Kitabı oku: «На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний»

Yazı tipi:

Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках государственной программы Российской Федерации «Развитие культуры и туризма в 2019 году».

Оперативные сводки с Внутреннего фронта
(вступление)

Ты ли нагадала и напела,
Ведьма древней русской маеты,
Чтоб любой уездный Кампанелла
Метил во вселенские Христы.

Сергей Наровчатов

Сборник «На Внутреннем фронте Гражданской войны» является продолжением сборника документов и воспоминаний «Боевой восемнадцатый год». Специфика и отличие нового сборника, прежде всего, в том, что в нем собраны не только архивные документы и другие редкие материалы, но и авторские статьи исследователей из Москвы, Санкт-Петербурга, Калининграда, Воронежа, Тулы и Запорожья (Украина). Другое отличие – раздвинутые хронологические рамки, возвращающие читателей и к событиям «боевой восемнадцатого», и, разумеется, затрагивающие последующие страницы Гражданской войны.

Понятие «внутренний фронт» чаще всего применяли сами большевики, понимая под ним, главным образом, борьбу с крестьянскими повстанческими движениями и с антибольшевистским подпольем. Например, Аркадий Гайдар в своей автобиографии писал: «я был на фронтах: петлюровском, польском, кавказском, внутреннем, на антоновщине и, наконец, близ границы Монголии…».

В более широком смысле под «внутренним фронтом» можно понимать конкуренцию и борьбу между различными советскими группировками, в особенности, между коммунистами и анархистами, РКП(б) и ПЛСР, коммунистами и эсерами-максималистами, а также и внутри белого лагеря. Один из героев данного сборника, муж Марии Спиридоновой И.А. Майоров в докладе на левоэсеровском партийном съезде 4 октября 1918 г. дословно говорил о «возникновении целого ряда внутренних фронтов».

Структура сборника состоит из пяти частей. В первом разделе авторы вновь возвращаются к некоторым из сюжетов первого сборника – разоружению анархистов весной 1918 года, левоэсеровскому выступлению и его последствиям, покушению Каплан на Ленина. Исключительный интерес представляют разысканные Константином Морозовым воспоминания меньшевика Александра Наумовича Иоффе о разговорах с Фанни Каплан в Кремле буквально накануне покушения на вождя большевиков. Важным дополнением к разделу о рабочих-боевиках в прошлом сборнике являются показания Николая Гладкова, второго из двух рабочих-эсеров (наряду с В.А. Новиковым), подручных Каплан в час покушения.

Статью о муже Марии Спиридоновой И.А. Майорове, сыгравшем далеко не последнюю роль в июльских событиях 1918 года, дополняет подборка документальных материалов о побеге Спиридоновой из заключения в Кремле в ночь с 1 на 2 апреля 1919 года и листовок казанских левых эсеров, лидером которых являлся Илья Майоров, а также история, начавшаяся в Казани в 1919 году и окончившаяся убийством секретного сотрудника ВЧК. Спецоперация «Свинец» по поимке боевиков – «братьев Аяксов» (коллективный псевдоним «спиридоновцев» Михаила Богданова и Евгения Мальма, кстати, тоже недолгое время служивших в ВЧК) вылилась в их задержание с ожесточенной перестрелкой и в судебный процесс в Москве, на котором левые социалисты-революционеры были неожиданно оправданы… Группа материалов «Убийство в Палатовке» касается, наоборот, загадочного убийства переходивших украинскую границу левых эсеров, расследование которого взял на карандаш Феликс Дзержинский.

Главным сюжетом сборника, пожалуй, является никак не отмеченная столетняя годовщина одного из самых кровавых терактов времен Гражданской войны – взрыва во время заседания большевистского актива Москвы 25 сентября 1919 года, во время которого погиб секретарь МК РКП(б) Владимир Загорский и пострадали десятки человек. (В общей сложности были убиты 12 и ранены 55, среди последних Н.И. Бухарин и Ю.М. Стеклов – главные редакторы «Правды» и центральных «Известий».) Взрыв в бывшем помещении ЦК левых эсеров осуществила группа анархистов подполья и левых социалистов-революционеров, объединившихся во Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан, в качестве мести за расстрел в Харькове членов штаба Махно и продолжавшиеся репрессии, в том числе арест в полном составе легального съезда Всероссийской федерации анархистской молодежи в Москве.

