Kitabı oku: «К 212-й годовщине «Грозы 1812 года». Россия в Опасности! Время героев!! Действовать надо сейчас!!! Том II. Первая шеренга!», sayfa 3
Внезапное возникновение крупных сил русских регулярных войск под стенами Малоярославца стало для них полной неожиданностью, но уже около 5 часов утра начался встречный бой. Это два русских егерских полка (33-й и 6-й) при поддержке конной артиллерии сходу атаковали неприятеля и отбросили его к разрушенному мосту через р. Лужу. Дельзон ответил – Дохтуров «парировал» и на улицах Малоярославца завязался жаркий бой.
По мере того, как противники вводили в дело все новые и новые части (русские – 13-й егерский, Вильманстандский пехотный, а затем и 11-й егерский полки; французы – 2-ю пехотную бригаду) полем сражения стали все городские кварталы. Это затрудняло действия войск и делало битву особенно кровопролитной. Коннице не было места, картечь била в упор, солдаты шли в штыки, врукопашную.
К 10 часам утра, когда весь корпус Эжена де Богарнэ сосредоточился перед Малоярославцем, остатки дивизии Дельзона поддержала подошедшая 1-я бригада 14-й пехотной дивизии генерала Жана-Батиста Бруссье (1766—1814). В результате превосходящие силы неприятеля выбили корпус Дохтурова из Малоярославца, но на помощь последнему уже спешил 7-й пехотный корпус Н.Н.Раевского.
Русские, усиленные 1-й бригадой генерала-майора Ф. И. Талызина, под общим началом генерала А. П. Ермолова неоднократно контратаковали и им несколько раз удавалось выбивать противника, за исключением Черноостровского Николаевского монастыря, в котором весь день оставались французские стрелки.
Богарнэ кидает в пекло сражения 2-ю бригаду дивизии Бруссье и снова возвращает себе город. Тогда Дохтуров подкрепляет Ермолова сразу тремя пехотными полками – Софийским, Томским и Полоцким и опять берет Малоярославец. Экс-пасынок Бонапарта упорствует и вводит в дело свежую 15-ю пехотную дивизию генерала Д. Пино, которая в ходе похода на Москву еще не разу не участвовала в боевых действиях и город в очередной переходит в руки наполеоновских войск.
После полудня к Малоярославцу наконец подошел запыхавшийся Раевский, который сразу повел в атаку всю свою наличную силу (12-ю и 26-ю дивизии) и выбил противника из предместья и верхней части города. Дивизия Дельзона была почти полностью истреблена (сам генерал и его брат-полковник погибли) и ее пришлось вывести из боя. Неуступчивый Богарнэ ходит с «козырной карты», кидая в пекло бригаду итальянской гвардии, которая вновь «отнимает» город у русских.
К 16 часам дня прибыли основные силы Кутузова. Они заменили обескровленные части Дохтурова полками 8-го пехотного корпуса генерала М. М. Бороздина.
Но и главные силы Великой армии уже тоже подошли к Малоярославцу и Наполеон около 17 часов приказал бросить в бой 5-ю пехотную дивизию генерала Ж. Д. Компана, а затем и 3-ю пехотную дивизию генерала М. Э. Жерара из корпуса Даву. И противнику удалось выбить русских из города.
Тогда Кутузов отвечает вводом в дело 3-й пехотной и 2-й гренадерской дивизий.
В общем, в зависимости от того, кто получал свежие подкрепления, противники то теряли город, то отбирали обратно: картечь и штыки опрокидывали то тех, то других! Историки до сих пор спорят, сколько же раз Малоярославец переходил из рук в руки!? Обычно сходятся на восьми…
Лишь ночной мрак в 22 часа остановил артиллерийскую пальбу, а в 23 часа и ружейную стрельбу.
И все же, город остался за Наполеоном, под рукой у которого было порядка 70 тыс. чел.
И это при том, что русские батареи занимали очень выгодные позиции и действовали очень удачно. В результате русские части остались за пределами Малоярославца, охватив его с юга полукольцом, или, как порой, предпочитают многозначительно уточнять отечественные историки – на южной окраине города, на столь выгодных позициях на высотах и за Немцовским оврагом, что Наполеон не решился атаковать его по утру.
Более того, почти вся армия Кутузова (примерно 90 тыс. чел.) оказалась сосредоточена на дороге в Калугу.
У русских в боях за город приняло участие свыше 30 тыс. солдат, у французов около 25 тыс. человек.
Картина потерь обеих сторон крайне пестра: то ли – и те, и другие лишились до 7 тыс. чел., то ли русские – более 6 тыс. чел., а французы – менее 5 тыс., либо русские – ок. 3 тысяч, тогда как французы – 5 тысяч.
У французов были убиты дивизионный генерал А. Ж. Дельзон и бригадный генерал Ж. М. Левье, у русских тоже были потери в командном составе: тяжелое ранение в пятку получил генерал—лейтенант И. С. Дорохов, скончавшийся от этого в 1815 г.
Об ожесточенности схваток в городе свидетельствует тот факт, что из 200 домов после боя несгоревшими осталось только 20 зданий. Направление улиц обозначалось только трупами, которыми они были усеяны. Везде валялись истерзанные тела, раздавленные проехавшими орудиями. Множество раненых, укрывшихся в горящих домах, вместо спасения погибли в пламени. Если верить рассказам – жители Малоярославца еще очень долго топили свои печи деревянными… ружейными прикладами.
В общем, французы так и не смогли прорваться к Калуге, а оттуда в богатые южные провинции России и были вынуждены свернуть на разоренную Смоленскую дорогу, что предопределило печальную участь армии Наполеона. Стратегический успех марш-маневра Дохтурова (кое-кто из историков настаивает на его самостоятельности!) безусловен: ожесточенное сражение за Малоярославец стал решающим событием в военных действиях осенью 1812 г.
За это потом (13.1.1813) Дмитрий Сергеевич Дохтуров был награжден своим вторым по счету Св. Георгием – II-го класса, наградой полководческого уровня!
…Между прочим, парадоксальный факт, но у такого первоклассного генерала как Дохтуров с его четверть вековым боевым стажем было не так уж и много наград: Св. Александра Невского (21.12.1807) с алмазами (1812), всего лишь два «Егория» (!) – Св. Георгия II-го класса. (13.01.1813) и III-го кл. – (12.01.1806), Св. Владимира 1-й степ. (1814; 2-й степ. – 28.02.1806), Св. Анны 1-й степ. (09.04.1807), Прусский орден Красного Орла 1-й степ., золотая шпага «За храбрость» (09.08.1789) и золотая шпага «За храбрость» с алмазами (07.04.1807). Такое тоже бывает – порой, награды обходят подлинных героев стороной зато «паркетные шаркуны» блестят как «новогодняя елка». Понятно и другое: иностранные ордена обычно доставались тем полководцам, что оказывались в ближайшем окружении российского государя, а Дмитрий Сергеевич в него не входил, поскольку всю жизнь «пахал на поле боя», а не «полировал паркет в императорском дворце»…
После Малоярославца Великая Армия уже не отступала, а бежала.
Заметно поредевший после малоярославецкого побоища 6-й пехотный корпус Дмитрия Сергеевича Дохтурова в меру своих возможностей участвовал в контрнаступлении русских войск.
На следующий день после трехдневного сражения под Красным – последнего на той войне для Дохтурова – Дмитрий Сергеевич удовлетворенно писал жене: «Мы преследуем неприятеля, который бежит как заяц. (…) Великий Наполеон бежит, как никто еще не бежал. (…) Мы надеемся, что скоро он будет совершенно истреблен».
В конце декабря 1812 герой сражений под Смоленском, Бородино, Малоярославцем и Красным был назначен командиром колонны (2 пехотных корпуса), наступавшей в направлении Вильно.
С марта 1813 Дохтуров – командующий войсками в Великом герцогстве Варшавском, оставленном французами. С июля 1813 г. он командовал 7-м пехотным корпусом (4 дивизии) в составе Польской армии Беннигсена, а при вступлении армии в Богемию возглавил ее левое крыло.
…Кстати сказать, как уже говорилось выше, Дмитрий Сергеевич, как и очень многие в русской армии, не очень-то жаловал Барклая-де-Толли. Так после того, как выпестованная им так называемая Польская армия оказалась по воле Александра I под началом Беннигсена, Дохтуров написал жене следующее: «Я чрезмерно рад, что я имею начальником сего достойного и почтенного человека и что освободился от Барклая…» Более того, к военным способностям «немца» Барклая русак Дохтуров относился более чем скептически, считая его «не сродным к командованию никакой части, а уж и более армиею». Правда, прямо этого Дохтуров никогда не говорил, но Михаил Богданович об этом, конечно, догадывался по мимике лица и жестам Дмитрия Сергеевича. Такое бывает сплошь и рядом! «Слава – самая ревнивая из страстей!», а у военных это всегда приобретало гипертрофированную форму, замешанная у них на крови и смертях «бес числа» она никогда не делится пополам…
Дохтуров достойно участвовал в целой череде боев и сражений Саксонской кампании или как принято говорить в отечественной литературе Заграничном походе русской армии в 1813 г.: Гросс-Зедлиц, Клайн-Зедлиц, Плауэн и, наконец, в четырехдневной «мясорубке» под Лейпцигом. К месту последнего сражения ему пришлось гнать свой корпус марш-бросками под проливным дождем пять промозглых октябрьских дней. Он поспел во время и, отразив утром 6 октября натиск врага, сумел-таки выйти к предместьям Лейпцига.
А ведь ему противостояла кавалерия его старого «визави» по бородинскому сражению генерала Нансути и бригада прославленной Старой Гвардии, ведомая самим маршалом Неем!
В ту пору генерал Бонапарт ее уже не берег, а постоянно бросал в самое пекло боя!
Вот она и сгорала в огне!
На следующий день дивизии Дохтурова ворвались в город.
В октябре – ноябре 1813 г. Дмитрий Сергеевич руководил осадой Магдебурга, но оттуда его перебросили к Гамбургу и Магдебург уже брали другие военачальники.
Любопытно, но именно под Гамбургом в январе – мае 1814 г., он окончательно прозрел относительно человеческих качеств Беннигсена. Оборонявший Гамбург Даву стоял насмерть и даже после отречения Бонапарта от престола не хотел сдаваться. Беннигсен уже после общей победы не хотел рисковать, но в тоже время жаждал фельдмаршальства. Для этого надо было взять Гамбург! Если при назначении Беннигсена начальником над Дохтуровым, последний этому даже радовался: как никак избавился от постыдного «отступальщика» Барклая, то теперь он наконец увидел подлинного Леонтия Леонтьевича: «кондотьера и еще раз – кондотьера». Но все «ходы и подходы» ганноверского барона к французского полководцу по «решению» поставленной задачи оказались блокированы неуступчивым «железным маршалом». Даву сдался лишь 19 мая 1814 г. после личного распоряжения вернувшегося на трон Бурбонов короля Людовика XVIII Желанного и приказа маршала Бертье, привезенного генералом Фуше из Парижа.
Больше Дмитрий Сергеевич Дохтуров участия в боевых операциях уже не принимал.
После капитуляции Гамбурга 19 мая 1814 г. он взял отпуск для поправки здоровья на Богемских минеральных водах (ныне Карловы Вары) и в Вене. К этому его подтолкнуло и недовольство бюрократическими порядками, возрождаемыми в армии из-за деятельности сановников в мундирах.
Еще раз Дмитрий Сергеевич вернулся к командованию корпусом в период «Ста дней» Наполеона, бежавшего с Эльбы: его 6-й корпус в составе армии Барклая-де-Толли двинулся к Рейну, но европейские союзники России успели самостоятельно разбить Наполеона под Ватерлоо.
На памятном смотре русской армии в Вертю Дохтуров в последний раз командует войсками, в частности, 3-м пехотным корпусом.
Насмотревшись войны с изнанки, а на том памятном параде еще и экзерциций в духе павловско-гатчинской муштры, Дохтуров твердо решил, больше в армии не служить. Он подает императору-«победителю» «корсиканского выскочки» прошение об отставке.
Славный боевой путь генерала от инфантерии Дмитрия Сергеевича Дохтурова закончился с возвращением русских войск из-за границы.
1.1.1816 весь израненный и уже тяжело больной он вышел в отставку с пожалованным ему государем «мундиром и пенсионом полного жалованья».
Последний год жизни Дохтуров провел в Москве, в своем доме на Пречистенке, где и умер в общем-то еще не очень старым человеком – всего лишь 57 лет от роду 14.11. 1816 г.
Похоронен герой Отечественной войны 1812 г. в монастыре Давыдова Пустынь Серпуховского уезда Московской губернии.
…Кстати, Дохтуров был женат на племяннице известного поэта П.А.Вяземского княжне Марии Петровне Оболенской, от которой имел детей – Екатерину, а затем и сына Петра…
Незадолго до кончины Дмитрий Сергеевич получил драгоценный дар, в котором выразились любовь и уважение его бывших сослуживцев, – богатую табакерку с изображением битвы за Малоярославец и письмо генерала-лейтенанта П. М. Капцевича от всего 6-го «дохтуровского» корпуса.
P.S. Невысокий и тучный выходец из небогатой дворянской семьи, Дмитрий Сергеевич Дохтуров, безусловно, не обладал столь выдающимся военным талантом, как у порывисто-бесстрашного Багратиона либо методично-планомерного Барклая-де-Толли. Он просто был честным, бескорыстным и скромным человеком, горячо любившим Россию и все русское, даже недостатки русского народа казались ему выше достоинств иностранцев. Все, кто знал Дмитрия Сергеевича, высоко почитали, в первую очередь, его редкую силу духа и душевную щедрость. По свидетельству современников «все его любили за его кротость и доброту. Воодушевляя войска, Дохтуров, человек невероятно храбрый и исключительно хладнокровный, лично водил их в атаку. А то, как он на пару с Петром Петровичем Коновницыным мастерски «обустроил» начавший было разваливаться левый фланг русских войск на Бородинском поле после смертельного ранения Багратиона не может не вызывать восхищения. Дмитрий Сергеевич – фаталист по натуре – не боялся ничего, трезво полагая, что на каждой пуле написано имя того, кому она предназначена, – «она виноватого найдет». Певец «Грозы 1812 года», Жуковский писал: «… И Дохтуров, гроза врагов, К победе вождь надежный». Мало кому из его сослуживцев выпадет такая высокая честь и колоссальная нагрузка: столь часто в период с 1805 по 1814 гг. участвовать во всех крупных сражениях русской армии с наполеоновской армией – лучшей армией Европы начала XIX века. От Аустерлица до Лейпцига (!) будет он сражаться с французами, получать ранения, но никогда не покинул поле боя. Порой под ним убивали лошадь, причем ни одну за бой, но ни это, ни даже ранения никак не влияло на его боевой дух. Глядя на своего несгибаемого командира, прошедшего очень долгий боевой путь, его солдаты стремились демонстрировать чудеса храбрости, ни в чем, не уступая врагу…
«Вперед! За царя и отечество!», или Николай Николаевич Раевский
…В жарком бою под Салтановкой французские солдаты Даву сполна изведали русского штыка!
Именно здесь русский генерал Николай Николаевич Раевский совершил славный подвиг, более похожий на легенду!
В критический момент, когда в ожесточенной схватке за плотину его гренадеры дрогнули и попятились под напором численно превосходящего неприятеля, генерал решился на отчаянный поступок…
…Юный барабанщик забил атаку. Генерал взял своего младшего 10-летнего сына Николашу за руку и со шпагой в правой руке двинулся навстречу неприятелю. Другой его сын шестнадцатилетний Алексаша пошел рядом, подле знаменосца.
Вздрогнули бывалые солдаты. Многое видывали они еще при Суворове, да и в походах 1805, 1806—1807 гг. Но чтобы генерал шел впереди со своими детьми – никогда…
Без единого выстрела все солдаты двинулись в решающую атаку…
Все ближе и ближе идущие им навстречу французы. Вот они остановились. Зарядили ружья. Прицелились. Дали залп. Град пуль просвистел над головами Раевских. Остановился как вкопанный молоденький знаменосец. Руки его разжались и знамя стало медленно падать. Сраженный пулей наповал, он упал, но знамя полка Алексаша успел подхватить и тонким юношеским голосом крикнул: «Братцы! Поднимем француза на штыки! Вперед! За мной!»
Темно-зеленые мундиры русских гренадер, перетянутые крест-накрест белыми лямками, почти сливались по цвету с высокой травой. Казалось, само поле поднялось и двинулось навстречу французским гренадерам. Неприятельские полки перестали стрелять и тоже двинулись навстречу…
Узенькая полоска поля между противниками все уменьшалась. Генерал крепче сжал руку младшего сына. Оставалось сорок шагов, двадцать…
В едином порыве, без команды солдаты Раевского с оглушительным криком «Ура-а-а-а!!!» ударили в штыки. Не отвернули и французы. Поле обагрилось кровью, но никто не отступил. «Нашла коса на камень»…
Слава о великом подвиге отца и его юнцов-сыновей облетела всю страну. Даже Наполеон говорил о нем: «Этот русский генерал сделан из материала, из которого делаются маршалы…»…
Правда, потом выяснилось, что все было совсем не так!
Так порой бывает: славное деяние обрастает… небывальщиной или виньеткой славы!
Имя Николая Николаевича Раевского славно и без этого эпического штриха…
Один из самых «раскрученных» героев Отечественной войны 1812 года, генерал от кавалерии (8.10.1813), член Государственного совета (c 1826) Николай Николаевич Раевский [14 (25). 9.1771, Петербург, – 16 (28).9.1829, с. Болтышка, ныне Черкасской обл.] был из старинного дворянского рода, по семейной легенде происходящего от выходца из Дании Петра Дунина, поселившегося в 1124 в Польше. Представители этого рода служили русским государям еще со времён Василия III, т.е. с начала XVI века. Раевские были стольниками и воеводами.
Прасковья Ивановна Раевская приходилась бабкой царице Наталье Кирилловне Нарышкиной – матери Петра I. Дед Николая Николаевича, Семён Артемьевич Раевский, в 19-летнем возрасте участвовал в Полтавской битве. Позднее служил прокурором Святейшего Синода, был воеводой в Курске. В отставку вышел в чине бригадира.
Отец, Николай Семёнович, служил в гвардейском Измайловском полку. В 1769 году он обвенчался с Екатериной Николаевной Самойловой (племянницей знаменитого екатерининского фаворита Г. А. Потемкина), которая вскоре родила ему первенца Александра. В 1770 году молодой полковник добровольно отправился в действующую армию на русско-турецкую войну – в Азовский пехотный полк. При взятии Журжи он был ранен и в апреле 1771 года скончался в Яссах, несколько месяцев не дожив до рождения второго сына.
Гибель мужа тяжело отразилась на состоянии Екатерины Николаевны, что в свою очередь сказалось и на здоровье ребёнка: в детстве Николаша был болезненным мальчиком. Некоторое время спустя его матушка вышла замуж за генерала Льва Денисовича Давыдова – брата, между прочим, отца будущего гусара, поэта и легендарного партизана Дениса Давыдова. Жили они в мире, согласии и большом достатке. Рассказывали, что как-то раз, в шутку Лев Денисович из одних только начальных букв принадлежавших им поместий сумел составить такую доходчивую и милую женскому сердцу фразу: «Лев любит Екатерину». От этого брака у неё было ещё трое сыновей и дочь.
Николай рос преимущественно в семье деда по матери – известного и богатого сановника Николая Борисовича Самойлова, где получил домашнее воспитание и образование во французском духе (русским и французским языками он владел одинаково хорошо). Настоящим другом мальчика, фактически заменившим ему отца, стал брат матери граф Александр Николаевич Самойлов – еще один видный екатерининский вельможа.
По обычаю того времени, Николая рано, в три года, зачислили рядовым на военную службу в лейб-гвардии Преображенский полк.
30.04.1777 его производят в сержанты.
01.08.1779 переведен в лейб-гвардии Семеновский полк.
Действительную службу он начал в 1.1.1786 году, в 14 лет. Юный гвардейский прапорщик был определён в армию генерал-фельдмаршала Григория Александровича Потёмкина – своего двоюродного деда по материнской линии. Светлейший князь так наставлял подопечного: «Старайся испытать, не трус ли ты; если нет, то укрепляй врожденную смелость частым обхождением с неприятелем».
В 1787 г. началась очередная русско-турецкая война.
01.01.1788 г. 17-летний Николай Раевский производится в гвардейские подпоручики.
01.01.1789 Раевский, уже поручик, волонтёром отправился в действующую армию, и был прикомандирован к казачьему отряду полковника В. П. Орлова с приказом от Потёмкина: «… употреблять в службу как простого казака, а потом уже по чину поручика гвардии.»
…Между прочим, казачьи отряды выполняли главным образом разведывательные и сторожевые задачи, участвуя лишь в небольших стычках. Потёмкин видел в казаках прирождённых воинов и считал, что «казачья наука» станет для племянника хорошей школой. И действительно, «служба в казацком полку оказалась полезной для молодого офицера, приучив его смолоду разделять с простыми солдатами все трудности походной жизни»…
23.02. (28.2.?) 1789 г. его переводят премьер-майором в Нижегородский драгунский полк.
Девятнадцатилетний Раевский участвовал в переходе через Молдавию, во взятии Аккермана и штурме Бендер.
За проявленные в эту кампанию смелость, твёрдость и находчивость в сентябре 1790 г. Потёмкин поручил своему родственнику командование полтавским казачьим полком Булавы Великого Гетмана.
24 декабря 1790 года во время штурма Измаила героически погиб его старший брат Александр Николаевич – 20-летний подполковник Нижегородского драгунского полка. Теперь Николай должен был в одиночку отстаивать честь своих славных предков.
И он не подкачал, вернувшись с турецкой войны в 19 лет… подполковником (09.10.1790)!
Понятно, что не обошлось без протекции двоюродного деда Г. А. Потемкина!
Естественно, что красавец и храбрец Николай Николаевич Раевский пользовался огромным успехом у барышень всех возрастов и сословий, причем, не только столичных!
Спустя два года (31.1.1792 г.) Раевский стал полковником и, участвует в польской кампании 1792 г.
За отличия при Городище и Дарагостах заслужил свои первые боевые награды – ор. Св. Георгия IV-го кл. и ор. Св. Владимира 4-й ст. и золотую шпагой с надписью «За храбрость».
Скорее всего, уже тогда сложились основы полководческого мастерства будущего героя России в кровопролитных войнах с Наполеоном Бонапартом.
…Между прочим, среди российских генералов-героев войн с Наполеоном у Раевского был один из наиболее богатых наградных «иконостасов»! Ордена Св. Георгия: II-го кл. (19.03.1814) – за отличие при взятии Парижа; III-го кл. (15.02.1813) – за отличие при Малоярославце; IV-го кл. (28.06.1792) – за отличие при Городище; Ордена Св. Владимира: 1-й ст. (19.08.1813) – за отличие при Кульме; 2-й ст. (28.01.1809) – за отличие в кампании 1808 г.; 3-й ст. (01.12.1807) – за отличие при Гутштадте и Анкендорфе; 4-й ст. (02.09.1793) – за экспедицию в Могилёв-Подольский; Орден Св. Александра Невского (26.08.1812) – за отличие при Бородине; Орден Св. Анны 1-й ст. (20.05.1808) – за отличие в сражениях июня 1807 г.; Австрийский военный орден Марии-Терезии 3-й ст (1813) – за отличие под Лейпцигом и Прусский орден Красного орла (1813). А так же, золотые шпаги «За храбрость» с алмазами (1792) и (1810) – за отличие при взятии Силистрии и; серебряная медаль в память Отечественной войны 1812 г. (1814)…
В 1794 г. Раевский вступил в командование Нижегородским драгунским полком, дислоцировавшимся в южной крепости Георгиевск. Это был период временного затишья на Кавказе.
Раевский, взяв отпуск, отбыл в Санкт-Петербург для предстоящей женитьбы на Софье Алексеевне Константиновой (1769—1844). Её родителями были библиотекарь Екатерины II Алексей Алексеевич Константинов, грек по национальности и Елена Михайловна, единственная дочь знаменитого русского учёного Михаила Васильевича Ломоносова. Один из современников так отзывался о Софье Алексеевне: «Она дама весьма вежливая, приятной беседы и самого превосходного воспитания; обращение ее уловляет каждого, […] разговор ее так занимателен, что ни на какую красавицу большого света ее не променяешь; […] она обогащает полезными сведениями ум жизни светской, проста в обращении, со всеми ласкова в обхождении, […] разговор ее кроток, занимателен, приветствия отборны, […] слушает охотно чужой разговор, не стараясь одна болтать без умолку; природа отказала ей в пригожести, но взамен обогатила такими дарованиями, при которых забывается наружный вид лица». Николай Николаевич и Софья Алексеевна любили друг друга и, несмотря на случавшиеся размолвки, оставались верными супругами до конца жизни. И это несмотря на то, что (повторимся!) красавец и храбрец Николай Николаевич пользовался огромным успехом – особенно после всех его геройств в войнах с Наполеоном – у барышень всех возрастов и сословий, причем, не только столичных! Летом 1795 года молодожёны вернулись в Георгиевск, где у них родился первый сын Александр (1795—1868) – будущий полковник и камергер.
К этому времени обстановка на Кавказе накалилась. Персидская армия вторглась на территорию Грузии, и, выполняя свои обязательства перед ней, русское правительство объявило агрессору войну.
В марте 1796 года Нижегородский полк в составе корпуса брата последнего екатерининского фаворита Валериана Зубова отправился в 16-месячный поход к Дербенту. В мае, после десяти дней осады, он был взят. Полк Раевского отвечал за охрану путей сообщения и движения провиантского магазина. Вместе с главными силами он дошёл до реки Куры. В тяжёлых горных условиях солдаты Николая Николаевича проявили свои лучшие качества – полный боевой порядок и строгую воинскую дисциплину. В конце года вступивший на престол Павел I отдал приказ о прекращении войны: «бодание» за Кавказ с персидским шахов не входило в его внешнеполитические планы. Войска должны были вернуться в Россию. Одновременно с этим многие екатерининские «орлы и соколы» -военачальники были отстранены от командования. Коснулась тяжелая императорская длань и армейских офицеров среднего звена, хотя кое-кого из опальных он все же поразмыслив возвращал на службу.
10 мая 1797 года по высочайшему повелению без указания какой-либо причины (оклеветанный перед непредсказуемым императором?) был исключён из службы и образцовый боевой офицер Н. Н. Раевский, чья блестяще начатая карьера неожиданно прервалась. В полковой казне обнаружилась большая недостача и лишь с помощью денег деда Николаю Николаевичу удалось-таки «выйти из воды сухим». Если бы не старик Н. Б. Самойлов, то плохи были бы дела Раевского: Павел был крут на расправу, особливо, если дело касалось… казнокрадства. Впрочем, все детали той запутанной истории нам доподлинно не известны.
…Кстати сказать, именно при императоре Павле Петровиче из 550 русских генералов – участников войн России с Наполеоном в 1812—1815 гг., 117 стали генералами. Среди них такие безусловные знаменитости как Барклай-де-Толли, Багратион, Милорадович, Витгенштейн, Дохтуров, Коновницын, Остерман-Толстой и др. Впрочем, при нем же те же Дохтуров и Коновницын, а также, такие выдающиеся военачальники, как Ермолов, Багговут и Тормасов исключались из армии по надуманным причинам. Воля государя была непредсказуема, как впрочем, и он сам – человек и правитель, весьма неоднозначно оцененный историками…
Всё время правления Павла отставной полковник жил в провинции. Он занимался обустройством обширных имений своей матери, читал военную литературу, разбирал прошлые войны.
Только в 1801 году, с приходом во власть обожаемого внука Екатерины II Александра I, 15.3.1801 новый император предложил Раевскому вернуться на службу с чином генерал-майора лейб-гвардии Конного полка. Однако всего через полгода 19 дек. Николай Николаевич снова оставил службу, на этот раз по собственному желанию (сославшись на расстроенные дела), вернувшись к сельскому уединению и радостям семейной жизни.
…Кстати, на рубеже веков супруга Николая Николаевича плодовитая Софья Алексеевна подарила ему второго сына и пять дочерей (!): Екатерину (1797—1885) – фрейлина, вышла замуж за декабриста М. Ф. Орлова; Николая (1801—1843) – генерал-лейтенант, участник Кавказских войн, основатель Новороссийска; Софью – умерла во младенчестве; Елену (1803—1852) – фрейлина; Марию (1805—1863) – вышла замуж за декабриста С. Г. Волконского и Софью (1806—1883) – фрейлина…
Первую войну России с Наполеоном в 1805 г. Раевский, хоть и состоял по армии (это такой термин!), но пропустил «по семейным обстоятельствам». Россия тяжело переживала Аустерлицкую катастрофу и когда в 1806 году началась новая война с французами, патриотически настроенные русские офицеры снова устремились на войну с Буонапартией. Не стал исключением и генерал Николай Николаевич Раевский: в феврале 1807 года он, состоявший по армии (причисленный к свите Его Императорского Величества), подал прошение о зачислении в действующую армию. Его назначили командиром егерской бригады, которой было поручено прикрывать авангард генерала П. И. Багратиона – между прочим, близкого друга Раевского. Николай Николаевич успешно справился с поставленной задачей.
В июне 1807 г. Раевский участвовал во всех крупных сражениях с наполеоновскими войсками, практически беспрерывно идущих один за другим: 5 июня – при Гуттштадте, 6 июня – при Ионкендорфе, 7—8 июня при Деппене, 9 июня снова при Гуттштадте.
Особенно важным для Раевского был первый бой под Гуттштадтом. После десяти лет вне армии он вновь показал всем, что он по-прежнему, «на коне» – все так же храбро и умело руководит войсками. «Действуя с тремя егерскими полками на левом фланге неприятеля, где происходили основные события, Раевский сломил упорное сопротивление французов… и заставил их продолжить отступление».
10 июня в сражении при Гейльсберге он получил ранение пулей в колено, но остался в строю.
14 июня в роковой битве под Фридландом командовал всеми передовыми егерскими полками, а при отступлении армии к Тильзиту сменил признанного аса арьергардного боя Багратиона в руководстве арьергардом.
За особую доблесть в этих боевых операциях Раевский был награждён орденами Св. Владимира 3-й ст. и Св. Анны 1-й ст.
Вскоре был заключён Тильзитский мир, положивший конец очередной неудачной войне с Францией, но практически сразу же начались новые войны: со Швецией (1808—1809) и Турцией (1810—1812). Раевский принимал участие в обеих. И всюду его «визитной карточкой» становится беспредельная храбрость.
В войне со шведами ему, как, впрочем и некоторым другим боевым генералам (Кульневу, Тучкову 1-му) не всегда везло. Порой, главнокомандующий генерал от инфантерии Ф. Ф. Буксгевден требовал от него невозможного: сильно численно уступая, побеждать опытного и стойкого врага под началом опытнейшего шведского полководца, ставшего на той войне фельдмаршалом Вильгельма-Морица Клингспора (1742—1820) малыми силами. Ситуация изменилась в лучшую сторону, когда сменилось командование и Николай Николаевич смог проявить себя во всем блеске своего героического дарования. За отличия в боях со шведами в Финляндии (сражение при Кумо, занятие Бьёрнеборга, Нормарка, Кристинестада, Ваасы) 12.4.1808 Раевский произведён в генерал-лейтенанты. С 14.4.1808 он – командир 21-й пехотной дивизии.
