Kitabı oku: «На пороге перемен», sayfa 6

Президент согласился с приведенными доводами.

4. Пoлe сражения – целостность России

Коррекция федерализма

Стремясь к перемене курса в области экономики, усилению его социальной направленности, политической стабильности в обществе, сохранению роли России в качестве великой державы, нельзя было обойти стороной проблемы государственного устройства. Я несколько раз выступал по этим проблемам и на Совете Федерации, и на совещании с руководителями органов местного самоуправления, и на Всероссийском совещании по вопросам развития федеративных отношений, а уже после ухода с поста премьера – на «круглом столе», организованном Советом по внешней политике по инициативе движения «Отечество – Вся Россия», которое тогда возглавил. Так что в недостаточном интересе к этой огромной важности проблеме обвинить нас было бы трудно.

Прежде всего нам в правительстве, так же как и очень многим в нашем обществе, было понятно, что характеристика России в Основном законе в качестве демократического федерального правового государства является не констатацией уже свершившегося, а целью, которую следует достичь. За плечами был опыт Советского Союза и РСФСР – далеко не во всем порочный, но к истинному федерализму эти по сути унитарные государства даже не приближались. Что касается нынешней России, отказавшейся от унитарной системы государственного устройства, страны с многонациональным и многоконфессиональным составом населения и огромными территориальными различиями в экономических потенциалах, то ее возврат к прошлому абсолютно невозможен. Я полностью себя причисляю к тем, кто считает федерализм двойной гарантией для России – и в плане сохранения и укрепления ее единства, и в деле развития демократической политической системы, исключающей произвол как центральных, так и региональных властей. Иного, как говорится, не дано.

В последнее время начали звучать голоса тех, кто отражает другую тенденцию – не к унитарному устройству, а, напротив, к обособленности регионов, большей их «независимости». Это – прямой путь к ликвидации Российского государства, которое не может и не будет существовать без единой конституции и главенства общих для всех законов, без охвата вырабатываемой политикой всей территории страны, без единого экономического, оборонного, научного, информационного, культурного пространства, без единой внешней политики. Нужно отдавать себе отчет в том, что конфедеративное государственное устройство для России – это, по жизни, конгломерат удельных княжеств. О таком только и мечтают недруги России и за рубежом, и у нас.

Сепаратистские тенденции и процессы стали развиваться в нашей стране, в том числе и по вине ее руководителей.

В России вообще не привыкли обходиться без крайностей. Категорически отказываясь от унитарной системы, что, несомненно, правильно, одновременно субъектам Российской Федерации предложили: «Берите столько суверенитета, сколько можете переварить». Сразу же возникли требования собственности на национальные недра, несмотря на то что, как правило, так называемая «титульная» национальность составляла на данной территории меньшинство или крайне незначительное большинство, а месторождения природных богатств были открыты и освоены людьми со всего Советского Союза. Тогда им говорили: «Хорошо, будете получать «львиную долю» доходов от добычи ресурсов».

Естественно, мы далеко не во всем можем копировать мировую практику. Да и условия у нас не совпадают с зарубежными странами. Например, в федеративном государстве США нет национально-территориальных образований, а только штаты со смешанным населением. Там каждый штат, а в Федеративной Республике Германии каждая земля наделены значительными полномочиями. Однако все они сохраняются как объекты административного управления по целому ряду направлений со стороны центра, не терпящего никакой «самостийности». Во многих странах, даже, может быть, в большинстве, государству, обществу принадлежат все недра, даже вне зависимости от формы собственности на землю.

Таким образом, вопрос: нужно или нет федеративное устройство для России? – так для трезвомыслящих политиков стоять, очевидно, не может. Но каким быть этому федерализму? Как взаимообусловить исполнение власти на трех «этажах» – федеральном, региональном и местном? Как совместить необходимость создания наилучших условий для обеспечения самобытности национально-территориальных образований, эффективного регионального хозяйствования с не менее очевидной необходимостью установления равных прав и обязанностей всех субъектов Федерации на едином экономическом пространстве?

С учетом сегодняшней российской действительности, как мне кажется, следовало бы поставить в первую очередь ряд конкретных вопросов федерального строительства.

Первое. По действующей Конституции, федеральные и региональные органы исполнительной власти образуют единую систему в Российской Федерации. Однако разве не ясно, что для претворения в жизнь этого принципа нужна реальная «вертикаль» исполнительной власти, которая предполагает сочетание четкой дисциплины с отношениями партнерства и взаимного уважения конституционных прав каждого уровня власти?

