Kitabı oku: «Мир из прорех. Другой город», sayfa 3
Глава 3
Кая
Каю разбудили крики. Она рывком вскочила, выпуталась из шерстяного серого одеяла и ойкнула, ударившись головой о дугу навеса. Потирая голову, она подошла к пологу фургона, отогнула в сторону тяжелую ткань.
Ночь ярко пылала оранжевым заревом. Пахло паленым, и мир был полон гомона и треска. Еще толком не выплыв из сна – ей снился лес, хвойный и холодный, – Кая нашарила в темноте рюкзак, в днище которого было зашито самое ценное – красный камень и дедушкины записи в непромокаемом чехле. Артем спал; она толкнула его в бок; во сне он тихо назвал ее по имени и попытался отвернуться.
– Артем, просыпайся, – прошептала она, – быстро. На нас напали.
Это на него подействовало: он резко сел, испуганно глядя на нее, сразу став похожим на самого себя в раннем детстве.
Снаружи бушевал пожар. Аккуратный костер, у которого вечером сидели караванщики, теперь был разбросан по всему лагерю, и одна из ближайших к нему повозок пылала. К счастью, те, кто там был, успели выбраться наружу. Несколько девушек-цыганок с причитанием метались вокруг своего пылающего дома. Лошади с диким, тонким ржанием рвались на привязях, но караванщикам было не до них… Да и кто бы решился сейчас к ним приблизиться?
Десятки людей носились среди повозок. Кая сразу увидела, что среди них – незнакомцы, и поняла, что озвученные ею догадки оказались правдой. На них действительно напали – теперь, когда они были так близко к цели. С досадой Кая вспомнила, как накануне у костра мысленно радовалась тому, до чего легким был их путь сюда… А ведь дедушка всегда говорил ей, что нет ничего глупее, чем радоваться раньше времени.
Кая увидела, как Марк сражается сразу с двумя. Они схватились на самой границе между лагерем и лесом. Марк двигался как-то странно, накренившись на один бок, и Кая заметила, что его рубашка пропиталась кровью.
– Он ранен, – напряженно сказал у нее над ухом Артем. Она покосилась на него и увидела, что он успел обуться и надел рюкзак. – Надо ему помочь.
– Мы почти добрались, – отозвалась Кая. Ей вдруг показалось, что ночь очень холодна – холоднее, чем предыдущие. – Мы не можем рисковать. Надо уходить.
Марк вскрикнул и упал на одно колено – но все еще продолжал отбиваться суковатой палкой. Его короткий меч лежал неподалеку, сломанный, бесполезный. В отсвете пламени Кая разглядела лица нападающих – перекошенные гневом, страшные… Жадные. Круглые, бритые, с маленькими глазками, они показались Кае совершенно одинаковыми… Караванщиков же – несмотря на все усилия держаться в стороне – она теперь различала.
– Ладно, – шепнула Кая, чувствуя, как холодеет в животе, – жди меня за фургоном, слышишь? Не высовывайся. – Она сунула ему рюкзак.
Больше не глядя на него – она знала, что Артем за ней не пойдет, – Кая двинулась вперед, нащупывая на поясе нож. Пока что можно не волноваться за Артема, и это хорошо. Ноги тряслись мелкой дрожью – и это плохо.
Рукоять ножа вдруг показалась горячей, почти раскаленной. Кае приходилось драться и убивать и раньше… Но нечисть. Не людей.
Времени думать не было. Она появилась как раз вовремя. Один из нападающих, видимо решив, что товарищ и сам справится, отвлекся. Второй заносил над головой Марка топорик с зазубренным лезвием. Кая скользнула вперед – быстро, как лисица на охоте, и взмахнула ножом.
Ей показалось, что весь мир на мгновение замер – и языки пламени, лижущие остовы фургонов, и горящие связки перьев и бусин у входа. Стихли крики сражающихся. Замерли с глазами, полными слез, дети и женщины, которые растерянно метались вокруг… Разумеется, ее рука не соскользнула. Она не дала слабину в последний момент, не отвела удар вбок. Этот мужчина, круглый, похожий на кабана, сам в последний момент заметил ее, неожиданно прытко извернулся… И удар, четкий, сильный, хороший удар, который она направляла ему в шею, пришелся в плечо; и нож вонзился в тело не так глубоко, как она хотела. Все это было случайностью – не слабостью.
