Kitabı oku: «Убить раба. Часть 2», sayfa 4
ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
«Меня зовут Дмитрий Петрович Кабанов. Я бывший сотрудник уголовного розыска. Хочу сообщить следующую информацию.
В городе действует организованная преступная группа, занимающаяся похищением людей, убийствами, торговлей человеческим органами, присвоением квартир потерпевших. Предположительно, руководителем банды является лицо, имеющее документы на имя Трайбер Герман Алоизович. Его приметы…
В состав банды входят работники городского морга, хирург Аркадий Ефимович, полицейские из села Большой Карабулак…
Одним из потерпевших является Горохов Андрей Сергеевич, скрывающийся по адресу…
Данную информацию я неоднократно пытался довести до начальника отдела полиции № 2 Зайсунцева Д. А. и начальника уголовного розыска Пантелеева А. Н., но в результате оказался подозреваемым по уголовному делу…»
Считается, что люди, получившие при рождении астральную печать «Дева», портят жизнь человечеству занудством и педантичностью. Во всех гороскопах «Дев» клеймят трудоголиками и отказывают в чувственности. И еще составители гороскопов посчитали: треть маньяков были рождены с 22 августа по 22 сентября.
Дмитрий Петрович Кабанов родился 6 сентября и являлся ортодоксальным представителем знака.
Приняв судьбоносное решение на полу вонючей комнаты среди храпящих таджиков, Кабанов принялся действовать с неумолимостью Терминатора.
Мщение сопряжено с материальными затратами. Покушение на убийство Ахметхана являлось способом быстрого заработка. Как любят выражаться киношные злодеи: «ничего личного». Терминатор Шварца молчал во время акций. Возможно, был склепан в сентябре. Кабанов тоже не собирался зачитывать приговор и куражиться над телами врагов. Пантелеев и Зайсунцев представлялись ему злокачественными образованиями в собственном мозгу. Опухоли мешали жить, мутили сознание. Необходима операция, в результате которой больной либо выздоровеет, либо перестанет существовать.
Ликвидировать представителей власти – это не зарвавшегося гастарбайтера грохнуть. В данном деле не обойтись без основательной подготовки.
На следующий день после исполнения заказа позвонил Золотой:
– Ксивы готовы, Петрович.
Максим приехал в условленное место на белом «Форд–Фокусе».
– Я смотрю, ты неплохо зарабатываешь! – сказал Кабанов, садясь на пассажирское сиденье.
В салоне бесшумно работал кондиционер, тихо играл шансон.
– Стараюсь! Но это кредитный.
– Тебе еще кредиты дают?
– Кто сказал, что мне? Такому же Сергею Петровичу Ермакову. – Золотой достал из кармана шелковой рубашки документы. – Вот паспорт и права. Человек подходящего года рождения и к отчеству привыкать не надо.
Кабанов перевернул бордовую обложку с гербом, удивился своей фотографии и чужим данным. Будто новый человек, подумал Дмитрий. С другой биографией, другой судьбой. Так бы вот и начать новую жизнь, устроиться на работу, жениться. Кабанов усмехнулся: через пару недель паспорт с такой серией и номером будет во всех полицейских базах значиться как утерянный. И жизнь никогда другой не будет, и судьба предрешена.
– Надеюсь, без особого криминала достал?
– Огорчаешь, Петрович! Лох барсетку в банке забыл. Там еще кредитка была, но я даже к банкомату не подходил, чтобы на кражу не походило. И в банке то место не просматривается. Короче, по этой мазе даже дело не заведут, отфутболят в паспортный стол, а там пока то–се.
– Молодец, чего сказать. Профессионал!
– Ты посмотри, Петрович, как фотки вклеены! – возгордился Золотой.
– Да, не придерешься. Держи гонорар. – Кабанов передал пять оранжевых купюр.
– Максим, добрось меня на Заводское Шоссе к моторостроительному заводу, там, где гаражный массив начинается.
– Легко, поездка оплачена! – сверкнул зубами Золотой.
Кабанов вернул Рахматулло часть вознаграждения в обмен на «девятку» мышиного цвета.
– Ласточка, а не машин! – теперь Рахматулло обходился без переводчика.
– Пороги немного ржавый, – показывал таджик на дыры в металле под дверями, – зато все стаканы как родные, мотор – зверь, чуть–чуть масло кушает, карбюратор как с магазина! Доволен будешь, лет десять без забот ездить будешь!