Между тем у нас до сих пор не выработаны «правила поведения» между федеральным центром и субъектом Федерации. Нет и «правил поведения» в отношениях между субъектом и местным самоуправлением. Нет четкого разделения функций, не определены компетенции и ответственность, закрепленные за каждым уровнем власти.

Иногда сравнивают губернатора или президента национальной республики по сосредоточенной у них в руках власти с секретарем обкома в советский период. Я думаю, что они обладают большей властью, чем бывшие партийные руководители. Ни в коей мере не выступая в качестве апологета существовавшей в советские времена практики, можно констатировать, что секретари обкома в гораздо большей степени зависели от центра через ЦК, Госплан, наконец, через спецслужбы, контролем над которыми не обладали. Они назначались и снимались с работы центром. В сегодняшней России не только возникла, но и усилилась тенденция превращения ряда руководителей субъектов Федерации в «удельных князей». Аналогичная картина наблюдается и в отношениях между губернаторами и мэрами областных городов. О каком с учетом всего этого эффективном управлении страной может идти речь, если вместо прямых каналов управленческого воздействия существуют какие-то «пунктиры»! Это все равно что пытаться звонить по телефону, а телефонный кабель в нескольких местах порван или, если перекладывать на нашу действительность, вырезан и продан.

Совершенно очевидно, что в сложившихся условиях абсолютно правомерна постановка вопроса не об отказе от всенародных выборов губернаторов и руководителей национальных республик, хотя и эта проблема имеет право на существование, но о большей их ответственности перед федеральным центром. Мне с самого начала представлялось – и я об этом заявлял открыто, – что необходимо принятие законов, позволяющих отстранить даже избранных деятелей, которые идут против Конституции или законов Российской Федерации. Это относится и к руководителям органов местного самоуправления, которые к тому же подчас игнорируют законодательные акты, принятые на уровне субъектов Федерации.

Второе. В целом ряде случаев взаимодействие между центром и регионами определила договорная практика. Чего скрывать – у такой практики есть противники. Но мы хорошо знаем, что договоры появились вначале не от хорошей жизни. Слава богу, что забыты те времена, когда они были политическим инструментом предотвращения региональных и национальных конфликтов.

С учетом прожитого и при реальной оценке настоящего очевидно, что отказ от построения отношений федерального центра с субъектами Федерации на основе договоров мог бы быть расценен как очередной виток «шоковой политической терапии», что по меньшей мере контрпродуктивно. Вместе с тем следовало бы постепенно (хочу подчеркнуть – не разом, «не сплеча») совершенствовать договоры в двух направлениях: более четко прописанных «вертикальной» линии исполнительной власти и «горизонтальной» линии, сближающей все субъекты Федерации в их правах и обязанностях.

Так действовало наше правительство, переподписав с Татарстаном несколько соглашений, срок которых истек. Эти соглашения, не перечеркивая подписанные ранее, тем не менее были с обоюдного согласия откорректированы. Такая линия нашла полную поддержку президента Татарстана М.Ш. Шаймиева – человека незаурядного, умного, отстаивающего интересы своей республики, но одновременно понимающего всю деликатность претворения в жизнь принципов российского федерализма.

Таким образом, мы уже наблюдаем совершенствование договорных отношений. Но по-прежнему существуют вопросы, на которые следует получить ответ. Главный из них – как сочетать конкретную договорную практику с общими для всех правилами и ограничениями? Хотя ни одного обращения в Конституционный суд о нарушениях договорами или соглашениями норм Конституции Российской Федерации не было, нам в правительстве стала ясна необходимость ужесточить правовую экспертизу договоров и соглашений. Это, судя по всему, требование времени.

Третье. Одна из задач, подлежащих безотлагательному решению, – сохранение единого общероссийского экономического пространства при большей, чем прежде, экономической самостоятельности субъектов Федерации. Этой цели нельзя достигнуть, если смириться с тем, что регионы могут создавать на своих административных границах искусственные преграды, мешающие свободному передвижению внутри страны продовольствия, товаров, услуг. С таким явлением мы столкнулись и перебороли его, придя в правительство после кризиса 17 августа. Но и позже возникали подобные ситуации, причиной которых являлись уже не экстраординарные события, заставляющие принимать меры для обеспечения «своего» населения продовольствием, а разница в ценах. Между тем запрет на вывоз за пределы субъектов Федерации зерна, мясопродуктов и других товаров не имеет ничего общего с федеральными, да и с рыночными отношениями. Напротив, это серьезно мешает развитию связей между субъектами, ущемляет права производителя, нарушает права и свободы граждан. Наконец, это откровенный симптом сепаратизма.

