«Люди жили и работали в тяжелейших условиях, особенно на востоке страны. »
«И он не может работать тише: ведь его снарядами брат и отец громят врага. Это не героика, это будни нашего тыла. »
Данное исследование зарубежных историков поднимает важную и нужную тему о том, как выживал советский народ в тылу во время ВОВ, какие жертвы принесли миллионы мирных жителей ради окончания войны, как рабочие на заводах, женщины, подростки несли свою тяжкую службу, подвергались обязательной трудовой мобилизации или пытались ее избежать.
Произведение написано с большим уважением к людям, с пониманием обстоятельств, хотя вопросы затрагиваются весьма непростые и неоднозначные. Ведь цена победы была слишком высока, многие советские граждане, даже в глубоком тылу, погибали от голода или подрывали здоровье непомерным трудом, так что произведение в очередной раз напоминает, что война приносит огромное горе, требует слишком многих жертв и, читая текст, я с возмущением вспоминала современные нам лозунги "можем повторить". Вряд ли кто-то хотел бы повторения 11-ти часового рабочего дня, шестидневной рабочей недели и принудительной трудовой мобилизации, которая коснулась всех жителей страны, за исключением детей младше 14, женщин с малыми детьми, не имеющих родственников, чтобы на них оставить малышей, и пенсионеров.
Через восемь дней после начала войны государство учредило Комитет по распределению рабочей силы, в обязанности которого теперь входили оценка занятости в каждой республике и области, обеспечение промышленности трудовыми ресурсами и организация перемещения вновь мобилизованных в отдаленные регионы. Подобного трудового контроля не существовало прежде ни в Советском Союзе, ни в других странах
«Комитет обладал полномочиями переводить рабочих из одной отрасли в другую или с одного завода на другой. Систематическое усыхание «второстепенных» отраслей в конечном счете сказывалось на всей стране. Пропали ателье и ремонтные мастерские, исчезли мыло, иголки, нитки, обувь, одежда, постельное белье, бумага и многие другие необходимые в повседневной жизни вещи
13 февраля 1942 года Президиум Верховного Совета СССР издал единственный в своем роде указ в современной военной истории: городское население обязано было нести трудовую повинность, аналогичную военному призыву.
Горько было узнать, насколько тяжёла была ситуация с трудовыми резервами, как не хватало рабочих рук, а так же материалов, ведь все было для фронта, государство выжимало все ресурсы, пытаясь в условиях сократившихся территорий и экономических потерь наращивать объемы военной промышленности, чтобы обеспечить перевес сил.
Несмотря на приток полных воодушевления добровольцев, к концу июля трудовые резервы Комитета в городах начали иссякать.
К началу сентября Комитет предпринял первую попытку мобилизации сельских жителей. Он набрал более 11 000 колхозников, в основном женщин, в Московской области для работы на оборонных предприятиях. Группу, летом уже временно занятую на добыче торфа для топлива, на зиму перевели на оборонные заводы и стройки. Колхозам было запрещено отзывать своих работников обратно до 1 апреля 1942 года. Этот набор сезонных рабочих, самый масштабный на тот момент, свидетельствовал о том, что Комитет взялся за наиболее обширный трудовой резерв – крестьян. Кроме того, он нарушал сельскохозяйственный ритм труда и отдыха: после весенней посевной кампании женщин летом увозили на торфяники, осенью – на оборонные заводы, пока весной опять не наступало время сеять в колхозах. Их изматывающий график и тяжелый физический труд в полной мере отражали лозунг «Всё для фронта! Всё для победы!».
«В январе 1942 года на одних только эвакуированных предприятиях недоставало 500 000 рабочих. 26 декабря 1941 года Верховный Совет СССР, стремясь добиться стабилизации, серьезно ужесточил наказание для любого рабочего оборонного или связанного с обороной завода, бросившего работу. Уход с работы без разрешения теперь рассматривался как дезертирство и подпадал под военный трибунал. Наказывали за такой проступок тоже более сурово: человек получал от двух – четырех месяцев тюрьмы (по закону от 26 июня 1940 года) до пяти – восьми лет заключения или лагерей . Но даже драконовское трудовое законодательство, призванное удержать рабочих на местах, не могло восполнить растущую нехватку трудовых ресурсов.
