Kitabı oku: «Базар житейской суеты. Часть 3», sayfa 17
Глава XLVII
Ребекка Кроли въ большомъ свѣтѣ
Наконецъ ласковость и вниманіе мистриссъ Бекки къ представителю джентльменской фамиліи получили достойнѣйшую награду, которой издавна домогалась она всѣми силами своей души. Награда эта состояла собственно въ томъ, что свѣтъ открыто и торжественно призналъ ее добродѣтельною леди. Никакъ нельзя сказать, чтобы она чувствовала искреннее, душевное влеченіе къ добродѣтельной жизни, тѣмъ не менѣе, однакожь, она ясно видѣла, что былъ для нея необходимъ дипломъ съ неопровержимыми свидѣтельствами въ ея непорочности и чистотѣ. Прозорливый читатель, хорошо знакомый съ треволненіями житейскаго базара, отлично понимаетъ, гдѣ и какъ прекрасныя леди добываютъ себѣ дипломы этого рода.
Есть, былъ и будетъ въ городѣ Лондонѣ великій смертный, Тузъ и Набобъ – милордъ Бумбумбумъ. Всякая порядочная леди, съ притязаніями на входъ въ блистательные салоны, обязана напередъ предъявить свою особу въ палаццо милорда Бумбумбума, откуда выходитъ она женщиною съ превосходной репутаціей, и лордъ Chamberlain даетъ ей вожделѣнный дипломъ съ обозначеніемъ ея высокихъ нравственныхъ свойствъ. Такой порядокъ дѣлъ существуетъ съ незапамятныхъ временъ. Какъ сомнительныя письма и товары подвергаются операціи карантинной печи, и затѣмъ, вспрыснутыя ароматическимъ уксусомъ, считаются очищенными и удобными для употребленія, такъ и леди сомнительной репутаціи обязаны, по заведенному порядку, пройдти чрезъ цѣлительную ордалію представленія лорду Бумбумбуму, откуда выходятъ онѣ въ исправленномъ, улучшенномъ и очищенномъ видѣ.
Миледи Барикрисъ, миледи Тюфто, мистриссъ Бьютъ Кроли въ Гемпшпрѣ, и многія другія леди, приходившія въ соприкосновеніе съ мистриссъ Родонъ Кроли, были очень недовольны тѣмъ, что она осмѣлилась явиться въ палаццо милорда Бумбумбума. Такая дерзость, по ихъ понятіямъ, объяснялась исключительно вдовствомъ милорда, при жизни его супруги, миледи Шарлотты Бумбумбумъ, Ребекка, думали онѣ, никогда бы не добилась чести, быть представленной въ этотъ высокій кругъ. Но стоитъ ли доказывать, что всѣ эти сплетни имѣли злонамѣренный характеръ? Я, по крайней мѣрѣ, утверждаю положительно, что всякое слово изъ устъ милорда Бумбумбума, и всякая аттестація изъ его палаццо, должны имѣть для всѣхъ и каждаго силу непреложнаго закона. И со мною согласится всякій, кто имѣлъ наслажденіе созерцать сановитую фигуру милорда Бумбумбума. Я удостоился этого счастія на своемъ вѣку. За четверть вѣка назадъ, я и нѣсколько мальчишекъ изъ одного со мною пансіона, были отпущены, за хорошіе успѣхи въ наукахъ и безпримѣрное прилежаніе, въ Дрериленскій театръ, гдѣ на тотъ разъ давали «Лицемѣра». Даутонъ и Листонъ занимали главныя роли. Давка была страшная.
Очень хорошо. Наступилъ въ жизни Ребекки счастливый день, когда должно было совершиться представленіе ея въ палаццо Бумбумбума. Леди Дженни замѣнила для нея крестную мать. Въ урочный часъ, сэръ Питтъ Кроли и его супруга подъѣхали, въ большой фамильной каретѣ, сооруженной нарочно для этого случая, къ небольшому домику на Курцонской улицѣ, гдѣ, съ великимъ изумленіемъ, наблюдалъ ихъ мистеръ Реггльсъ изъ окна мелочной лавки. Онъ хорошо разглядѣлъ богатѣйшія перья, мелькавшія внутри кареты, и съ уваженіемъ смотрѣлъ на ливрейныхъ лакеевъ съ огромными букетами на груди.
Сэръ Питтъ вышелъ изъ кареты въ блистательномъ мундирѣ, и направилъ шаги въ джентльменскій домикъ, придерживая шпагу. Маленькій Родонъ, стоявшій на окнѣ, улыбался и дѣлалъ дружескіе жесты своей тёткѣ, остававшейся въ каретѣ. Черезъ нѣсколько минутъ сэръ Питтъ обратно вышелъ изъ дому, ведя подъ-руку маленькую леди съ огромными перьями, прикрытую бѣлой шалью. Она придерживала шлейфъ изъ великолѣпной парчи, и подошла къ каретѣ съ такою граціозною осанкой, какъ-будто всю жизнь порхала въ блистательныхъ салонахъ большаго свѣта. Невозможно и выразить чудной прелести, съ какою мистриссъ Родонъ улыбнулась лакею, отворившему дверцу, и сэру Питту, послѣдовавшему за нею въ карету.