Тут всё вышло весьма символично: и количество убитых – ровно столько же участников левоэсеровского выступления было расстреляно чекистами сразу после событий 6 июля, и ранение редакторов газет, изливавших потоки брани в отношении махновцев и тех же левых эсеров. И то, что путь к зданию в Леонтьевском переулке указал анархистам один из главных участников июльских событий годичной давности Донат Черепанов.

Академическая проблема изучения этого драматического эпизода Гражданской войны вытекает из заключения Генеральной прокуратуры Российско Федерации от 4 сентября 2001 г., согласно которому участники Всероссийской организации анархистов подполья были признаны «не подлежащими реабилитации», и, следовательно, доступа к томам их следственного дела, как не было, так и нет по сей день. Основные сведения по истории взрыва в Леонтьевском переулке, по-прежнему приходится черпать из «Красной книги ВЧК» столетней давности, вышедшей в 1920 г. и переизданной в 1989 г. с весьма примитивным научно-справочным аппаратом. Опубликованные в ней материалы следствия представляют собой очень куцую выборку. Отсюда появляются разного рода сочинители баек и конспирологические версии про то, как одни большевики других взорвали. (Подобной версификацией применительно к взрыву в Леонтьевском и к событиям 6 июля 1918 года любит заниматься журналист радио «Свобода» Владимир Воронов).

Историки же используют любые косвенные и смежные источники, которые собраны воедино в разделе «Взрыв в Леонтьевском переулке». Большой научный интерес представляют публикуемые показания хорошо знавших главных участников покушения небезызвестного махновского контрразведчика, и впоследствии чекиста Левы Задова (Л.Н. Зиньковского-Задова) в рамках агентурного дела «Скрипачи», и ближайшего соратника Черепанова Михаила Крушинского из чекистских архивов. Единственной книгой, вышедшей к столетию взрыва, оказался сборник статей 1917–1918 гг. идеолога «анархистов подполья» Казимира Ковалевича «Святые огоньки революции», подготовленный петербургским исследователем Александром Ермаковым. В настоящем сборнике не просто перепечатывается авторская статья «Черный треугольник Казимира Ковалевича» и подборка документов «анархистов подполья» в Приложении, но и пропущенная в упомянутой книге статья Ковалевича «Фабрично-заводское объединение рабочих» из газеты «Анархия» за 22 июня 1918 г., а также отсутствовавшие в прежнем издании все тексты первого номера одноименной газеты «анархистов подполья» «Анархия» за 29 сентября 1919 г. и протокол допроса одного из «неподлежащих реабилитации» – бывшего секретаря Нижегородской федерации анархистов И. Ценципера-Брамсона. Этот протокол был опущен в «Красной книге ВЧК», но обнаружился в копии среди документов Государственного архива Российско Федерации.

Эта группа документов, включающая допросы в МЧК, находится в составе фонда Верховного Революционного Трибунала при ВЦИК и относится к подготовительным материалам процесса над эсерами-максималистами. В настоящем сборнике впервые публикуется еще несколько протоколов допросов боевиков и сверенное в архиве обвинительное заключение по делу эсеров-максималистов, а также уникальные материалы из Государственного архива Тульской области. Указанные документы относятся к знаменитой экспроприации, совершенной в Туле максималистами и анархистами 29 августа 1919 года. Захваченные средства пошли на финансирование «анархистов подполья», в частности, на издание листовок и газеты и на помощь арестованным по делу съезда анархистской молодежи.