– Ох, Рахматулло, тебе надо свой салон открывать, ты любую баню продашь. – Кабанов передал деньги, получил свидетельство о регистрации
– Зачем салон? Налоги–шмалоги!
Вечером на съемной квартире Кабанов пересчитал оставшиеся деньги. 75 тысяч рублей. Еда, бензин, плата за стоянку (район здесь тот еще) – должно хватить на два месяца, если экономить. Дмитрий отрезал еще колбасы, пожевал смесь крахмала с соевым мясом. А господа бывшие начальники сейчас бока наедают в кафе и ресторанах. Зарплата, надбавки, премии, деньги на агентуру, дань с подчиненных плюс калым за решения вопросов. И раньше высокие милицейские чины пухли не с голодухи, а сейчас в открытую покупают загородные дома, передвигаются на БМВ и Лексусах. Все у них хорошо, все у них есть, но им надо еще больше!
Кабанов распалял себя. Он понимал, что болен личной местью. От ненависти раскалывалась голова, темнело в глазах. Источник боли должен быть уничтожен! Дмитрий выбирал способ и орудие уничтожения. Орудие должно быть скрытого ношения и доступное для изготовления.
Гаррота. Струна впивается в шею, тощее тело трясется в конвульсиях, хрип изо рта. Рывок, струна режет мышцы, скрипит по хрящам, режет артерии и вены, кровь темно–красным фонтаном.
Заточка. Левой рукой зажать рот, правой отточенную полоску стали под ребра и повертеть за рукоятку, разрывая ткани печени. А в ухо прошептать: «Умри, тварь!»
Черепную коробку распирало изнутри, сердце молотом стучало в ребра. В состоянии бешенства Кабанов голыми руками мог разорвать ненавистные тела.
– Спокойно! – Дмитрий несколько раз глубоко вдохнул, выравнивая пульс, понижая давление.
Близкий контакт осложняется обменом биологическими частицами. Эксперты соберут образцы ДНК с трупа, и вот вам, ваша честь, неопровержимые доказательства виновности господина Кабанова. Плюс к этому, и минус гарроты и ножа, обилие крови, которая неизбежно попадет на одежду. Окровавленная одежда привлекает большое внимание обывателей и порождает свидетелей. К тому же надо признать, заморская удавка и стилет хороши для задохлика Пантелеева, а до бегемота Зайсунцева не так просто дотянуться и слой сала проткнуть лишняя проблема. Остается пистолет.
Дмитрий позвонил дяде Боре. Трубка ответила: «Абонент временно отключен». Кабанов бросил остатки колбасы в цинковое нутро холодильника и пошел спать.
– Привет, дядя Боря! У вас все в порядке, ничего не случилось?
– Проходи, детектив. – Борис Львович, которого Кабанов и не сразу узнал, широко распахнул дверь.
– Случилось, случилось. – пробурчал Борис Львович, проходя на кухню. На сковородке шипела яичница, бородач выключил газ и улыбнулся:
– Не пью я по твоей милости уже неделю как!
– То‑то я смотрю, лет десять сбросил! Бороду подбрил, плечи расправил, позвоночник выпрямил, прямо эсквайр.
– Так уж эсквайр! – засмущался дядя Боря. – Садись тогда ланчевать, Шерлок Холмс. Ты вон тоже, я смотрю, чуть не налысо постригся.
Съев треть желто–белой питательной массы, Кабанов положил вилку на край сковородки и спросил:
– А мистер Горохов где?
– На стадионе мистер Горохов! Хорошо ему в секте мозги промыли, здоровеньким помереть решил.
– Как бы его здоровенького наши транспортологи не зацапали.
– Да он в свою квартиру не суется, а здесь в четырех стенах уже замучался пыхтеть, по десять раз на дню отжимался. Пускай на свежем воздухе форму поддерживает. Кто его знает, может и правда в здоровом теле – здоровый дух.
– Дядя Боря, я тебе второй день дозвониться не могу.
– Телефон я в мастерской оставил, все не соберусь дойти. Сделал я тебе глушитель. – Борис Львович достал с холодильника газетный сверток. – Держи.
Дмитрий развернул газету, глянул в металлический цилиндр чуть меньше пивной банки.
– А принадлежность к нему в мастерской не забыл?
Борис Львович задрал рубаху, достал из‑за пояса пистолет.
– Примеряю вот на старости лет.