Затѣмъ вышелъ Родонъ Кроли въ своемъ полковничьемъ мундирѣ, который ужь довольно поистерся, и былъ нѣсколько узокъ. Онъ хотѣлъ ѣхать за каретой одинъ, въ наемномъ кабріолетѣ; но добрая невѣстка распорядилась иначе. Фамильная карета велика, для дамъ немного нужно мѣста, и притомъ онѣ могутъ держать шлейфы на колѣняхъ, а потому всѣ четверо, какъ добрые родственники, удобно помѣстились въ одномъ экипажѣ. Проѣхавъ Пиккадилли и Сен-Джемскую улицу, карета остановилась у стараго кирпичнаго зданія, гдѣ имѣлъ свою резиденцію милордъ Бумбумбумъ.
Ребеккѣ показалось, будто она плѣняетъ весь Лондонъ изъ оконъ своего экипажа: таковъ былъ ея душевпый восторгъ, и таково было чувство глубокаго сознанія, что наконецъ удалось ей подняться на самую верхнюю ступень общественной жизни. Въ этомъ собственно заключалась слабая сторона мистриссъ Бекки, раздѣляемая многими смертными на Базарѣ Житейской Суеты. Мы видимъ чуть-ли не каждый день, что извѣстныя особы обнаруживаютъ рѣшительную наклонность хвастаться такими достоинствами, которыхъ, при всей проницательности, не можетъ въ нихъ замѣтить наблюдатель человѣческой природы. Такъ, напримѣръ, мистеръ Комусъ твердо убѣжденъ; что онъ великій трагическій актеръ во всѣхъ Трехъ Соединенныхъ Королевствахъ; мистеръ Браунъ, превосходный бельлетристъ, выбивается изо всѣхъ силъ, чтобы его считали моднымъ денди, и въ этомъ только, отказываясь отъ своего генія, исключительно поставляетъ свою славу. Робинсонъ, великій юрисконсультъ, ставитъ ни во что свои юридическіе таланты, и хочетъ непремѣнно, чтобы его считали превосходнымъ наѣздникомъ и спортсменомъ. Такихъ примѣровъ можно привести десятки тысячь. Что жь удивительнаго, если мистриссъ Бекки поставила для себя главнѣйшею и существенною цѣлью, сдѣлаться идеаломъ великосвѣтской леди? Къ чести ея мы обязаны сказать, что она достигла этой цѣли съ рѣдкимъ успѣхомъ. Были времена, когда она разыгрывала роль знатнѣйшей особы, забывая, что не было въ ея шкатулкѣ ни одного пенни для удовлетворснія безъотвязныхъ кредиторовъ. И теперь, засѣдая въ фамильной каретѣ, она приняла такой величественный, самодовольный и, въ нѣкоторой степени, надменный видъ, что даже леди Дженни разсмѣялась. Въ аппартаменты милорда Бумбумбума она вошла твердою стопою, поднявъ голову, какъ супруга богдохана. И если бы, въ самомъ дѣлѣ, привелось ей быть супругой богдохана, мистриссъ Бекки, нѣтъ сомнѣнія, выполнила бы свою роль превосходно. Мы обязаны довести до свѣдѣнія читателя, что парадный костюмъ мистриссъ Родонъ Кроли былъ въ этотъ достопамятный день изященъ и великолѣпенъ въ полномъ смыслѣ слова. Нѣтъ нужды, что мы имѣемъ, быть-можетъ, не совсѣмъ джентльменскую привычку, гулять въ грязныхъ сапогахъ по Полль-Мельскому проспекту: это нисколько не мѣшаетъ намъ производить свои наблюденія надъ моднымъ свѣтомъ. Въ тотъ день, когда высшее общество собиралось у милорда Бумбумбума, мы заглядывали по-утру, около двухъ часовъ, когда гремѣла торжественная музыка, въ кареты великихъ людей, и видѣли тамъ множество перьевъ и самыхъ разнообразныхъ костюмовъ. Нѣкоторые изъ нихъ мнѣ рѣшительно не понравились. Кчему, напримѣръ, миледи Кассельмаульди, дама лѣтъ шестидесяти, была, что называется, décolletée, сирѣчь съ обнаженной, морщинистой шеей, разрумянена и набѣлена, какъ восковая фигура? Брильянты, нечего сказать, сіяли съ большимъ эффектомъ въ ея парикѣ, но вообще, вся эта фигура произвела на глаза и душу впечатлѣніе весьма непріятное. Она живо напоминала собою видъ иллюминаціи въ ранній часъ утра, когда нѣкоторые шкалики уже потухли, другіе еще мерцаютъ слабымъ свѣтомъ, готовые исчезнуть подобно привидѣніямъ, съ появленіемъ зари. Прелести въ родѣ тѣхъ, которыя мы имѣли счастіе наблюдать въ проѣзжающей каретѣ на Полль-Мельскомъ проспектѣ, должны выставляться на-показъ не иначе, какъ въ глубокій часъ ночи. Если даже Цинтія, какъ мы видимъ ее повременамъ зимою, въ поздній часъ утра, принимаетъ видъ болѣзненно-блѣдный и жалкій, какъ-скоро великолѣпный Фебъ выступаетъ къ ней навстрѣчу съ противоположной стороны неба, то гдѣ же тутъ какой-нибудь старухѣ Кассельмаульди поддержать свое фальшивое величіе, какъ-скоро солнце свѣтитъ на нее прямо черезъ открытое окно кареты, и предательски выставляетъ напоказъ всѣ изъяны и морщины, произведенные временемъ на ея лицѣ? Нѣтъ, нѣтъ. Шестидесятилѣтнія красавицы никакъ не должны ѣздить на эти утренніе балы, выходы и представленія, или ужь пусть онѣ выбираютъ для этого туманные и пасмурные дни въ ноябрѣ или въ декабрѣ.