В статьях раздела «Губернские сводки с Внутреннего фронта» впервые раскрываются имена и приводятся биографии ряда активистов анархистского, эсеро-максималистского и левоэсеровского движений во Владимирской, Нижегородской, Смоленской, Тверской и Тульской губерниях. В материале «На внутреннем фронте Брянщины» публикуются воспоминания чекистов, включая старшего брата легендарного Дмитрия Медведева, хранящиеся в Российском государственном архиве социально-политической истории.

Четвёртый раздел, озаглавленный строкой из гимна анархистов, целиком посвящен махновскому движению. Он включает переработанную статью Юрия Кравца о заговоре и гибели от рук махновцев Михаила Полонского и подготовленную им же публикацию об известной поездке Л.Б. Каменева по Украине, сверенную по оригиналу в РГАСПИ и снабженную детальным комментарием. Несомненно, вызовет большой интерес публикация документов по биографии одного из наименее изученных сподвижников Махно, перешедшего на его сторону комбрига Первой Конной армии Григория Маслакова, хранящихся в РГАСПИ.

В заключительном разделе «Авантюристы Великой Смуты», в частности, представлены новые материалы о Якове Блюмкине из РГАСПИ, ГАРФ и Центрального архива ФСБ. История киевских покушений на Блюмкина подтверждает мысль о том, что на каждого авантюриста отыщется еще больший авантюрист, в роли которого по отношению к Блюмкину в данном случае предстал эсер-боевик Сергей Пашутинский. К подобного рода авантюристам принадлежат еще два героя книги – Евдоким Муравьев и Петр Сидоров-Шестеркин, начинавшие в качестве активных противников большевиков, а в итоге ставшие их верными союзниками. Статьи о них публикуются в переработанном виде.

Подборка документов из ГАРФ о мятежном капитане Николае Орлове, прообразе «адъютанта его превосходительства» в блестящем исполнении Юрия Соломиина, подготовленная к публикации историком-архивистом Евгением Григорьевым, наглядно демонстрирует «внутренний фронт» в белом лагере в Крыму. Большинство статей и публикаций иллюстрируются редкими, а в некоторых случаях уникальными фотографиями.

Профессор МГУ имени М.В. Ломоносова Я.В. Леонтьев,

ведущий специалист РГАСПИ, доктор исторических наук

Часть первая
Боевой восемнадцатый год

«Мятеж анархистов» в Воронеже в 1918 г.: исследовательские версии и исторические факты¹

М.Е. Разиньков (Воронеж)

Весной 1918 г. в Воронеже произошло восстание вооруженных частей. Событие это неоднократно освещалось в воспоминаниях и исследованиях, однако, различаются датировки (март или апрель) и идеологическое содержание восстания (анархисты или левые эсеры).

Версии историков и их интерпретация. В советской историографии наиболее развернутая позиция по данному вопросу дана в работе И.Г. Воронкова, согласно которому ведущую роль в мятеже сыграли левые эсеры, вступившие в сговор с «левыми коммунистами». И.Г. Воронков видел в этом эпизодическом событии часть всероссийского процесса. «Как установлено судебным процессом антисоветского “право-троцкистского блока” в 1938 году, – писал он, – Бухарин и возглавляемая им группа “левых коммунистов” совместно с Троцким и “левыми” эсерами составили тайный заговор против Советского правительства. Они замышляли сорвать Брестский мир, арестовать В.И. Ленина, И.В. Сталина, Я.М. Свердлова, убить их и сформировать новое правительство из бухаринцев, троцкистов и “левых” эсеров»².

Проявлением этого заговора и было восстание в Воронеже, когда левые эсеры, «использовав … прибывший с фронта анархически настроенный отряд войск под командой “левого” эсера Петрова … 11 апреля заняли телефонную станцию, вокзалы и некоторые городские советские учреждения. Мятежникам удалось разоружить часть красногвардейцев, членов боевых дружин и несколько коммунистов. К отряду Петрова примкнула и группа воронежских анархистов»³. Однако мобилизовавшиеся рабочие отряды, 12 апреля дали отпор мятежникам, причем «в разгроме антисоветского мятежа “левых” эсеров и анархистов большую помощь оказала красноармейская часть (бывший Кексгольмский полк), проезжавшая в это время эшелонами через Воронеж»⁴.