– А-а-а! – Мужчина взревел, отшатнулся, схватился за плечо… – Мак, сюда!
Тот, кого звали Маком, большой, свирепый, несся на подмогу к своему товарищу, из плеча которого все еще торчал Каин нож.
Ее взгляд метнулся вправо, влево – она искала увесистую палку или камень, оброненный кем-то нож, что угодно. Марк лежал на земле, опрокинувшись навзничь, тяжело дыша, и суковатая палка у него в руке была далеко… Слишком далеко от нее, и все происходило так быстро.
Сразу несколько вещей случились одновременно, как будто кто-то вдруг заставил время ускориться, спотыкаясь, понестись вскачь.
Чужак с ножом в плече, рыча, осел на землю неподалеку от Марка. Его лицо побелело, и Кая почувствовала, что ее мутит. Второй нападающий несся в ее сторону, воинственно размахивая обыкновенным, но оттого не менее смертоносным молотком, и Кая метнулась влево в отчаянной попытке увернуться от удара… А потом вдруг что-то огромное и черное, двигаясь со скоростью, недоступной ни зверю, ни человеку, с ревом пронеслось мимо и врезалось в Мака. Он все еще по инерции размахивал молотком, ставшим теперь бесполезным, жалким, неопасным… Нечеловеческий, мощный удар сбил его с ног, смял, как бумажную куклу.
Кажется, он кричал, не мог не кричать, а может быть, это кричала сама Кая. Как во сне она видела и брызги крови и чего-то отвратительно серого, и белые от ужаса глаза чужака, кажется, позабывшего о ноже в собственном плече… А потом она вдруг обнаружила, что лежит на спине и пятится, пятится, пятится, быстро перебирая руками и ногами. Левую руку обожгло болью – кажется, под ладонью хрустнул пылающий уголек, но Кая ощутила это как будто со стороны. Тень снова взревел и ринулся обратно, сбив с ног убегающего чужака с ножом. Первого он оставил лежать на земле, мягкого, красного… И Кая не хотела разглядывать то, что от него осталось. Ее спина уткнулась в борт одной из повозок, и она слепо шарила руками по земле, надеясь найти что-то, что могло бы сойти за оружие…
Тень носился по лагерю, сметая и круша все на своем пути. Опрокинулся и упал на бок их фургон, жалобно звякнув упряжью. Несколько лошадей, и без того гарцевавших и встававших на дыбы, совсем потеряли рассудок от ужаса и оборвали свои путы. Одна из них понеслась прямо на Каю… Спустя мгновение туда, где была ее кисть, опустилось тяжелое лошадиное копыто. Очень близко к ней сверкнул белком испуганный лошадиный глаз… А затем Тень настиг ее.
Кая видела, как еще сильнее закатился глаз лошади, слышала дикое, жалобное ржание, а потом Тень разорвал лошадь пополам – и помчался дальше, неуправляемый, дикий в своей ярости. Черные перья на его шее стояли дыбом, острая чешуя топорщилась, как шерсть на загривке у кошки, добравшейся до мыши. Зеленая слюна вперемешку с красным капала на землю, громко шипя там, где еще тлели угли пожара.
Чужаки бежали прочь, и бежали караванщики – Кая видела прыгающие спины, исчезающие в лесу. Теперь они не сражались между собой – никому больше не было дела ни до добычи, ни до повозок…
Кая сидела на земле. Все еще не могла заставить себя подняться. Она смотрела прямо в остекленевшие лошадиные глаза, на вывалившиеся на землю внутренности, от которых поднимался пар. Стиснув зубы, Кая попыталась унять дрожь. От железного запаха крови мутило. Вся она, казалось, с ног до головы была покрыта липкой лошадиной кровью, и запах тоже был повсюду, как будто его источала сама ночь.
В мозгу вспыхнуло: «Артем». Он все еще был где-то там, где бесновался и убивал все, что видел, Тень. Кая с трудом перевернулась – в теле словно не осталось ни одной кости – и почти сразу увидела Артема.