– Как говорил товарищ Саахов, пистолет носить никому не поздно.
Дмитрий хлебнул чаю и продолжил игру в англичан:
– Борис Львович, сэр, не будете ли Вы столь любезны, одолжить мне костюм и шляпу?
– Фрак не одолжу – королева вызывает, а костюм бери. Только он из моды в прошлом столетье вышел и в талии тебе будет сильно свободен. – дядя Бори пошлепал себя по пузу. – А зачем тебе? Понимаю – маскировка!
–
Луна сквозь рваные тряпки облаков льет свет на кресты и могильные плиты, дрожат силуэты деревьев. Тишину городского кладбища нарушил тихий хлопок и звон разбитой бутылки. Гавкнул лохматый охранник.
Дмитрий откручивал глушитель. Испытанием остался доволен, хотя было очень жаль патрона. Осталось четыре. Последний для себя. Кому‑то контрольного выстрела не достанется.
– Опять нажрался. – тихо сказал Кабанов.
Дмитрий сидел в машине и наблюдал в китайский бинокль за входом в отделение полиции №2.
Последние десять дней Кабанов составлял распорядок дня объекта №1. Вырисовывалась следующая картина: начальник уголовного розыска прибывает на работу в 07–45 – 08–00. Привозит господина Пантелеева родственник, как было известно Кабанову, муж сестры – молодой, похожий на глисту опер по имени Степан. Сам Пантелеев, по все видимости, так и не научился управлять автомобилем. За все время в рабочие дни Пантелеев трижды спускался на крыльцо с папочкой, садился в служебный «Фиат», и водитель доставлял великого человека в ГУВД. В 20–00 – 20–30 Алексей Николаевич, обычно шатаясь, как подросток после выпускного вечера, выходил из родного отдела и направлялся на парковку, обозначенную «Только для сотрудников полиции». Пантелеев и раньше считал особой крутостью выпивать на работе. Опрокинув рюмку, начинал повышать голос и материться. Мол, я, когда выпью, злым становлюсь, все меня должны бояться и уважать. Смешной такой, как цыпленок, наклевавшийся проспиртованных зернышек. А сейчас ему сам черт не брат, когда Зайсунцев дает подмышкой полизать. Пантелеев широко распахивал двери автомобилей – подчиненные опера возили начальника по очереди, – падал на сиденье и сквозь опущенные стекла доносилось: «Домой, сука!»
Кабанову еще до увольнения было известно, что Алексей Николаевич купил жилье в экологически чистом месте. Престижный поселок «Холодные ключи» расположился на окраине города в 40 минутах езды от отдела полиции №2. Правда, вместо коттеджей, которые рисовались во сне Дмитрию, поселок состоял из ряда трехэтажных одноподъездных домиков, выкрашенных в розовый цвет, с липовыми балкончиками. Водитель, в зависимости от степени подчиненности и состояния начальника, останавливался либо на трассе, либо сворачивал к самому дому. Пантелеев проходил через детскую площадку, подносил магнитный ключ к домофону и скрывался за дверью. Имелись ли видеокамеры на доме, точно Дмитрию установить не удалось – по углам висело что‑то похожее, но в дешевый бинокль разглядеть трудно. Дмитрий решил принять за условие, что видеонаблюдение ведется.
Вот и сегодня Пантелеев вышел, борясь с закона гравитации. «20–17» – посмотрел на часы Кабанов. Завтра четверг – спортивный день, господин Пантелеев откушает коньячку обязательно, с подчиненными не пьет, замы на автомобилях, то есть, как всегда приедет домой с 20–40 до 21–10. При этом объект будет в расслабленном состоянии.
«… я сознаю, что болен, сознаю, что больно все общество. Моя акция направлена на восстановление справедливости и привлечение внимания к людям, права которых нарушены, а представители закона не приняли никаких мер по их защите».
Кабанов поставил точку, сложил листок и положил завещание в карман. Мысленно проверив весь процесс подготовки и вероятность развития событий, бросил баул за плечо и вышел из квартиры. Время – 19–00.