Четвертое. Существует проблема соотношения между собственностью федеральной, региональной и муниципальной. Мы нередко слышали от представителей регионов: отдайте нам в собственность то или это. Мне представляется, что нельзя отвергать такую постановку вопроса, и по этому поводу я пришел в противоречие с господствовавшей в Мингосимущества точкой зрения, согласно которой не следует допускать передачи федеральной собственности регионам.

Однако внутренний передел государственной собственности (а собственность субъектов Федерации и собственность на федеральном уровне имеет единый государственный характер) не может быть самоцелью. Истинная цель – повышение эффективности производства, создание лучших условий для функционирования различных предприятий и учреждений. Если власти на местах могут лучше решить эти задачи, то следует в каждом конкретном случае рассматривать их участие в управлении или в акционерном капитале принадлежащих государству предприятий и учреждений.

Но при этом совершенно ясно, что органы власти на местах – речь идет не только о субъектах Федерации, но и о властях, представляющих муниципальную собственность, – должны брать на себя определенные, зафиксированные в соглашениях обязательства. Возможно, следует передавать часть или полностью государственные пакеты акций на таких предприятиях под залог собственности, а также под гарантии инвестиций и занятости. Речь идет, очевидно, не только о предприятиях. На места можно было бы передать многие, не все, естественно, – некоторые из них имеют общенациональное значение, – театры и музеи.

Так что к «Храму» ведут разные дороги. Роста эффективности предприятий и сферы услуг можно добиваться не только приватизацией государственной собственности, но и ее перераспределением.

Пятое. Среди проблем федерализма особое место занимает соотношение финансовых потоков из центра и из субъектов Федерации. Больше всего, пожалуй, споров вызывает практика трансфертов, т. е. переводов из федерального бюджета в бюджеты дотационных субъектов Российской Федерации. Ныне существующие критерии, по которым определяются размеры трансфертов, несостоятельны. Об этом мы говорили на заседании правительства. Министерству финансов было поручено найти пути исправления негодной практики определения трансфертов, как говорится, «на глазок». Не должны иметь места и приводить к необоснованным решениям ни субъективизм центра в этом вопросе, ни лоббирование отдельных субъектов Федерации.

Нам не удалось за небольшой срок надежно привести дело к тому, чтобы в основе расчетов трансфертов лежали реальные доходы на душу населения, стоимость потребительской корзины, а также географические, инфраструктурные и иные особенности того или иного региона.

Не продвинулись мы и в другом, альтернативном направлении. На заседаниях президиума правительства и узких совещаниях с заместителями не раз обсуждалась возможность вообще отхода от трансфертов в их нынешнем виде. Дотационный субъект Федерации получает на определенное число лет, скажем на три года или на четырехлетний период (от выборов до выборов властей), фиксированную ставку на пополнение доходной части федерального бюджета. Она составляет разницу между двумя встречными финансовыми потоками (трансфертами и налоговыми отчислениями в госбюджет), определенную как средняя за тот же предшествовавший срок. Все заработанное и собранное сверх этого остается в распоряжении региона и служит развитию его экономики. Естественно, что на месте заинтересованы в увеличении этой суммы – вот где серьезный резерв и в увеличении сбора налогов. Отчисления в госбюджет пересматриваются в сторону увеличения после истечения фиксированного срока, но опять-таки исходя из необходимости стимулировать рост реального сектора экономики на местах.

Эту схему в беседах со мной поддержал целый ряд губернаторов. Но против нее решительно возражали многие в центре, в том числе в правительстве. Возможно, некоторые из возражавших уповали на то, что трансферты являются серьезным инструментом воздействия на дотационные субъекты Федерации.

Так или иначе, но правительство – это в том числе и моя вина, так как рассчитывал, что успею сделать, а не успел, – радикально не пересмотрело практику трансфертов. Ничего не сделано в этом отношении и преемниками. А во время выборов в Государственную думу в конце 1999 года кремлевская администрация имела возможность использовать трансферты, бюджетные ссуды в качестве средства давления на руководителей республик, областей, краев, заставляя их организовывать выступления против или в поддержку определенных движений и партий.

