Kitabı oku: «Белая колбаса любви», sayfa 3

Засмотревшись на возившуюся с мячиком Мотю, я чуть не наткнулась на Алексея. Тот сидел на веранде в махровом халате с чашечкой кофе и выглядел при этом сокрушительно. Я же почувствовала себя растрепанной курицей, так как с заботами последних дней так и не добралась до парикмахера, а потому слегка разозлилась и язвительно поинтересовалась:

– Ну как, отдохнули с дороги? Дух Бориса вас не беспокоил?

– А у вас прекрасное чувство юмора, – улыбнулся Алексей, и разом стал похож на Бреда Пита и Орландо Блума одновременно.

– Спасибо, мы отобедали и отдохнули. Толик отправился по делам в город. А я вот сижу, пытаюсь надышаться воздухом Родины.

– Нам дух Отечества и сладок, и приятен, – пробормотала я.

– Зря иронизируете, – заявил он, поднимаясь. – Я же сам из этих краев, родители жили в этом городе, потом переехали, но у меня здесь двоюродная сестра, мы очень близки.

– А у меня здесь никого, мама и то уехала в Испанию, – грустно вздохнула я, почувствовав себя казанской сиротой.

– Как же друзья, соседи? Хотя соседи у вас… Одни скандалят, бабка вообще чумовая дамочка. Увидела меня и тут же принялась языком чесать. Говорит, вы Бориса и заказали. За что ж она вас так не любит?

Вот старая ведьма, успела наболтать про меня невесть чего. А этот Алексей, чего доброго, уши развесит. Не хватало еще, чтобы он начал под меня копать. Он же что-то говорил про то, что хочет разобраться в странной кончине старого друга.

– Бабке делать нечего, вот она и болтает. Это ее досуг, так сказать, – стараясь казаться беззаботной, пояснила я.

– А чем вы занимаете свой досуг? – Алексей явно был расположен поболтать, только я чувствовала себя разбитой и к беседе отнеслась без энтузиазма.

– Пишу женские романы, – буркнула я, прикидывая, как бы половчее отделаться от этого Аполлона. Его близость и халат будоражили воображение, а оно у меня будь здоров. Вдовствовала я почти год, так что всякие мысли были вполне логичны.

– Неужели? – заинтересовался мой собеседник. – Так это ваши книги стоят в кабинете Бориса? Софья Самойлова – ваш литературный псевдоним? Занятно. Хотя я такое и не читаю, но надо будет ознакомиться. Время есть, а почитать на сон грядущий я люблю.

Тут на веранду выплыла заспанная Пелагея, хотя по всему было видно, что часть разговора она подслушала.

– И это ты называешь книгами, Софа? – заявила она. Так по-дурацки меня еще никто не называл, поэтому я малость опешила. – Срам и только, такая литература не делает тебе чести. Я даже в руках держать постеснялась бы. Особенно то место, где он повалил ее в стог и…

Чужая наглость лишила меня дара речи, а Пелагея умолкла, поняв, что сболтнула лишнее. Я же поняла, что в чтение книги она углубилась основательно. Описанный ею сюжет являл собой середину моего последнего творения. Конечно, о вкусах не спорят, мои романы были далеко не для детей, потому сцена про объятия в стогу никого не должна была смутить. Хотя кому я это объясняю?

Я неловко махнула рукой, сумка сползла с плеча, и тут из нее выпал конверт. Его молниеносно перехватил стоявший рядом Алексей. Покрутил в руке и, не увидев никаких адресов, вроде бы заинтересовался:

– Что пишут?

– Чего? А… в этом смысле? Ничего, реклама новой доставки пиццы.

– А я вот стихи пишу, хотите почитаю? – очень кстати вклинилась родственница, что дало мне возможность тактично удалиться в дом, прихватив письмо.

Оставив их наслаждаться поэзией, я направилась в свою комнату, где и просидела до вечера, пытаясь поработать. Наплевав на обязанности гостеприимной хозяйки, я вышла только к ужину, убедившись, впрочем, что гости себя неплохо развлекают. Вернувшийся из города и успевший облачиться в элегантное трико Толик громко рассуждал об атеизме, Пелагея презрительно кривилась, называя его «безбожником», а Алексей читал газету. Одет он был в джинсы и футболку-поло, подчеркивающую его загар.

Тут я вспомнила, что не худо бы съездить в солярий и к парикмахеру, потом подумала, что если меня убьют, то, в принципе, это уже не так важно. Хотя лежать в гробу лучше при полном параде… Может, то, что сейчас я в доме не одна, к лучшему? Все-таки мужчины рядом. А что, если эти мужчины как раз по мою душу и явились? Я же их совсем не знаю. Как правило, в книгах главный красавчик и оказывается злодеем, так что этот Алексей…

Валентина накрывала стол к ужину, ничему не удивляясь. К гостям со времен Бориса она была привычна, но очень не любила пьющих, потому что ее покойный муж любил закладывать за воротник и, по слухам, умер, выпив на спор три бутылки первача и закусив грибами. Грибы его и подвели.

– Ну как тут гости? – шепнула я, проходя мимо.

– А что им сделается? Вроде мирные, не пьют. А они к нам надолго? – заволновалась Валентина. – У меня продуктов не хватит, надо утром ехать в магазин. Едят они ого-го, особенно девица. Надо же, худая, как глист, а сколько в нее влазит. Особенно конфет.

Я пожала плечами, потому что не знала, как скоро гости решат меня покинуть. И не покину ли я их раньше, чем они вздумают уехать. Эти мысли испортили мне аппетит, но роль хозяйки обязывала:

– Прошу к столу, – позвала я честную компанию, когда все было готово.

Алексей галантно взял меня под руку и отодвинул стул, помогая мне присесть.

«Прямо английский лорд» – я почему-то все время на него злилась, наверное, потому, что не хотела себе признаваться в том, что он симпатичный. И познакомься я с ним при других обстоятельствах…

Ужин прошел в оживленной беседе. В основном солировал Алексей, припоминая забавные истории про времена его дружбы с Борисом. Говорил он много, но как-то вскользь. По всему выходило, что они чуть не лучшие друзья, и его обязанность – быть рядом со скорбящей вдовой, всячески ей помогать и, в случае надобности, жизнь за нее отдать. В этом месте он вкрадчиво посмотрел мне в глаза и со значением добавил:

– У вас же нет проблем, правда?

Гадая, с чего вдруг он интересуется моими проблемами, я невпопад кивала, вяло ковыряла салат и размышляла. То, что Алексей появился у меня не случайно, ясно даже дураку. Еще и Пелагею приплел, чтобы втереться в доверие и поселиться у меня в доме. Только вот что ему надо? Денег у меня нет, да и он не похож на бедного родственника.

Вон часы, поди, стоят, как крыло от Боинга. И одет он соответственно, уж у меня глаз наметан. И Толик этот, хоть и косит под безобидного бравого солдата Швейка, явно не так прост. Еще и в татуировках весь, на костяшках выбито «Толик». И на груди небось русалка или что там бьют бандиты. Ну хоть имя точно его. А вот этого Алексея не худо бы и проверить. Может, он и не Алексей вовсе, а Ипполит. Или Акакий.

Пелагея усиленно налегала на ужин, таращила глаза более обыкновенного и дважды назвала меня сестрой. Я поняла, что в полку моих родственников прибыло, но выяснять что-то в тот вечер желания у меня не было. Гости, видя мое настроение, тактично разбрелись по комнатам и вроде бы вознамерились спать.

Оставшись одна, я сразу же позвонила Ленкиному Вовке. Тот уже был в курсе событий (Ленкина оперативность радовала), поэтому моей просьбе вроде не удивился.

– Вовка, мне нужно узнать, кого я пригрела у себя в доме, – заныла я.

– А спросить у них не судьба?

– Так кто же правду скажет? – вздохнула я.

– Ох, Соня, ты слишком доверчива. Впустила в дом людей, даже не поинтересовавшись, кто они. Может, тебе и правда лучше уехать? У нас сейчас неспокойно, а там хотя бы мама.

– Еще один. А когда у нас будет спокойно? То-то и оно… Я обязательно уеду, вот только от шантажиста избавлюсь. Ну, или он от меня.

– Какого шантажиста? – обалдел Вовка. Ага, про шантажиста Ленка доложить забыла.

– Мне звонят и требуют какие-то деньги. Большие. Ты что-то про это знаешь?

– Вот что, – подумав, сказал Вовка, – давай данные своих гостей, я все узнаю. А завтра подъезжай ко мне на работу в обед, поговорить надо.

Переложив вои заботы на плечи Вовки, я немного успокоилась, приняла душ и стала размышлять, что не худо бы обзавестись охраной. Решив заняться этим вопросом завтра, я лежала и читала книгу, пытаясь попутно придумать сюжет для своей, как в дверь кто-то пошкребся.

– Софа, – печально вздохнула за дверью Пелагея. – Я заснуть не могу. У маменьки твоей часом молитвенника нет? Как-то неспокойно мне, а вдруг ко мне явится дух Бориса?

Я нехотя впустила ее в комнату, скроив страшную гримасу. Гримаса призвана была дать понять Пелагее, что я думаю о нашествии духов. Она ее проигнорировала, пристроилась в кресле и загрустила:

– Эх, был бы жив Борька, вот бы мы зажили. А так… Кому я нужна, считай, что сирота, и тебя вот стеснять не хочется, – тут она увидела на моей тумбочке коробку конфет и ходко потрусила к ним, разом забыв про свои стенания.

– Пелагея, сейчас вроде бы пост, – кашлянула я.

– Оно конечно так, да вот силы воли у меня вообще нет. Но я над этим работаю. Сладкое я люблю без меры, так как в детстве была лишена многих радостей. Мамка на двух работах, а батя все пропивал. Где уж тут сладкое есть?

Я устыдилась своих слов и подвинула ей коробку. Человек так страдал, а я конфет пожалела. Незаметно мы увлеклись разговором, Пелагея, в основном, рассказывала про явление душ усопших родным и особенно напирала на необходимость заказать Борису сорокоуст за упокой. Я заверила ее, что завтра обязательно свожу ее в храм, и зевнула:

– Слушай, Пелагея, а тебе спать не хочется?

– Хочется, только туда я не пойду. Боязно.

– Днем ты там спала, даже храпела, – съязвила я.

–Так это днем, а ночью все потусторонние силы активизируются…

– На кровать не пущу – рыкнула я. – Я ночью ворочаюсь, так что мне место надо. Я даже Мотю выгоняю. – Ладно, если хочешь, ложись на кушетке, – сменила я гнев на милость, видя, как Пелагея обреченно поплелась к выходу. – Ты, конечно, высокая, но кушетка длинная, как раз влезешь. Только не болтай всякую ерунду про духов.

Я дала ей подушку с пледом, и бедная родственница неплохо устроилась в углу комнаты. Оттуда еще какое-то время доносились звуки: Пелагея рассказывала про святого Пантелеймона. Под звук ее голоса я задремала. Снился мне Борис, жующий колбасу и укоризненно смотревший на меня откуда-то свысока, от чего я чувствовала себя крайне неприятно и во сне очень мечтала проснуться. Мои молитвы были услышаны, но приятным мое пробуждение мог назвать разве что чокнутый.

Кто-то сопел мне в лицо.

«Как Мотя оказалась в комнате? – промелькнуло в голове. Я же ее собственноручно выставила за порог. Может, забежала вместе с Пелагеей? Сейчас начнет лизать мне щеки…».

Я машинально ткнула рукой вперед, надеясь попасть по ее наглой морде. И тут… Сон буквально слетел с меня, потому что я держала в руках чей-то нос. Сухой и человеческий. Машинально я ощупала прилагающееся к нему лицо и похолодела: надо мною точно склонился человек, а не собака. А еще на нем была маска или шапочка с прорезями для глаз. Может и колготки, в тот момент здраво размышлять я не могла. Тут до меня дошло, что мои ноги связаны. Видимо, спала я крепко и ничего не почувствовала.

«Наверное, я все еще сплю» – облегченно подумала я и решила попробовать закричать. Во сне это, как правило, затруднительно. Но тут сопевший ловко прижал руку к моему рту, и я услышала звук отматывающегося скотча. Замычав, я попыталась укусить его за палец, но злоумышленник оказался быстрее меня. Заклеив мне рот, он довольно хмыкнул.

«Вот и все, сейчас убьют!» – пронеслось у меня в голове, и я настроилась на то, что сейчас вся жизнь должна промелькнуть у меня перед глазами. Я поерзала, устраиваясь поудобнее: не хватало попкорна и колы.

Тут послышался шорох, и за спиной грабителя мелькнула какая-то тень. Ага, поняла, нападавших двое…

«Возможно, еще и изнасилуют…» – вовсе раскисла я, но внезапно на голову напавшего на меня что-то обрушилось, раздался странный хруст, как будто треснула тыква. Я мысленно охнула, а мой маньяк стал медленно оседать на пол. Заерзав, я попыталась одновременно освободиться и добраться до лампы, но тут щелкнул выключатель. Надо мной стояла Пелагея с выпученными глазами и кочергой от камина в руках. Возле ее ног лежал поверженный злодей, облаченный во все черное.

– Я его убила! – тут она стала заваливаться на бок, а я поняла, что совсем забыла о ее присутствии в комнате. А ведь если бы не она, лежала бы я сейчас…

В этом месте я замычала, а Пелагея быстро сорвала скотч.

– Скорее, ножницы на столе, разрежь веревки! – я тяжело дышала и больше всего на свете хотела покинуть комнату.

Пелагея стучала зубами, но за ножницами метнулась и даже разрезала мои путы на ногах. Выполнив свой гражданский долг, она снова стала оседать, но я схватила ее за руку, и мы пулей вылетели из комнаты, уронив по дороге стул. Конечно, в своей книге я бы написала, что героиня подошла к поверженному маньяку и заглянула под маску, вот только никакого желания делать это в реальности у меня не было. Оказавшись в коридоре, мы, как по команде, заголосили.

Хлопнула дверь. На коридоре показались заспанный Толик в цветастых трусах и Алексей в пижаме в полоску. Поскольку Валентина и Иваныч сейчас ночевали в домике для гостей, их не было, чему я лишний раз порадовалась. Незачем пугать пожилых людей. Набрав обороты, мы все еще кричали и тыкали в сторону двери. Потом я кричать перестала, а вот Пелагея остановиться без моей помощи не смогла. Пришлось дать ей леща.

– Что случилось? – Алексей потер глаза и непонимающе уставился на нас, а Толик ойкнул, видимо, вспомнив про трусы.

–Там… В моей комнате, на меня напали, а Пелагея его кочергой. Наверное, убила… – я все еще не могла отдышаться, поэтому говорила сбивчиво и невпопад.

– Ой, мамочки, я снова в тюрьму не сяду, – заголосила она, чем, признаться, вызвала у меня легкую оторопь.

Пока до мужчин дошел смысл сказанного, прошло минут пять. Когда я наконец связно смогла дать показания, Алексей с Толиком переглянулись и резво припустились в мою комнату. Мы же хоть и последовали за ними, но не вошли, а боязливо выглядывали с порога. Оказалось, боялись мы зря, потому что в комнате было пусто. А еще я сразу заметила открытое окно, в черном проеме которого гуляла штора, подхватываемая ночным ветром.

– Как прикажете понимать отсутствие трупа? – усмехнулся Алексей. Было заметно, что история с треснувшей тыквой впечатления на него не произвела.

Пелагея облегченно вздохнула, а я разозлилась, потому что выглядеть дурой мне было в новинку.

– Он только что лежал здесь, в шапочке, сопел.

–То он у вас труп, то сопел, – обиделся Толик и под моим гневным взглядом снова сделал неловкую попытку прикрыть трусы руками.

– Может вам почудилось? Ну, приснилось, всякое бывает…– пошел он на попятный.

– Двоим привидеться не могло! И вот веревки со скотчем, он меня связал. – обрадовалась я вещественному доказательству присутствия маньяка и стала тыкать ими Толику в лицо.

Это произвело впечатление, Алексей с Толиком выглянули в открытое окно и заспешили на улицу. Мы с Пелагеей высунулись в оконный проем и наблюдали за их перемещениями. Пришлось разбудить Валентину и Иваныча. Хотя домик для гостей находился в конце участка, потому они, естественно, ничего не слышали. И уж тем более не видели.

Пока шел осмотр территории, мы стучали зубами на диване в гостиной и пили валерьянку.

– Надо вызвать полицию, – бубнила я.

– Ага, и что ты им скажешь? – насторожилась Пелагея, видимо, опасаясь быть привлеченной за членовредительство. – Был человек, мы его кочергой, а потом он пропал? Трупа нет – никто шевелиться не станет. Скажут, что нам приснилось.

Тут я вспомнила свой последний визит в полицию. Конечно, мне скажут, что я от безделья придумываю детективную историю. Или что у меня просто расшатались нервы. Или что детишки шалят.

Алексей уже успел вернуться с улицы и хмуро смотрел на нас с Пелагеей.

– Софья Павловна, вы точно не знаете, чем вызван такой интерес к вашей персоне? Может, раньше уже было что-то подобное? Вы бы хоть камеры на участке поставили. А то от собаки толку никакого, кроме эстетического удовольствия.

– Да у нас поселок охраняется, такого отродясь не было, – оправдывалась я. –Люди живут богатые, всякая шпана сюда не сунется. Драгоценности никто дома не хранит, это моветон. Все в банке, в ячейках.

– Однако кто-то сунулся, – задумчиво протянул он и вдруг спросил:

– А вы всегда спите с открытым окном?

Тут я вспомнила, что окно на ночь точно закрывала, потому что в комнате было и без того свежо. Услышав про окно, Пелагея приняла покаянный вид и запричитала:

– Это я открыла, душно мне было, я же не знала… Ой, святые мученики, что же делается…

– Ушел, гад, – возвестил Толик вернувшись с улицы.

За ним в дом вошел Иваныч и, возбужденно размахивая руками, заявил:

– Я обследовал кусты, он же с окна прыгнул, помял мне живую изгородь, сволочь. Я бы его вилами…

Живая изгородь была гордостью Иваныча – любителя многолетников, и он теперь был не на шутку зол. Короче, вилы в данном случае явно не были метафорой.

– Я же и к охране прогулялся в начале поселка, – сообщил Иваныч. – Там никого не видели. Значит, пришел он через лесок. Скорее всего, туда и рванул. Видимо, хорошо ориентируется, раз знал, куда бежать.

– Может, все-таки поклонник? – усмехнулся Толик. – Хотел сделать сюрприз, но переборщил. А что, всякое бывает. Вот один мой дружок хотел жене сюрприз сделать, ну и полез через балкон в трусах и с розой в зубах. А она там с соседом. Такие вот дела…

Тут я поняла, что и сам Толик тоже до сих пор разгуливает в трусах, видимо, перестав этого стесняться на фоне грозившей нам опасности. Хорошо хоть без розы в зубах.

– Ладно, пошлите спать. Утро вечера мудренее, – устало сказала я и первой поплелась в комнату.

Оказавшись наедине с Пелагей (а она, естественно, теперь и слушать не хотела о том, чтобы лечь одной), я принялась буравить ее взглядом.

– Ты чего? – испуганно спросила она.

– А не ты ли ему окно открыла. А что? Все сходится: приехала, наплела с три короба про дух Бориса, легла со мной в одной комнате…

– Побойся Бога, Софа. Да я за тебя его кочергой чуть не убила. Могла бы сесть.

– Извини, просто все это очень подозрительно – буркнула я, сообразив, что она и впрямь мне жизнь спасла. – Кстати, что ты там болтала про тюрьму? Ты что, сидела? Только этого мне не хватало…

Пелагея удивленно вытаращилась на меня, а потом тряхнула головой, видимо, вспомнив, что таки упоминала тюрьму всуе:

– А, ты про это… Да замели меня как-то в автобусе, я по удостоверению инвалида ехала, поддельному, разумеется. У мамки на заводе такие умельцы были, на принтере печатали за бутылку. Все натурально, не придерешься. Да я и погорела-то на ерунде. Один контролер как прицепился: не похожи вы на фото, вроде как и не ваше это удостоверение. Что-то выглядите больно плохо. А я ему говорю: а что, по-вашему, инвалид должен хорошо выглядеть? А он мне…

– Можно короче? – попросила я, так как поняла, что статья Пелагеи особым криминалом не пахнет. Поддельное удостоверение я еще могла пережить.

– Ну, так я все рассказала, – вроде обиделась Пелагея, – повязали меня, и дело хотели завести. За подделку документов, но мамка родственнику позвонила, он у нас мент. Короче, порешали. Но сутки я отсидела, потому что оказала сопротивление. В меру сил, конечно. Контролер-то бугай еще тот был, еле допрыгнула.

Тут она вздохнула и принялась думать, что удавалось ей так же плохо, как езда по поддельному документу.

– Слушай, я вот думаю, чего этот грабитель от тебя хотел? Как-то странно он себя вел. Да и не взял вроде ничего. А на тумбочке вон украшений золотых с брюликами на пару штук. Может, и правда поклонник какой? Или извращенец?

– Не знаю. Я тебе не все рассказала: меня шантажируют. И вполне может быть, что этот, в шапочке, шантажист и есть, – понизив голос до шепота, сообщила я. Конечно, не хотелось впутывать в это дело Пелагею, но вдруг повезет: я ее напугаю, и она уедет назад, в Псков? А то мне еще ее трупа тут не хватало.

Алексей с Толиком тоже свалят, а я поеду к маме в Испанию. Там сейчас жара, море и никакие придурки меня там не достанут. Обрадовавшись такому неожиданно простому решению вопроса, я даже приободрилась и решила с утра сразу же позвонить родительнице.

Выложив обалдевшей Пелагее всю историю про шантажиста, я удовлетворенно вздохнула и всем своим видом выразила желание отойти ко сну. Родственница ворочалась в кровати, охала и выглядела пришибленной, что, впрочем, было ее обычным состоянием. Я же заснула сразу и спала сном праведника. В целом остаток ночи прошел спокойно и, проснувшись довольно рано, я даже почувствовала что-то вроде хорошего настроения. Что само по себе было удивительно.

В гостиной нахохлившаяся Валентина уже накрывала на стол и тяжело вздыхала:

– Софья Павловна, что же это делается? Надо камеры поставить, а то ведь поубивают. Времена нынче пошли… Наверное, хотел поживиться украшениями вашими или деньги искал? Ничего не пропало? Надо бы в полицию, хотя толку от них…

Она махнула рукой и закручинилась еще больше. Полицию Валентина тоже не любила, потому что при жизни мужа встречаться с ними ей доводилось часто и по очень неприятным поводам.

Алексей и Толик тоже встали рано, за завтраком хмурились, но помалкивали, видимо, не желая снова напоминать мне о пережитом ночном кошмаре. Закончив трапезу, они вышли покурить, прихватив с собой Мотю: видимо, Толик всерьез вознамерился заняться дрессурой. С его слов выходило, что скоро с Мотей можно будет «хоть на зайца, хоть в разведку». Я сомневалась в успехе мероприятия, но гостей надо был чем-то занимать. И это был не самый худший способ убить время. Пелагея пришлепала из спальни вслед за мной, пила чай и о чем-то усиленно размышляла, а после завтрака потянула меня за рукав:

– Софа, я тут ночью хорошенько подумала… Это знак!

О чем она могла думать ночью, для меня был большой вопрос, потому что храпела она так, что мне пришлось искать в письменном столе беруши. На всякий случай я все же проявила интерес:

–Ты о чем?

– Ну, шантаж этот, он же маньяк! Это все неспроста. Мы должны найти убийцу Бориса, он таким образом нам сигнализирует, чтобы мы пошевеливались. Посылает нам испытания, так сказать.

Я поперхнулась круассаном, но Пелагея уверенно продолжила:

––Ты не бойся, я уже все придумала. Дело проще, чем кажется. Шантажист этот что ищет, деньги?

– Ну, допустим, но…– ход ее мыслей мне не нравился, но перебить ее не представлялось возможным. Глаза ее вдруг загорелись дурным блеском, она даже подскочила, выпятила грудь колесом и стала как-то выше ростом. Хотя куда уж выше.

– Деньги убийца украл, так ведь? Ты сама говорила, что менты так считают. Найдем убийцу – найдем деньги. И шантажист от тебя отстанет. И Борис нам оттуда спасибо скажет, – мотнула она головой вверх. Видимо, целясь в область горних высей. В пустоту, в космос, где в кармическом унынии витают души умерших.

– Ты вообще думаешь, что говоришь? – залепетала я, разозлившись, что мои сборы в Испанию приходится отложить. По крайней мере, домой Пелагея не собиралась, а выгнать ее на улицу после того, как она мне жизнь спасла, было как-то невежливо.

– А что…

– Ты мне эти шуточки брось, я в детективов играть не собираюсь. Полиция за год ничего не нашла, а у них, между прочим, для этого все средства имеются. А у нас что? Неповоротливая глухая собака и пневматическая винтовка Иваныча? Может, мы в убийцу барсучьим жиром будем кидаться? Нет, – посуровела я под конец монолога, – Борьку не вернешь, а нам с тобой жить и жить. Пусть убийцу полиция ищет, у меня нервы слабые и голова всего одна.

– Много они нашли за год, им бы только хороших людей в супермаркете за шоколадку ловить, – скривилась Пелагея, видимо, опираясь на богатый жизненный опыт. – Пока тебя не пришьют, они и шевелиться не станут.

Немного поерзав на стуле и осознав, что запугать меня не удастся, она решила зайти с другой стороны:

– Вот нет в тебе духа авантюризма, а еще писатель. А ты точно Бориса не убивала? – вдруг спросила она. А то бабка эта, Тимофеевна, вчера мне такое про тебя… Говорит, ты прошмандовка, из-за денег на него клюнула, а потому он тебе надоел, ну ты его и заказала. Она такое в сериале «Сердце Марии» видела. Хороший фильм, надо посмотреть.

Я глянула на Пелагею взглядом Снежной Королевы в изгнании, и она сразу пошла на попятный:

– Ты не думай, я ей не поверила. У тебя глаза добрые. И животных ты любишь, собаку вон завела бесполезную, глухую почти. Значит, человек хороший. И вот Борька, опять же, не красавец был, прости Господи. А ты его полюбила. Значит, душу его рассмотрела.

Тут мне стало стыдно, что кто-то думает обо мне лучше, чем я есть на самом деле, и я скуксилась.

Расценив мое молчание как знак согласия, родня несказанно оживилась:

– Ну, так как? Я столько книжек читала, мы этого шантажиста мигом вычислим. Только этим двоим – ни слова.

Тут она кивнула в сторону Толика с Алексеем, которые вернулись с прогулки и стояли на крыльце.

– Подозрительные они, век воли не видать.

– Нет, забудь про расследования, – покачала я головой. – Я лучше тебя домой отправлю. Вот завтра годовщина пройдет, съездишь на кладбище и прямиком в свою церковную лавку. Там спокойнее. Мне тут не хватало еще о твоей жизни беспокоиться. И этих проходимцев выгоню. Скажу, что в Испанию уезжаю. Не будут же они тут сидеть одни. А если хотят – пусть остаются, мне уже все равно. Поживут да съедут.

– А если шантажист этот серьезно настроен? Он же тебя и в Испании грохнет. А там мама…

– Что же делать? – мысль эта показалась мне не лишенной смысла, и я заволновалась. Не хотелось бы впутывать в это дело маму.

– Набраться духу и вдарить по врагу, – вздохнула Пелагея. – Будем бороться со злом.

Бороться я вовсе не желала и, отправив Пелагею в душ, первым делом позвонила маме. Та ответила только после шестого гудка, причем дышала она тяжело, словно за ней гналась смерть с косой.

– Мама, привет! – бодро гаркнула я, не желая посвящать ее в свои проблемы. – Как ты, чего не звонишь? Я тут подумала…

– Соня, девочка моя, здравствуй. Я соскучилась. Как раз хотела тебе звонить. – тут мама перешла на шепот, и я поняла, что она не одна.

– У меня же новый друг, помнишь, я тебе рассказывала, что познакомилась с ним на уроках фламенко?

Я промычала, потому что ничего такого не помнила, но разочаровывать маму не хотелось.

– Его зовут Хунь.

– Может, Хуан? – с сомнением спросила я. Все-таки Хуан звучало как-то более по-испански.

– Нет, Хунь, – обиделась за друга мама. У него отец китаец. Или дед? Не важно… Так вот, мы с Хунем решили немного пожить вместе. Ты же не возражаешь, если я приглашу его к нам на виллу? Ты же говорила, что ближайшие полгода не собираешься приезжать. А то у нас тут что-то вроде медового месяца, и я…

Тут в трубке послышался мужской голос, и я поняла, что испанский Хунь уже давно поселился у мамули. А так как за последний год это был уже третий Хунь, знакомиться с ним у меня не было никаких моральных сил. Да и мешать мамуле в ее медовый месяц мне не хотелось. Не то она опять станет рассказывать, как мой отец-подлец бросил ее с шестимесячной крошкой и ушел к крашеной Люське, а она посвятила мне свою жизнь и молодость. И теперь имеет право пожить как человек, что в ее понимании означало: на всю катушку.

Я пожелала маме любви и счастья, мысленно чертыхнувшись, и, заверив ее, что у меня все хорошо и я буду звонить, дала отбой.

Тут я глянула на часы и вспомнила, что должна встретиться с Вовкой Саломатиным. Может он хоть что-то прояснит в этом деле, раз уж по всему выходило, что в Испанию мне спешить не стоит.

– Я с тобой, – деловито заявила Пелагея, появляясь из ванной и заметив, что я поспешно одеваюсь.

– Ты вроде в церковь собиралась…

– Я одна не доберусь, города я не знаю. А на автобусе я не могу, – предваряя мои попытки отправить ее на остановку, отрезала она. – У меня клаустрофобия. Открылась недавно.

Я обреченно кивнула, а она помчалась за рюкзаком.

«В таком виде пускать ее в приличное общество нельзя, а отделаться от нее затруднительно. К тому же, я обещала свозить ее в церковь. Размер у нас не совсем совпадал: Пелагея был тощей до ужаса, но кое-какие мои тряпки ей подошли. Правда, они висели в области груди и задницы, а штаны были коротковаты, но это было лучше, чем ее балахон. Закончив ее наряжать, я удовлетворенно разглядывала дело рук своих в зеркале. Если бы не еж на голове… Пелагея прочитала мой взгляд, обиженно засопела, но вняла голосу разума и стянула волосы резинкой. Лучше от этого не стало. От моей сумки она наотрез отказалась, заявив, что без своего рюкзака никуда не ходит. Там у нее припасены вещи на все случаи жизни, а случаи бывают разные.

Пока я выгоняла машину, в окошко постучал Алексей. Я совсем забыла про них с Толиком и устыдилась, потому окошко охотно открыла и даже улыбнулась:

– Уезжаете? – вкрадчиво спросил он. – Может, нам с вами поехать? После вчерашнего отпускать вас одну как-то не хочется. Или дела не терпят присутствия посторонних? – этот тип явно в чем-то меня подозревал, оттого и хотел увязаться с нами.

– Мы в храм Божий, а вам с Толиком там делать нечего! – очень кстати отрезала Пелагея, хлопая дверью. – Он вообще жуткий безбожник. Вы собирались выяснять, кто Бориса убил – вот этим и займитесь.

Я пожала плечами, как бы демонстрируя, что спорить со стихией бесполезно. Алексей недовольно хмыкнул, но ничего не ответил.

– Мы ненадолго. Надо кое-что купить для завтрашней годовщины. Ну и в храм…– кашлянула я.

– Вы бы охранника себе наняли, что ли, – укоризненно произнес Алексей. – Красивая девушка не должна разъезжать одна. Тем более, как я понял, враги у вас тоже имеются. Я могу предложить свою кандидатуру, но вы вряд ли согласитесь. Ладно, поезжайте, но если что-то вас насторожит – сразу сообщите мне или в полицию.

– Вон у Борьки был охранник, и что? Взлетел на воздух вместе с ним. Так что мы как-нибудь с Божьей помощью… – вздохнула я и нажала на газ.

По дороге в здание местной администрации, где главой был Вовка, я спорила с Пелагеей. Та была настроена против Алексея, особенно упирая на то, что Толик – бандит. А раз он друг Алексея, то тот, стало быть, тоже не лучше.

– Вот помяни мое слово, не зря они явились. Ты говорила, тебя шантажировать стали два дня назад? Все совпадает. И вообще, они странные. Вот Толик, к примеру, говорит, что в фирме водителем работает. А сам по виду форменный жулик. И при деньгах, это сразу видно. А откуда у водителя такие деньги?

– Мне кажется, ты придираешься. Во-первых, явились вы все вместе, вдруг вы сообщники? А окно вообще ты открыла. Так что тут еще вопрос: кто из вас троих более подозрительный? – сказала я скорее из вредности, хотя в ее словах видела определенную логику. Пелагея обиженно засопела и отвернулась к окну, что позволило нам добраться до центра в тишине и спокойствии.