Но наша возлюбленная героиня не имѣла никакой надобности прибѣгать къ косметическимъ средствамъ для возвышенія своей природной красоты, и цвѣтущее личико мистриссъ Бекки смѣло могло отражать на себѣ вліяніе солнечныхъ лучей. Ея платье… кому, однакожь, не извѣстно, съ какою быстротою измѣняются вкусы на этотъ счетъ? Взглянувъ на это платье съ подмостокъ житейскаго базара, всякая современная намъ леди нашла бы его вычурно-смѣшнымъ и нелѣпымъ до послѣдней крайности, но четверть вѣка назадъ, вся тогдашняя публика провозгласила парадный костюмъ мистриссъ Бекки чудомъ совершенства въ своемъ родѣ. Пройдетъ еще какихъ-нибудь три, четыре года, и всѣ нынѣшнія моды, столько изящныя и пышныя, неизбѣжно перейдутъ въ область нелѣпаго и смѣшнаго, хотя, въ настоящее время, мы удивляемся имъ отъ всего сердца. Итакъ, костюмъ мистриссъ Бекки былъ очарователенъ въ полномъ и совершенномъ смыслѣ слова. Такимъ находила его и добрая леди Дженни, когда смотрѣла изумленными глазами на свою невѣстку. Скромная и смиренная, она должна была признаться съ сокрушеніемъ сердечнымъ, что мистриссъ Бекки далеко превзошла ее въ дѣлѣ изящества и вкуса.
Она не знала, какъ много геніальныхъ усилій и заботъ истощила мистриссъ Родонъ на украшеніе этого костюма. Въ дѣлѣ изящества и утонченнаго вкуса, Ребекка была изобрѣтательна, какъ первая модистка въ мірѣ, и она устроивала свои планы съ такимъ неподражаемымъ искусствомъ, о которомъ не имѣла и понятія леди Дженни. Вниманіе супруги баронета всего больше останавливалось на изящномъ шлейфѣ мистриссъ Бекки и великолѣпныхъ кружевныхъ издѣліяхъ ея платья.
– Парча досталась по наслѣдству, сказала Бекки, кружевныя издѣлія тоже помнятъ отдаленную старину. Мистриссъ Родонъ владѣла ими чуть-ли не больше сотни лѣтъ.
– Видно по всему, милая мистриссъ Кроли, что это стоило вамъ огромной суммы, сказала леди Дженни, посматривая на свои кружева, далеко уступавшія въ изяществѣ кружевамъ мистриссъ Кроли.
И затѣмъ, внимательно обозрѣвая древнюю парчу, послужившую матеріаломъ для шлейфа мистриссъ Родонъ, леди Дженни чувствовала довольно-сильное желаніе замѣтить, что она, при всемъ своемъ богатствѣ, никакъ не въ состояніи заказать себѣ такого превосходнаго шлейфа, но тутъ пришло ей въ голову, что такое замѣчаніе можетъ показаться обиднымъ для доброй родственницы, и леди Дженни во время, придержала свой языкъ.
Но если бы супруга баронета знала всѣ подробности, сопряженныя съ пріобрѣтеніемъ этого костюма, скромность ея, по всей вѣроятности, была бы неумѣстна. Дѣло вотъ въ чемъ: когда столичный домъ сэра Питта былъ приводимъ въ порядокъ, мистриссъ Родонъ, перебирая старый хламъ въ шкафахъ и комодахъ, принадлежавшихъ двумъ покойнымъ леди, отыскала въ нихъ и парчу и кружева, которыя, бывъ перенесены въ домикъ на Курцонской улицѣ, пригодились ей для собственнаго употребленія. Компаньйонка Бриггсъ видѣла собственными глазами, какъ она прибрала къ своимъ рукамъ эти вещицы, но не предложила на этотъ счетъ ни одного вопроса и не распространила никакихъ исторій. Думать надобно, что миссъ Бриггсъ, какъ и многія другія женщины на ея мѣстѣ, симпатизировала въ этомъ дѣлѣ своей покровительницѣ и другу. Что жь касается до брильяитовъ…
– Гдѣ ты взяла эти брильяиты, Бекки? спросилъ добродушный Родонъ, любуясь на драгоцѣнныя сокровища, блиставшія въ ушахъ и на лебединой шеѣ его супруги.