Несмотря на ссылки на мифический заговор несуществовавших групп «бухаринцев» и «троцкистов» с левыми эсерами, работа И.Г. Воронкова содержит ряд важных фактов и наблюдений. Во-первых, мятеж четко увязывается с воронежскими левыми эсерами и вооруженными частями 1-й Южной революционной армии левого эсера Г.К. Петрова (впоследствии одного из знаменитых «бакинских комиссаров»). Во-вторых, называются точные даты восстания – 11–12 апреля. В-третьих, приводятся факты участия в мятеже некоей воронежской «группы анархистов», а в подавлении восстания – Кексгольмского полка. В-четвертых, И.Г. Воронков обратил внимание на то, что восстание произошло сразу после III губернского съезда советов (6 – 10 апреля), на котором бурно обсуждался Брест-Литовский мир, как известно, осужденный левыми эсерами.

Иную картину событий дают написанные на 15 лет позже «Очерки по истории Воронежского края» (параграф о событиях 1917–1918 гг. писал Е.Г. Шуляковский). Здесь приводится иная датировка восстания – март, причем нет ни слова упоминания о левых эсерах и армии Г.К. Петрова. По версии Е.Г. Шуляковского, мятеж организовали и возглавили анархисты, «опираясь на свой отряд, вооруженный броневиками и на неустойчивые элементы Острогожского полка»⁵. Точка зрения Е.Г. Шуляковского представляется наиболее уязвимой для критики. Очевидно, что она восходит к воспоминаниям руководителя воронежской рабочей дружины М.А. Чернышева, опубликованным в 1957 г.⁶ и подвергшимся значительному редактированию, поскольку существуют его же воспоминания 1934 г., в которых он рассматривает эти события несколько иначе и более подробно, и где роль левых эсеров показана куда как более выпукло, тем более, что сам М.А. Чернышев тоже был левым эсером⁷.

Показательно, что сборник «За власть Советов!», в котором были опубликованы воспоминания М.А. Чернышева, редактировалась И.Г. Воронковым, который счел возможным вставить именно «анархическую» и «мартовскую» версию событий, вероятно, намекая на связь восстания со столкновениями большевиков и анархистов, происходившими в Москве и Петрограде как раз в апреле 1918 г.⁸. На мой взгляд, это является еще одним примером влияния советской идеологии на историческую науку, поскольку можно предположить, что И.Г. Воронков редактировал мемуары М.А. Чернышева. И.Г. Воронков явно избегал «сталинской» версии троцкистско-бухаринского заговора, но теперь сомнительной темой стали левые эсеры, сыгравшие в перевороте 30 октября 1917 г. в Воронеже, наряду с большевиками, ведущую роль. Версия «анархистского мятежа» выглядела более привлекательной, поскольку позволяла обойти скользкую тему о роли «левоэсеровских предателей» в октябрьском перевороте.