Ранее я не подозревала, что трудовая повинность была обязательной и полагала, что был лишь добровольный выбор людей (не исключающий надежд на более сытные пайки). Авторы же поведают о том, что вовсе не стремились деревенские жители покидать свои дома и жизненно важные земледельческие работы, но их принудительно отправляли на заводы или на фабрично-заводское обучение, если дело касалось трудоспособной молодежи, так что деревни обезлюдивали и не хватало рук для сбора урожая (поэтому отправляли городских школьников и студентов в помощь сельским жителям).
1943 году сельские районы превратились в основной источник трудовых ресурсов для постоянной работы. Из почти 734 000 человек, мобилизованных на постоянную работу в 1942 году, только 23 % происходило из сельской местности, тогда как в 1943 году – уже 59 %, в 1944-м – 62 %.
«Председатели колхозов, желавшие возвращения ребят, часто закрывали глаза на вновь объявившихся беглецов. Они снова и снова обращались в разные органы с просьбой отменить распоряжение о мобилизации. Председатель колхоза «Пограничник» в Калининской области представил поименный список из двадцати девяти подростков, которых попросил отпустить домой: «Ввиду того, что уборочная кампания настала, но рабочей силы у нас нет. А главное – лен в колхозе хороший, но таскать некому». Другой председатель сетовал, что из колхоза забрали ребят и некому собирать хороший урожай
«На возвращении мобилизованных подростков настаивали и семьи, где их помощь нужна была старикам, инвалидам и матерям с маленькими детьми. Некоторые родственники умоляли власти отпустить ребят из ремесленных училищ, другие писали и телеграфировали детям напрямую. Одна девочка отправила брату телеграмму: «Мать сломала ногу немедленно приезжай». Иногда вербовщики забирали единственного трудоспособного»
«Беглецов было много также среди выпускников ремесленных училищ и молодых рабочих, отправленных на работу вдали от дома; во многих отраслях промышленности их доля значительно превышала 50 % На уральские шахты мобилизовали тысячу молодых рабочих, но почти все они разбежались»
Мучительно было читать о том, сколь тяжелые условия были в общежитиях, куда, например, могли заселить подростков - учеников ремесленных училищ(не было отопления и еды, постельного белья, а иногда и стекол в окнах). Это же касалось и поселений взрослых рабочих, ведь наспех эвакуированные вместе с заводами люди жили в землянках, в неотапливаемых строениях, где не хватало белья, воды, иногда даже материала для крыши. Историки рассказывают, что семейным было чуть лучше, женщины из последних сил поддерживали хозяйства, одинокие же мужчины оказались совсем в невыгодных обстоятельствах.
«Многие ремесленные училища были совершенно не приспособлены к приезду новых учеников. После нескольких недель пути одна группа в пять утра наконец прибыла в Молотов, промышленный город на востоке страны. Продрогшие и голодные, они несколько часов прождали в поезде. Когда директора школ наконец пришли, они отвели подростков в продуваемые сквозняками бараки с разбитыми окнами, где мальчики и девочки спали вповалку на грязном голом полу. Около пятидесяти приехавших страдали от чесотки, крайне заразного кожного заболевания, но им не оказали медицинской помощи и не изолировали их от остальных. В первый день ребятам выдали форму, но не покормили. В следующие несколько дней им давали немного супа. «Решил я оттуда бежать потому, что очень плохо кормили – вода и вода, бесед с нами никаких не проводили, в общежитии воровство, обмундирования не дают», – рассказывал один мальчик
«Так, многие жены квалифицированных рабочих в эвакуации устраивались на работу и поддерживали в доме порядок, пусть даже жила семья в землянке: они прибирали, чинили и стирали белье, заботились о родных. Дополнительный труд, которым женщины занимались без всякой награды и зачастую после долгого рабочего дня, существенно менял жизнь остальных членов семьи и даже влиял на их способность выжить»
«Из-за постоянного холода, грязи, клопов, скудного питания и физического напряжения подростки часто заболевали, но большинство врачей и медсестер ушло на фронт. На медицинскую помощь выделяли мало средств, малочисленным был и персонал. Некоторые подростки, не привыкшие заботиться о себе самостоятельно, умерли от недостатка внимания и ухода.