Прежде онъ никогда не видалъ ихъ.
Бекки немного покраснѣла и пристально взглянула на своего супруга. Питтъ Кроли тоже покраснѣлъ и выглянулъ изъ окна кареты. Дѣло въ томъ, что онъ самъ подарилъ ей значительную часть этихъ брильянтовъ и, между-прочимъ, жемчужное ожерелье съ брильянтовымъ фермуаромъ. Баронетъ забылъ только намекнуть объ этомъ обстоятельствѣ своей супругѣ.
Бекки еще разъ взглянула на мужа и потомъ на сэра Питта съ многозначительнымъ видомъ, какъ-будто хотѣла сказать: «думаете ли вы, что я измѣню вамъ? Не бойтесь.»
– Догадайся! сказала она громко своему мужу. Странный ты человѣкъ, продолжала она шутливымъ шопомъ, – неужели ты думаешь, что я пріобрѣла ихъ на вѣсъ золота въ модномъ магазинѣ? Это ожерелье, уже давнымъ-давно получила я въ подарокъ отъ одной пріятельниицы. Брильянты, разумѣется, взяты напрокатъ. Справиться объ этомъ у мистера Полоніуса, въ Ковентри-стритѣ. Драгоцѣнныя бездѣлки, мой другъ, не всегда принадлежатъ тѣмъ, кто ихъ носитъ: было бы тебѣ это извѣстно. Сюда, конечно, не идутъ въ разсчетъ эти чудные камни, которые ты видишь на леди Дженни.
– Это наши фамильные брильянты, замѣтилъ сэръ Питтъ, нѣсколько встревоженный этой бесѣдой.
Въ такомъ духѣ продолжался разговоръ, пока, наконецъ, карета не остановилась у подъѣзда великолѣпнаго палаццо, гдѣ была резиденція милорда Бумбумбума.
Брильянты, возбудившіе удивленіе простодушнаго Родона, никогда не возвращались въ магазимъ мисстера Полоніуса, что на Ковентри-стритѣ, и этотъ джентльменъ никогда не присылалъ за ними на Курцонскую улицу. Отсюда мы вправѣ сдѣлать заключеніе, что брильянты составляли неотъемлемую собственностъ мистриссъ Бекки. Послѣ этого торжественнаго визита, они спокойно улеглись въ одно секретное хранилище, въ старинную шкатулочку, полученную давнымъ-давно въ подарокъ отъ миссъ Амеліи Седли. Намъ заподлинно извѣстно, что здѣсь же, въ этомъ безопасномъ мѣстѣ, мистриссъ Бекки хранила многое множество другихъ, весьма полезныхъ и, быть можетъ, драгоцѣнныхъ вещицъ, о которыхъ не зналъ и не вѣдалъ мистеръ Родонъ Кроли. Совершеннѣйшее невѣдѣніе составляетъ, какъ извѣстно, превосходное качество многихъ супруговъ на «Базарѣ Житейской Суеты», такъ же какъ сокровенность и таинственность становятся отличительными свойствами нѣкоторой части великосвѣтскихъ леди. О, женщины, женщины! къ вамъ обращается дерзновенная рѣчь моя въ настоящую минуту: «Сколько поступаетъ къ вамъ, передъ каждымъ баломъ, таинствсяныхъ счетовъ изъ модныхъ магазиновъ? Сколько у васъ разныхъ тряпокъ и браслетовъ, которыхъ вы не смѣете показать своимъ мужьямъ? Вы носите ихъ не иначе, какъ съ душевнымъ трепетомъ и страхомъ, и въ то же время съ улыбкой ласкаетесь къ своимъ супругамъ, которые, въ простотѣ сердечной, не умѣютъ отличить новаго бархатнаго платья отъ стараго, и новаго браслета отъ прошлогодняго. Прійдетъ ли имъ въ голову, что этотъ простенькій шарфъ, опоясывающій вашу талію, стоитъ около сорока гиней, и что мадамъ Бобино присылаетъ каждую недѣлю докучливые счеты изъ своего магазина?
И вотъ, по этой-то причинѣ, Родонъ Кроли ничего не зналъ касательно брильянтовъ, сережекъ и блистательнаго фермуара, украшавшаго грудь его супруги. Но лордъ Стейнъ, представлявшійся въ ту пору милорду Бумбумбуму, зналъ очень хорошо, откуда взялись всѣ эти брильяпты, и кто заплатилъ за нихъ наличныя деньги. Рисуясь въ палаццо Бумбумбума, лордъ Стейнъ обращалъ особенное вниманіе на мистриссъ Родонъ Кроли.
