«О Пифагоровой жизни» kitabından alıntılar
Говорят, что Пифагор первый стал называть себя философом, не только придумав новое имя, но и прекрасно обучая делу, которое оно обозначает. Ибо он говорил, что приход людей в жизнь подобен встречающемуся на празднествах сборищу, потому что как там суетятся разные люди, пришедшие один — с одной целью, другой — с другой (этот — стремясь продать товар подороже, тот — показать телесную силу и добиться славы; есть и третий род людей, причем наиболее свободный, пришедший ради созерцания зрелища и прекрасных предметов, величия слов и деяний, показ которых обычно наблюдают на общенародных праздниках), так и в жизни различные люди собираются в одном и том же месте, движимые различными интересами. Одних обуревает жажда роскоши и денег, других привлекает желание власти и борьба честолюбий. А самый бескорыстный нрав у того человека, который, занимаясь созерцанием прекрасного, называется философом.
Из людей, о красоте которых когда-либо рассказывали, он имел, когда рос, самый прекрасный облик и был осчастливлен божественным достоинством, со смертью же отца его стали превозносить как самого величавого и благоразумного, и, будучи еще совсем юным, он удостаивался всяческого почтения и уважения даже со стороны старших, а при встречах и беседах он привлекал к себе внимание всех и, кто бы ни взглянул на него, всем он казался удивительным, так что многие справедливо утвердились во мнении, что он — сын бога. Он же, приобретая силу и от такой репутации, и от воспитания, начатого сызмальства, и от природного богоподобия, еще более стремился быть достойным этих преимуществ и еще более упорядочивал себя богопочитанием, учеными занятиями, особым образом жизни, спокойствием души и сдержанностью телодвижений, отчего и говорил и делал он все безмятежно и с какой-то неподражаемой кротостью, не поддаваясь ни гневу, ни смеху, ни зависти, ни спору, ни какому-либо волнению или спешке, словно некий добрый демон явился на Самоc.
И мудрость в действительности есть некое знание прекрасного, первосущего, божественного и несмешанного, всегда тождественного себе и действующего таким образом, что все, к чему оно ни прикоснется, также становится прекрасным. Философия же есть ревностное стремление к созерцанию всего этого.