Kitabı oku: «Как вам это понравится», sayfa 3

Yazı tipi:

Сцена пятая

Там же. Входят Амьен, Жак и другие.

Амьен (поет)

 
Кто под зеленою листвою
Желает отдыхать со мною
И хору птичьих голосов
Кто вторить весело готов —
Пусть придет, пусть придет, пусть придет!
Здесь, на лоне природы,
Он врагов не найдет,
Кроме зимней, суровой погоды!
 

Жак

Еще, еще, прошу тебя, еще.

Амьен

Эти песни нагонят на вас меланхолию, monsieur Жак.

Жак

Спасибо им за это. Еще, прошу тебя, еще. Я могу высасывать меланхолию из песни, как ласточка высасывает яйца. Еще, прошу тебя, еще!

Амьен

Я охрип; притом же я знаю, что не могу понравиться вам.

Жак

Я и не требую, чтоб вы мне нравились: я желаю, чтоб вы пели. Ну дальше, следующий станс. Ведь вы их называете стансами?

Амьен

Как вам будет угодно, monsieur Жак.

Жак

Называйся они как хотят, мне все равно; ведь они ничего не должны мне. Что ж, будете петь?

Амьен

Пожалуй – скорее, чтобы исполнить ваше желание, чем для собственного удовольствия.

Жак

Ну если я когда-нибудь поблагодарю кого-нибудь, так этот кто-нибудь будете вы. То, что люди называют комплиментом, похоже на гримасы, которые строят друг другу две обезьяны, а когда человек благодарит меня от души, мне кажется, что я подал ему грош и что он благодарит меня как нищий. Ну пойте: а вы, не желающие петь, придержите языки.

Амьен

Хорошо, я окончу начатую песню. А вы, господа, пока накрывайте на стол: герцог намерен пить под этим деревом. (Жаку.) Он сегодня целый день искал вас

Жак

А я целый день избегал его. Он слишком большой спорщик. У меня в голове столько же мыслей, сколько и у него, но я за это благодарю небо и не кичусь этим Ну начинай щебетать.

Амьен (поет, все ему вторят)

 
Кто честолюбья избегает,
Под солнцем жить предпочитает,
И кто, умеренность любя,
Сам ищет пищу для себя,
Пусть придет, пусть придет, пусть придет.
Здесь, на лоне природы,
Он врагов не найдет,
Кроме зимней, суровой погоды.
 

Жак

Я вам скажу на этот мотив стихи, которые я сочинил вчера назло моей стихотворной изобретательности.

Амьен

А я спою их.

Жак

 
Вот эти стихи.
Коль человеку вдруг случится
В осла внезапно превратиться,
Богатство бросить и покой
Для дикой прихоти пустой,
Ducdame, ducdame, ducdame!11
Здесь тотчас же он встретит
Дурней, равных себе,
Если только на зов мой ответит!
 

Амьен

Что значит это дюкдаме, дюкдаме, дюкдаме?

Жак

Это греческое заклинание, которым глупцов зазывали в заколдованный круг. Я пойду уснуть, если буду в состоянии; а если не смогу уснуть, то буду сыпать ругательства на всех перворожденных Египта.

Амьен

А я пойду искать герцога; его обед готов.

Расходятся в разные стороны.

Сцена шестая

Там же. Входят Орландо и Адам.

Адам

Дорогой мой господин, я не могу идти дальше. О, я умираю от голода! Здесь я лягу и сниму мерку для моей могилы. Прощайте, добрый мой господин.

Орландо

Как, уже, Адам? Только у тебя и хватило мужества? Поживи немного, поддержи себя немного, развеселись немного. Если в этом суровом лесу живет какой-нибудь дикий зверь, то или он съест меня, или я принесу его тебе в пищу. Ты ближе к смерти по воображению, чем по силам. Ободрись из любви ко мне; не подпускай еще некоторое время смерть к своему телу. Я сейчас же вернусь к тебе, и если не принесу тебе чего-нибудь поесть, то дам тебе позволение умереть. Но если ты умрешь прежде, чем я возвращусь, – значит, ты издеваешься над моими стараниями. Ну вот и хорошо: ты повеселел, и я скоро буду опять здесь. Но ты лежишь на холодном воздухе; дай-ка я отнесу тебя в какой-нибудь приют, и, если в этой пустыне есть живое существо, ты не умрешь от недостатка пищи. Бодрее, добрый Адам!