Если говорить об общей направленности инвестиций из федерального бюджета, то они, несомненно, должны служить выравниванию сложившихся территориальных диспропорций в уровне социально-экономического развития. Это их главная цель. Но изъятие средств у «доноров» не должно тормозить их развитие. Принцип «всем сестрам по серьгам» – передача средств на потребление дотационным регионам, – несомненно, приведет к торможению экономического развития страны в целом.

Поучительно в этом отношении положение в мировом хозяйстве. Резко отличаются друг от друга «золотой миллиард» – как многие называют промышленно и научно-технически развитые страны с общим населением, составляющим миллиард людей, – и весь остальной мир. Ликвидация увеличивающегося разрыва между ними становится одной из главных проблем XXI века. Однако совершенно ясно, что задачу нельзя решить за счет простого перераспределения доходов. Гуманитарная помощь отстающим странам имеет место, но главное направление хотя бы относительного выравнивания уровней развития – в производственной кооперации стран «золотого миллиарда» с остальными.

Характерен также пример Германии, где признали серьезной ошибкой практику выравнивания уровня жизни в различных землях за счет передачи на потребление «отстающим» средств, отбираемых у тех, кто преуспевает в экономическом развитии. От такой практики отказались.

В сложившихся условиях особое значение приобретает контроль над целевым использованием средств, переводимых в субъекты Федерации из федерального бюджета. Это переплетается с не менее важной проблемой обоснованности формирования расходной части региональных бюджетов (в том числе муниципальных). На местные бюджеты выпадают выплаты от 60 до 80 процентов медицинским работникам, учителям, работникам культуры. Подчас эти выплаты осуществляются по «остаточному» принципу в расчете на то, что центр все равно «добавит».

Многие на местах хотят больше полномочий по расходам. Представляется, что нужно говорить не только об этом, но и о полномочиях по доходам, об ответственности за их пополнение. Следует установить единые правила формирования доходной части бюджетов, которые обеспечивали бы «прозрачность» методики их составления.

Только с учетом всего этого можно нормализовать встречные финансовые потоки, которые призваны стать кровеносными сосудами единого организма. Речь о том, иными словами, что работать надо сообща, вместе – и федеральным, и региональным органам власти, – чтобы добиться обеспечения достойного уровня жизни населения, создания во всей стране таких бюджетных и финансовых условий, при которых гражданам будет гарантировано получение хотя бы на первых порах социального минимума вне зависимости от территории их проживания.

Шестое. Укрепление центростремительных процессов в России достигается по линии выверенных отношений не только между федеральным центром и субъектами, но и между самими входящими в Федерацию регионами.

Как это ни звучит странно, имеются территориальные претензии (их немало – около 30) ряда регионов друг к другу. Рост самостоятельности субъектов Федерации породил или усугубил такое несуразное явление. Односторонние изменения административных границ или призывы к этому следует рассматривать как антиконституционные действия, направленные на подрыв целостности страны, ее национальной безопасности. Мы в течение многих лет говорили, но так и не оформили в законодательном порядке мораторий на пересмотр административных границ. Межрегиональные конфликты подчас приводят к дискриминации граждан по национальному признаку, что порождает потоки беженцев и переселенцев, их стихийное расселение в прилегающих регионах. Это ухудшает и без того трудные социально-экономические условия для местного населения, чревато продолжением столкновений. Необходимо повысить ответственность руководителей субъектов Федерации за положение с беженцами. Тут недопустимо препятствовать возвращению людей в места прежнего проживания. Но в такой же степени недопустимы и попытки насильно обеспечить их возврат. Надо исходить из желания людей, каждого человека, наличия реальных возможностей незамедлительно наладить совместную жизнь в регионах, где произошли межнациональные конфликты.

Еще одна проблема – число субъектов Федерации. Сегодня их 89. Не без основания считается, что это не во всем оправданно. Некоторые из них, я подчеркиваю, некоторые можно было бы административно укрупнить. Но это следует, очевидно, делать через эксперименты. А в нынешних условиях акцент, по-видимому, целесообразен на развитие горизонтальной экономической интеграции целого ряда регионов. В этой связи большую роль уже играют межрегиональные ассоциации.

Коррекция центра

Врач-окулист стремится откорректировать зрение пациента. Человеку свойственно – не всем, конечно, а тем, кто достоин этого названия, – корректировать свое поведение. Правда, это чаще происходит ретроспективно, уже после того, как сделано что-то, щемящее душу. Но все это личностное, даже если и не касается только одного лица. Откорректировать на основе нажитого опыта действующую структуру власти куда сложнее, но зато насколько важнее для всего общества. Россия пережила много попыток сделать это революционным путем. Мы все знаем, чем такая, даже, возможно, необходимая, корректировка оборачивалась для простых людей. Сегодня открылась возможность подправить, выровнять, в определенном плане скорректировать структуру Российского государства – не «через колено», а плавно, спокойно. Я думал об этом, когда пришел в правительство. В предыдущем изложении говорилось об идеях, связанных с федеральной конкретикой. Это – одна сторона дела. Если говорить о государственном устройстве, то не меньшее значение имеет, очевидно, коррекция структуры исполнительной власти в центре. Необходимы изменения, в том числе конституционные, которые должны оптимизировать деятельность центральной власти.

Мои непростые отношения с «семьей» не разубедили меня в том, что в России не может идти речь об ослаблении роли главы государства. Для нашей страны с ее огромным разнообразием народов и регионов, с ее особенной историей и особой психологией наличие сильной президентской власти представляется – во всяком случае на первом этапе перехода к гражданскому обществу – просто необходимым. Но это отнюдь не снимает вопроса о правильном балансе различных ветвей власти – в первую очередь между президентом, парламентом и правительством. Разве это нормально, когда глава кабинета отправляется в отставку без всякого участия в этом процессе парламента? Или когда тот же глава правительства по сути не имеет конституционной возможности самостоятельно формировать кабинет? Или когда парламент вообще отстранен от процесса подбора кандидатур на ведущие посты в правительстве – Государственная дума утверждает председателя, а все остальное в руках президента.

Желает лучшего взаимодействие правительства с законодателями. Дума, например, критикует, и часто справедливо, исполнительные власти за события на Северном Кавказе. Но при этом на момент написания этой книги так и не приняты законы о чрезвычайном положении, о президентском правлении, об особом статусе Чечни.

Вообще деятельность органов государства в кризисных ситуациях – особая тема. Вызовы безопасности России весьма острые и требуют в первую очередь межведомственного согласования. В таких условиях еще более важное значение приобретает Совет безопасности Российской Федерации. Уверен – говорю это со знанием дела, так как многие годы находился в разных составах Совета безопасности, сначала СССР, а затем России, – этот государственный орган должен не просто выпускать общие, часто аморфные и абстрактные документы, но предлагать конкретные варианты решений. Не просто обсуждать, а реально прогнозировать, с тем чтобы предотвращать появление и развитие невыгодных России процессов и ситуаций.

Б.Н. Ельцин сам возглавил Совет безопасности – несомненно, так и должно было быть, ибо этот важнейший орган обязан возглавлять президент. Но он проводил сравнительно редкие заседания СБ в большинстве случаев формально, заранее объявляя, что следует уложиться, скажем, в один или полтора часа. Создавалось впечатление, что само такое заседание собиралось в основном для того, чтобы глава государства имел возможность сказать несколько слов перед телекамерами на фоне безмолвствующих членов Совета безопасности. А ведь именно в те годы страна больше чем когда бы то ни было нуждалась в межведомственных обсуждениях и решениях.

При острой необходимости, скорее даже, чтобы продемонстрировать работоспособность власти, президент, когда был либо не в состоянии, либо не расположен к собственному участию, поручал провести заседание СБ председателю правительства, но при этом не преминув (уверен, в этом вопросе тоже «проявлялось» его окружение) назвать мероприятие по-особенному – заседание членов Совета безопасности. Пусть, мол, понимают, что в отсутствие президента вообще невозможен созыв этого органа.

Между тем СБ обязан готовить конкретные рекомендации, которые конечно же становятся решениями только после подписания президентом, и никем иным. В повседневной же практике и при вынужденном отсутствии президента работа СБ должна организовываться политическим назначенцем.

Что касается так называемых силовых структур, то, на мой взгляд, они по-прежнему должны «выходить» непосредственно на президента, однако оперативное руководство их деятельностью, например по борьбе с преступностью, нарушениями с выплатой налогов, решению других задач в экономической области, следовало бы передать главе правительства. Многие беды в России происходили и потому, что искусственно и антиконституционно была раздута и насаждена в виде «центра силы» администрация президента, которая при Ельцине срослась с «семьей» и стала чуть ли не самым главным органом власти, диктовавшим стратегию, тактику, назначения на буквально все мало-мальски значимые должности, вмешиваясь в дела правительства, парламента, регионов. Это ненормальное явление имело частично своим объяснением не лучшую, к сожалению, «форму» президента в связи с его здоровьем. Но существование такого центра – могущественного и одновременно ни за что не отвечающего конкретно – было крайне выгодно и вовсю поддерживалось отдельными группами олигархов, пробивавших на руководящие посты администрации своих людей.