В 20–10, выбравшись из пробок, Дмитрий свернул в сторону «Холодных ключей». В 20–20 остановил «девятку» за домом с пыльными стеклопакетами и вывеской со стороны дороги «Продаются квартиры». Кабанов вышел, удостоверившись в отсутствии посторонних глаз и видеокамер, открыл багажник и начал перевоплощение. Вместо джинс надел широкие слегка помятые брюки, стянул в поясе ремнем, вспомнив коровинский костюм, впопыхах оставленный на Катиной квартире. Вместо кроссовок надел коричневого оттенка штиблеты, обработанные табачным раствором. Достал из баула подушку, на усовершенствование которой ушло два вечера, четыре исколотых пальца и обновление матерного лексикона. Дмитрий привязал подушку к животу лямками через поясницу и плечи. В подушке на уровне пупка имелся сквозной разрез, проложенный тканью и обточенный мелкими стежками по краям. Подушку, имитирующую пузо, накрыли полы белой застиранной рубахи. Дмитрий застегнул рубашку, удостоверился в совпадении разреза в правой части с разрезом в подушке. Стараясь не испачкать рубашку о нижний край багажника, достал коробку с пастельными мелками. Белым мелком провел по отросшим волосам, по щетине на лице. Посмотрелся в зеркало, решил, что издалека за седину сойдет. Стряхнул частицы мела с рубашки, вытер руки, затем надел пиджак с огромными лацканами. Костюм у дяди Бори выбрал неброский, серый в полоску, лишь лацканы запоминающаяся деталь. Но кто станет обращать внимание на старика? Дмитрий надел очки в роговой, снова входящей в моду, оправе, сгорбился, вживаясь в роль. На очки Дмитрий потратил еще один вечер – с разрешения дяди Бори заменил линзы на простые стекла. К очкам дядя Боря выдал шляпу с перфорацией по бокам – поберечь от солнца седую голову.
Следующим предметом из баула был извлечен пистолет. Дмитрий передернул затвор, спустил курок для стрельбы самовзводом. Накручивая глушитель, посмотрел на часы. До расчетного времени оставались минуты. Дмитрий сквозь рубашку сунул пистолет в подушку, глушитель плотно вошел в свое отделение, по ощущениям встал точно горизонтально – возможно, придется стрелять через одежду, хотя это чревато заклиниванием затвора в момент выброса гильзы.
Дмитрий достал из кармана джинс пояснительную записку, положил ее во внутренний карман пиджака. Все, можно выдвигаться на место.
В 20–38 на детской площадке во дворе розового трехэтажного дома сидел пожилой мужчина и читал газету. В стороне на площадке резвились дети под присмотром мамаш. Две девочки лет пяти заставляли кукол есть песок, два мальчика того же возраста рисковали вылететь с качелей и потерять молочные зубы. Родительницы курили тонкие сигареты и что‑то увлеченно обсуждали на лавочке. Последний луч солнца подсветил линию облаков на горизонте, со стороны реки повеяло свежестью, легкий ветерок окончательно сдул жару, краски дня померкли. Старик сложил газету и убрал в карман. На дороге остановился «Хундай», с пассажирского сиденья вышел подросток и неровной походкой двинулся во двор.
Кабанов сразу узнал объект. Сердце застучало, пульс участился, а мозг уже высчитывал расстояние, траекторию движения, момент сближения. Пантелеев пересекал детскую площадку посередине, мазнув взглядом по детям, он уставился на мамаш. Такой поворот головы объекта как нельзя устраивал Кабанова. Дмитрий встал с лавки, сгорбившись, пошел за объектом. Сначала медленно, затем ускоряя шаг, но все также бесшумно ступая по траве. Возле подъезда никого не было, из окон никто не смотрел. Дмитрий рассчитывал догнать Пантелеева, когда тот приблизит магнитный ключ к панели домофона, войти на плечах, а уже в подъезде выстрелить.
До подъезда оставалось 15 метров Пантелееву и 20 Кабанову, когда домофон пиликнул и дверь открылась.
– Папа! – пропищал ребенок, мальчик или девочка в этом возрасте не разберешь – не больше трех лет, а в свое время Кабанов не интересовался личной жизнью начальника. Знал, конечно, что он женился на сотруднице из отдела секретного делопроизводства на несколько лет старше и несколько сантиметров выше. И вот она, раздобревшая Наталья Олеговна, изогнувшись, держит за руку ребенка, а тот пищит: «Папа!»
Дмитрий замедлил шаг, вынул правую руку из разреза рубашки. Пантелеев раскинул руки, присел, пошел на полусогнутых, приторно сюсюкая. Кабанов, поправляя шляпу, двинул левее. Чета Пантелеевых не обратила внимание на старика в мятом костюме.