Уходит.

Сцена седьмая

Лес. Накрытый стол. Входят старый герцог, Амьен, вельможи и прислуга.

Герцог

 
Он в зверя превратился, вероятно:
Под образом людским нигде нельзя
Его найти.
 

Первый вельможа

 
Он только что отсюда
Ушел домой; он песню слушал здесь
И весел был.
 

Герцог

 
Ну, если музыкантом
Да станет он – он, диссонансов всех
Смешение, – то дисгармонью скоро
увидим мы во всех небесных сферах.
Я вас прошу пойти за ним, сказать,
Что мне бы с ним поговорить хотелось.
 

Входит Жак.

Первый вельможа

 
Он от труда меня избавил тем,
Что сам пришел.
 

Герцог

 
Что ж это значит, сударь?
Возможно ли такую жизнь вести,
Чтоб бедные друзья вас умоляли
Не бегать их? Но что я вижу? Радость
У вас в лице!
 

Жак

 
Шут, шут! Я встретил здесь
В лесу шута – шута в ливрее пестрой.
О, жалкий мир! Да, это верно так,
Как то, что я живу посредством пищи,
Шут встречен мной. Лежал он на земле
И грел себя на солнышке, и тут же
Сударыню Фортуну он честил,
Хорошими, разумными словами,
А между тем он просто пестрый шут.
«Здорово, шут!» – сказал я. «Нет уж, сударь, —
Он отвечал, – не называйте вы
Меня шутом, пока богатства небо
Мне не пошлет». Затем полез в карман
И, вытащив часы, бесцветным взглядом
На них взглянул и мудро произнес
«Десятый час! – И вслед за тем прибавил:
– Здесь видим мы, как двигается мир:
Всего лишь час назад был час девятый,
А час пройдет – одиннадцать пробьет;
И так-то вот мы с каждым часом зреем,
И так-то вот гнием мы каждый час.
И тут конец всей сказочке». Чуть только
Услышал я, что этот пестрый шут
О времени так рассуждает – печень
Моя сейчас запела петухом
От радости, что водятся такие
Мыслители среди шутов, и я
Час целый по его часам смеялся.
О, славный шут! О, превосходный шут!
Нет ничего прекрасней пестрой куртки.
 

Герцог

 
Кто этот шут?
 

Жак

 
О, превосходный шут!
Он при дворе служил и утверждает,
Что женщина, коль молода она
И хороша, имеет дар об этом
Сейчас узнать. И у него в мозгу, —
Который сух, как сухаря остаток,
Не съеденный в дороге, – клети есть
Престранные; их множеством заметок
Он начинил, и те заметки в ход
Отрывками пускает. О, когда бы
Мне стать шутом! Я в куртке пестрой
Свое все честолюбье заключаю.
 

Герцог

 
И ты ее получишь.
 

Жак

 
Мне к лицу
Она одна – но только с уговором,
Чтоб вырвали из здравой головы
Вы мнение, в ней севшее глубоко,
Что я умен. Свободу вы должны
Мне дать во всем, чтоб я, как вольный ветер,
Мог дуть на все, на что я захочу,
Как все шуты; и те, кого я буду
Сильней колоть, должны и хохотать
Сильней других. Какая же причина,
Мессир, тому? Причина так пряма,
Как в сельский храм ведущая дорожка:
Тот человек, которого сразит
Шут остротой, нелепо поступает,
Когда удар, как он жесток ни будь,
Не с полным равнодушьем переносит;
Иначе все, что глупо в мудреце,
От шутовских ударов обнажится.
Попробуйте напялить на меня
Костюм шута, позвольте мне свободно
Все говорить, и я ручаюсь вам,
Что вычищу совсем желудок грязный
Испорченного мира, лишь бы он
С терпением глотал мое лекарство.
 