Во многих странах существуют аппараты президента: в США – аппарат Белого дома, во Франции – Елисейского дворца. Но эти аппараты не имеют ничего общего по своим функциям с кремлевской администрацией. Они обслуживают главу государства через персонал, занятый протоколом, подготовкой речей, связью с представителями СМИ, общественностью и так далее. Когда однажды я спросил руководителя аппарата Белого дома Сунуну, с которым был в добрых отношениях, каково его влияние на президента Буша (старшего), он ответил: «Оно распространяется только на то, что я могу посоветовать президенту принять кого-то, предложить поговорить с кем-то по телефону, посетить тот или иной штат – не больше. Но поверьте, что и это – не мало». Кстати, когда во время одной из своих частных поездок Сунуну воспользовался государственным самолетом, он был вынужден уйти в отставку – таков контроль в США за аппаратом президента.

В 2000 году был создан Государственный совет. Составленный из губернаторов, он мог бы стать тем весьма полезным органом, которому на апробацию направляются проекты важнейших указов президента, постановлений правительства. После их рассмотрения Госсоветом можно было бы «доводить» эти проекты до кондиции с учетом мнения регионов.

Отдельно стоит вопрос о введении должности вице-президента. У нас был неоднозначный опыт, но мы, как представляется, не должны его абсолютизировать. Вице-президент мог бы подстраховывать президента по целому ряду, главным образом протокольных, вопросов. Например, в общении с зарубежными послами. Когда я был министром иностранных дел, то в Кремле стоял рядом с президентом, а напротив выстраивалась целая шеренга – иногда более двадцати человек – для вручения верительных грамот. Процедура была предельно проста: в национальной одежде, в форме при всех орденах или во фраке посол подходил к Ельцину, передавал ему верительную грамоту, тот пожимал иностранному дипломату руку и фотографировался с ним. Место предыдущего тут же занимал следующий. Выглядело это как минимум необычно для дипломатической практики – вручение верительной грамоты сопровождается содержательной беседой с руководителем государства, что становится предметом, может, даже не одной шифротелеграммы, направляемой послом к себе на родину. Естественно, что большое число представителей иностранных государств в Москве предполагает необходимость даже при очень работоспособном президенте проведение его «вице» части подобных процедур. Вице-президент может не только принимать верительные грамоты, но и участвовать в международных встречах высокого уровня, сопровождать главу иностранного государства при его поездке по нашей стране. Россия должна «показывать свой флаг» – визитов ее руководителей ждут во многих странах. Президент не может без ущерба для внутренних дел осуществлять сам все эти визиты. Главные, несомненно, президент. Менее значимые для России – «вице».

Введение должности вице-президента серьезно укрепит демократический характер передачи высшей власти. Мы уже столкнулись с тем, что Конституция отводит лишь три месяца на организацию и проведение досрочных выборов президента. При наличии поста «вице» этот срок можно было бы увеличить.

Одним словом, пост «вице» может стать важной частью исполнительной власти, при этом он однозначно не может «соревноваться» с президентом, в руках которого должны сохраниться все рычаги власти. Введение поста «вице» ни в коем случае не должно означать превращение президента по его статусу в «английскую королеву». Поэтому я категорически против звучавших в некоторых СМИ призывов передать «вице» координацию деятельности силовых структур или даже поставить его во главе правительства.

Для корректировки и федеральных отношений, и структур в центре, несомненно, необходимо внесение определенных изменений в Конституцию, конституционные законы. Но это отнюдь не означает замену действующего Основного закона. Конституция США, например, насчитывает 200 лет, и главные ее принципы незыблемы, не теряют актуальности. Для России – это прежде всего признание и гарантии основных прав человека, принципы сохранения исторически сложившегося единства нашего государства, гарантии существования гражданского общества и политической стабильности, разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. Вместе с тем во всех странах в конституцию периодически вносятся поправки – возникает целесообразность привести отдельные нормы в соответствие с накопленным реальным опытом, заполнить выявившиеся пробелы или устранить перекосы.

Отдельно стоит вопрос о совершенствовании судебной власти. Суд на всех уровнях должен быть независимым, очищенным от элементов коррупции. Хорошо, что президент Путин придает этому большое внимание, что проявилось при подготовке и внесении в Госдуму «пакета» законопроектов по судебной реформе в России.