Kitabı oku: «Скелет в шкафу художника», sayfa 2
Глава 4
Вернувшись домой после свидания с прекрасным Витусом, я приняла ванну и собралась сварить себе кофе. Мне показалось, что перед уходом я закрыла балконную дверь, но сейчас она была чуть приоткрыта. Странно. Но ничего! Мы живем на шестом этаже, и балконы у нас в доме расположены в шахматном порядке, поэтому перелезть от соседей к нам невозможно.
А может, это папа открыл? Он, кажется, приезжал. Я прошла по квартире, в комнате для гостей горел свет, но было тихо. Я решила отложить приветственный визит – на душе было мерзко, как всегда, после свидания. Я вернулась на кухню.
Наша квартира представляет собой яркий пример папиного безвкусия и моего наплевательства. Тимура можно не учитывать – он никогда ничего не соображал в красивой жизни по причине своего плебейского происхождения.
После маминой смерти папа купил мне однокомнатную квартиру, хотя у меня был мамин дом, и меня он устраивал. Домишко так себе, даже без туалета. Такие дома риэлторы игриво называют «с частичными удобствами». Папа сказал, что когда-нибудь откроет в нем дом-музей, посвященный маме. Это было бы и мне по душе.
Потом я вышла замуж за художника, и он загромоздил своими подрамниками, холстами, этюдами одну-единственную комнату. Меня и это устраивало. Мне нравилось валяться в постели и смотреть, как Тимур работает, но папа счел своим долгом создать нам больше жизненного пространства. Для этого он купил трехкомнатную квартиру по соседству и соединил ее с нашей однокомнатной. Потом занялся ремонтом, отправив нас с Тимуром в дом отдыха. Вернувшись в свою новую шикарную квартиру, я просто заплакала. Ну как жить среди стен, похожих на ледяные глыбы и айсберги? Комнат, в сущности, теперь не было вообще! Был белый лабиринт: белые загородки, стенами этого не назовешь, делили общую площадь на закутки и коридорчики. В одном стояла белая кровать, в другом – мольберт Тимура, в третьем – белый диван и телевизор. На окнах – жалюзи, на полу – ковер синий с белым. В квартире было два входа, но, чтобы не путаться в ключах, мы наглухо заперли один. Единственно умной вещью в белом лабиринте была гардеробная комната. Она располагалась рядом со входом, и все барахло было свалено именно там. Я пыталась наводить порядок в гардеробной раза два-три в месяц, но потом сама же все и захламляла, раздеваясь и разуваясь на ходу и бросая все вещи там, где они упали. В остальном же квартира была крайне неудобная. Нормальным помещением осталась только белая кухня, отделанная по последнему слову кухонной техники со всеми возможными прибамбасами.
Там я обычно проводила свои одинокие вечера.
Сварив себе кофе, я улыбнулась, вспомнив, как пьет кофе Тимур. Кочевник брал кружку, похожую больше на тазик, высыпал в нее половину банки с дешевым растворимым кофе и заливал кипятком. Бурду эту он растягивал на целый день. К вечеру черная изнутри емкость украшала собой стол в его студии. Сколько я ни пыталась приучить его к благам цивилизации – все напрасно. Даже кофеварку ему купила, но…
Я поискала на кухне сигареты и зажигалку и, не найдя ее нигде поблизости, пошла поискать в сумке, висящей в прихожей. Не нашла, пришлось идти в спальню. Мне все мерещились какие-то звуки в квартире, но, похоже, просто разболтались нервы. К тому же папа дома! Я закурила, налила себе кофе, расслабилась, постаравшись забыть сегодняшний день. Подумала, что, докурив, надо не забыть проветрить. Отнесла окурок в туалет и спустила в унитаз. Вымыла чашку из-под кофе. Когда супруг вернется из своей студии, он не найдет ни одного следа преступления.
Перед Тимуром я всегда изображаю идиотку, помешанную на своем здоровье. Никогда при нем не курю, не пью кофе, не употребляю алкоголя, не принимаю наркотиков. Питаюсь правильно и делаю вид, что занимаюсь спортом. Ну, немного занимаюсь, конечно: только для того чтобы уметь постоять за себя. При моем образе жизни это нелишнее. Меня уже пару раз пытались изнасиловать, но не на ту нарвались! Личный тренер по борьбе – это серьезная поддержка для женщины, имеющей всего пятьдесят килограммов живого веса. Кстати, с ним я не сплю. Потому что Тимур незнаком с моим тренером по борьбе.
Да, а мужу я пускаю пыль в глаза, чтобы он не надеялся, что я и впрямь скоро помру. Вот уж нет! И регулярно вру ему, что только получила свежий отрицательный анализ на СПИД, а также на сифилис, гонорею – и что там еще бывает у таких, как я! На самом деле меня беспокоит опасность заразиться, и я очень серьезно отношусь к вопросу предохранения, но анализы каждый месяц все же не сдаю.
Меня вдруг стало клонить в сон. Прямо здесь, в кухне. Я хотела встать, но конечности подло подогнулись, и я упала на пол. Заснула я еще до того, как мое усталое тело коснулось прохладной синей напольной плитки.
Потом начались видения. Все они были пропитаны удивительно гадким запахом. Как-то не могла разобрать, что же на самом деле напоминает этот запах? Вроде бы что-то техническое, но нет, скорее…
В видениях было много мужчин. Все они смешивались в одно смуглое тело с одуряющей родинкой на талии, слева от пупка, а потом распадались на разные. Смысл этого был в том, что, видя одно тело, я видела совершенство, идеальный образ мужчины, который был мне нужен, как хлеб, и были все остальные, бессмысленные люди, вносящие в мою жизнь лишь разрушение. Ощущались поцелуи разных губ и прикосновения разных рук, гул голосов нарастал, мужчины уже не ласкали меня, а постепенно начинали душить, наваливаясь копошащейся массой и перекрывая доступ воздуха. Я стала задыхаться, меня начало мутить, потом тошнить. Вскоре желудок уже извергнул чашку кофе, выпитого несколько тысячелетий назад. Но этого было мало, и желудок все сокращался, выплескивая в рот кислоту и желчь.
Потом, слава богу, стало темно и все прекратилось.
Очнулась я в больнице. Стоял майский день, и солнышко радовало всех людей в Гродине, кроме меня. Мерзкий вкус во рту, отвратительные тошнотворные ощущения во всем теле, иголка в левой вене – вот что я почувствовала, очнувшись.
У кровати сидел Тимур.
– Выжила? – спросил он обычным тоном, которым он разговаривал со мной последнее время, если не было вокруг посторонних.
– Могла и не выжить? – Я еле разлепила сухие губы. – Ты надеялся овдоветь?
– Глупая шутка.
Он выглядел так, будто только что пришел из своей студии. К щеке прилипло чуть-чуть белой краски, и под клетчатой рубашкой виднелась измазанная той же краской майка. В студии мужа был душ и было полно одежды, но он часто забывал смывать следы своей трудовой деятельности и надевать чистые вещи. Наверное, ночевал на диване, возле своих холстов. Конечно, не выспался и выглядит довольно мрачно. А может, уже поговорил с Виталием? Причин хмуриться у Тимура было предостаточно, но я все же решила, что главная в том, что я осталась жива. Я его довела до ручки, он спит и видит свою прекрасную новую жизнь без унизительных для нас обоих выкрутасов своей половины. И вообще без нее.
Мне было нехорошо физически, но, когда я додумала свою мысль до конца, мне стало нехорошо и морально. Господи, как же паршиво жить!
– А что со мной было?
– Ты не помнишь? – удивился Тимур.
– Нет… Точно, не помню. Только спать вдруг захотела, и потом тошнило, и запах неприятный…
– Ты газом отравилась. Выпила меланиум и открыла газ. Мне соседи позвонили, Наташка с Колькой. Сказали, что пахнет газом сильно на лестнице, и спросили, что делать? У них же есть ключ от нашей квартиры. Я разрешил открыть и сам приехал. А тебя «Скорая» увезла. Тебе повезло, что тебя стошнило – лекарство не успело попасть в кровь в достаточном для летального исхода количестве, – кажется, это была цитата. – Они считают, что ты хотела…
– Умереть? – Он кивнул, опустив взгляд. – Нет! Я не собиралась умирать! Зачем мне отказываться от такой чудесной жизни? У меня море поклонников, муж – талантливый художник, живу на денежки отца и работаю только для удовольствия! Кстати, а как же папа? Он же был дома!
– Нет, его не было. У него встреча с Ижевским. Приезжала милиция, они тоже решили, что это попытка самоубийства. Все допытывались, не ссорились ли мы последнее время…
– Ой, ладно, хватит уже! Не пила я никакой меланиум! – Мне надоела эта болтовня. – Кстати, о скандалах, ты знаешь, с кем я была вчера?
Тимур встал.
– Не знаю и знать не хочу! – он уже повернулся, чтобы уйти, но тут я сказала интимным тоном светской львицы:
– Виталия Кирина помнишь?
Муж поднял недоуменно брови:
– Он в Америке!
– Я съездила в Америку.
– Он приехал? И ты уже успела?.. – Тимур побледнел от гнева. – Чертова шлюшка!
Я кивнула, довольная произведенным эффектом. Да, так его еще ничто не шокировало! Он просто перекосился весь, представляя себе, что думает о нем теперь Кирин.
– Ах ты, гадина! – выплюнул он в мою сторону и продолжил, сверкая узкими глазами: – Что же ты за гадина такая? Есть хоть что-то, что может остановить тебя?
– Да, – я снисходительно улыбнулась. – Развод!
– Не будет развода, не надейся! – и высказался уже почти спокойно: – Мне казалось, ты мучаешься, тебе плохо от того, что ты творишь, но нет! Думал: может, я и вправду виноват. Я сегодня всю ночь сидел здесь и вспоминал. Что же с нами случилось? В чем дело? Что у тебя на душе? Но у тебя души нет, одно влагалище. Стерва ты, не больше.
Он вышел, хлопнув дверью.
Глава 5
Я ни секунды не верила в возможность суицида для себя. Зачем – я и впрямь неплохо живу! А если начинаю скучать – придумываю новую авантюру. Вот, например, за полгода до дурацкого отравления газом мне все наскучило. Сколько можно таскаться по мужикам? Раньше меня немного заводил сам процесс охоты. Выследить, выбрать подходящее оружие: платье, макияж, первую фразу, потом подобраться поближе, ближе, еще ближе. Это была игра, спорт, пари с самой собой. Да и не только с самой собой. Но сам секс перестал меня интересовать совершенно. На стадии любовных утех игра становилась работой. Точно как для любой другой проститутки.
Я многое знала теперь о проститутках, потому что, бывая регулярно во всех этих заведениях, где паслись мои кролики, я познакомилась с девочками, вынужденными зарабатывать себе на жизнь тем, что я выбрала по дурацкой прихоти.
Большинство из них работали по вызову, но числились в массажном салоне «Релакс». Хозяин салона нещадно обдирал девчонок, и они жаловались мне. Между нами не было конкуренции, потому что я выбирала всегда только одну жертву, уже определенную. Кроме того, иногда покупала девочкам выпить. Словом, с кем поведешься, так тебе и надо! Я не могла не признать свою номинальную принадлежность к цеху работающих девушек. Тем не менее проститутки обычно были веселыми молодыми бабами. Они даже нравились мне своей наивной верой в то, что беспрерывный трах со множеством мужиков дает им способность лучше разбираться в жизни. Девки жили простой жизнью, без перекосов в сторону достоевщины, интересуясь едой, выпивкой и тряпками. Пару раз я попадала на девичники жриц любви, где они болтали о своей жизни. И это не было трагично, страшно или тяжело. Это был образ жизни и в какой-то мере призвание.
В провинции в сфере порока не вертятся такие бешеные деньги, как в столице, и порядки здесь не такие крутые. Многие девочки вообще работали без всяких сутенеров, и никто их не обижал. Кое-кто не брал денег с понравившегося парня. Большинству из них хотелось только, чтобы клиенты попадались почище и побогаче, и не стремились обмануть или ударить. Поиск таких клиентов и был основной проблемой моих веселых подружек.
На ловца и зверь бежит! Однажды я увидела, как Тимур обновляет свой сайт в Интернете. У него была домашняя страничка, где он помещал свои работы, информацию о своем творчестве, о том, где выставляется в ближайшем будущем, и все прочее для своих, как я думала, поклонников.
– Полезная штука? – спросила я.
– Как же, как же, очень нужная вещь! – начал он объяснять. – Здесь мои картины, люди заходят, смотрят, приглашают на выставки. Вот месяц назад я в Амстердам ездил, помнишь? На выставку экологов, с «Лабиринтами природы». Так вот, это они меня в Интернете откопали! А вот вчера картину купили, парень из Ростова приезжал! Это тоже через Интернет.
– Значит, – в голове сложился план, – если я помещу на своей страничке фото свое и напишу: «Даю всем и бесплатно!» – найдутся желающие?
Он досадливо поморщился и, не ответив, отвернулся к монитору.
– Тимур, а кто тебе сайт делал? Ты же сам не умеешь!
– И его трахнуть хочешь? – отозвался он. – Ладно, тебя же не остановишь! Это Вовка Кривошеев. Ты хочешь свой сайт? Ну хорошо, хорошо. Телефон у меня в мобильнике записан. Сейчас скажу…
– У тебя мобильник есть? Ты разбогател? – я удивилась, потому что раньше он не интересовался модными игрушками.
– Да, – сказал он просто, – я же картину продал.
– За сколько? – не отставала я.
– Тысяча долларов.
– Ого! А что ты продал? Из «Лабиринтов»?
– Нет! – он возмущенно повернулся ко мне. – Ты спятила?! «Лабиринты» не продаются. Это только для выставок. Я продал «Кровь на асфальте».
Такие вещи стали появляться среди мягкого, радостного и яркого ряда работ художника Тимура Багрова. Он подписывал их «Дервиш Тимур», и это был слегка завуалированный кич. Упомянутая «Кровь на асфальте» изображала действительно кровь на асфальте, оставшуюся после того, как кого-то пристрелили в этом месте и убрали тело. Асфальт был прорисован так, что хотелось дотронуться до холста и убедиться, что это настоящий гравий, залитый битумом. А вот кровь лежала сверху, как кусок картона: плоское красное пятно. Контраст фактур привлекал и останавливал взгляд зрителя. Но самым главным было другое. Не знаю, какими методами, но «Дервишу Тимуру» удалось передать такое ощущение смерти, что мороз продирал по коже. Сначала я думала, что это только мое впечатление. Ну, личное восприятие извращенного ума. Однако я слышала отзывы критиков, читала письма, полученные Тимуром через Интернет, – все твердили одно: это воплощение страха смерти!
Всего было, на данный момент, шесть работ, подписанных «Дервиш Тимур». Все они производили какое-то жуткое впечатление. После окончания каждой из них Тимур дико напивался и не трезвел дня три-четыре. «Лабиринты природы» не нуждались в таких активных антистрессовых мероприятиях. В период запоя он запирался в мастерской и пускал туда только меня. Я готовила ему еду, дожидалась, когда он немного проспится, и заставляла его помыться и поесть. Потом уходила примерно на сутки. Когда «Дервиш Тимур» запил после первой работы – я испугалась, но попробовала переждать немного – ведь раньше не было такого! И вправду, он вышел из запоя через три дня, вполне бодрый и довольный собой. Почему пил – не объяснял. Но задавать вопросы на такие личные темы я не считала себя вправе. Если он захочет, если я буду нужна, – позовет. Он не позвал. Это снова показалось мне вполне справедливым.
Выспросив у мужа все, что касалось создания своей домашней странички, я обратилась к Вовке Кривошееву за помощью. Он помог, я расплатилась натурой. Кривошеев был бабником, а на мне уже клейма негде ставить было.
Словом, вскоре у местных проституток появился свой сайт. Я размещала на нем их немного приукрашенные фото, а они платили мне десять процентов от выручки. Девочкам нравилось: через Всемирную паутину клиенты попадались в основном приличные. Это вам не на улице стоять! Я тоже рада была грязным деньгам. Тимура тошнило от моей деятельности.
– Сутенерша, бандерша хренова! – говорил он. – Ты хоть фамилию мою убери! Не позорь, все же в городе меня знают.
– Дурак ты, – отвечала я беспечно. – Для того и делается! А девяносто процентов тех, кто тебя в городе знает, уже в моей постели побывали!
– Убить тебя мало! – прошипел он, мысленно натачивая кривую татарскую саблю.
– А ты разведись со мной! – улыбнулась я сладко.
Глава 6
И все же после больницы я вернулась домой совсем подавленная. Психологи здорово потрепали меня. Надо было отвираться от них, выкручиваться от всяких вопросов и при этом изображать искренность. Как-то все плохо теперь получается. Свою жизнь разрушаю своими руками, будто черт в меня вселяется, но неужели я и вправду пыталась покончить с собой и не помню этого? Мне назначили курс терапии и посещение психотерапевта, но я отменила эту ерунду. Эдак они и на самом деле убедят меня покончить с собой, а я не хочу!
У нас жил папа, и мы с мужем вновь оказались в одной постели. Конечно, это ничего не значило: Тимур брезговал мной, а я стала ненавидеть сам секс после всех этих чужих мужчин. Выспаться намного важнее!
В первую же совместную ночь Тимур разбудил меня со словами:
– Что с тобой? Ты плачешь? Тише, тише, разбудишь Игоря!
Я проснулась на судорожном вздохе. Лицо было мокрое, подушка пропиталась соленой жидкостью.
– Я плакала? Глупости какие! Мне ничего не снилось!
– Варя, – он произнес мое имя, и я вздрогнула – так давно этого не было. – Ты плакала! Между прочим, это происходит каждую ночь, я слышу твои рыдания через стену!
– Я смеюсь до слез, вот и все!
Тимур подвинулся ко мне и приобнял за плечи. Мне стало неуютно, я привыкла относиться к себе как к неприкасаемой, грязной шлюхе. Дружеский жест обжигал. Я высвободилась из его рук. Он не обиделся и спросил:
– Ты не замечаешь, что плачешь?
– Да не плачу я! Глупости какие!
– Знаешь, пусть они полечат тебя! – Он имел в виду отвергнутых мной психотерапевтов. – По-моему, ты больна. Эти слезы и попытка самоубийства, а главное, что ты не осознаешь своих поступков. Все это – болезнь.
Боже, избавь меня от его заботы!
– Какая тебе разница! Нормальная я или ненормальная, тебе-то что! Мы чужие люди, живем ради денег. Я уже истаскалась вся, ты уже убить меня готов! Когда же это кончится? Может, правда, пора газом травиться?!
И тут я заплакала на самом деле. Мне стало так гадко от всех своих дел, я видела Тимура рядом, понимала, что из-за своей глупости потеряла его навсегда, и так хотела любого, пусть самого печального, но исхода!
Он сидел рядом со мной на постели, обняв свои колени и опустив глаза. Больше попыток утешить меня муж не предпринимал. Вдруг стало жарко от всех этих не предусмотренных протоколом эмоций, и я решила подышать свежим воздухом. Встала, накинула на короткую трикотажную маечку легкий шелковый халатик и вышла на балкон. Мне показалось, что папа все же проснулся – где-то скрипнула дверь. Я стояла в темноте над спящим городом.
Зачем я так живу? Зачем я сделала себя несчастной? Тимур не разведется со мной, ему по-прежнему нужны деньги. А теперь, когда мой отец занимается художественными выставками, муж вытерпит бордель даже у себя дома!
К тому же отец пообещал познакомить Багрова с директором «Арт-салона» – Михаилом Ижевским, большим авторитетом в Гродинском художественном бомонде. Ижевский уже видел работы Багрова и согласился взять несколько ранних пейзажей Тимура и серию акварельных этюдов на морскую тему. Это только для начала. Потом, если Багров «пойдет», как выразился папа, его работы разместят в центральной части экспозиции.
Кажется, хлопнула входная дверь. Наверное, это Тимур ушел в свою мастерскую. Он иногда вот так неожиданно пропадал, и это означало, что в голову художника пришла какая-то идея, а значит, до утра он ждать не может! Тем лучше.
Конечно, работы Багрова «пойдут»! Он талантлив, он дьявольски талантлив! И с помощью моего папы он получит роскошную PR-кампанию в местных СМИ. К тому же о творчестве молодого художника положительно отзовется сам Ижевский со товарищи. А это многого стоит. Тимур завоюет Гродинский художественный олимп. Я нужна Тимуру, я – его заложник, гарантия карьеры его. Вот так я попала в ловушку.
Но самое страшное, что эту ловушку сама же на себя и поставила! Теперь, когда я так извалялась в грязи, что стала омерзительна в первую очередь самой себе, теперь, когда уже ничто и никогда не сможет смыть осклизлых воспоминаний, теперь мне нет дороги назад. Я уже никогда не смогу просто войти в свой дом, просто поцеловать своего мужа, просто лечь с ним в постель и просто заниматься любовью. Со мной всегда будет ощущение своей мерзопакостности, своей порочности, своего опыта шлюхи. Я плакала, жалея себя, но вдруг прислушалась.
Мне показалось, что в квартире что-то снова зашуршало, приближаясь к балкону, ко мне. Я повернулась спиной к парапету и стала вглядываться в темень кухни. Скрипнула балконная дверь, и скрюченная в три погибели фигура метнулась мне в ноги. Я испугалась, а чьи-то руки уже отрывали мои ступни от пола. И я даже не поняла, как это случилось, когда мое тело вдруг оказалось летящим вниз, к земле, к смерти! Мне удалось только сгруппироваться, потому что такова была выучка моего тренера по борьбе – группироваться, даже если падаешь с табуретки. Сейчас я пикировала с шестого этажа и успела очень многое обдумать за полет, в том числе и бессмысленность тренерской науки.
Еще я успела подумать, что это будет больно – умирать от удара о бетонные плиты, опоясывающие наш дом. И еще – что так будет лучше и для меня, и для Тимура. Папа теперь ему ни в чем не откажет, а он освободится от такой мрази, как я!
Потом был удар, треск и второй мягкий удар – я потеряла сознание.
Потом был голос Тимура, шепчущего мне что-то такое обеспокоенно-ласковое и обнадеживающее. Были его теплые руки и жуткая, непереносимая боль в позвоночнике. Господи, за что это! И еще (какой чудесный сон!) были поцелуи Тимура. Я через ослепляющую боль счастливо ощущала их на лбу, висках, щеках, губах… Пусть это будет вечно! Но как же мне больно, как больно!