Наклонившись надъ нею, лордъ Стейнъ улыбнулся, и привелъ прекрасные стихи поэта о брильянтахъ Белинды, «ихъ же лобызаютъ Евреи и обожаетъ невѣрное племя».
– Но вы, милордъ, надѣюсь, не принадлежите къ этимъ племенамъ, сказала мистриссъ Бекки, кивая головой.
И между мпогими блистательными леди распространился таинствеицый говоръ, и многіе джентльмены перемигнулись, когда замѣтили, какое вниманіе этотъ великій нобльменъ обращаетъ на нашу героиню.
О подробностяхъ свиданія между Ребеккой Кроли, урожденной Шарпъ, и милордомъ Бумбумбумомъ, мы не намѣрены распространяться. Да и гдѣ намъ? Перо наше слабо и неопытно, сердце робко, глаза темны, воображеніе тупо. Въ этомъ, какъ и въ другихъ безчисленныхъ случаяхъ, всего лучше безмолвствовать и таить свое удивленіе во глубинѣ души.
Позволительно, однакожь, замѣтить, что послѣ этого визита мистриссъ Бекки полюбила милорда Бумбумбума всѣмъ своимъ сердцемъ и всею душою. Его имя постоянно вертѣлось у ней на языкѣ, и она провозгласила, что милордъ Бумбумбумъ прелестнѣйшій, очаровательнѣйшій изъ всѣхъ мужчинъ. Она отправилась къ знаменитому художнику, мистеру Кольнеги, и заказала ему превосходнѣйшій его портретъ, какой только могъ быть произведенъ совершеннѣйшимъ искусствомъ. Миньятюрное изображеніе Бумбумбума появилось также на брошкѣ, которую всегда носила мистриссъ Бекки. Во всѣхъ обществахъ и всѣмъ своимъ знакомымъ она безъ устали разсказывала, какъ учтивъ, внимателенъ, вѣжливъ и какъ прекрасенъ милордъ Бумбумбумъ. Кто знаетъ? быть-можетъ мерещилась у ней впереди какая-нибудь блистательная роль…
Но всего умилительнѣе и трогательнѣе было слышать, какъ послѣ этого представленія, мистриссъ Бекки разговаривала и разсуждала о добродѣтеляхъ женскаго пола. Было у ней немного знакомыхъ дамъ на «Базарѣ житейской Суеты, да и тѣ, если сказать правду, пользовались не слишкомъ завидной репутаціей между своими строгими судьями. Но получивъ, по установленной формѣ, дипломъ въ своемъ незазорномъ поведеніи и честности; Ребекка уже не хотѣла больше продолжать знакомства съ женщинами сомнительной репутаціи и, на этомъ основаніи, когда леди Креккенбери, привѣтствовала ее въ театрѣ дружескимъ поклономъ изъ своей ложи, мистриссъ Роподъ отвернулась отъ нея съ презрѣніемъ, которымъ, въ другой разъ, наградила также и мистриссъ Вашингтонъ Уайтъ, встрѣтившуюся съ нею въ Гайд-Паркѣ на гуляньѣ.
– Надобно знать себя, мой другъ, и понимать свое значеніе въ свѣтѣ, говорила Ребекка своему мужу. Порядочная женщина не должна вступать ни въ какія предосудительныя связи. Жалѣю отъ всего сердца леди Креккенбери; и очень можетъ статься, что мистриссъ Вашингтонъ Уайтъ – предобрая женщина. Ты можешь къ нимъ ѣздить на обѣды въ качествѣ любителя виста, но я не могу и не должна. Потрудись сказать каммердинеру, что меня никогда нѣтъ дома для всѣхъ этихъ леди.
Частнѣйшія подробности костюма мистриссъ Бекки, отъ строусовыхъ перьевъ и великолѣпныхъ брильянтовъ до атласныхъ башмаковъ, были весьма отчетливо изложены въ современныхъ газетахъ. Мистриссъ Креккенбери прочла этотъ параграфъ съ душевнымъ огорченіемъ и разсказывала повсюду, какъ подняла носъ эта странная выскочка, гордая и запосчлвая. Мистриссъ Бьютъ Кроли и горемычныя ея дочери нарочно выписали изъ города интересный листокъ газеты «Morning Post», и дали полный разгулъ своему честному негодованію.
– Что дѣлать, моя милая? говорила мистриссъ Бьютъ своей старшей дочери, дѣвушкѣ низкорослой, чрезвычайно смуглой и курносой. Если бы у тебя были рыжеватые волосы, зеленые глаза, и если бы, притомъ, была ты дочерью французской плясуньи по канату, я не сомнѣваюсь, что у тебя, мой другъ, было бы вдоволь этихъ брильянтовъ, и кузина твоя, леди Дженни, вѣроятно, представила бы тебя въ палаццо милорда Бумбумбума. Но ты вѣдь только честная дворянка, бѣдное дитя мое. Въ жилахъ твоихъ течетъ только благороднѣйшая кровь, и добрая нравственность – все твое приданое. Я сама, супруга брата младшаго баронета, никогда, во всю жизнь, не дуыала добиваться чести быть представленной въ палаццо Бумбумбума. Да и этой выскочкѣ не было бы тамъ мѣста, если бы не перемѣнились времена.
Этимъ и другими способами достойная пасторша утѣшала себя на Королевиной усадьбѣ. Дочери ея вздыхали, молчали и просидѣли нѣсколько ночей сряду за «Генеалогіей британскихъ пэровъ».
* * *
Черезъ нѣсколько дней послѣ знаменитаго представленія, добродѣтельная мистриссъ Бекки удостоилась другой великой чести. Карета миледи Стейнъ подъѣхала къ джентльменскому домику на Курцонской улицѣ, и долговязый лакей, ударивъ страшнѣйшимъ образомъ два раза въ металлическую скобу у подъѣзда, вручилъ швейцару мистера Кроли двѣ визитныя карточки, на которыхъ изображены были фамиліи маркизы Стейнъ и графини Гигантъ. Будь эти клочки лощеной бумаги превосходнѣйшими картинами первыхъ художниковъ въ мірѣ, будь даже они обернуты сотнями аршинъ кружевныхъ матерій, по тысячѣ гиней за штуку, и тогда бы мистриссъ Бекки не обнаружила большей радости и живѣйшаго наслажденія, какое она почувствовала въ настоящую минуту. Вы можете быть увѣрены, что эти клочки тотчасъ же заняли самое видное мѣсто въ китайской вазѣ у камина въ гостиной, гдѣ обыкновенно мистриссъ Бекки хранила визитныя карточки посѣщавшихъ ее особъ. Великій Боже! Давно ли эта женщина чуть не сошла съ ума отъ радости, когда удостоили ее своимъ визитомъ бѣдная мистриссъ Вашингтонъ Уайтъ и добродушная леди Креккенбери. А теперь?.. О, Создатель! карточки ихъ опустились на самое дно китайской вазы и обречены, безъ всякой жалости, на вѣчное забвеніе. Стейнъ! Барикрисъ! Джанна Гельвельлейнъ! Церліонъ Камлотъ! Какія имена, какіе звуки! Тутъ нечего и сомнѣваться, что мистриссъ Бекки и миссъ Бриггсъ прослѣдили всю генеалогію этихъ фамилій отъ корня до послѣдней вѣтви.
Часа черезъ два пріѣхалъ и самъ милордъ Стейнъ. Безъ доклада вошелъ онъ въ гостиную, и осмотрѣвшись вокругъ себя, замѣтилъ немедленно, что Ребекка уже распорядилась приличнымъ образомъ съ карточкой его супруги, милордъ улыбнулся и выставилъ свои огромные клыки, какъ это дѣлалъ онъ всякій разъ, когда обнаруживалъ припадокъ человѣческой слабости. Скоро вышла къ нему мистриссъ Бекки. Туалетъ ея всегда былъ готовъ на случай этого визита. Ея прическа, шарфы, спенсеръ, шейные платки, сафьянныя туфли и другія женскія принадлежности, содержались въ исправномъ порядкѣ, и мистриссъ Бекки сидѣла въ какой-нибудь безъискуственной и пріятной позѣ, готовая встрѣтить великаго гостя. Нѣтъ надобности упоминать, что въ этомъ, какъ и въ другихъ случаяхъ, зеркало было постояннымъ совѣтникомъ нашей героини.
При входѣ ея въ гостиную, лордъ Стейнъ продолжалъ улыбаться и стоять подлѣ китайской вазы. Зaстигнутая въ расплохъ, мистриссъ Бекки покраснѣла.
– Благодарю васъ, Monseigneur, сказала она. Вы видите, что ваши леди были здѣсь. Какъ вы добры, милордъ! извините, что я замѣшкалась… я стряпала на кухнѣ пуддингъ.
– Это видно по всему. Я замѣтилъ васъ еще на улицѣ, когда подъѣзжалъ къ вашему дому, сказалъ старый джентльменъ съ лукавой улыбкой.
– Вы все замѣчаете, милордъ.
– Многое по крайней мѣрѣ, если не все, отвѣчалъ лордъ Стейнъ, – и прежде всего я подмѣтилъ, что вы мастерица сочинять исторіи на всякій случай. Я имѣлъ удовольствіе слышать вашъ голосъ наверху, мистриссъ Кроли, гдѣ, безъ сомнѣнія, вы натирали румянами свои щеки – не мѣшало бы вамъ прислать этого снадобья для миледи Гигантъ. Потомъ я слышалъ какъ отворилась дверь вашей спальни – и вы пришли сюда.
– Ахъ, милордъ, вамъ ли осуждать бѣдную женщину, если она старается, по возможности, придать себѣ лучшій видъ, какъ-скоро вы удостоиваете ее своимъ визитомъ? сказала Ребекка жалобнымъ тономъ.