Герцог

 
Фи, знаю я, что стал бы делать ты.
 

Жак

 
Да ничего дурного, без сомненья.
 

Герцог

 
Карая грех, ты этим бы свершал
Страшнейший грех: ведь сам ты был распутным,
И чувственность была в тебе сильна,
Как похоть зверская; и так все язвы,
Недуги все, которые схватил
Ты, шляяся везде, распространил бы
Ты по свету.
 

Жак

 
Как, разве человек,
Тщеславие бранящий, этим самым
И личности отдельные бранит?
Тщеславие обширно ведь, как море,
И волны так вздымает высоко,
Что наконец не может удержаться —
И падает. Когда я говорю,
Что многие из наших горожанок
Несметные сокровища несут
На недостойном теле – разве этим
На личность я указываю? Где
Та женщина, которая мне скажет,
Что именно о ней я говорил,
Когда ее соседка с нею схожа?
Скажите ж мне, понять мне дайте,
Язык мой мог обидеть человека?
Коли я в цель попал, так оскорбил
Он сам себя; коли он чист душою,
То мой укор по воздуху летит,
Как дикий гусь, в котором не имеет
Никто нужды. Но кто идет сюда?
Входит Орландо с обнаженным мечом.
 

Орландо

 
Остановитесь! Больше есть не смейте!
 

Жак

 
Да я еще совсем не начинал.
 

Орландо

 
И не начнешь, пока нужда не будет
Насыщена.
 

Жак

 
Что это за петух?
 

Герцог

 
Что придало тебе такую дерзость?
Отчаянье? Иль просто оттого,
Что вежливость ты грубо презираешь,
Являешься ты неучем таким?
 

Орландо

 
Вы с самого начала в цель попали:
Колючий шип отчаянной нужды
Сорвал с меня приятную личину
Приличия; но уроженец я
Не диких стран, и вежливость знакома
Мне хорошо. И все-таки теперь
Я говорю: остановитесь! Первый,
Кто тронет лишь один из сих плодов,
Не давши мне сперва себя насытить
И тех, о ком забочусь, – будет мертв.
 

Жак

 
Коли нельзя вас убедить рассудком,
Так я умру.
 

Герцог

 
Чего хотите вы?
Склонить могли б вы нас к гостеприимству
Не силою, а кротостью.
 

Орландо

 
Совсем
Я изнемог от голода; скорее
Мне дайте есть.
 

Герцог

 
Садитесь подле нас,
И кушайте, и будьте нашим гостем.
 

Орландо

 
Как ваш язык приветлив! О, прошу
Простить меня; я думал, в этом месте
Все дикое, и только потому
Я резкий тон приказа взял. Но кто бы
Вы ни были, вы, в глубине лесов,
Под сению дерев меланхоличных,
Живущие беспечно, – если вы
Когда-нибудь дни лучшие знавали,
И жили там, где колокольный звон
Сзывает в храм, и за столом сидели
Честных людей, и плакали порой,
И ведали, что значит милосердье
Оказывать и получать самим, —
Любезностью сердечной накажите
Меня теперь. Надежды этой полный,
Краснею я, меч отправляя в ножны.
 

Герцог

 
Да, правда, мы дни лучшие знавали,
И жили там, где колокольный звон
Сзывает в храм, и за столом сидели
Честных людей, и слезы лили мы,
Рожденные священным состраданьем, —
И потому гостеприимно вас
Здесь просим сесть и всем распоряжаться,
Чем можем мы в нужде вам пособить.
 

Орландо

 
Помедлите трапезою немного:
Как лань, пойду я за птенцом своим,
Чтоб накормить его. То бедный старец,
Усталые шаги свои за мной
Направивший из преданности чистой.
Пока он сил не подкрепит своих,
Ослабленных влияньем двух недугов:
И старости и голода – куска
Малейшего не трону я.
 