Наконец, современная версия событий представлена в диссертации Н.А. Зайца, защищенной в 2017 г. Привлекая материалы «Хроники» А.А. Комарова и П.П. Крошицкого 1930 г.⁹, а также упомянутые воспоминания М.А. Чернышева 1934 г., автор реконструирует картину событий, явно отличающуюся от предыдущих версий. Согласно Н.А. Зайцу, в Воронеже действительно присутствовали анархо-коммунисты, представлявшие собой разлагающиеся части, эвакуировавшиеся с Украины. «Еще 24 марта, – пишет Н.А. Заяц, – группой анархо-коммунистов на броневике, с гранатами и оружием была занята гостиница купца Самофалова, где они угрозами получили от него 25.000 руб. Начались незаконные обыски, грабежи. 26 марта анархисты были разогнаны рабочей дружиной, часть арестована. Но уже 11 апреля анархисты, воспользовавшись приехавшей с фронта “армией” Г. К. Петрова, захватили телеграф, окружили гимназии, расставили караулы, стали отнимать оружие у милиции, боевой дружины и членов исполкома, занялись грабежами. Требованием их было смещение исполкома и передача власти ревкому из большевиков, анархистов и левых эсеров. Последние явно поддерживали мятежников, вступив с ними в активные переговоры, а левый эсер Григорьев даже вошел в “федерацию анархистов”. На стороне анархистов было около 2500 чел. с бронедивизионом, тогда как силы большевиков не превышали 500 человек, так как основная часть гарнизона примкнула к мятежу. 12 апреля удалось достичь формального соглашения, учредив подчиненный военному отделу “оперативный штаб войск” из 8 лиц. В ночь на 13 апреля штаб, состоявший из большевиков и лояльных им левых эсеров, собрал около 600 чел., в основном рабочих, и с кровопролитием разоружил анархистов»¹⁰.

В данной версии присутствуют следующие важные компоненты. Во-первых, указано на присутствие в городе украинских анархо-коммунистов, связанных с беспорядками в городе уже в марте 1918 г. и то, что прибывшие части Г.К. Петрова вошли с ними в соглашение, что спровоцировало дальнейшее развитие беспорядков. Между прочим, Н.А. Заяц указал на то, что украинские красноармейские части, отступавшие через Воронежскую губернию, вели себя безобразно, что хорошо отражено в документах, но тщательно замалчивалось советскими историками. Во-вторых, автор называет даты восстания 11–13 апреля, приводит численность противостоящих сторон. В-третьих, не только возникает вновь тема левых эсеров, но и появляется любопытная подробность о том, что восставшие были не против смешанного ревкома из большевиков, левых эсеров и анархистов, а также то, что, по крайней мере, часть левых эсеров поддержала меры против восставших. Н.А. Заяц показывает картину армейского мятежа с политическими целями, причем с участием, как левых эсеров, так и анархо-коммунистов. Несомненным минусом данной версии является то, что автор не связал, в отличие от И.Г. Воронкова, события в Воронеже с III губернским съездом Советов.

Можно ли называть мятеж «выступлением анархистов»? Рассматривая данные события, необходимо сначала обратить внимание на возможность собственно анархического мятежа в Воронеже. Дело в том, что город никогда не был центром анархо-движения, хотя анархисты периодически проявляли себя как в революции 1905–1907 гг.¹¹, так и в 1917–1918 гг. 25 мая 1917 губернский комиссар В.Н. Томановский сообщал в губернский исполнительный комитет: «препровождаю на разрешение губернского комитета телеграфный запрос Коротоякского уездного комиссара от 25 мая о том, надлежат ли арестованию Харьковские анархисты, расклеивающие в Коротояке объявления с призывом к свержению власти и захвату капиталов»¹². На студенческом съезде в Воронеже 14 июня 1917 г. зафиксировано присутствие двух анархистов¹³. Есть свидетельства о наличии делегата-анархиста от железнодорожников в воронежский Совет в дооктябрьский период 1917 г.¹⁴ 29 января 1918 г. председателем задонского Совета был избран член крестьянской секции анархист-коммунист Ф. Пузиков¹⁵. Два анархо-коммуниста присутствовали на губернском крестьянским съезде 15–18 февраля 1918 г., пять – на III губернском съезде Советов 6 – 10 апреля 1918 г.¹⁶. В Калаче, на выборах 25 августа 1918 г. в губернский съезд Советов, был избран анархист¹⁷. Интересно, что после описанного Н.А. Зайцем захвата анархистами гостиницы «Центральной» («гостиница Самофалова») и вымогательства с самого купца, в губисполком Совета обратилась группа воронежских анархистов со следующим заявлением: «группа анархистов-коммунистов рабочих завода “Трудовое равенство” обратилась с просьбой в ГИК не смешивать их с лжекоммунистами, находящимися в самофаловской гостинице, которые ничего общего с идейным анархизмом не имеют»¹⁸. Организация кооператива сапожников «Трудовое равенство» фиксируется в газете «Воронежский телеграф» с конца февраля 1918 г.¹⁹

Таким образом, говорить о разветвленных и влиятельных организациях анархистов в Воронеже и по губернии не приходится. Однако к весне 1918 г. ситуация могла существенно измениться, ввиду отступавших по губернии отрядов с Украины, где, как известно, анархисты имели значительное влияние.

Скорее всего, значительное количество радикально настроенных анархистов появилось в Воронеже в конце марта, когда в город прибыл крупный отряд, состоявший из кавалерии, броневиков и другой техники. Возможно, часть этого отряда заняла гостиницу Д.Г. Самофалова, располагавшуюся в центре города, рядом со всеми важнейшими учреждениями. «Хроника» А.А. Комарова называет их анархистами, что совпадает с наблюдениями газеты «Воронежский телеграф»: «За последние дни в городе усилилась агитация группы анархистов-коммунистов. Так, они являлись на биржу труда и вели агитацию среди безработных, предлагая свои методы борьбы с безработицей. Как известно, анархисты захватили гостиницу Самофалова, причем у владельца гостиницы отобрали несколько тысяч рублей, которые они и предполагают раздать безработным»²⁰. 24 марта 1918 группа анархистов и безработных заняла помещение известного воронежского клуба оппозиции – кафе «Чашка чаю», которое было объявлено клубом безработных. Вооруженные анархисты забрали у казначея 4566 р., заставили выдать служащим заработок за март и ничего не пожелали слушать о том, что деньги от дохода кафе и так идут «в пользу нуждающихся»²¹. Советские власти были вынуждены принять меры. К гостинице «Бристоль», где находился военный отдел Совета (и расположенной в непосредственной близи от гостиницы Д.Г. Самофалова) подкатили два орудия, гуляющую публику разогнали патрулями²². Анархисты были изгнаны из гостиницы, арестованы и, по версии «Хроники» А.А. Комарова, осуждены ревтрибуналом.

По некоторым данным, в апреле 1918 г. в Воронеже работали Советы, эвакуировавшиеся из Одессы, Харькова, Кременчуга и Сум, что могло повысить влияние анархистов в городе²³. Обратим внимание на состав 1-й Южной армии левого эсера Г.К. Петрова, с которыми связывают мятеж в Воронеже (справка давалась в 1930-х гг. Центральным архивом Красной Армии по запросу из Калача): «в составе означенной армии в период декабрь 1917 г. – апрель 1918 г. находились…: 1 Бердянская конная сотня, 1 Революц. Черноморск. блиндированный поезд, 1 Криворож. револ. отряд, 2–1 Криворожск. отряд, 1 револ. конный боевой отряд, 1 Гребенск. отряд Шешунова, Балтийский отряд, Орда-Васильевский партизанский отряд, 2-й Криворожский отряд, Черноморский отряд Мокроусова, 1-й Харьковский артдивизион, Александро-Никопольский отряд, боевой отряд Воскресенского, 2-й Полупановский отряд, Симферопольский партизанский отряд, 1 Крестьянский революционный отряд Карпова, Донецкий отряд Грибовича, сводный отряд, 1-й отряд г. Александровска Немцова, 1 Никопольский отряд, 2-й Петроградский конный революционный отряд, Криворожская дружина, 1 Московский отряд, 1 Тверской отряд, 1 Червонный украинский отряд, Миллеровский отряд, Крутиково-Линовский отряд, Пролетарский Люботинский отряд, Ново-Оскольский отряд, Воронежский отряд, Рязанский отряд, Ясиновский отряд, Харьковский отряд, Паровозостроительного завода, Литовский отряд Боровкова, Донецкий отряд Жлобы и Брянская батарея Пахомова и др. Указанной армией командовал Петров, армия как таковая оперировала на территориях Украины, Донбасса и Воронежской губернии против гайдамаков и немецких оккупантов»²⁴. Сложно сказать, какие именно части находились в Воронеже, однако среди них можно выделить отряды моряков, среди которых анархисты были не редкостью.

Мартовские события в Воронеже, связанные с захватом гостиницы, подтверждают предположение, что речь может идти не об анархистах, а об «анархиствующих». В этом смысле верным представляется высказывание М.А. Чернышева о том, что «пришлось разоружать части Петрова, которые объявили себя анархистами (т. е. не являлись таковыми до этого; курсив мой. – М.Р.)». Однако присутствие в частях анархистских настроений подтверждается тем, что все участники событий при описании используют термины «мятеж анархистов», «банда анархистов», «анархисты», «анархисты Петрова» (хотя встречается и идеологически нейтральные «мятеж Петрова», «отряд Петрова»). Следует учесть, что авторы привлекаемых воспоминаний писали их в 1930-е гг. не для публикации, а для подтверждения участия в отрядах красной гвардии (для регистрации в соответствующей комиссии), и их воспоминания не подвергались идеологической обработке²⁵.

Анархистские настроения проявлял и руководитель отрядов на западных окраинах губернии матрос М.М. Сахаров, также прибывший с Украины. Находясь осенью 1918 г. в Россоши, М.М. Сахаров решил поменять политическую ориентацию, превратившись из левого эсера в анархиста: «В конце октября однажды утром над штабом полка Сахарова в первый раз развивалось черное знамя. Знамен было 3-е. На одном было написано “Да здравствует Кропоткин”, на 2-м “Мир хижинам – война дворцам”, на 3-м “Вечная память борцам за свободу”»²⁶. История с М.М. Сахаровым показывает, насколько тонка была грань между идентичностями «левый эсер» и «анархист». Представляется, что именно так и можно описать политические настроения в Воронеже в марте – апреле 1918 г.

Состав восставших и вероятные причины восстания. Не случайной представляется хронологическая связь с событиями в соседнем Курске. Дело в том, что, по некоторым сведениям, часть анархистов прибыла именно из Курска. С.А. Спицын вспоминал: «Отряд анархистов двигался с Курска на Москву через Воронеж»²⁷, а М.А. Чернышев утверждал, что штаб анархистов первоначально находился на Курском вокзале²⁸. Здесь, однако, встает вопрос о составе восставших частей. Дело в том, что практически нигде в документах невозможно найти хоть какие-нибудь названия мятежных отрядов, кроме общего названия «Южная армия» и «армия Петрова». Представляется, что части, ставшие ядром мятежа, прибыли в Воронеж примерно за две недели до восстания. М.А. Чернышев оценивал их как «отряд примерно из 1200 сабель, из колонны 8 автоброневиков, нескольких автомобилей»²⁹. Хронологически это совпадает с фактом беспорядков 24 марта 1918 г. в гостинице Д.Г. Самофалова. С другой стороны, тот же М.А. Чернышев утверждал, что «пешие части анархистов помещались в Мариинской гимназии, бронечасти – на Курском вокзале, а кавалерия стояла в семинарии»³⁰.

Среди лидеров приезжих анархистов М.А. Чернышев называет неких Харьковского и Колесова, однако, выяснить их личности и судьбу не представляется возможным³¹. Еще одной составляющей мятежа стали воронежские части. Из известных отрядов, поучаствовавших в волнениях, был кавалерийский отряд И.Н. Домнича, прибывший из Острогожска. Этот известный в дальнейшем кавалерийский командир, примыкал к левым эсерам. Однако, подобно М.М. Сахарову, взгляды его были весьма неопределенными. Например, командир Острогожского социалистического полка Б.Н. Федоров, знавший И.Н. Домнича только в первой половине 1918 г., поскольку затем отбыл на Восточный фронт, писал о его отряде как об «отряде анархиста Домнича»³². Вполне вероятно, что именно за это выступление И.Н. Домнич находился под судом ревтрибунала и был освобожден только благодаря стараниям И.Я. Врачева. Помимо частей из Острогожска, «Хроника» А.А. Комарова упоминает части из Валуек³³. Вероятнее всего, мятежникам сочувствовало большинство войск гарнизона, т. к. в подавлении восстания они не приняли участие. Таким образом, это был мятеж частей российско-украинского фронтира, но не местной анархистской организации. Интересно, что бывший в 1917 г. анархистом техник А.А. Ромащенко помогал при освобождении арестованного мятежниками начальника губпродкома В.Н. Люблина³⁴.