Он стоял там, где она его оставила, – рядом с их фургоном, опрокинутым мощным ударом набок. Лицо Артема казалось странно отрешенным, как будто он не слышал криков ужаса, не видел ни огня, ни крови, ни черного чудища. А потом она увидела, как Тень мучительно медленно приближается к нему. Она смотрела, и это было как страшный сон, от которого не получается проснуться. Кая ничего не могла сделать, чтобы помочь Артему, – проще было бы остановить смерть… Тень и был – сама смерть, и Кае показалось, что даже издалека она может почувствовать его запах – запах гнили.
Артем открыл глаза и увидел безглазую морду Тени прямо перед собой. Без удивления или страха он смотрел на нее с выражением человека, еще не вполне очнувшегося от сна. Он казался крохотным и очень белым рядом с черной громадой Тени, словно стал на мгновение тем маленьким мальчиком, каким она когда-то увидела его впервые.
Артем протянул руку – медленно, но уверенно. Его губы едва заметно шевелились – кажется, он что-то шептал. Кае хотелось крикнуть ему: «Спасайся! Беги!» – но она не могла выдавить ни слова.
Артем продолжал тянуть руку к Тени. Кая увидела, как черное чудище плавно опускается ниже и наклоняет голову к Артему – его черное клубящееся лицо было совсем близко к ладони… Тень коротко, грозно взревел. Кая почувствовала, как приподнимаются тонкие волоски на шее и руках. Молниеносное движение огромных челюстей, и Артем закричал – пронзительно, отчаянно, высоко… А потом Тень, рыча, рванул в сторону и пронесся мимо Каи, ввинтился в кусты и скрылся из виду, оставив после себя сломанные ветки и пламя, кровь и обломки.
Артем перестал кричать и мгновение разглядывал руку молча, на глазах белея, а потом упал, как подкошенный.
– Артем!
Еще минуту назад Кае казалось, что она никогда не найдет в себе сил встать и пойти туда, где совсем недавно была черная, огромная, неотвратимая смерть. Но вот она уже бежала туда, где лежал Артем, надеясь только на одно: что он жив. В этот миг она не думала ни о записях, ни о камне.
Когда она подбежала к нему, скользя по влажной траве (и она не хотела думать о том, от чего именно трава была влажной), он уже пришел в себя. Его и без того большие карие глаза потемнели и сейчас казались огромными от боли. Артем был белым как бумага, и все его лицо было перекошено, однако Кая вдруг увидела, что он улыбается – криво, с трудом, но улыбается.
– Получилось, – шепнул он Кае, силясь приподняться на одной руке. – Получилось! Ты видела?
– Видела, – подтвердила она, плохо понимая, о чем он говорит.
Она перевела взгляд на его правую ладонь – ладонь, которую он протягивал к Тени. Сейчас она была вся покрыта кровью, как будто Артем натянул красную блестящую перчатку. Растопыренные пальцы не выглядели естественно. Они выглядели плохо.
– Ты в крови, – прошептал Артем, часто моргая.
– Это не моя.
– Правая рука, – каким-то растерянным, обиженным голосом произнес Артем, поймав ее взгляд, – правая… Кая, она в порядке?
– В порядке, – пробормотала она, стараясь не смотреть ему в глаза, – не переживай. Мы останемся здесь – караванщики тебя подлатают…
Она осеклась, увидев, что Артем ее не слышит – он опять потерял сознание.
К запаху крови теперь добавился запах горелой резины – от первого фургона занялись еще два, и плавились старинные обода на колесах. Мимо одного из фургонов пронеслась, всхрапывая, отвязавшаяся лошадь. Прямо рядом с Каей она вдруг резко остановилась, осыпав ее и Артема комьями земли, и загарцевала. Ее глаза, полные ужаса, так закатились, что стали видны белки. Не успев понять, что делает, Кая ухватила ее за обрывок повода, стараясь остановить и удержать дальше от беспомощного Артема.
– Тише! Тише! Воу, воу, – сказала она, вспомнив, как Ган успокаивал своего коня в Агано у нее на глазах. Это сработало – лошадь остановилась, дрожа всем телом и прядая чуткими ушами. – Воу, воу, – повторила Кая и провела ладонью по лошадиной шее. Шея была теплой и мокрой от пота; Кая почувствовала, что тоже продолжает дрожать.