Герцог

 
Идите
Сейчас за ним; мы кушать не начнем,
Пока не возвратитесь вы обратно.
 

Орландо

 
Благодарю, и да спасет вас Бог
За ваш прием вполне великодушный!
Уходит.
 

Герцог

 
Вот видишь: несчастные не мы одни.
На мировой, необозримой сцене
Являются картины во сто раз
Ужаснее, чем на подмостках этих,
Где мы с тобой играем.
 

Жак

 
Весь мир – театр;
В нем женщины, мужчины, все – актеры;
У каждого есть вход и выход свой.
И человек один и тот же роли
Различные играет в пьесе, где
Семь действий есть12. Сначала он ребенок,
Пищащий и ревущий на руках
У нянюшки; затем – плаксивый школьник,
С блистающим, как утро дня, лицом
И с сумочкой ползущий неохотно,
улиткой, в школу; потом
Любовник он, вздыхающий, как печка,
Балладой жалостною в честь бровей
Возлюбленной своей; затем он воин,
Обросший бородой, как леопард,
Наполненный ругательствами, честью
Ревниво дорожащий и задорный,
За мыльным славы пузырем готовый
Влезть в самое орудия жерло.
Затем уже он судия, с почтенным
Животиком, в котором каплуна
Отличного запрятал, с строгим взором,
С остриженной красиво бородой,
Исполненный мудрейших изречений
И аксиом новейших – роль свою
Играет он. В шестом из этих действий
Является он высохшим паяцем,
С очками на носу и с сумкой сбоку;
Штаны его, что юношей еще
Себе он сшил, отлично сохранились,
Но широки безмерно для его
Иссохших ног; а мужественный голос,
Сменившийся ребяческим дискантом,
Свист издает пронзительно-фальшивый.
Последний акт, венчающий собой
Столь полную и сложную историю,
Есть новое младенчество – пора
Беззубая, безглазая, без вкуса,
Без памяти малейшей, без всего.
Входит Орландо, несущий Адама.
 

Герцог

 
Привет мой вам. Кладите ж вашу ношу
Почтенную и дайте ей поесть.
 

Орландо

 
Благодарю вас за него душевно.
 

Адам

 
И хорошо вы делаете. Я
Благодарить сам за себя не в силах.
 

Герцог

 
Привет мой вам! За стол же поскорей!
Не стану я мешать трапезе вашей
Расспросами о ваших приключеньях.
Пусть музыка сыграет что-нибудь,
А вы, кузен мой добрый, спойте песню.
 

Амьен (поет)

 
Разносись, зимний ветер, и вой!
Ты безвреднее злобы людской,
И еще никого и ни разу
Не поранил так сильно твой зуб,
Потому что хоть дик ты и груб,
Но невидим телесному глазу.
Гей, го-го! Станем петь под зеленой листвой!
Дружба часто фальшива, любовь – сон пустой!
Гей, го-го! Под зеленой листвой —
Наша жизнь краше всякой другой!
Ледените нас, зимние дни!
Не так сильно кусают они,
Как забытое доброе дело;
И хоть страшны они для морей,
Но терзает гораздо больней
Друг забывчивый душу и тело.
Гей, го-го! Станем петь под зеленой листвой!
Дружба часто фальшива, любовь – сон пустой!
Гей, го-го! Под зеленой листвой —
Наша жизнь краше всякой другой!
 

Герцог (который в это время тихо разговаривал с Орландо)

 
Да, если вы на самом деле сын
Почтенного Роланда, как шепнули
Вы мне теперь и как удостоверил
Меня мой глаз, который на лице
У вас нашел живой и очень верный
Его портрет, – приветствую вас здесь
От всей души! Я герцог, друг Роланда,
Теперь пойдем ко мне в пещеру: там
Вы дальше мне о ваших приключеньях
Расскажете.
 

(Адаму.)

 
Старик почтенный, ты
Приятен мне как господин твой. Люди,
Сведите под руки его.
 

