не видящий дальше своего носа! Она никогда не привела бы в дом такую бестолочь! (Хищно усмехается.) Не привела бы просто так. Уж не оттого ли эта ее расчудесная отрава на тебя не действует? Уж не ты ли и помог ей часом, а, радость моя? Ну? Подсобил шлюхе нашей смазливой?..
Вдруг Макаров наносит Сошникову удар в челюсть. Тот отскакивает, поднимает на него недоуменный взгляд, затем улыбается.
СОШНИКОВ. Вот это уже неплохо. Хотя сучка наша, наверное, бьет посильнее, чем ты.