– Дай повод мне, девочка. – Невозмутимая, словно не ее фургоны горели, не обращая внимания на огонь и хаос вокруг, к ней шла Мама Лита. Браслеты на единственной руке позвякивали на ходу. Кая послушно отдала ей повод, гадая: видела ли Мама, как близко к Тени был Артем?
– Это моя лошадь, – сказала Мама, улыбаясь, как будто они беседовали у вечернего костра за чашкой чая, – так что тебе повезло. Эсме – умная. Другая переломала бы тебе все кости и все равно ускакала бы в темный лес. О чем ты думала?
Вместо ответа Кая кивнула на Артема:
– Он ранен. Та тварь… Вы можете ему помочь?
Мама Лита качнула бусами, наклоняясь над Артемом. К этому моменту лошадь уже окончательно успокоилась и теперь дышала глубоко и ровно.
– Боги любят твоего друга, – заметила Мама Лита, – та тварь могла отгрызть ему голову, но ограничилась пальцем. Интересно почему?
– Понятия не имею, – ответила Кая раздраженно, и это было правдой. В отличие от Артема, она не лелеяла иллюзий о том, что тварей можно приручить, а со смертью – договориться. – Вы поможете ему?
Мама Лита медленно кивнула, наморщив лоб, как будто сосредоточенно о чем-то думала, а потом тряхнула головой – по-новому, деловито.
– Тащи его туда. Мои сыновья тушат пожар. Я уже велела девчонкам разобраться с костром и принести воды. Скоро люди вернутся из леса, и у меня будет много работы. Но пока я займусь твоим другом… А ты найди чем умыться. Кровь застынет – не отдерешь.
– Спасибо, – пробормотала Кая, садясь рядом с Артемом. Он все еще был без сознания – но все равно крепко сжимал в здоровой руке лямку ее рюкзака.
Если бы не рана Артема, Кая предпочла бы тихонько покинуть караванщиков той же ночью – Красный город был уже совсем близко, и они справились бы сами. Теперь об этом не могло быть и речи – караван зализывал раны.
Мама Лита устроилась в одной из устоявших на колесах повозок. К ней приносили раненых – некоторые приходили сами, пристыженные, – в трудный час они покинули караван и попытались найти спасение в лесу. Кая подумала, что не чувствовала бы себя виноватой, поступи она так же. Она никогда и ничего не обещала Маме Лите и ее людям. Среди караванщиков и она, и Артем были только случайными гостями.
Кая сидела у фургона, с трудом оттирая с лица и рук начавшую засыхать лошадиную кровь, когда Мама Лита вышла из него и поманила ее к себе.
– Как я и говорила, – она хмыкнула, вытирая руку о фартук, перемазанный красным, – боги любят твоего друга. Одного пальца он лишился, но, не окажись меня рядом, мог бы потерять всю кисть. Я зашила его и наложила повязку – если будет слушать меня, дело ограничится одним…
– Спасибо, – сказала Кая, думая о том, что почувствовал Артем, поняв, что его правая рука покалечена, если, конечно, уже пришел в себя.
– Он спит, – отозвалась Мама Лита, как будто отвечая на ее мысли. – Я дала ему настоя, который дарит сон без сновидений. Ему это сейчас пригодится… чтобы очистить разум. – Она очень внимательно смотрела на Каю, и той стало не по себе.
– Кажется, у него сейчас проблемы посерьезнее, чем разум чистить, – пробормотала она, невольно отворачиваясь и злясь на себя за это. Под взглядом черных глаз Литы ей и раньше делалось неуютно, а теперь, когда было более чем вероятно, что та видела Артема рядом с Тенью, и подавно.
– Ой ли, девочка, – певуче отозвалась Мама Лита, – я бы на твоем месте не была так уверена.
– Вообще-то у меня есть имя, – буркнула Кая, чтобы почувствовать себя смелее и увести разговор от Артема. – Кая.
Мама Лита кивнула:
– Я помню твое имя очень хорошо. Я помню всех, кого видел мой караван, – даже тех, кто изо всех сил старался от меня спрятаться, как ты.
– Я вовсе не…
– Прятаться от судьбы бесполезно – и от меня тоже. – Мама Лита улыбнулась.
– Мама! Мама! – Двое темноволосых юношей шли к ним со стороны леса, неся что-то тяжелое… Когда они подошли ближе, Кая увидела, что это, и к ее горлу подкатила тошнота. Великанша Лея была мертва. На ее лице застыла свирепая гримаса. Рваная рана тянулась от горла до живота, волосы слиплись от грязи и крови. Мама Лита смотрела на нее молча. Казалось, она больше не видит ни Каю, ни сыновей. Медленно она опустилась на землю рядом со своей воительницей и коснулась ее лба без тени брезгливости или страха:
– Ты славно послужила мне. Теперь отдыхай.
Поднявшись, она на мгновение закрыла глаза, как будто собираясь с мыслями, а потом обратилась к Кае недрогнувшим голосом:
– Не стой столбом, девочка. Помоги моим дочерям или сыновьям – мне нет дела, чем именно ты можешь принести пользу… Сегодня ночью здесь всем хватит работы.
– Но Артем…
– Он теперь в безопасности. Заглянешь к нему, когда мы наведем здесь порядок… А потом придешь ко мне.
– Зачем? – спросила Кая и тут же пожалела о том, что вообще открыла рот: слишком уж явственное напряжение слышалось в голосе.
– Я погадаю – ему и тебе, – ответила Мама Лита спокойно, как будто озвучивая очевидное, и скрылась за пологом фургона.
Вся ночь после разговора с Мамой Литой слилась для Каи в одно долгое мгновение, полное крови, огня и слякоти – ближе к утру пошел дождь. Маленький, неопасный. Сезон гроз миновал, и хотя бы новых прорех можно было не опасаться.
Дождь смывал кровь с земли и тушил остатки разбросанных по лагерю головешек. Теперь было не разобрать, отчего мокры лица у караванщиков, которые попадались Кае на пути. Она помогала оттаскивать тела в сторону леса, где уже копали могилы, а раненых – к фургону, в котором без отдыха трудилась Мама Лита. Из фургона доносился запах трав, слышалось негромкое заунывное пение. Сначала пела одна Лита, а потом к ней присоединился голос потоньше – видимо, одна из дочерей пришла к ней на помощь. Кая не знала, что за песню они пели, – призвана она была облегчить страдания раненых или провожала в последний путь ушедших. Сама она провожала умерших так, как было принято в Зеленом, – молчанием. До сих пор ни один из ритуалов не показался ей более уместным, чем этот.
Кае казалось, что ни заунывное пение, ни раненые, ни работа, как и вообще вся эта ночь, не закончатся никогда… Но рассвет все же пришел, как он приходит всегда, даже после самой тяжелой ночи, серенький и дождливый. В тусклом свете Кая увидела, что все опрокинутые фургоны поставили на колеса, тела убрали, костер сложили заново и укрыли тентом от дождя. В котле на нем булькала вода. Марк, кряхтя от боли, заново обтягивал пострадавший фургон тканью. На бинтах у него на боку проступала кровь. Кая хотела было подойти к нему и помочь, но что-то в его лице подсказало, что этого делать не нужно. Поэтому, не найдя больше ничего, чем она могла бы быть полезной, Кая сидела у костра под тентом, глядя на дождь, пока не увидела Маму Литу. Она не выглядела уставшей, хотя одежда ее измялась и была в грязи и крови, а лицо потемнело от пота. Подойдя к Кае, она поманила ее в сторону своего фургона.
Внутри царил кавардак – сундуки перевернулись, одна из коек сломалась пополам, а одеяло на другой было перепачкано разбившимися настоями. Мама Лита показала Кае на единственную койку, уцелевшую от разорения.
– Присядь…
– Нам необязательно делать это сейчас, – пробормотала Кая. – Ночь была трудная. Вы уверены, что?..
– И помолчи, девочка! – прикрикнула Лита и достала из кармана засаленную колоду карт. – Мне нужно сосредоточиться.
Кая с досадой почувствовала, что не может противиться этой женщине. Наблюдая со стороны, она всегда недоумевала, как так получилось, что главной в караване была именно она, а не кто-то из ее молодых сыновей или, например, Лея. Теперь стало понятнее. «И Лея мертва, – напомнила она себе, с трудом сглотнув комок в горле. – А Лита жива. К ней они все прибежали за помощью, когда все кончилось».
По-паучьи пробегая пальцами по каждой новой карте, Лита выложила несколько карт на покрывало между ними. Кая никогда прежде не видела таких. Обычные колоды ей встречались – и пластиковые, древние, и нарисованные от руки. Но эти оказались особенными. Вместо привычных мастей в уголках карт расположились мечи, чаши и еще что-то непонятное. На некоторых были целые картины – красивые и зловещие. Кае стало не по себе. Воздух в фургоне будто сгустился. Дурманяще запахло травами, и остро захотелось выйти наружу. С тех пор, как умер дедушка, Кая не любила этот запах.
– Что это?
Кая спрашивала про запах, но Лита поняла ее иначе.
– Это – таро. Искусство гадания древних, которое почти полностью утрачено. Но не здесь. Мы здесь ничего не забываем – это слишком дорогое удовольствие.
Она нахмурилась, разглядывая четыре карты на пестром покрывале. На двух ветвились какие-то мелкие узоры и цифры, а вот другие две были с картинками. На первой Кая увидела изображение женщины и мужчины. Обнаженных – Кая отвела взгляд. На второй кренилась каменная башня, почти сломанная пополам. Двое крохотных темных человечков бесконечно падали вниз из темного окна, похожего на широко разинутый в крике рот.
– Влюбленные… – пробормотала Мама Лита, сосредоточенно глядя то на карты, то на Каю. – И башня. Недобрый аркан. С другой стороны… – На мгновение прикрыв глаза, она вытянула из колоды еще одну карту и выложила на край покрывала. На карте была изображена стройная женщина в голубом платье, волосы которой светились, как будто были объяты пламенем. – Звезда, – с заметным облегчением в голосе выдохнула женщина.
– Тут две карты, – возразила Кая. – Они слиплись.
Мама Лита недовольно покосилась на нее, но подняла карту с женщиной и осторожно отделила от нее другую. На этой новой карте тоже была изображена женщина, похожая на первую, как мрачный близнец. Тоже прекрасная и стройная, эта женщина была облачена в черные одежды, а ее волосы были снежно-белыми, как будто седыми или припорошенными пеплом.
– Смерть, – могильным голосом возвестила Мама Лита, и, хотя Кая не верила в гадания, ей стало не по себе.
– Можно же перетянуть, – предположила она, невольно надеясь, что гадалка с этим согласится, – в смысле… Они же случайно слиплись. Это случайность.
– В предсказании судьбы не бывает случайностей. – Мама Лита любовно поглаживала беловолосую женщину на картинке. – Но ваша еще не вполне определена. Могучие силы замешаны в вашу историю – настолько могучие, что я не могу разглядеть всех подробностей грядущего пути.
– Очень полезно, спасибо, – с облегчением произнесла Кая, порываясь встать, – я пойду.
– Сиди, – грозно сказала Мама. – Конец виден сквозь дымку, как будто завеса скрывает его от меня… Но кое-что разглядеть мне по силам. Я вижу, как воин становится мудрецом, а мудрец – воином. Вижу, как двое уходят в пределы, где никто прежде не был и откуда никто не возвращается. Вижу влюбленных – их судьба зависит от выбора между счастьем и благородством. Вижу предательство – но оно свершается на перекрестке, откуда можно уйти в любую из сторон. И вижу страсть, чьи отголоски пошатнут опоры мира.
– А что означает карта со смертью? – спросила Кая. Она слушала внимательно; слова гадалки невольно увлекли ее, но карта с беловолосой женщиной все еще тревожила.
– Эта карта легла на распутье, – ответила гадалка, отводя глаза, – не стоит думать о том, что может и не свершиться. Я знаю лишь одно: вы на пересечении многих судеб. Не вижу, какую именно задачу вам предстоит выполнить, но, если сделаете не тот выбор, смерть ждет многих. Не только вас. – Мама Лита широко улыбнулась, подмигнула Кае. – Не стоит бояться. В конечном счете смерть забирает всех. Но вот что ты сделаешь до того, как это случится? – Она смотрела на Каю, будто ожидала немедленного и четкого ответа.
– Разберусь по ходу дела, – буркнула Кая, чувствуя разочарование. Мама Лита говорила загадочно, и в ее словах не было никакой конкретики. Когда все будет позади, она окажется права. Так всегда бывает с хорошими предсказаниями, главное в которых – расплывчатость.
– Разумно, – кивнула Мама Лита, как будто теряя интерес к разговору. – А я пожелаю тебе удачи… Тебе и ему. Судя по тому, что я увидела, ваша удача понадобится всем нам… Что это?
Кая опустила взгляд туда, куда смотрела Мама Лита.
– Это… Ничего. Просто подарок. От Марфы… Подруги моего дедушки.
На тонкой, но прочной веревочке на шее все еще висел глиняный волк, которого она получила незадолго до ухода из Зеленого.
– Можно? – Не дожидаясь ответа, Мама Лита коснулась волка, погладила глину. Она задела Каину шею, и та вздрогнула.
– В этой подвеске есть магия, – сообщила Мама Лита зловеще, и Кая с трудом удержалась от того, чтобы закатить глаза. – Я чувствую ее…
– Это вряд ли, – сказала Кая нетерпеливо, вставая с койки. – Марфа не владеет никакой магией. Да, у нас ее кое-кто считал ведьмой, но она сама говорила, что…
Мама Лита высокомерно покачала головой:
– Никакой магии никогда не будет тем, кто в нее не верит. Что такое магия? Только воплощенная вера людей в то, что она сработает. Мой народ знал об этом всегда… Знал об этом и до того, как наш мир стал тем, чем стал. Тебе тоже хорошо бы это запомнить, девочка… А теперь ступай. Иди к своему другу. Ради вас обоих, надеюсь, ты запомнила, что я тебе сказала.
Кая молча кивнула.
– И благодари богов, что мы почти у стен Красного города, – добавила Мама Лита, усмехаясь. – Я не единственная, кто заметил, как твой друг говорил с тем, кто пришел из леса. Мои люди уважают меня, но не стоит испытывать их терпение… Лишний раз.
– Спасибо, – сказала Кая, чувствуя, как от внезапного холода приподнимаются волоски на руках. Она понимала: переубеждать Маму Литу бесполезно. Она слишком проницательна, чтобы поверить отговоркам. – Завтра мы уйдем. Мы не хотим проблем.
– Это не имеет никакого значения, девочка, – отозвалась Мама Лита, хмыкая, – проблемы вас уже нашли. Впредь будьте осторожнее. Мальчик, который умеет говорить с нечистью… Любая община захочет себе такого.
– А ваша? – спросила Кая негромко.
– Мы – не община. – Мама Лита устало вздохнула, потянулась всем телом. – Мы – караван. Если бы мы хотели осесть и копить силы, давно бы так и сделали. Но это не то, чего мы ищем.
– А чего вы ищете?
– Того же, чего и все. – Мама Лита подмигнула. – Любви. Безопасности. Смысла. Вот только, в отличие от остальных, мы не обманываем себя тем, что все это возможно найти в одном и том же месте.
Запах трав стал ощутимо сильнее, и у Каи закружилась голова.
– Я пойду, – пробормотала она. – Спасибо вам за гадание… И за Артема.
– Твой друг отработал мою помощь с лихвой, – отозвалась гадалка и отвернулась, показывая, что разговор окончен.
После духоты фургона свежий рассветный воздух наполнил легкие, как вода – жаждущего. Кая глубоко дышала минуту или две, пока в мир не стали наконец возвращаться краски.
Фургон Марка уже стоял на своем законном месте, но его самого нигде не было видно. Возможно, в кои-то веки он решил спать там, а не у костра… Кая не знала почему, и ей было неинтересно.
Прихватив немного кипятка у костра, она пошла к фургону, в котором разместили раненых.
Внутри пахло кровью и потом, и Кая задышала ртом. К счастью, Артем лежал с краю и, кажется, спал или был без сознания. Его глаза были закрыты, а из пересохших губ вырывалось тяжелое, хриплое дыхание. Она села рядом с ним и, поколебавшись, коснулась руки – осторожно, чтобы не задеть повязку.