«Михайлов и Зеленко однозначно давали понять: пока из‐за войны молодые рабочие вынуждены жить вдали от дома, руководители предприятий обязаны заботиться о них не только на рабочем месте, и пока они не станут этого делать, удержать рабочих не получится» «Летом и осенью 1942 года ВЛКСМ настойчиво обращался в наркоматы, требуя улучшения условий. В августе и сентябре он начал новые проверки на предприятиях авиационной, танковой и угольной промышленности.
Итоги расследования Михайлов подвел в язвительном отчете, отправленном секретарю ЦК А. А. Андрееву и заместителю председателя Совнаркома В. М. Молотову. Отчет позже опубликовали в многотиражной "Комсомольской правде"
Молодых рабочих не обеспечили зимней одеждой и обувью. Михайлов раздраженно заметил, что директорам предприятий пора перестать ждать, пока государство выделит им товары широкого потребления, и создавать собственные цеха"
«Летом и осенью 1942 года ВЛКСМ и ВЦСПС начали проводить проверки, выясняя, в каких условиях живут молодые рабочие. Первая инспекция, прибывшая в Челябинск в июне, обнаружила, что из 9500 молодых рабочих, присланных на семнадцать предприятий, 5830 человек бежали. Причины были очевидны. В общежитии треста № 22 отсутствовал потолок. Зимой рабочие спали на заводе, чтобы не замерзнуть насмерть»
Не знала я, что был настолько смертельный голод, полагала, что лишь в Ленинграде люди умирали от нехватки продовольствия, но, оказывается, во множестве регионов выдаваемых продуктов не хватало для поддержания жизнедеятельности с учетом необходимости многочасового труда практически без выходных.
«Завод боеприпасов № 63 в Нижнем Тагиле нанял 507 рабочих, а потерял 1589 человек, из которых 460 дезертировали, а 174 умерли от голода.
В Челябинске смертность от голода была еще выше, чем в Свердловске: голод стал причиной около 30 % всех смертей в городе в 1943 и 1944 годах
«Кировская детская больница, куда попадали дети с соматическими заболеваниями, сообщала, что 95 % поступивших детей страдают от серьезного истощения. В период с сентября по ноябрь умерло 30 % всех принятых в больницу детей, половина – непосредственно от дистрофии, а для другой половины дистрофия стала фактором, обострившим болезнь
«Было отмечено, что в декабре 1942-го – январе 1943 года на Кировском заводе в Челябинске 16 рабочих умерли от голода за станками, а еще 143 человека – в больнице.
После прочитанной информации иначе воспринимаешь смертность среди военнопленных или заключённых, ведь если рабочий на заводе умирал от голода или страдал от дистрофии, не хватало питания детям (хотя их государство пыталось поддерживать, выдавая молоко и спец. питание в садах и школах), то понимаешь, что такая тяжёлая ситуация с продовольствием была везде. Авторы пишут, что правительство с помощью нормирования пыталось распределить скудные запасы среди самых "важных" категорий, используя еду как поощрение для стахановцев, но при этом местное руководство заводов могло нарушать эти правила и по собственному усмотрению отдавать "поощрительные" продукты для поддержания жизни заключенным, ослабленным работникам или эвакуированным без карточек.
многие руководители и ответработники сглаживали иерархические различия, перераспределяя запасы в пользу уязвимых групп, поставленных карточной системой в самое невыгодное положение. Они отдавали предназначенные для рабочих продукты служащим, обслуживающему персоналу, вспомогательным рабочим и работающим заключенным, назначали недоедающим рабочим, занятым на заготовках торфа или древесины, питание по нормам оборонной промышленности и обеспечивали талонами на дополнительное питание больных и дистрофиков, не дожидаясь от них медицинской справки. Их действия, продиктованные человечностью, едва ли можно было приравнять к спекуляции. Поэтому инспекторы и прокуроры, как правило, не считали их преступниками.