Кабанов скрипел зубами по дороге домой. Он понаблюдал издали за прогулкой Пантелеевых, убедился, что они вместе прошли к подъезду. Чего Дмитрий ждал? Ведь чувствовал, что не сможет выполнить задуманное, даже если объект пойдет к подъезду один. Объект из биомассы превратился в Лешку Пантелеева, жалкого чмошного человечка, но которого любят жена и ребенок.
«Вот тебе и терминатор, вот тебе и айрон мэйдэн!» – злился Кабанов. Но как, как жить дальше? Месть и гордыня, жалость и человеколюбие. Болезнь не отступит, пока не уничтожена причина. Уничтожив болезнь, уничтожишь себя. Круг замкнулся. Жить отравленным или умереть здоровым, не поддавшимся новой заразе по имени «совесть». Если раньше Кабанов смутно лелеял надежду остаться в живых после осуществления мести, то сейчас решил уничтожить себя, выполнив задачу.
Дмитрий заехал на стоянку, захрустел гравий под колесами, затормозив, шины подняли облако пыли в свете прожектора. С баулом на плече Кабанов пошел к будке выплатить дань сторожу, охранявшему стройку и приглядывающему за транспортом жителей соседних домов.
– 50 рублей за ночь. – морщинистый мужик лет 60 в дверях сторожки почесал брюхо. – А, это ты. Не узнал в новом прикиде. На маскараде был?
– Типа того. – Дмитрий протянул купюру. Он не переоделся, выезжая и «Холодных ключей», только снял шляпу и очки. – На вечере встреч.
Перебросив баул на другое плечо, Кабанов пошел домой. За то время, пока он жил в этом районе, ни разу не видел полицейских патрулей, поэтому шагал с сомнительным грузом без опаски.
Баул полетел на пол в середину комнаты, пиджак накрыл спинку стула, в широких «маскарадных» штанах Дмитрий пошел на кухню, совмещенной с ванной комнатой – в углу завешанный куском полиэтилена стоял огромный таз, претендующий на название «ванна».
Дмитрий поставил чайник на огонь, умылся. Холодная вода взбодрила тело, градус настроения слегка поднялся. Дмитрий взял с подоконника телефон. 23–10, два пропущенных вызова. Катя звонила в 19–10 и в 20–45. Дмитрий набрал номер, опасаясь тревожных новостей. За эти дни Дмитрий сам звонил подруге в дневное время, а от нее получал эсмски: «все в порядке, спокойной ночи».
– Привет, что случилось?
– Привет. – ответил тихий грудной голос. – Я беременна.
– Что молчишь?
У Дмитрия захолонуло сердце.
– С первым автобусом завтра жду тебя на вокзале.
Катя, пропустив черно–желтый «Логан» с надписью «Такси Лидер», шагнула с бордюра. За спиной прозвучало объявление: «Начинается посадка на рейс до Ульяновска». Девушка крутила головой и явно не знала куда идти. Она сняла сумочку с плеча и расстегнула замок. Тут же услышала из‑за спины:
– Привет, я здесь.
Катя обернулась, лицо озарилось улыбкой, в глазах засияли васильки.
– Привет.
Дмитрий приобнял девушку, слегка коснулся губами до виска, вдохнув запах русых волос.
– Поехали, я тоже квартиру снял.
Дмитрий распахнул дверь пыльной «девятки».
– Ты и машину купил?
– И документами обзавелся. – похвастал Кабанов–Ермаков.
– Что же мы будем делать? – спросила Катя, когда они вошли в квартиру.
– Теперь точно жить будем. – широко и легко улыбнулся Дмитрий.
Ночью Кабанов не спал. Он чувствовал себя будто под действием «трамадола» или чего там вкалывал Аркадий Ефимович. Ребенок, собственное продолжение в цепи времени. Путешествие своего ДНК, переплетенного с ДНК любимого человека, во вселенной. Ребенок. Лекарство от гордыни, анестезия мести и смысл дальнейшей жизни. Пантелеев и Зайсунцев улетели далеко в космос к неизвестным звездам. Даже не вместо них, вместо всех и всего сознание заполнилось хрупкой девушкой с синими глазами и зародышем у нее в животе. За эту ночь опухоли в голове Кабанова рассосались. Обновленные клетки мозга уже обменивались нейронами, решая задачу по воскрешению Дмитрия Петровича Кабанова и реабилитации его в глазах закона.