Начало беспорядков сразу после III губернского съезда Советов, закончившегося 10 апреля, также не случайно. М.А. Чернышев вспоминал, как к нему за несколько недель до восстания стали обращаться лица из пришедшего в Воронеж отряда с целью поучаствовать в перевороте. М.А. Чернышев пользовался у них авторитетом, как человек, имевший связь со штабом Южной революционной армии и принимавший участие в формировании ее отрядов. По версии М.А. Чернышева, он неоднократно докладывал об этом лидерам воронежских большевиков Н.Н. Рабичеву, В.Н. Губанову, а также начальнику штаба Лебедеву и работнику губисполкома О.П. Хинценбергу, однако те не придавали его словам значения: «со мной неоднократно об этом заговоре говорили представители анархистов. Приходят делегации, меня предупреждают о заговоре, а мне указанные товарищи не верят. Уж очень было хитро все обставлено. Так продолжалось недели две»³⁵. Следует предположить, что одобрение Брест-Литовского мира III съездом Советов спровоцировало выступление, речь о котором заходила уже давно.

Любопытную версию о происходившем приводил рядовой участник событий С.А. Спицын: «Настоящим заявляю, что я участвовал в бою 1917-м году (правильно в 1918 г. – М.Р.), находясь в ЮВЖД отряде, командиром которого был т. Шустов против анархистов Петрова. Отряд анархистов двигался с Курска на Москву через Воронеж. По сообщению на станции Воронеж I, что едут анархисты, наш отряд стал их задерживать, но они стали грозить нам, что если не пропустим, то откроют бой. Мы решили не пропускать их, разобрали ж.д. линии за мостом и задержали состав и направили их на станцию, на станции обезоружили, а некоторые сбежали в бывшую духовную семинарию, ныне дворец труда»³⁶. Иначе говоря, попытка разоружения части отряда подлила масла в огонь. С другой стороны, рассказы простых участников тех событий достаточно примитивны. Наверняка они не знали всех подробностей происходящего и описывали только часть происходившего, стараясь это как-то объяснить, так что воспоминания С.А. Спицына рассказывают о событиях подавления мятежа, когда часть мятежников попыталась уехать из города. Факт перемещения анархистов с Курского вокзала (МКВЖД) на вокзал Воронеж-I (ЮВЖД) и разбор путей для их остановки подтверждает М.А. Чернышев, вписывая это в общую картину подавления мятежа³⁷.

Роль левых эсеров. Левые эсеры обладали в Воронеже существенным влиянием. Однако это было влияние «ведомых», поскольку во всех органах Советской власти преобладали большевики. Если судить по поведению левых эсеров в ходе III губернского съезда Советов и по воспоминаниям М.А. Чернышева, такое положение их не устраивало. Выступая на съезде по поводу Брест-Литовского мира, член губкома ПЛСР А.М. Абрамов, пытаясь опровергнуть большевистского оратора И.Я. Врачева, восклицал: «Продовольственная разруха дошла до крайнего предела. Мир, заключенный с Германией, грозит свести на нет все завоевания революции. Неужели мы допустим, чтобы наши земля и воля уплыли к берегам Германии. Нет, мы этого насильно навязанного нам мира не признаем, 12-й час революции еще не пробил, и мы этот час должны встретить с оружием в руках. Европейская революция закончит европейскую войну. В этот трудный час последнюю надежду возлагаем мы на вас – крестьяне»³⁸. Однако резолюция левых эсеров не прошла, и съезд поддержал подписание мира.