Распределение продуктов было нагружено политическими и этическими смыслами именно потому, что продовольствия на всех не хватало.
Подробно рассказывают писатели, где проходила граница закона, на что смотрели сквозь пальцы и насколько репрессивные меры помогали или же мешали в военное время. Как менялась ситуация с продуктами и бытовыми условиями с течением времени, как ближе к завершению войны стала улучшаться ситуация. Не обошли вниманием историки и ситуации правонарушений, в книге приводятся истории о том, как чиновники и начальство на заводах использовали в своих интересах продукты, обкрадывая людей. Познавательно было прочесть о том, как жаловались рабочие на подобный произвол, как действовали разоблачительные статьи в прессе или же каких результатов добивались специально созданные комиссии, проводимые проверки для выявления нарушений.
Не менее интересной была и та часть книги, где рассказывалось о том, как эвакуировалось население и перевозилось оборудование, как сложно было выбрать нужный момент для эвакуации, ведь опоздав, можно было лишиться производственных мощностей, но и поспешная эвакуация останавливала производство, лишало армию необходимого оружия, так как транспортировка и воссоздание заводов на новых местах требовало значительного времени.
С восхищением описывают историки этот уникальный проект СССР - эвакуации заводов, поспешный их запуск после перевозки, подобного мировая история ранее не знала. Но, конечно, и тут не обошлось без сложностей, часто не успевали вывезти, не хватало транспорта, вагонов, не было подготовленных мест для нового производства, оттого заводы занимали неподходящие им здания или вынуждены были сильно теснится. Не было времени на создание нормальных условий для работы людям, не хватало материалов и сил у начальства, чтобы думать о бытовых удобствах сотрудников и мерах охраны труда и здоровья.
«В 1943 году обнаружилось, что половина рабочих в опасных цехах получили отравление на производстве, а к 1944 году этот показатель вырос почти до 100 %.»
«администрация и органы здравоохранения неоднократно указывали руководителям предприятий на неподобающие условия, но необходимость наращивать темпы производства заглушала их жалобы. Директора заводов приняли меры, только когда вмешался Свердловский обком партии »
Хотя в книге есть и примеры удачного сотрудничества заводского начальства с колхозами, что позволяло обеспечить лучшее питание или же воплощение иных идей по улучшению жизни трудящихся.
Среди общежитий встречались и отдельные исключения, свидетельствовавшие о том, что, несмотря на дефицит строительных материалов, постельных принадлежностей и топлива, внимательное отношение руководства к проблемам способно многое изменить.»
Отдельно хочется упомянуть острую нехватку рабочих рук, ближе к концу войны Комиссия выгребла все трудовые ресурсы и ей уже совершенно некого было мобилизовать, хотя заявки от промышленных объектов поступали регулярно.
У системы трудовой мобилизации, одного из мощнейших орудий войны, не осталось человеческих боеприпасов.
Здоровье многих из недавно мобилизованных заводских рабочих было слишком подорвано, чтобы часами заниматься физическим трудом. Например, из 5240 неработающих, остававшихся в Куйбышевской области к апрелю 1942 года, 3688 человек были непригодны для работы по состоянию здоровья . Однако Москатов в первую очередь стремился выполнять поставленные Комитетом задачи. Обеспокоенный тем, что медкомиссии признавали все больше людей непригодными для работы, он написал наркому здравоохранения резкое письмо, заявив, что доля тех, кого освобождают от трудовой повинности, слишком велика. В Москве медкомиссию прошли почти 4000 человек, но лишь 587 из них были признаны годными к физическому труду»
«Весной 1943 года Комитет начал включать в мобилизационные списки группы, прежде освобожденные от трудовой повинности.
«В августе 1943 года Комитет принял решение о мобилизации женщин с детьми от четырех до восьми лет, прежде мобилизации не подлежавших. Женщин с детьми младше четырех лет освобождали, только если они могли доказать, что им не с кем оставить детей
В августе 1944 года у Наркомата обороны не осталось в запасе рабочей силы для промышленности и строительства. К тому времени любой мужчина, признанный негодным к военной службе, вряд ли был способен и к физическому труду»
Трудовая система, сначала функционировавшая как мощное орудие развития оборонной промышленности, зашла в тупик.
Например, не хватало людей на шахтах, тем более там были весьма сложные, опасные условия труда, так что направляемые туда люди массово сбегали. После прочтения этой книги я иначе воспринимаю тот факт, что депортированных из Германии советских военнопленных направляли работать на шахты (как, например, описывалось в книге Владимиров Ю.В. - Как я был в немецком плену). Это не было изощрённой придумкой параноидального правительства, которое хотело наказать всех сдавшихся в плен, а была острая необходимость в угле, в рабочих руках, которые могли бы выполнять поставленные задачи.
«В конце 1943 года прокурор Ростовской области пожаловался, что в шахты посылают подростков, иногда всего тринадцати-четырнадцати» «Самые юные отрабатывали под землей полную смену – одиннадцать часов, – несмотря на то что трудовое законодательство предписывало ограничить рабочий день для этой возрастной категории шестью часами. »
К ноябрю в Кузбасс прибыло менее половины запрошенного количества рабочих, причем около 70 % объявили непригодными к работе под землей . Удержать же рабочих было еще труднее, чем найти. Несмотря на суровое наказание за оставление своих обязанностей, значительное количество людей попросту отказывалось там оставаться. Работа на шахте изматывала, а лишения военного времени усугубляли сопряженный с ней риск. Изношенное оборудование и насосы, постоянная нехватка армированного троса, металлического кабеля, древесины, запасных частей и металлических заграждений приводили к частым авариям и остановкам. Чтобы выполнить план, директора шахт регулярно прибегали к «штурму», то есть в конце планового периода требовали от рабочих наверстать упущенное кратким промежутком непрерывного напряженного труда, что, по словам одного инспектора, приводило к массовым авариям. У шахтеров не только не было теплой одежды и обуви – они спали на нарах, на голых досках без матрацев, простыней и одеял в переполненных ветхих бараках. В сентябре 1942 года партия предприняла последовательную попытку реорганизовать кузбасские шахты: поручила ста партийным активистам заняться улучшением условий жизни и труда, выделила больше лошадей и тягачей для работы под землей, провела уборку общежитий, увеличила число бараков, обеспечила рабочих постельным бельем, кухонной утварью и магазинами. Областное партийное руководство договорилось с местной фабрикой, которая начала производить десятки тысяч брюк, головных уборов, рукавиц и ботинок, и объявило серию лекций о борьбе за уголь. Несмотря на принятые меры, рабочие продолжали бежать из Кузбасса: за октябрь и ноябрь шахты покинули 4800 человек – около 45 % мобилизованных.
Подводя итог, хочется отметить, что об этой книге можно долго рассказывать, она охватывает множество тем, рассказывает массу нового, показывает военное время с необычного ракурса, так что рекомендую ее любителям истории, тем читателям, кто интересуется прошлым нашей страны.
«14 декабря 1947 года государство намеренно обратило в ничто нечестный заработок, вырученный многими за годы войны, проведя организованный обмен старых рублей на новые. Признав, что спекулянтам удалось нажиться за счет населения, правительство объявило, что все наличные деньги подлежат обмену по курсу один новый рубль к десяти старым. Банковские вклады были более защищены: накопления суммой до 3000 рублей обменивали по курсу один к одному; от 3000 до 10 000 рублей – по курсу два новых рубля за три старых, а более 10 000 рублей – по курсу один новый рубль за два старых. Реформа в наименьшей степени затронула рабочих и рядовых горожан, у которых на руках было мало наличных денег, хотя они и потеряли две трети номинальной стоимости государственных облигаций, приобретенных ими во время войны и в первые послевоенные годы, когда началось восстановление страны.» «Среди крестьян мало у кого имелись накопительные счета, а подавляющее большинство жили в крайней бедности, но все они лишились 90 % денег, заработанных на рыночной торговле. Самый сокрушительный удар реформа нанесла по ворам»
Одним стремительным ударом государство смело награбленное за годы войны, а заодно и группы, наживавшиеся за чужой счет
«Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны» kitabının incelemeleri