(К Орландо.)

 
А вы
Подайте руку мне, и дома обо всем,
Что вы перенесли, расскажете. Идем.
 

Действие III

Сцена первая

Комната во дворце. Входят герцог Фридрих, вельможи и Оливер.

Фридрих

 
Так вы его не видели с тех пор?
Мессир, мессир, я не могу поверить:
Не заключай моя душа в себе
Так много доброты – предмета мщенья
Не стал бы я отыскивать далеко,
Когда ты здесь. Но берегись! Твой брат,
Где б ни был он, а должен быть отыскан.
Ищи его со свечкой; через год
Доставь его сюда живым иль мертвым
Иль более не возвращайся жить
В моей стране. Твои поместья, вещи,
Которые своими ты зовешь,
Достойные секвестра, будут в нашем
Владении, пока твой брат с тебя
Не снимет сам всего, в чем обвиненье
Мы возвели тебе.
 

Оливер

 
О, если б вы,
Светлейший принц, мои все чувства знали!
Я никогда ведь брата не любил.
Фридрих Тем более ты негодяй!
 

(Вельможам.)

 
Сейчас же
Прогнать его отсюда; наложить
Чиновникам особым на поместья
И дом его секвестр – и это все
С возможною поспешностью исполнить.
 

Уходят.

Сцена вторая

Лес. Входит Орландо и привешивает к дереву бумагу.

Орландо

 
Виси ты здесь, мой стих, как знак любви моей!
А ты, в тройном венце царица тихой ночи13,
Направь из горних сфер свои святые очи
На имя, что царит во мне над жизнью всей.
О Розалинда, друг! Деревья эти все
Бумагой служат мне; на их коре пишу я
Все то, что думаю, что чувствую: хочу я,
Чтоб каждый видел здесь хвалу твоей красе.
    Иди, Орландо, поспеши!
    На древе каждом напиши
    Ее, дорогую, любимую,
    Словами едва выразимую.
 

Уходит. Входят Корин и Оселок.

Корин

Ну как вам нравится, почтеннейший Оселок, эта пастушеская жизнь?

Оселок

Сказать по правде, пастух, рассматриваемая сама по себе, она – хорошая жизнь; но рассматриваемая как жизнь пастушеская, она ровно ничего не стоит. По своей уединенности она мне очень нравится, но по своей отчужденности она мне кажется самой паскудной жизнью. Как жизнь сельская, она мне очень по сердцу; но, принимая во внимание, что она проходит вдали от двора, я нахожу ее очень скучной. Как жизнь воздержанная, она, видите ли, вполне соответствует моим наклонностям, но как жизнь, лишенная изобилия, она совершенно противоречит моему желудку. Пастух, ты знаешь какой-нибудь толк в философии?

Корин

Знаю лишь настолько, чтоб понимать, что чем сильнее человек нездоров, тем он больнее; что тот, у кого нет денег, средств и достатка, не имеет трех хороших друзей; что дождь мочит, а огонь сжигает; что от жирных пастбищ овцы жиреют, что важнейшая причина ночи есть отсутствие солнца; что тот, кто не получил ума ни от природы, ни искусственными средствами, – или может жаловаться на дурное воспитание, или родился от очень глупых родителей.

Оселок

Это совершенно натуральная философия. Пастух, ты был когда-нибудь при дворе?

Корин

Нет, не был.

Оселок

Ну так ты будешь ввержен в геенну огненную.

Корин

Надеюсь, что не буду.

Оселок

Непременно будешь и сгоришь, как дурно поджаренное яйцо, – только с одной стороны.

Корин

За то, что я не был при дворе? Почему же это?

Оселок

Потому, что если ты никогда не был при дворе, то никогда не видел хороших манер; а если ты никогда не видел хороших манер, то твои манеры должны быть дурны; а что дурно, то грех; а за грех идут в ад. Ты в опасном положении, пастух.

Корин

Нисколько, Оселок. Те манеры, которые считаются хорошими при дворе, смешны в деревне, точно так же, как манеры деревенские очень смешны при дворе. Вы сказали мне, что при дворе люди при встрече не кланяются друг другу, а посылают друг другу воздушные поцелуи, целуя кончики своих пальцев; это обыкновение было бы весьма нечистоплотно, если б придворные были пастухами.

Оселок

Доказательство, скорее доказательство!

Корин

Доказательство вот: мы постоянно трогаем наших овец, а вы знаете, что их шерсть жирная.

Оселок

А разве руки наших придворных не потеют? И разве жир овцы не так здоров, как пот человека? Слабо, слабо! Давай лучшее доказательство. Ну?

Корин

Сверх того, наши руки жестки.

Оселок

Тем скорее их осязали бы ваши губы. Опять слабо. Давай лучшее доказательство. Ну?

Корин

И часто, когда мы лечим наших овец, то намазываем их дегтем. Так вы хотите, чтоб мы целовали деготь? А руки придворных надушены благовониями.

Оселок

О глупейший человек! Ты – изъеденный червями кусок в сравнении с хорошим куском мяса! Ей-ей, так! Поучись у мудрого и рассуди: благовония более низкого происхождения, чем деготь; они – нечистое испражнение тибетской кошки. Жду лучшего доказательства, пастух.

Корин

Вы слишком придворно-умны для меня; уступаю вам.

Оселок

Так ты хочешь идти в ад? Да поможет тебе Бог, глупый ты человек! Да просветит тебя Бог – ты очень прост.

Корин

Сударь, Я простой поденщик; я зарабатываю то, что съедаю, приобретаю то, что ношу, ни к кому не имею ненависти, не завидую ничьему счастью, радуюсь благополучию других людей, мирюсь со своим бедственным положением и заключаю все мое самолюбие в том, чтоб видеть, как мои овцы пасутся, а ягнята их сосут.

Оселок

Тут ты опять грешишь глупостью: собираешь в одно место овец и баранов и стараешься зарабатывать хлеб оплодотворением животных, служишь сводником барану и, вопреки всем брачным правилам, отдаешь двенадцатимесячную овцу хромоногому, старому, рогатому барану. Если ты не пойдешь за это в ад – значит, сам черт не желает иметь у себя пастухов; иначе – не знаю, как ты можешь увернуться.

Корин

Вот идет Ганимед, молодой брат моей новой хозяйки.

Входит Розалинда, читая бумагу.

Розалинда (читает)

 
«Нет среди обеих Индий
Камня краше Розалинды;
Ветер по свету разносит
Быстро славу Розалинды;
Блеск прекраснейших портретов
Меркнет перед Розалиндой.
Позабудьте всех красавиц,
Кроме милой Розалинды!»
 

Оселок

Я вам буду рифмовать таким образом восемь лет кряду, исключая часы обедов, ужинов и сна Эти стихи – точь-в-точь рысь торговки маслом, когда она спешит на рынок.

Розалинда

Убирайся, шут!

Оселок

Вот образчик:

 
«Коль олень грустит по лани,
Пусть идет он к Розалинде;
Как самца желает кошка,
Так мужчину Розалинда;
Платью зимнему подкладка
Так нужна, как Розалинде;
Кто идет на жатву, должен
Там работать с Розалиндой;
Плод сладчайший с кислой коркой —
Плод такой же Розалинда;
Розу ищущий находит
И шипы и Розалинду».
 

Вот, собственно, фальшивый галоп стихов. Что вам за охота заражать себя этими рифмами?

Розалинда

Молчи, глупый шут. Я нашла их на дереве.

Оселок

Скверные плоды приносит это дерево.

Розалинда

Я привью к нему сначала тебя, а потом кизил: тогда это дерево принесет самый ранний плод во всей стране, потому что ты сгниешь прежде, чем созреешь до половины, точно так же, как кизил.

Оселок

Вы проговорили, но умно или нет – это пусть решит лес.

Входит Целия, читая бумагу.