И затѣмъ она стала растирать платкомъ свою щеку, какъ-будто желая показать, что розовый цвѣтъ ея не нуждается въ косметическихъ прикрасахъ. Это однакожь вопросъ, или если угодно, проблема, не совсѣмъ удобная для рѣшенія. Я знаю очень хорошо извѣстный сортъ румянъ, которыхъ никакъ нельзя стереть шелковою тканью, и есть даже такія доброкачественныя румяна, которыя не поддаются вліянію горячихъ слезъ, хотя бы онѣ ручьями текли по лицу.
– Послушайте, однакожь, сказалъ старый джентльменъ, повертывая въ рукахъ карточку своей жены, – вы непремѣнно хотите прослыть знатною леди. Странная, дикая фантазія! Вы надоѣдаете до смерти старику, чтобъ онъ ввелъ васъ въ большой свѣтъ. Дитя, предчувствуете ли вы, что навсегда примуждены будете распроститься съ этою независимостію, какъ-скоро вы переступите черезъ порогъ нашихъ гостиныхъ?
– Вы такъ думаете?
– Я увѣренъ въ этомъ. И прежде всего: у васъ нѣтъ денегъ.
– Денегъ у насъ нѣтъ, но вы добудете намъ мѣсто, перебила Бекки съ величайшею живостію.
– И безъ шиллинга въ карманѣ, продолжалъ милордъ, вы хотите состязаться съ богачами; не безумно ли это? Вамъ ли, слабому скудельному сосуду, плыть по безбрежному океану наравнѣ съ великими кораблями, готовыми противостоять всякимъ треволненіямъ и бурямъ? Но ужь это вѣроятно такъ заведено: каждый и каждая выбиваются изъ всѣхъ силъ, чтобъ достать погремушку, о которой не стоитъ и думать. Bon Dieu! Не дальше какъ вчера, я обѣдалъ у милорда Бумбумбума, и мы ѣли баранину съ рѣпой. Скромный обѣдъ изъ зелени стоитъ весьма часто откормленнаго быка. Очень хорошо. Вы получите приглашеніе въ Гигантскій домъ: вы станете къ намъ ѣздить. Вы не отстанете отъ старика до тѣхъ поръ, пока онъ не удовлетворитъ вашему безумному капризу. Слушайте же, что я вамъ скажу: у васъ здѣсь веселѣе въ тысячу разъ, чѣмъ въ Гигантскомъ домѣ. Вы соскучитесь тамъ, какъ скучаемъ всѣ мы. Жена моя угрюма и дика, какъ леди Макбетъ, и дочери мои грустятъ какъ Регана и Гонориль. Я не могу спать въ комнатѣ, которая называется моей спальней. Кровать моя напоминаетъ мнѣ страшный балдахинъ, и картины этой опочивальни пугаютъ меня. Я велѣлъ поставить желѣзную кровать въ своей уборной, и давно сплю на волосяномъ матрацѣ. Ну – быть по вашему, мистриссъ Бекки: на будущей недѣлѣ васъ пригласятъ къ нашему обѣду. И предваряю васъ, будьте осторожыы: наши женщины не любятъ новичковъ, и мудрено вамъ поладить съ ними.
Это была слишкомъ длинная рѣчь для такого человѣка. какъ лордъ Стейнъ, привыкшій къ лаконическимъ фразамъ. Въ тотъ день онъ уже не въ первый разъ говорилъ съ мистриссъ Бекки въ такомъ тонѣ.
Компаньйонка, сидѣвшая все это время за рабочимъ столикомъ на противоположномъ коицѣ комнатьг, вдругъ испустила глубокій вздохъ, и бросила взоръ состраданія на лорда Стейна. Было ясно, что она слушала и прилагала къ сердцу каждое его слово.
– Какъ вы не прогоните эту сидѣлку, сказалъ лордъ Стейнъ, оглядываясь на нее черезъ плечо.
– Что вамъ она сдѣлала, милордъ? спросила Ребекка съ лукавой улыбкой.
И полюбовавшись нѣсколько времени на смущеніе милорда, ненавидѣвшаго бѣдную Бриггсъ за то, что она мѣшала его откровенной бесѣдѣ съ прекрасною супругою полковника, мистриссъ Родонъ сжалилась, наконецъ, надъ своимъ обожателемъ, и поспѣшила удовлетворить желаніе его сердца. Подойдя къ Бриггсъ, она сдѣлала нѣсколько замѣчаній относительно прекрасной погоды, и попросила ее выйдти въ паркъ погулять съ маленькимъ Родономъ.
– Я не могу отпустить ее, милордъ, сказала мистриссъ Бекки довольно грустнымъ и разстроеннымъ тономъ, – не могу, еслибъ и хотѣла.
Проговоривъ эти слова, она заплакала и отвернулась отъ милорда.
– То-есть, вы не можете заплатить компаньйонкѣ ея жалованье: такъ или нѣтъ? спросилъ лордъ Стейнъ.
– Хуже чѣмъ это, отвѣчала Бекки, потуппвъ глаза въ землю, – я раззорила ее.
– Раззорили? Что жь мѣшаетъ вамъ, послѣ этого, вытолкать ее въ зашеекъ? спросилъ старый джентльменъ.
– Вы судите какъ мужчина, отввѣчала Бекки грустнымъ тономъ, – женщины не могутъ рѣшитъся на такую жестокость. Въ прошломъ году, когда мы истратили свою послѣднюю гинею, миссъ Бриггсъ отдала намъ все. Она не оставитъ меня никогда, если, по крайней мѣрѣ я не выплачу ей своего долга до послѣдняго шиллинга, или, если мы не раззоримся въ-конецъ, что, кажется, будетъ очень скоро.
– Гм! Сколько же вы должны ей, мистриссъ Кроли? спросилъ лордъ Стеимъ, скрѣпивъ эти слова энергическимъ жестомъ.
Мистриссъ Бекки подумала, посчитала, взглянула на потолокъ, на стѣны, на паркетный полкъ, и окончательно назвала сумму, вдвое превышавшую весь капиталъ миссъ Бриггсъ.
Лордъ Стейнъ вспыхнулъ отъ гнѣва, и запальчиво произнесъ нѣсколько энергическихъ словъ. Ребекка склонила свою голову и заплакала навзрыдъ.
– Что жь мнѣ было дѣлать, милордъ? говорила она, заливаясь горькими слезами. Крайность только заставила меня обратиться къ этому средству. Я не смѣю сказать объ этомъ мужу. Я храню это въ тайнѣ отъ всѣхъ, кромѣ васъ… вы насильно заставили меня признаться. Ахъ, что мнѣ дѣлать, лордъ Стейнъ? Я очень, очень несчастна.
Лордъ Стейнъ, вмѣсто отвѣта, барабанилъ по столу и кусалъ ногти, наконецъ онъ схватилъ шляпу и вышелъ изъ комнаты, не проговоривъ ни одного слова. Продолжая сохранять печальную позу, Ребекка не двинулась съ мѣста до той поры, пока дверь не захлопнулась за милордомъ, и экипажъ его не отъѣхалъ отъ дома. Тогда она встала, и въ зеленыхъ глазахъ ея засверкало сознаніе какого-то страннаго торжества. Наконецъ, два или три раза она разразилась дикимъ хохотомъ, и усѣвшисъ на табуреткѣ за фортепьяно, заиграла, съ неимовѣрнымъ одушевленіемъ, какую-то торжественную сонату. Проходившіе зѣваки невольно остановились передъ окнами, и прислушивались къ звукамъ этой пѣсни, оглушительной и бурной.
Въ тотъ же вечеръ мистриссъ Бекки получила двѣ записки изъ Гигантскаго дома; въ одной – лордъ и леди Стейнъ покорнѣйше просили ее къ себѣ на обѣдъ въ слѣдующую пятницу; въ другой содержался особенный лоскутокъ бумаги, скрѣпленный рукою лорда Стейна, на имя господъ банкировъ: Джонса, Брауна и Робпинсона, что въ Ломбардской улицѣ.
Родонъ слышалъ ночью, какъ Ребекка два или три раза принималась хохотать. Ей было весело при мысли, говорила она, что въ скоромъ времени предстоитъ для нея борьба съ великосвѣтскими леди въ Гигантскомъ домѣ, но на самомъ дѣлѣ, забавляли нашу героиню многія другія мысли. Должна ли она расплатиться съ старухой Бриггсъ и прогнать ее съ глазъ долой? Озадачить ли ей старика Реггльса уплатой за квартиру? Всѣ эти мысли гомозились въ ея головѣ, и поутру на другой день, лишь-только Родонъ отправился въ свои клубъ, мистриссъ Кроли, одѣтая весьма просто и на скорую руку, сѣла въ наемную карету и поѣхала въ Сити. Въ конторѣ банкировъ, что на Ломбардской улицѣ, она представила документъ за подписью лорда Стейна.
– Какими деньгами желаете получить? спросили господа Джонсъ и Робинсонъ.
– Фунтовъ полтораста потрудитесь дать мнѣ мелкими ассигнаціями, а на остальную сумму – одинъ банковый билетъ, отвѣчала Ребекка смиреннымъ тономъ.
Затѣмъ, по выходѣ изъ конторы, она отправилась въ модный магазинъ, и купила превосходнѣйшее черное шелковое платье для мистриссъ Бриггсъ. Подарокъ этотъ, какъ и слѣдуетъ, былъ принятъ старою дѣвою съ воздыханіями и слезами.
Затѣмъ она поѣхала къ мистеру Реггльсу, понавѣдаласъ насчетъ здоровья милыхъ его дѣтокъ, и вручила ему пятьдесятъ фунтовъ. Затѣмъ еще поскакала она къ другому обязательному джентльмену, снабжавшему ее экипажами, и вручивъ ему таковую же сумму, сказала:
