Kitabı oku: «Двойники», sayfa 8

Странник замолчал, задумчиво глядя на угли костра. Тихонько потрескивали ветки, шелестел лес, вскрикивали ночные птицы. Но эти звуки, казалось, преодолевали огромные, нескончаемые расстояния, прежде чем им удавалось пробиться, достичь верхушки скалы, где сидели люди.

Странник поднял взгляд. Что-то мелькнуло в его глазах, а может, это был просто отблеск пламени.

– А потом в ущелье пришли люди. Им был нужен камень, красивый белый камень. И они разбили, раскололи, превратили в маленькие кирпичики большую белую гору. Они построили из этих кирпичиков дома и колодцы, стены городов и сараи. Они растащили по камушку всю белую гору, всю без остатка. И ее не стало… И хрустальной чистоты поток перестал нести свою влагу корням дерева, навеки, – странник залпом допил чай. – И дерево стало корявым, и его кору покрыли глубокие раны, а из ран сочился яд, сильнее которого не было, – странник умолк.

– Фью, – сказал рыцарь, – ты сотворил «одну голову на двоих».

Странник не ответил. Только потянулся к котелку и налил себе еще чая.

– Говоришь о дереве, а думаешь о человеке. Говоришь о теле – думаешь о душе.

– К сожалению, рыцарь, часто именно тело выбирает дорогу в этом мире. И когда ему очень хочется пить, то оно пьет из первого же источника, потому как пить-то очень хочется. А если ты – дерево и к твоим корням течет грязный поток – что прикажешь делать? Конечно – не пить и умереть!

Помолчал и пояснил:

– Если душа избрала сон – дорогу в этом мире выбирает тело…

– Но и белого камня не хватило. Люди явились вновь и разбили, раскололи, распилили черную гору, – неожиданно продолжил Мастер Ри сказку. – И пресекся теплый грязный поток. И дерево снова изменилось. Затянулись его раны, и пробились сквозь частокол колючек молодые, зеленые листья, и оно зацвело. Но теперь это было просто дерево, одно из обыкновенных.

– Как же мы назовем эту историю?

– Отныне это «Сказка о дереве, утратившем душу», – сказал Мастер Ри.

Вот так и возникают сказки в этом мире – у костра, под звездным небом, в тихой неспешной беседе.

– Но Железный Грон, рыцарь, это не просто черная гора, и не может найтись тот, кто разрушит ее, – вздохнул странник. И добавил, зевнув:

– Это две черных горы, одна из которых белая… так мне, вроде бы, видится… Устал я, пойду спать.

Он лег спиной к костру и вскоре уже похрапывал.

Мастер Ри выпил еще чашку чая под звуки песни старого странника, а потом вернулся к своему камню у обрыва. Привалился спиной к нему и задремал.

Ему приснилось, что он – клубок нитей, катящийся по хрупкому холсту тончайшей материи. Он не мог понять, что же в этой материи необычного, пока не разглядел, что каждая ниточка этой материи – живая душа, как и он, когда-то, быть может, бывшая таким же клубком, а теперь размотанная и намертво вплетенная в общий узор. Тогда он почувствовал, что на него смотрит некто, и хочет поймать его, и тоже вплести в холст. Мастер Ри проснулся. Светало. Уже горел костер, странник сидел у очага и зябко кутался в плащ.

А через два дня лес кончился, и перед путниками открылась унылая равнина, лишь изредка украшенная то одиноким чахлым кустом, то низкорослым деревом, то безобразным валуном. Воздух отсырел, солнце бледно проглядывало сквозь туманную дымку. Попахивало близким болотом.

Погода стояла тихая, а потому всадника, во весь опор мчащегося им навстречу, было слышно издалека.

– Это самое, рыцарь, – поежился странник, – слышишь, скачет кто-то, стало быть, будь начеку. Да пошли поскорее, место это дурное.

Мастер Ри хранил молчание, продолжая размеренно вышагивать по тропе навстречу увеличивающейся черной точке.

– Ты, рыцарь, меч-то уж изготовь.

Катанабуси успокаивающе поднял руку в знак того, что слышал и понял, но меч обнажать не поспешил.

Черная точка по приближении оказалась здоровенным детиной, сплошь закованным в черные зеркальные доспехи, верхом на такой же огромной и закованной лошади. Приблизившись к путникам, детина натянул поводья, и лошадь стала тормозить, выставив вперед все четыре ноги. Такого Мастер Ри еще не видывал. Он даже слегка опешил. Лошадь, оставив за собой длинную внушительную борозду, встала колуном поперек тропы.

– Тебя я искал, сын гиены, – совершенно бесцветно, в ритме метронома, произнес всадник, повернув скрытое черной стальной маской лицо к страннику. Черная рука, не мешкая, выхватила тяжелый боевой топор и занесла его над головой Фью.

Странник смотрел на нависшую черную башню, и в его взгляде читался ужас. Шел человек, встречал на своем пути опасности и препятствия, с трудом или без преодолевал их. Но вот встретил очередное и понял – это смерть.

Меч катанабуси совершил лишь одно движение – сначала срезало голову всаднику, затем лошади, затем меч снова оказался в ножнах. Странник сперва ничего не понял: казалось, меч и не покидал ножен.

То, чем стали всадник и лошадь, немного постояло с вознесенным топором, а потом с грохотом обрушилось на тропу. Из образовавшейся груды изверглись и во все стороны покатились, пропадая в траве, блестящие металлические штуки: пружинки, колесики, шестеренки…

Старик шагнул к груде и потыкал посохом в лошадиную голову.

– Механоид, однако, – пробормотал загадочное слово странник. – Ну да и ладно. Пойдем, рыцарь.

В этот день больше ничего не произошло. Но у вечернего костра странник всё прислушивался да всматривался в ночную мглу.

Мастер Ри послушал землю и, завернувшись в одеяло, сказал:

– Места эти безлюдны, Фью.

– Нельзя тут ночевать, рыцарь, место, видишь сам, дурное. С этим-то монстром управились, да явятся похлеще. Безумство это. Именно так, безумие – ночевать в самоё щупальцах Железного Грона.

Он еще долго ворчал и ворочался. Но всё же уснул.

На следующий день тропа волшебным образом превратилась в превосходную каменную дорогу, проложенную, наверное, в незапамятные времена. Дорога была широка, сложена древними массивными плитами, замшелыми, скользкими, но без единой трещины.

– Смотри, рыцарь, – значительно произнес странник. – Я говорил, что веду тебя царской дорогой, так вот это она и есть. Ты по ней и иди, а мне теперь влево надобно, не для меня эта дорога.

– Мы расстаемся, странник Фью?

– Это дорога твоя, приведет тебя к городу. Но я тебя потом снова повстречаю или не повстречаю, смотря как рассудишь. До свиданья говорю тебе, рыцарь.

– До свиданья, Фью, – Мастер Ри поклонился страннику и зашагал по дороге.

Город возникал перед Мастером Ри своими стенами. Они были огромны. Они побеждали закон перспективы, и, казалось, не путник приближается к ним, а сами они растут вверх прямо из земли. Широкая дорога, по которой шел катанабуси, была теперь выложена розовыми зеркально поблескивающими плитами. Казалось, что дорога пролегла вовсе не через заброшенный невесть когда край, настолько чистым и ухоженным выглядело это розовое зеркало. Мастер Ри подумал, что дорога вполне могла некогда пересекать всю Европу от Северного моря до Южного, но сохранилась только здесь, вблизи этого города. Строить такие стены и дороги мог лишь великий народ, каких теперь нет на земле; может быть, даже легендарный народ гипербореев. Мастер Ри ступал по плитам, и они при каждом шаге издавали глухой звук. Этот звук то сопровождал путника, то отставал от него, то снова нагонял и вырывался вперед.

Стена всё росла. Наконец Мастер Ри остановился перед аркой ворот. Ее свод терялся в полумраке где-то высоко. Была она сложена из огромных блоков серого камня с розовыми ветвями жил. Створок у ворот не было.

Мастер Ри беспрепятственно вошел в город. И остановился – прямо на него наплывали крыши домов, словно волна обрушилась на городские стены. Но можно было представить, что волна не обрушивается, а вздымается, уходя ввысь, в глубь города. Крыши горчичного, красного, зеленого цветов уходили гребнями вверх, одна за другой вырастая вдаль, покатые только в одну сторону – в сторону стен. Вслед за крышами росли и дома. Те, что ближе, походили на гигантские особняки, иные – на огромные каменные сараи. Чем дальше к центру, тем дома становились выше. Но росли не этажами, росли сами этажи. Окна вытягивались вверх, кирпич превращался в каменный блок. Возникали колонны, расположенные на разных высотах, так, что казалось, были это не этажи, а поставленные друг на друга цельные дома, каждый из которых, к тому же, обладал собственной архитектурной фразой.

Мастер Ри долго шел вперед и, наконец, очутился перед кольцом домов-башен. Это был один огромный дом, окаймлявший центр города по выверенному кругу. Быть может, это была еще одна, более древняя, стена. Башни подпирали небо, соединяясь друг с другом внушительными арочными мостами, под которыми проходили улицы.

За кольцом башен всё изменилось. Дома стали одного роста. Архитектура – строгая и отрешенная, казалось, жила собственной, иной жизнью. Эти дома не могли быть построены для людей. Они были слишком огромны, слишком холодны для взгляда. Мастер Ри не смог представить шумную толпу горожан, собравшихся на рыночной площади, окруженной этими домами. В воображении возникали бесстрастные тени каких-то высоких седовласых титанов в длинных одеждах. Они молча слушают друг друга, неторопливо двигаются. И от них исходит сила – непонятная, неприложимая ни к чему вне стен этого города.

Дома как корабли вплывали своими острыми носами на центральную площадь. Посреди нее Мастер Ри увидел молчаливый строй людей в серых балахонах. Они стояли неподвижно с надвинутыми на лица капюшонами. Мимо сновали горожане. Справа расположились ряды зеленщиков, слева – торговцы скотом. Была здесь и кучка богато одетых людей, державшихся подчеркнуто особняком, наверное, знатных граждан.

А молчаливый строй «серых плащей» стоял посередине площади, и казалось, что этот мир с его заботами находится не здесь, не в этом городе, не в этой вселенной.

Мастер Ри подошел поближе. Стал накрапывать мелкий дождик. Звуки шагов, голосов, скрип повозок, ржание, мычание и тишина капель дождя – всё это существовало, всему было место, ничто не теснилось и не сплеталось. В движении горожан не было чего-то привычного.

Мастер Ри остановился и еще раз осмотрелся. Теперь он смотрел не на детали, а просто повел взглядом, слушая. Люди встречались, сходились, говорили, расходились. Путь каждого не пересекался с путем другого. Ничто их не соединяло. Или так только казалось? Ведь вокруг царила обычная городская жизнь. Разве что площадь была куда как больше, чем в других городах. Но своей вовлеченности в это Мастер Ри не ощущал. Это было как наваждение – бесстрастное, непонятное; сморгни – и ты исчезнешь из этого ирреального мира.

Кажется, Мастер Ри понял, откуда исходило это неуловимое чувство, лишавшее персонажей площади-сцены их личного аромата, их вещественной терпкости. Оно шло от кораблей-домов, принесенное ими из далеких морей. И оно было больше всего человеческого, сдувая его куда-то в неизвестность.

Мастер Ри смотрел на прохожего, слушал стук его деревянных башмаков. Потом взгляд пересекла струна падающей капли, и Мастер Ри отчетливо расслышал звук ее падения на каменную плиту. «Это движение сквозь пустоту», – подумал Мастер Ри.

И Мастер Ри понял, что люди в мире этого города – ложь. И что город в мире этих людей – тоже ложь. И что его, Мастера Ри, нет ни в том, ни в другом мире.

Он подошел вплотную к строю «серых плащей». Оказалось, что на правом фланге отдельно стоит человек, в таком же сером плаще, но с откинутым капюшоном. Стоит и смотрит на людскую суету. Его седые вьющиеся волосы ниспадают на плечи. Острый с горбинкой нос, тонкие пальцы рук. Человек повернулся навстречу Мастеру Ри, словно знал, кто к нему подходит.

– А вы заметили, молодой человек, что оружие здесь не носят? – внезапно заговорил он.

Мастер Ри посмотрел на свой меч. За поясом его не было. «Что-то не так, он что-то другое мне говорит», – подумал Мастер Ри, и эхом до него донесся другой голос – далекий, но сильный:

– Добро пожаловать в форпост земель гипербореев.

– Здравствуйте, – ответил Мастер Ри.

Он ясно ощущал, что его левая рука надежно покоится на рукояти меча. Но посмотреть вниз уже не решался.

– У вас есть дело ко мне, молодой человек? – спросил «лейтенант».

Мастер Ри чувствовал, что не стоит ему обращать внимание на эти слова и в особенности пытаться понять происходящее. Он просто смотрел в глаза «лейтенанта» и ничего не ожидал. А «лейтенант» смотрел в глаза Мастера Ри, и вместе с тем казалось, что смотрит он в другую сторону.

– Забавный карапуз у вас за плечом. Тень нерожденного ребенка?

– Джинн, взятый на королевскую службу сиром Королем Артуром.

– Джинны описываются как великаны, творящие всякого рода большие глупости. Этот, однако, не больше поросенка. А что это у него в ручонках? Никак сабелька? А ну, дай-ка я его… – «Лейтенант» протянул руку.

Мастер Ри увидел вдруг себя как бы сверху и почему-то в образе странного человека в леопардовой шкуре, молодого, совсем юнца с усатым поросенком, парящим над правым плечом. Поросенок дремал, сжимая под мышкой тусклое лезвие ятагана. Но вот откуда-то возник пожилой крестьянин и быстренько поймал поросенка одним взмахом поместительного кожаного мешка.

– Вот так-то. Королевской службы в Рольнодоре быть не может, – пояснил «лейтенант». – Теперь можно знакомиться. Я – Снолис, лейтенант, если вам так понятней. А это – гвардия Рольнодора.

– Мастер Ри, иканиец.

– Это верно. На рыцаря ты не похож. Будь ты рыцарем – тебя бы уже здесь не было. Я вижу, ты понимаешь, о чем я говорю.

– На моем языке это значит – «расстаться со своей формой».

– Хороший язык. Иканои гипербореи не знали. Их могущество пришлось на столь древние времена, что все ныне живущие народы их не помнят.

– Так это город гипербореев?

– Это Рольнодор. Граница. Граница отделяет землю от суши. Но теперь осталась только суша. Земли гипербореев больше нет.

– Я знаю легенду об атлантах. Говорят, некоторые из них бывали на наших островах и даже положили начало одному из наших родов. Говорят также, что атланты и гипербореи были двумя великими народами, поделившими мир между собой.

– Нет, они существовали в разных потоках. Белое и красное встречается в одной реке, но в океан всё равно впадают двумя рукавами – белым и красным. Для атлантов гипербореи были слабым и немногочисленным народом, не умеющим отстаивать свои интересы. Но на самом деле они нас не видели. Но ты, Мастер Ри, иногда смотришь на меня, значит, у вас, иканийцев, хорошие учителя. Было бы забавным обнаружить, что ваше знание восходит к атлантам. Нет. Те были маги, а в тебе этого нет.

– Это знание Иканодзу, – а до слуха Мастера Ри опять донесся далекий голос:

– Подойди поближе, иканиец.

Мастер Ри непроизвольно сделал шаг вперед. Но улыбнулся про себя и спросил:

– В этом городе жили гипербореи?

– Нет, они не жили в городах. Они их строили. Они их только строили. Сохранять было не их задачей.

– Но если не гипербореи жили здесь, то что за племя могло освоиться в этих стенах?

– Ты уже совсем рядом, Мастер Ри. Дело оказалось невеселым, никакой народ здесь жить так и не сумел.

Снолис посмотрел вокруг себя. Мастер Ри сделал то же. Площадь была пуста. Только синие квадраты ткани колыхались в центре.

– Здесь никто не мог жить. Нынешние люди просты, им кажется, что всё в порядке. Они спят в сагохорах, а им чудится, что в приличных человеческих домах. Имеют доходную торговлю, так как город не донимают всякие, которые на королевской службе. В одном из асфегов они собирают совет и решают свои дела. Но в огаласах они уже не появляются.

– Огаласы, это вот эти дома-корабли?

– Да, они. Но не дома, а огаласы.

– Асфеги – это башни?

– Да, но не башни, а асфеги.

– Значит, во внутреннем городе никто не живет, сюда только заходят?

– Нет, во всем Рольнодоре никто не живет. Но, с другой стороны, ты прав, надо ведь это как-то назвать. Пусть будет по-твоему.

– Я шел по тракту много дней. Эти места совсем безлюдны. А здесь, в Рольнодоре…

– Ты прав, всё так и есть. Это тоже люди, как и ты. Они здесь неплохо устроились, им здесь хорошо. Хотя их жизнь в Рольнодоре ничто в сравнении с его камнями. А вокруг – безжизненные пространства, ибо это земли Железного Грона.

– Значит, Рольнодор неподвластен Железному Грону?

– Города гипербореев никому неподвластны, даже времени.

– А эта гвардия? Как вы защищаетесь?

– Ты из клана воинов. Крестьянина можно победить, потому что он – крестьянин, воина – потому что он воин. Победить можно то, что видишь. Но нельзя ни победить, ни даже просто потрогать то, что есть, но есть не для тебя.

– Понимаю. Если гипербореи обладают таким знанием, почему они ушли?

– Произошло то, что дόлжно. Где они сейчас, и где их земля – неизвестно.

– А где еще их города?

– Их нет. Рольнодор – пограничный город. Но и он скоро уйдет. Его интересуют люди, а здесь для них ничего нет. Здесь есть всё, но не для них. Поэтому Рольнодор обречен уйти из времени. Он уже постепенно вываливается из времени, и если бы я не позаботился, людей давно смыло бы с этих улиц. Слышишь этот запах?

– Это запах Северного моря?

– Нет, но ты недалек от истины. Что-то морское есть в нем.

Снолис замолчал. И снова шелест дождя…

– Покинуть город можно через любые ворота – западные, восточные и северные. Через западные ты попадешь сразу к океану…

– Но до океана – тысячи фарлонгов.

– Через восточные – в обитаемые земли ромеев, через эти ворота единственно и ходят все горожане. Ну а через северные – прямиком в гиблые болота у отрогов черных скал. Скажи, Мастер Ри, твой путь по-прежнему лежит дальше на север?

– Да.

– Тогда иди. В гостинице, вон за тем асфегом, – Снолис махнул рукой, указывая, – можешь отдохнуть и как следует перекусить. Покинешь Рольнодор через северные ворота и тем сократишь путь. У ворот получишь то, что тебя давно дожидается.

Снолис глубоко вздохнул и закрыл глаза. До Мастера Ри донесся далекий голос:

– Уходи.

Снолис повернулся к гвардии и произнес певучую фразу. Сильный порыв ветра ударил по центру площади, и хор хрустальных снежинок плавно и сферически правильно поплыл во все стороны, растворяясь в каплях дождя и гомоне торгующего люда.

Центр площади был пуст. И уже через него шел крестьянин, на ходу снимал шляпу перед Мастером Ри.

А потом были северные ворота, как две капли воды похожие на южные, через которые Мастер Ри вошел в город. У ворот Мастера Ри нагнал запыхавшийся посыльный от магистрата. Почтительно произнес:

– Примите, о незнакомец, – и протянул Мастеру Ри ларец. – Это ваше.

Мастер Ри покинул город. За воротами был вечер. Вдали, на холме, неясно трепетали отблески пламени. «А странник опередил меня», – подумал Мастер Ри и двинулся к подножию холма.

Под ногами чавкала грязь, небольшие болотные лужи поблескивали по сторонам, не переставая, сыпал дождь вперемешку с мокрым снегом.

Невысокий пригорок, на котором горел костер странника, был единственным мало-мальски пригодным для ночлега местом среди этих промозглых, туманных просторов. И где-то еще севернее, но уже совсем близко, Мастера Ри поджидали черные скалы Железного Грона.

Глава десятая

Казалось, непогода мертвой хваткой вцепилась в город. Холода сменялись оттепелью, и дождь смывал с мостовых остатки выпавшего вчера снега, а назавтра снова холодало и снова с неба сыпалась то ледяная крупка, то снежные хлопья, подгоняемые жестким, пронзительным ветром.

Марк сидел в своей лаборатории поближе к теплому боку радиатора, курил, следил за безумным танцем снежинок за окном и ждал Григория.

Григорий, не заходя к себе, поднялся на четвертый этаж.

– Пришел? – хмуро приветствовал Марк Григория.

– Есть новости? – в той же манере поздоровался тот.

– Имеются.

– Надо полагать, насчет Верова?

– Насчет всего этого. Тревожно мне, вот что.

– Где гордо поднятый нос, дружище дюк?

– Ну давай без подколок, – возмутился Марк.

– Может, боишься, что параллельные миры – это бред, а мы с тобой – гигантские флуктуации? Самые гигантские после Вселенной, которая тоже суть флуктуация, но поболе. Одно только нам физика объяснить не может – что такое флуктуация, откуда она, зараза такая, берется?

– Кончай со своими заездами. А то сейчас морду набью.

– Хм, не советую, – ответил спокойно Григорий. – Итак, почему оно должно флуктуировать? Если мы флуктуации, значит, ничего достоверного об окружающем мире знать не можем, даже того, случаются ли в нем флу… – Григорий глянул на физиономию Самохвалова и усмехнулся. – Мы хаос. Дерьмо собачье, желе, студень. Вторичный продукт. Знаешь, что наша Солнечная система – это вторичное вещество? Когда-то была большая такая звезда, и вот она… Ты не зверей, Маркуша, расслабься. Скажи лучше, как жить будем?

В это время в комнату вошел Кирилл.

– Ага, рыцарь, Мастер наш Наимельчайший. Как там, странствуешь? – приветствовал его Марк.

– Что такие смурные? – ответил тот, встряхивая мокрый плащ.

Григорий Цареград пожал плечами.

– У тебя хоть нет таинственных незнакомцев, вроде того, который скупил все книги Верова, – Марк задавил бычок в пепельнице.

– Ты бы курил не здесь. В коридор иди, – поморщился Григорий.

– У меня похуже, мужики. У меня Железный Грон, – сказал Кирилл.

Впрочем, он не ждал от друзей понимания. Так получилось, что неведомая угроза по имени Железный Грон разделила его с ними. Они не хотели его понять, а он недоумевал – почему они так взволнованы проблемой книг Верова и совершенно не интересуются тем, что прямо несет смерть. Или Мастер Ри для них – нечто совершенно сказочное?

Марк извлек из кармана мятую пачку «Примы» и тупо на нее уставился. Вышел в смежную комнатенку к ДРОНу, пощелкал там чем-то и, закурив снова, сказал:

– Слышь, Грегуар, как ты допёр внушить дюку мысль насчет поискать Верова?

– В «Лесе зачарованном» в самом деле что-то интересное? – спросил Григорий.

– Вот сейчас ДРОН перезагружу и поведаю. А то от нетерпения истаешь.

Но, перезагрузив ДРОН, Самохвалов вновь, в третий уже раз, закурил и заговорил о другом:

– А давайте-ка, хлопцы, еще раз попробуем выяснить, что с нами конкретно происходит.

– Легко, – согласился Григорий. – Итак, я ложусь спать и засыпаю. И вижу очень реальный сон, как я, Пим Пимский, просыпаюсь в своей меблированной квартире с отдельным входом. Пелагея несет утренний кофе. Ну и день начался. Но это неважно. Там может пройти и месяц, пока я сплю. Или здесь может пройти месяц, пока мне это снова приснится. Никакой системы, по-моему, в этом нет: однажды тот тип ложится спать, засыпает. И вот я-он снова здесь, в нашем маразме, in corpore. И думаю себе: «Хоть бы или я не просыпался, или тот алкаш не засыпал». Вот, собственно, и всё.

– Ясно. А что у тебя? – Самохвалов ткнул дымящейся сигаретой в сторону Кирилла.

– У меня, мужики, хреновня сплошная. То умираю по два раза на день, то бодро шлепаю Железному Грону голову снести.

– Не густо, – констатировал Самохвалов, – только умирать-то зачем? Столько раз-то… Сколько раз, говоришь, умирал?

– Много. То в видениях, то в колдовском лесу.

– И где такие леса произрастают?

– Это я смутно, меня тогда так скрутило… И что погано: умираю, умираю и всё равно чего-то кому-то должен. И поделать уже ничего не могу. И Грон этот Железный – достал он меня, парни…

– Какой еще гром? – Самохвалов наконец обратил внимание на жалобы Кирилла.

– Да тот чудак, которого надо уничтожить. Сам Артур-король-его-величество просил. Этот умеет уговорить. В общем, не нравится мне это.

– Это дело надо запить. Ну-ка, Григорий, что у нас в термосе? Так вот, Веров, «Лес зачарованный», – прихлебывая чай, начал рассказывать Марк. – Дело происходит в пустыне. Каменистое нагорье, воздух – опилки, а почва – голые камни. Герой – некто Перчик. Посылают его отыскать «волшебную гору, сплошь поросшую лесом». Где искать – неизвестно.

– Кто посылает? – перебил Григорий.

– Да вождь племени, аксакал. Они какие-то кочевники, овец пасут.

– Ты же сказал – там пустыня.

– Не придирайся к словам. Племя хилое, загибается, всюду враги и податься некуда. А легенда гласит о большой горе и чудесном лесе на ней. Так сказать, последняя надежда, last escape. Дальше нудное описание его пути, всякие чудеса, но это всё мелочи. Находит он эту гору и видит: всюду у подножия кости человеческие. Ну, поправляет амуницию – и к вершине. Легенда же утверждает: «Водрузивший свой Знак на вершине, горой да владеет». А кто ею владеет, тот может перемещать ее куда попало, в любом направлении стран света. И ставить ее на любую сушу или воду. Вот. Доползает он из последних до вершины и видит – на мечах насмерть бьются двое. Лиц не видать под масками. Оба обильно истекают кровью. Вот один падает обессиленный, сверху валится второй. Два трупа. Перчик подходит и заглядывает под маски. Ну-ка, Грегуарий, с трех попыток – кого он там видит?

– Кого же?

– Себя самого! И кости у подножья – его же трупы. Он, оказывается, убивал себя самого на этой горе. Дальше. Натурально, как полагается, из лесу выходит старик «и ну шепелявить чяво-то». Говорит, мол, ты последний из Перчиков остался, больше вас, Перчиков, нет ни в одном из множества миров. И подводит старик Перчика к Камню, читай, мол. А на Камне том начертана та самая Формула Заклятия Горы: «Когда некто исчезнет из всех N миров, ты, о Могучая, станешь хозяином самой себя. И все миры, текущие через тебя в своей подобности, содрогнутся от твоего Ужаса».

Марк Самохвалов залпом допил чай.

– А старик, конечно, тут же умер, – предположил Кирилл.

– Что ему сделается? Исчез куда-то, истаял волшебно.

– И как ты думаешь, что означает «N миров»? – спросил Григорий.

– В этом-то и штука, Григорий! Когда дюк это прочел, у него дыханье сперло. Это не художественное – это математическое мышление.

– Но кто Перчиков сводил вместе?

– Не сечешь? Сама гора и сводила. Жутко интересно, не правда ли?

– А дальше? – расспрашивал Григорий.

– Дальше? Всего романа тогда, в библиотеке, дюк не дочитал. В конец, само собой, заглянул, – Марк Самохвалов продекламировал: – А дальше – «она сдвинулась!»

– И всё? – удивился Григорий.

– То-то и оно, что всё. Что-то этот Веров крутит, не договаривает. А вот что?..

– Послушай, Кирилл, – вспомнил Григорий, – а что в твоем мире, нет Верова? Хорошо, кабы был. По крайней мере, хоть какая-то тенденция, закономерность. По крайней мере, было бы на кого спихнуть наши проблемы, от кого требовать ответов.

– Нет, мужики, не было. В моем мире – Железный Грон.

– А как там наш железный ДРОН? – Марк в очередной раз совершил экскурс к рентгеновской установке, повозился, пощелкал.

Вернувшись, спросил:

– Я вот что хочу услышать от тебя, Гриша. Кто таков был этот твой ночной Символист? А?

– Так ото ж, – ответил Григорий.

– Ну, кто он такой? По твоему рассказу выходит, что и не человек вовсе. А может быть, псих?

– Не знаю.

– Не знаешь? К тебе ночью вваливается незнакомый тип, ты его чаем поишь. Он предметы интерьера ворует, небылицы рассказывает. Лучше бы тебе знать, мужик, поверь мне.

– М-да… Неприятная история. Я ведь за двойника своего не отвечаю.

– Стой, Грегуар, всё это я уже усек. Другое непонятно – на кой хрен твоему Символисту эта ночная ахинея, весь этот балаган?

– Черт его знает, – буркнул Григорий.

– Твоего Пимского чуть ли до утра мурыжил…

– Ну как же, – произнес Кирилл. – Хотел его бессмертную душу.

– Тьфу на тебя! Ладно, замнем. Так говоришь, не знаешь Символиста? И Пимский не знает? Дерьмо какое-то.

– В нашем мире я читал в самиздате «Символист и Луна», «Мироздание и честный Символист». Да и Пимский думал, что где-то когда-то они встречались. В самом деле, именно так и полагал. А потом стал припоминать – где? Вспоминал и не вспомнил… Как бы тебе… Вот ты разговариваешь с человеком и знаешь наверняка, что с ним знаком. А потом понимаешь: нет, и близко не знаком. И вообще, он наутро ничего не помнил. Это я помнил, а он – нет. И теперь лишь что-то смутно припоминает.

– Плохо дело, брат, – пробормотал Марк Самохвалов. – Плохо. То, что кончается хорошо или никак, или плохо-но-не-совсем, я всегда понимаю очень четко, у меня, знаешь ли, наследственная интуиция. А вот такое… Ладно, вот Иван Разбой, как с ним быть?

– Было бы о ком говорить. Нам еще его проблем не хватало. Случай, на мой взгляд, клинический. Я уже уяснил, что оттуда нашу реальность он воспринимает исключительно как сон, а здесь, почему-то, не может отрешиться от этого ощущения сна. Ну а как выйдет из этого состояния – ничего не помнит. Если бы не странные взгляды коллег, до сих пор бы считал, что ничего особого с ним не происходит.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Иван Разбой. По тому, как он замер и стал дико озираться по сторонам, было ясно: снова тот самый случай. Григорий подмигнул сотоварищам и начал в своей манере:

– Ввожу в курс дела. Это – Кирилл Белозёров. Я…

Но Разбой не стал слушать. Он бросился к Григорию и схватил того за руки.

– Пимский! Так ты жив-здоров! Слава богу! Ну и переполох ты всем устроил!

Григорий Цареград не любил неожиданных сюрпризов, он поморщился, но заговорил с Разбоем спокойно:

– Что именно, Иван? – спросил он. – Какой переполох?

– Ну как же… Во всех вечерних газетах – «Таинственное исчезновение. Из запертой изнутри квартиры загадочно исчезает приват-доцент…»

– Да-а, вот так номер, – присвистнул Марк Самохвалов.

– Ну, я пошел, – очнулся от сонного наваждения Иван Разбой. – Мне еще к шефу на доклад. А чего это вы какие-то заторможенные? Или случилось что?

Ему никто не ответил. Разбой пожал плечами и вышел.

– Хорошие же тебе сны снятся, Разбой, – сказал вслед ему Марк. – Ну, и куда ж ты там делся? – посмотрел он на Григория.

Тот пожал плечами:

– Думаешь, сны для меня закончились?

Марк Самохвалов строго глянул на него:

– Не всё так просто, как тебе философствуется, парень. В общем так – ночевать будешь здесь, в институте, со мной, – Самохвалов кивнул на диван. – Вот здесь. Мне сегодня всё равно на печи дежурить. Магниторезистивные лантаниды выпекаем, будь они неладны.

– А ты?

– А я вот в кресле, за компом. Поиграю, пульку распишу.

– С машиной играть – только время тратить, – заметил Григорий. – Со мной играть тоже не предлагаю…

– Да уж…

– И сколько вы здесь жить собираетесь? – поинтересовался Кирилл.

– Там видно будет, – отрезал Марк. – Ты иди, со своим Железным Гроном борись. Достал уже всех тут этим Гроном.

Григорий помолчал, затем сказал:

– Ладно. Может быть, ты и прав. Что-то есть в этом. На всякий случай – черкни адрес. Записывай: Зареченка, Камышовая, 5/15, Нина.

Марк записал адрес и вопросительно уставился на Григория.

– Написал, и хорошо. Теперь положи на стол. Не в стол, а на стол. Это тебе на всякий случай.

Григорий спал на топчане, укрывшись синим лабораторным халатом. Марк боролся со сном крепким чаем. Делал виртуальные ставки, вяло отвечая на ходы машины. И совсем уж машинально разыгрывал распасы. Иногда оглядывался на спящего. Но ничего не происходило.