Розалинда

Тише! Вот идет моя сестра; она что-то читает. Отойдите в сторону.

Целия (читает)

 
«Ужели этот лес пустынным
Остаться должен оттого,
Что в нем никто не обитает?
Нет, я к деревьям всем его
Привешу языки, и будут
Они ряд истин возвещать:
Что жизнь людская очень скоро
Кончает по свету блуждать;
Что эта жизнь, обыкновенно,
Простого локтя не длинней;
Что очень часто нарушались
Слова и клятвы двух друзей.
Но в заключенье каждой фразы
И на прекраснейших ветвях
Я буду имя Розалинды
Писать, чтоб все в этих местах
Узнали – небо захотело
Ее всем лучшим наделить
И отдало приказ природе
В одном лице соединить
Земные прелести. Природа
Приказ исполнила и ей
Тотчас дала лицо Елены14
Без сердца, полного затей, —
Всю величавость Клеопатры15,
Весь Аталанты блеск ума16,
Дух строго девственный, которым
Была Лукреция полна.
Так клир небесный Розалинду
Создал из разных свойств людей;
Сердца, глаза и лица многих
Соединились чудно в ней.
Решило небо: ей все это получить,
А мне – ее рабом до самой смерти жить».
 

Розалинда

О милосердый Юпитер! Какою скучною проповедью любви вы утомили ваших прихожан, ни разу не сказав: «Потерпите, добрые люди!»

Целия

Как, вы здесь, друзья? Пастух, отойди немного. (Оселку.) Ты ступай с ним.

Оселок

Идем, пастух; отступим с почетом – если без обоза и поклажи, то, по крайней мере, с сумкой и кульком.

Уходит с Корином.

Целия

Ты слышала эти стихи?

Розалинда

О да, я слышала их, и еще прибавку к ним, потому что некоторые из этих стихов имели больше стоп, чем может быть у стихов.

Целия

Это все равно; стопы могли поддержать стихи.

Розалинда

Да, но сами стопы хромали, не имели силы поддержать себя и потому заставили хромать стихи.

Целия

Но могла ли ты без удивления услышать, что твое имя висит и вырезано на здешних деревьях?

Розалинда

Когда ты пришла сюда, то уже семь дней из девяти17 было проведено мною в изумлении, потому что – посмотри, что я нашла на одном пальмовом дереве. Меня не воспевали так сильно со времен Пифагора, когда я была ирландскою мышью18; а ведь это было так давно, что я едва помню.

Целия

Догадываешься ты, кто сделал это?

Розалинда

Человек?

Целия

Да, и на шее у него цепь, которую ты когда-то носила. Ты изменяешься в лице?

Розалинда

Но кто же это, скажи, пожалуйста?

Целия

О Господи, Господи! Трудно друзьям встретиться после разлуки – но и горы могут сдвигаться со своих мест вследствие землетрясения и встречаются одна с другой.

Розалинда

Да скажешь ли ты, кто он?

Целия

Возможно ли?

Розалинда

Умоляю тебя с самою неотступной настоятельностью сказать мне, кто он.

Целия

О, удивительно, удивительно, удивительнейшим образом удивительно! И опять-таки удивительно, и выше всякого описания удивительно!

Розалинда

Это из рук вон! Неужели ты думаешь, что если я одета в мужское платье, то и мой характер влез в камзол и панталоны? Каждая новая минута отсрочки для меня то же, что путешествие к Южному океану. Прошу тебя, скажи мне скорее, кто он; торопись. Я желала бы, чтоб ты была заикой; тогда это скрытое имя вырвалось бы, может быть, из твоих губ, как вино вырывается из бутылки с узким горлом: или разом, или ни капли. Прошу тебя, откупори свой рот, чтобы я могла выпить твой секрет.

Целия

Значит, ты можешь вместить мужчину в своей утробе.

Розалинда

Создан ли он по образу и подобию Божию? Какого он рода человек? Достойна ли его голова шляпы, достоин ли его подбородок бороды?

Целия

Ну, бородка у него небольшая.

Розалинда

Бог пошлет ему большую, если он не будет неблагодарным. Я согласна ожидать, пока у него вырастет борода, если только ты перестанешь задерживать описание его подбородка.

Целия

Это – молодой Орландо, который в одно и то же мгновение сразил борца и твое сердце.

Розалинда

К черту эти шутки! Говори серьезно и как честная девушка.

Целия

Уверяю тебя, кузина, это он.

Розалинда

Орландо?

Целия

Орландо.

Розалинда

Вот горе-то! Что же я теперь стану делать с моим камзолом и панталонами? Что он делал, когда ты увидела его? Что он сказал? Как он выглядел? Как был одет? Зачем он здесь? Спрашивал ли он обо мне? Где он живет? Как он расстался с тобой? Когда ты опять увидишься с ним? Отвечай мне на все это одним словом.

Целия

Добудь мне прежде рот Гаргантюа, потому что слово, которого ты требуешь, слишком велико для какого бы то ни было рта нашего времени. Ответить «да» и «нет» на все твои вопросы заняло бы больше времени, чем ответ на все вопросы Катехизиса.

Розалинда

Но знает ли он, что я в этом лесу и в мужском платье? Так ли он свеж лицом, как в день поединка?

Целия

Разрешать задачи влюбленного так же легко, как считать блох. Но вкуси мое открытие и пережуй его повнимательней. Я нашла Орландо под деревом, где он лежал, как упавший желудь.

Розалинда

Это дерево можно назвать деревом Юпитера, если с него падают такие плоды.

Целия

Потрудитесь выслушать меня, добрая госпожа.

Розалинда

Продолжай.

Целия

Он лежал под этим деревом, растянувшись, как раненый рыцарь.

Розалинда

Как ни печально такое зрелище, оно, должно быть, очень красиво.

Целия

Пожалуйста, крикни своему языку «стой!» – он делает очень несвоевременные прыжки. Одет он был охотником.

Розалинда

О, скверное предзнаменование! Он пришел сюда для того, чтобы убить мое сердце.

Целия

Я хотела бы спеть мою песню без постороннего аккомпанемента. Ты сбиваешь меня с тона.

Розалинда

Разве ты не знаешь, что я женщина? Когда у меня есть мысль, я должна ее высказать. Продолжай, милая.

11.«Дюкдаме» – искаж. due ad me – приведи его ко мне.
12.Деление человеческой жизни на семь возрастов во времена Шекспира и после считалось неоспоримым научным фактом. Тема семи возрастов человека была очень популярным сюжетом, особенно в изобразительном искусстве.
13.«…в тройном венце царица тихой ночи…» – имеется в виду тройной венец тройного божества: Дианы-Прозерпины-Луны.
14.Елена – жена ахейского царя Менелая, которую полюбил сын троянского царя Парис; из-за нее вспыхнула Троянская война.
15.Клеопатра (греч. Kleopatra – славная по отцу) – такое имя носили женщины из царских семей в Македонии и Египте. Здесь подразумевается самая известная, Клеопатра VII Египетская (69–30 гг. до н. э.), ставшая символом женской притягательности.
16.«Весь Аталанты блеск ума…» – Имеется в виду аркадская красавица-охотница, славившаяся меткой стрельбой из лука и быстротой своих ног (все сватавшиеся к ней мужчины должны были опередить ее в беге или проститься с жизнью).
17.«…семь дней из девяти…» – Согласно английской пословице, предсказание исполняется на девятый день.
18.«…не воспевали так сильно со времен Пифагора, когда я была ирландской мышью…» – в Ирландии было принято изгонять мышей рифмованными заговорами; в первой части фразы – намек на учение Пифагора о переселении душ.
Yaş sınırı:
12+
Litres'teki yayın tarihi:
28 eylül 2011
Çeviri tarihi:
1880
Yazıldığı tarih:
1600
Hacim:
90 s. 1 illüstrasyon
Telif hakkı:
Public Domain
İndirme biçimi: