Kitabı oku: «В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы»

© J. J. Zeeberg, 2005

© ООО «Паулсен». Издание на русском языке переработанное и дополненное, 2022

Путешествие в историю параллельным курсом
Предисловие научного редактора

До сегодняшнего дня я ни разу не встречался с Япъяном Зебергом. На его книгу Into the Ice Sea («В ледовитое море») я наткнулся весной 2020 года, работая над статьей об эффекте Новой Земли для журнала «Наука и жизнь» (см. № 6, 2020). Редакция журнала попросила меня найти портреты главных действующих лиц той истории: Виллема Баренца и Геррита де Вейра. В тот момент я знал наверняка, что известный портрет Баренца – это новодел XIX века, и был уверен, что портретов де Вейра не сохранилось вовсе. Однако в одном из подстрочных примечаний в книге Япъяна утверждалось, что в Историческом музее Амстердама хранится групповой портрет, написанный в 1599 году, на котором изображены Баренц и де Вейр. И я недолго думая написал автору с просьбой уточнить источник его сведений. Так завязалась наша переписка.

И еще я внимательно погрузился в «Ледовитое море». На первый взгляд могло показаться, что это обычный экспедиционный дневник, рассчитанный на западного читателя, – рассказ об экзотических местах и необычных людях. Но я взглянул на него с другой точки зрения: знакомые события, знакомые места, имена, которые давно на слуху – в том числе в совершенно ином контексте, чем в книге, – но увиденные автором с необычного ракурса, совмещающего взгляд изнутри и взгляд со стороны одновременно. И мне подумалось, как бы было здорово, если бы его голос зазвучал по-русски. Я глубоко благодарен издательству Паулсен и его генеральному директору Раисе Яковлевне Неягловой-Колосовой за поддержку этого необычного начинания.

Сегодня, почти ровно год и 580 электронных сообщений спустя, перед вами – результат нашей работы. Книга не только переведена, но существенно переработана, дополнена и отредактирована научным редактором.

Автор книги – специалист в области геотехнологий и наук о Земле, тема его диссертации, защищенной в университете Иллинойса в Чикаго (UIC): «Климат и гляциологическая история архипелага Новая Земля». Еще он – человек, искренне увлеченный историей Нидерландов и внимательно относящийся к истории России.

Япъян Зеберг несколько раз бывал в нашей стране, причем география его российских поездок: Новая Земля, Воркута, Лабытнанги, Диксон – для большинства наших соотечественников лежит дальше самого дальнего зарубежья.

Сюжет книги Япъяна Зеберга непривычен. Действие разворачиваются в двух исторических параллелях: с одной стороны, это события недавнего прошлого – новоземельские экспедиции 1991, 1995, 1998, 2000 годов, многие участники и свидетели которых – наши современники, живущие как в России, так и в Нидерландах, а с другой стороны – события, случившиеся более четырех веков назад и положившие начало тому тесному переплетению фактов, историй, документов и лиц, что крепко-накрепко связало наши две страны.

В своей редакторской роли я оказался в уникальном положении – мне достаточно было написать электронное письмо или позвонить по телефону, чтобы поговорить с героем событий – участником исторических экспедиций. Но этим дело не исчерпывалось. Когда работаешь с текстами, картами, документами, порой случается, что из нагромождения дат и фактов (а также и мифов) вдруг проступает фигура человека с его обстоятельствами, сомнениями, решениями и находками, связывающая ряд событий в одно логическое целое, и тебе трудно отделаться от впечатления, что и с этим человеком, жившим столетия назад, у тебя состоялся прямой и откровенный разговор.

Что же касается портрета, с которого завязались наши отношения с автором, то изображен на нём не Баренц – в 1599 году его уже два года как не было в живых. Рядом с Герритом де Вейром – а это несомненно он! – стоит Корнелис Клас, амстердамский издатель морской литературы. Анализ портрета и идентификация изображенных на нём людей были выполнены более 130 лет назад (J. Six. Cornelis van der Voort. Een eerste poging tot het terugvinden van zijn werk als portretschilder. – Oud Holland. Vol. 5. 1887). Любопытно, что безжалостно отретушированный (от Геррита де Вейра остался лишь рукав) и лишенный своих корней (то есть ссылки на имя живописца, название картины и место ее хранения), портрет этот был какое-то время назад запущен в сеть как портрет Баренца. А в 2020 году попал даже в этой роли на специальную марку, выпущенную в Баренцбурге.

Рота капитана Яна де Бисхопа и прапорщика Питера Эгбертса Финка. Групповой портрет стрелков гражданского ополчения, написанный Артом Питерсом в Амстердаме в 1599 году. Фрагмент с изображением Геррита де Вейра и Корнелиса Класа. Кварт-блок (2020), на котором отретушированное изображение Корнелиса Класа представлено в качестве портрета «Вилли Баренца». Из коллекции Дениса Хотимского

CООБЩЕНИЯ О НИДЕРЛАНДСКИХ АРКТИЧЕСКИХ ПЛАВАНИЯХ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ

По-видимому, самыми ранними сообщениями о нидерландских полярных плаваниях на русском языке стали две короткие анонимные заметки, опубликованные в академических Календарях за 1734 и 1735 годы¹. В первой из них представлены события плавания Виллема Баренца к северной оконечности Новой Земли в 1594 году (достижения южной экспедиционной партии в составе зеландского и энкхаузенского кораблей никак не отражены). В основе текста лежит, очевидно, «Дневник» де Вейра, причем, судя по транслитерации топонимов, был использован какой-то его немецкий перевод. Вторая заметка содержит краткое сообщение об экспедиции 1595 года. Транслитерация топонимов (Крейцъ-Эккъ, Цвистъ-Эккъ) и некоторые детали повествования (два мертвых кита на берегу залива) указывают на то, что перевод был сделан с сокращенной адаптации нюрнбергского издания.

Первое полное сообщение о нидерландских арктических экспедициях на русском языке было опубликовано в 1738 году в пяти последовательных выпусках Примечаний на Санктпетербургские ведомости под названием «О мореплавании в север». Его составителем был академик Петербургской Академии наук Христиан-Николай фон Винсгейм (1694–1751). По признанию автора, в основу сообщения было положено «краткое известие, которое взято из Атласа, сочиненнаго чрез Амстердамскаго бургомистра Николая Витсена»². В нём же, в свою очередь, был использован как «Дневник» де Вейра, так и отчет Линсхотена. Описанию собственно плаваний предпослан исторический очерк, объясняющий источники интереса к поиску северного пути в Азию. В части, посвященной первой экспедиции 1594 года, изложены действия как северной (Виллем Баренц), так и южной (Корнелис Най) экспедиционных партий. Кроме того, по-видимому, впервые на русском языке увидело свет известие об экспедиции 1596–1597 годов и о зимовке Баренца на Новой Земле.

Титульный лист и заглавная страница первого опубликованного на русском языке сообщения о нидерландских арктических плаваниях. Календарь-месяцеслов. 1734. Из коллекции Дениса Хотимского

Заглавный лист «Примечаний на Ведомости» от 23 марта 1738 года с сообщением о третьем плавании Виллема Баренца и Якоба ван Хеймскерка. Музей книги Российской государственной библиотеки

Когда в 1788–1789 годах Василий Васильевич Крестинин (1729–1795), архангелогородский гражданин и историк-краевед, опубликовал свое описание Новой Земли, составленное по рассказам поморов-промышленников³, единственным доступным ему историческим источником было сообщение фон Винсгейма. «По старинному преданию Мезенцов, – писал В. В. Крестинин о мысе Спорый Наволок, – на сем месте некогда зимовали Голландцы. Надлежит сие приключение, по Истории о мореплавании в север Агличан и Голландцов, относить к 1596 году» ⁴.

В 1792 году Географическим департаментом правительства был издан «Российский атлас», пришедший на смену академическому атласу 1745 года. Составлением атласа, который призван был отразить новое административное устройство империи, разделенной на губернии и наместничества, руководил математик, географ и астроном Александр Михайлович Вильбрехт (1757–1823). Близ северной оконечности Новой Земли, изображенной на карте Тобольского наместничества, была помещена легенда: «Здесь перезимовали Голанские Корабли в 1596 году». На более ранних российских атласах – Ивана Кириллова 1734 года и Жозефа Николя Делиля 1745 года – упоминаний о новоземельской зимовке не было.

В 1819 году Василий Николаевич Берх (1781–1834), морской офицер и историк флота, подготовил к печати книгу об истории географических открытий россиян, но опубликовать смог лишь отдельные фрагменты. В одном из таких фрагментов он рассказывает в том числе и о третьем плавании Баренца, открытии им Шпицбергена, зимовке на Новой Земле, а также о смерти «самого искусного из всех ранних путешественников» при возвращении зимовщиков в Колу⁵.

Также перу В. Н. Берха принадлежит двухтомное сочинение под названием «Хронологическая история всех путешествий в северные полярные страны», первый том которого, вышедший в 1821 году, содержит более подробный рассказ обо всей нидерландской арктической эпопее, в особенности – о событиях первой и третьей экспедиций. Изложение основано как на «Дневнике» де Вейра, так и на отчете Линсхотена⁶.

Любопытно, что и Х. Н. Винсгейм, и В. Н. Берх подчеркивают преждевременное наблюдение солнца зимовщиками на Новой Земле 24 января 1597 года, хотя попыток объяснить это явление ни тот ни другой не предпринимают.

В 1821–1824 годах будущий адмирал и президент Академии наук, а в то время – капитан-лейтенант флота Федор Петрович Литке (1797–1882) возглавлял ежегодные научные экспедиции в Белое море и к берегам Новой Земли. Результатом плаваний стала вышедшая в 1828 году книга «Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан»⁷. Начиная свой труд с исторического обзора, Литке посвящает более тридцати страниц подробному изложению истории нидерландских арктических плаваний, привлекая для этой цели работы как де Вейра, так и Линсхотена, и делая особый упор на истории новоземельской зимовки. При этом он замечает, что «из всех случаев, повстречавшихся Голландцам, наибольшаго внимания заслуживает раннее появление солнца», и подробно разбирает свидетельства де Вейра, включая его сообщение о наблюдении зимовщиками соединения Юпитера и Луны.

Читателю может показаться, что информация о нидерландской арктической эпопее 1594–1597 годов в России была общедоступной, хотя на самом деле она была практически исключена из научного оборота или по меньшей мере оставалась малоизвестной. Во всяком случае, в 1936 году при подготовке первого полного издания «Дневника» де Вейра на русском языке (речь об этом издании ниже) его переводчик профессор Александр Иустинович Малеин (1869–1938), по-видимому, не был знаком ни с одним из них. По его мнению, «впечатление от путешествий голландцев отразилось наконец и в России» лишь в 1895 году, когда историк-архивист Сергей Алексеевич Белокуров (1862–1918) опубликовал в журнале «Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских» трехстраничный текст относящийся предположительно к 1598 году. Происхождение, палеографическое описание и место хранения рукописи остались невыясненными.

В 1915 году в двух последовательных выпусках «Записок по Гидрографии» был опубликован перевод «Плаваний на север» Яна Хёйгена ван Линсхотена, выполненный баронессой О. М. Дризен⁸. Хотя текст, описывающий события первых двух арктических экспедиций 1594 и 1595 годов, был значительно сокращен по сравнению с оригиналом, на сегодняшний день это наиболее полный вариант книги Линсхотена, доступный на русском языке.

Первое полное издание книги Геррита де Вейра на русском языке вышло в 1936 году в переводе с латинского языка, выполненном Александром Иустиновичем Малеиным под редакцией известного полярника Владимира Юльевича Визе (1886–1954)⁹.

Сравнительно недавно, в 2011 году, вышел еще один перевод, уже со староголландского языка, выполненный Ириной Михайловной Михайловой под общей редакцией Петра Владимировича Боярского¹⁰. В книгу вошли дополнительные исследовательские материалы, добытые археологическими экспедициями 1993 и 1995 годов, а также перевод на русский язык избранных фрагментов из книги Яна Хёйгена ван Линсхотена, относящиеся к июлю – августу 1594 года.

ИМЯ АВТОРА ПОЛЯРНОГО ДНЕВНИКА И HET BEHOUDEN HUYS

В книге, которую вы держите в руках, цитируются записки о трех плаваниях Виллема Баренца, написанные Герритом де Вейром. Приходится признать, что такое написание его имени по-русски пока еще не является устоявшимся. Перевод А. И. Малеина 1936 года называет его Геррит де-Фер. В последующие годы можно встретить также варианты Геррит де Веер и Геррит де Вер. В издании 2011 года он предстает как Херрит де Вейр. Что касается фамильного имени, то мы следуем образцу 2011 году, соглашаясь, что де Вейр – наиболее обоснованный фонетически и исторически вариант его русского написания. В написании собственного имени мы отдали предпочтение варианту «Геррит», чтобы различить имена, начинающиеся с букв G и H (как у героев книги – Jacob van Heemskerck или Henk van Veen).

Построенное на Новой Земле жилище, в котором нидерландские моряки под началом Виллема Баренца и Якоба ван Хеймскерка провели зиму 1596–1597 годов, известно во всём мире как Het Behouden Huys. Василий Берх и Федор Литке называют его хижиной (последний, если быть точным, – хижинкой). Б. В. Милорадович в 1933 году – избою. Владимир Визе в своем предисловии к изданию 1936 года – домом. Петр Боярский в 2011 году – приютом, хотя в исследовательских материалах этого издания выражение оставлено без перевода. Виктор Державин – зимовьем и Ледяной Гаванью. Вадим Старков – зимовочным домом. В последние годы некоторые авторы стали переводить выражение Het Behouden Huys как «Дом спасения», подчеркивая при этом, что это название дали дому при постройке сами голландские моряки.

Действительно, «дом спасения» – подходящее название для убежища, построенного на незнакомом берегу для защиты от морозов и пург. Но оно вовсе не эквивалентно оригинальному нидерландскому выражению. Назвать построенный ими дом Het Behouden Huys зимовщики не посмели. Сколько бы мы ни искали, мы не найдем этих слов в «Дневнике» де Вейра. Нидерландские моряки называли свое жилище просто – дом (huys, что произносится как «хаус»). Впервые выражение Het Behouden Huys появляется лишь на картах Баренца и де Вейра, напечатанных и опубликованных весной 1598 года, через несколько месяцев после возвращения выживших участников зимовки в Амстердам.

Обратим внимание на толкование, данное Ириной Михайловой в книге 2011 года: «В переводе с нидерландского «Охраняемый, спасаемый дом» [подразумевается: Господом Богом]. Так, с кальвинистским оттенком, стали называть дом, в котором перезимовали голландцы на Новой Земле, после выхода в свет книги Херрита де Вейра». [Де Вейр, 2011. С. 215].

Чтобы назвать зимовье Het Behouden Huys, недостаточно построить его. Нужно пережить в нём жестокую зиму, сохраняя твердость духа и веру в свои силы, поддерживая вахтенную дисциплину и друг друга, затем – собрать и упаковать вещи, запереть дверь и вернуться домой тысячемильным морским переходом в открытых лодках, имея, быть может, один шанс на спасение из тысячи. И лишь потом, оглянувшись назад, можно поразиться достигнутому и осознать – должно быть, всё это время кто-то держал над тобой свою простертую десницу.

Зимовье Хеймскерка (Hybernatio Hemskirchis. A.1596) на карте Йоганна Баптиста Хоманна «Generalis Totius Imperii Moscovitici Novissima Tab». Нюрнберг. Печатная доска в состоянии 1710 г. Публикуется с любезного разрешения Барри Рудермана (Сан-Диего)

Вот поэтому в нашем переводе выражение Het Behouden Huys передано как «Благохранимый дом» (впервые этот перевод был использован в журнале «Наука и жизнь», № 6, 2020). Кому-то это название может показаться излишне высокопарным. Мол, подумаешь, Новая Земля… Это далеко, холодно и к тому же радиоактивно, а потому что-то кем-то построенное там много столетий назад никакой пышности не заслуживает. Однако давайте задумаемся на минуту. Het Behouden Huys – единственная в истории человечества отдельно стоящая постройка, которую, презрев жесткие каноны картографической генерализации, космографы всего мира изображали и подписывали на своих картах вне зависимости от их масштаба! Тогда как, скажем, Москва, Лондон или Амстердам удостаивались лишь кружочка.

ТРЕТЬЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО

Рассказывая в главах 12 и 13 о событиях экспедиции 1595 года, Япъян Зеберг отмечает в отношении ряда драматических эпизодов (столкновение кораблей, протаскивание под килем виновных в воровстве, казнь бунтовщиков), что их описание вместе с иллюстрациями присутствует лишь в нюрнбергском издании Дневника [Hulsius 1598]. В русские переводы 1936 и 2011 годов, в основе которых лежали оригинальные тексты, изданные Корнелисом Класом в Амстердаме в 1598 году, эти эпизоды также не вошли.

Впервые на эту особенность немецкого издания обратил внимание в 1853 году Чарльз Тилстон Бик. Возмущенный использованием имени де Вейра в отношении не принадлежащего ему текста, Ч. Т. Бик не поскупился на критические слова в адрес нюрнбергского издателя: «непозволительная вольность», «не заслуживает доверия», «обман публики» и проч. Лишь на рубеже 1920-х годов Комбертус Питер Бургер-младший (1858–1936), служивший в течение четверти века библиотекарем Амстердамского университета, смог пролить свет на источник различия в текстах. В том же 1598 году, когда была опубликована написанная по горячим следам книга де Вейра, в Кёльне на немецком языке вышел сборник морских историй под названием Meer oder Seehanen Buch, составителем которого значился Конрад Лёв (Conrad Löw). В состав сборника входило анонимное сообщение о втором нидерландском арктическом плавании 1595 года. По содержанию это сообщение отличалось от описаний Линсхотена и де Вейра и при этом содержало детали, совпадающие с добавлениями, сделанными в немецком издании.

Готовя к публикации «Дневник» де Вейра в 1936 году, Владимир Юльевич Визе располагал как комментариями Ч. Т. Бика, так и копией сочинения Конрада Лёва (чего у Бика в 1853 году не было). Хотя В. Ю. Визе и счел «небезынтересным» процитировать два развернутых фрагмента из этой книги, он автоматически распространил на нее предостережение, вынесенное Чарльзом Биком в отношении нюрнбергского издания: «Достоверность некоторых добавлений, имеющихся в книге Хульсиуса, поставлена Б. Беке (sic), редактором английского издания Де-Фера (1853), под большое сомнение. С еще большей осторожностью следует отнестись к указанной книге Конрада Лёв» [C. 11]. Тем самым В. Ю. Визе фактически вынес этой книге приговор, оспорить который никто, видимо, и не пытался. Между тем дело обстоит ровно наоборот!

Конрад Лёв, разумеется, лишь составитель сборника, поэтому его личность и заслуги не имеют отношения к делу. Об авторе же анонимного сообщения можно сказать, что он был непосредственным участником экспедиции 1595 года и при этом находился именно на корабле Виллема Баренца. Корабль этот – Gulden Winthont, или «Золотая борзая», – был самым большим во флотилии из семи судов, и на нём, кроме собственно команды, находились пассажиры: купцы, ремесленники, городские депутаты – те, чье присутствие считалось необходимым для установления торговых отношений с далекими восточными странами. Впечатления человека, сведущего в навигации и мореплавании, автор сообщения не производит, ибо его суждения в этом деле поверхностны и путаны. Вместе с тем ему нельзя отказать в наблюдательности и в проницательности, когда речь касается человеческих отношений. В особенности его интересуют законы, обычаи и нравы северных народов, и он посвящает целые страницы их описанию. Кроме того, он настолько хорошо осведомлен о деталях переговоров, которые ведут нидерландцы с местными жителями, что К. П. Бургер предположил, что он являлся одним из переводчиков.

Анонимное сообщение раскрывает уникальные детали многих неприятных эпизодов, включая конфликты между руководителями экспедиции и случаи гибели людей. По-видимому, его автор не ощущал своей принадлежности к морскому цеху и искренне полагал, что императив «не выносить сор из избы» на него не распространяется. В отличие от него, Ян Хёйген ван Линсхотен и Геррит де Вейр в своих предназначенных для широкой публики отчетах обходили такие эпизоды молчанием или же ограничивались полунамеками. Поскольку по времени своего выхода в свет неизвестный нидерландский оригинал предшествует на только «Плаванию» Линсхотена (1601), но и «Дневнику» де Вейра (май 1598 года), любые совпадения между ними прямо свидетельствуют о достоверности анонимного сообщения. В тех же случаях, когда событие, детально описанное анонимным автором, в более поздних отчетах упомянуто лишь вскользь, есть все основания полагать верными и детали.

Таким образом, анонимное сообщение в сборнике Конрада Лёва можно рассматривать в качестве третьего независимого источника сведений о плавании 1595 года, в дополнение к двум известным – де Вейра и Линсхотена.

Исключительно любопытна карта, приложенная к сборнику Конрада Лёва, которая может служить дополнительным свидетельством в пользу оригинальности анонимного сообщения. Это наивная карта, составленная явно непрофессионалом на основании случайно услышанных отрывочных сведений, радикальным образом отличается от карт Баренца и де Вейра. Достаточно обратить внимание на мыс Табин, который стал северной оконечностью Новой Земли! Будь эта карта частью мистификации, она бы непременно была более правдоподобной. Изображенная на ней виселица с повешенными нашла свое место и на карте в издании Хульсиуса.

Карта Новой Земли из сборника Meer oder Seehanen Buch. Cöln: Bertram Buchholtz, 1598. John Carter Brown Library

Также интересно отметить, что гравюры Хульсиуса, основанные на анонимном сообщении, по своей информационной насыщенности и драматизму выгодно отличаются от более академических иллюстраций, использованных в амстердамских изданиях Дневника. Не случайно многие из позднейших издателей предпочитали использовать их в своих публикациях. Однако в сочетании с классическим текстом Дневника они оказываются лишенными своего контекста и при внимательном рассмотрении могут вызвать недоумение. Так, в московском издании 2011 года гравюра, изображающая столкновение судов 6 августа 1595 года, использована для иллюстрации плавания 1594 года и снабжена безобидной подписью «… но поднялся такой сильный западный ветер, что пришлось убрать марсели…» [Де Вейр, 2011. С. 38]. На гравюре между тем изображены два явно терпящих бедствие корабля, Guilden Windehunde и Vice Admiral, у первого из которых сломана мачта, четыре человека гибнут в волнах, а одного спасает яхта Rotterdam.

КАК ВОСКРЕСЕНЬЕ СТАЛО ВТОРНИКОМ

Среди религиозных праздников, которые зимовщики на Новой Земле отмечали «весельем», был канун Великого поста, 16 февраля. Геррит де Вейр писал: «мы немного повеселились среди наших тягот и горестей: каждый внес свой вклад в виде сбереженной порции вина, чтобы выпить за то, что зима идет на убыль». В нидерландском оригинале этот день назван словом Vastelavont, которое означает буквально «канун поста», но само по себе не привязано ни к какому определенному дню недели. Великий пост в западных церквах начинается в Пепельную среду (англ. Ash Wednesday), а предшествующий день – последний день карнавала – носит название Жирного вторника (англ. Shrove Tuesday, хотя, пожалуй, на слуху в большей степени его французское название – Mardi Gras). Именно таким толкованием слова Vastelavont, по-видимому, руководствовался в 1609 году первый английский переводчик Дневника Уильям Филлип, решивший, что 16 февраля – это Жирный вторник. Вслед за У. Филлипом день этот называют вторником и другие комментаторы. Однако любой электронный календарь подскажет, что 16 февраля 1597 года было воскресеньем. В чём здесь дело?

Действительно, в соответствии с кальвинистскими традициями торжества и «веселье» можно было устраивать только по воскресеньям. Точное название последнего воскресенья перед постом – Papenvastelavont, что можно перевести как «папский канун». Смысл этого названия заключается в том, что священнослужителям полагалось начинать поститься на два дня раньше – в понедельник, а не в среду, – дабы они могли своим благочестивым примером удерживать паству от излишеств Жирного вторника. По-видимому, Геррит де Вейр или его издатель Корнелис Клас сочли, что в кальвинистском Амстердаме неуместно упоминать папу римского даже в столь нейтральном контексте, и сократили название праздника, чем ввели в заблуждение переводчиков и комментаторов.

ГДЕ ВИЛЛЕМ БАРЕНЦ СПРЯТАЛ СВОЮ ПРОЩАЛЬНУЮ ЗАПИСКУ

О событиях того дня, когда зимовщики покинули Благохранимый дом (13 июня 1597 года), де Вейр записал в «Дневнике»: Баренц заранее составил короткую записку («een cleyn cedelken» – в этом слове легко узнать русскую цидулю), вложил ее в «een muskets mate» и затем сам подвесил в дымоходе. Устаревшее и при том многозначное слово mate, по-видимому, вводило в заблуждение комментаторов, которые понимали его как «нечто сопутствующее мушкету».

В латинском переводе (1598) место хранения записки названо «огнестрельной мерой» (sclopi mensura), в английском (1609) – мушкетным зарядом (a muskets charge). С немецким переводом приключился курьез. В нюрнбергском издании 1598 года находим выражение «мушкетный орех» – ein Muscet Nuẞ. Орехом называлась деталь спускового механизма арбалета – барабан с выступами для курка и тетивы. Нелепость перевода бросалась в глаза: не только деталь эта отсутствует в затворе мушкета, но и записку в таком барабане спрятать негде. И уже в следующем немецком издании (1602) на его месте появляется «мускатный орех» – ein Muscatnuẞ. По-видимому, нюрнбергский редактор решил, что этот вожделенный предмет ост-индской торговли с его драгоценной оболочкой – идеальное место для сохранения послания!

В русских переводах «Дневника» де Вейра судьба контейнера, в котором хранилась записка, приняла другой оборот. В издании 1936 года он назван «мушектным разрядом» со сноской: «В голландском оригинале “положил ее в мушкетный патрон”». В издании 2011 года – «мушкетный патрон». Встречается еще и «мушкетная гильза». Но вот только в XVI веке мушкеты были дульнозарядными: ни гильз, ни патронов в нашем сегодняшнем понимании еще не существовало.

Записку Баренца обнаружил в 1876 году англичанин Чарльз Гардинер. Передавая свою находку лейтенанту Колемансу Бейнену, Чарльз Гардинер надписал на пакете: «Fragments of manuscript found in powder-hom,» то есть «Фрагменты рукописи, найденные в пороховом рожке». Когда пакет попал в Морское министерство и Государственный архив, там прочитали: пороховой рог, или пороховница. Среди реликвий Благохранимого дома такой рог имелся, и всё сразу стало на свои места! В настоящее время этот пороховой рог находится в коллекции Национального музея в Амстердаме, и вплоть до сегодняшнего дня его сопровождает пояснительный текст: «Покидая зимовье, Баренц и ван Хеймскерк поместили прощальное письмо в пороховой рог. Три столетия спустя рог был обнаружен вместе с находившимся в нём письмом. Выставить письмо не представляется возможным ввиду его ветхости».

Пороховой рог, в котором якобы хранилась итоговая записка (апология) Виллема Баренца и Якоба ван Хеймскерка. Rijksmuseum, Amsterdam (шифр хранения: NG-NM-7764)

Казалось бы – записка, или апология, Виллема Баренца и Якоба ван Хеймскерка, найденная на месте зимовки, должна была поставить точку в спорах о достоверности «Дневника» Геррита де Вейра, ведь ключевые даты обоих документов полностью совпали! Однако этого не произошло. Выходило, что де Вейр либо не видел, куда Баренц положил записку, и эпизод выдумал, либо не знал, как правильно назвать пороховницу. Столь очевидную предвзятость несложно объяснить: в 1870-е годы, когда записка Баренца было найдена и прочитана, за де Вейром тянулась репутация легковесного сочинителя историй о путешествиях.

Заряжание кремневого мушкета в XVI веке было трудоемким делом и состояло из ряда действий, которые нужно было выполнить в строгой последовательности. Порох, пули и пыжи хранились отдельно друг от друга. Объём порохового заряда, засыпаемого в ствол, необходимо было тщательно отмерять, ибо просчет мог привести либо к неэффективному выстрелу, либо к разрыву ствола с печальными последствиями для незадачливого мушкетера. Полагаться на безошибочность действий в боевой обстановке было бы опрометчиво. Поэтому стрелок использовал индивидуальные пороховые заряды, которые сам отмеривал заранее и помещал в специальные контейнеры, которые в зависимости от материала и формы можно было назвать зарядными пеналами, трубками, стаканчиками, мешочками и проч.

Солдат с мушкетом и открытой пороховой мерой (kruitmaat). Якоб де Гейн. Ок. 1597–1608. Rijksmuseum, Amsterdam. PD

Стрельцы в 1613 году. Иллюстрация 106 из книги «Историческое описание одежды и вооружения российских войск» под редакцией А. В. Висковатова, Том 1. СПб, 1841

Мерные пороховые рожки из новоземельской коллекции Национального музея в Амстердаме. Слева – рожок в кожаной оболочке (шифр хранения: NG-NM-7708-2); справа – рожок без оболочки и без донышка, что позволяет понять, как он был сделан (шифр хранения: NG-NM-7765-1-2)

Около дюжины таких контейнеров крепилось на шнурах к перевязи стрелка-мушектера.

Использование мерных пороховых зарядов не ограничивалось Западной Европой. Так, в Московском государстве в снаряжение стрельца (он же – мушкетер) входила перевязь-берендейка, к которой крепились зарядцы – деревянные мерные пеналы с заранее отмеренным количеством пороха, рассчитанным на один выстрел.

Одно из значений староголландского слова mate – мера. В современном нидерландском языке ему соответствует слово maat. Выражение, употребленное де Вейром: in een muskets mate – относится именно к такому мерному пороховому контейнеру. Пороховые зарядцы, применявшиеся зимовщиками на Новой Земле, изготавливались из листовой латуни и обтягивались кожей. Они имеют характерную коническую форму, как хорошо видно на примере экспонатов того же Национального музея. Как охотник, Чарльз Гардинер догадался о назначении предмета, в котором им была найдена записка, и употребил наиболее подходящее выражение, отвечающее его форме – пороховой рожок, или, по-английски, powder-horn.