Kitabı oku: «Тангейзер»

Yazı tipi:

Часть I

Глава 1

Он слышал музыку всю жизнь, сколько себя помнил. Еще не родившись, уже понимал, что мама играет на клавесине, потом пела над колыбелькой нежное и ласковое, а когда днем не спал и улыбался, размахивая ручками, смеялась и говорила нечто веселое. Он навсегда запомнил ее тихо журчащий голос, потом всегда считал, что именно так говорят волшебные феи.

И когда ему объясняли, что такое глубокое детство нельзя вспомнить, он не спорил. Нельзя так нельзя, но это им нельзя, а ему можно.

Он сам научился играть на всем музыкальном, но для себя избрал лютню, ее можно носить за спиной или у седла, а на привале подбирать новые мелодии.

Музыка сопровождала его и в детстве, и в отрочестве, и даже сейчас, когда двигаются через раскаленную пустыню, где солнце сжигает кожу, а доспехи накалены так, что вскочит волдырь, если прикоснуться, все равно слышит музыку. Только теперь величественную, грозную, торжественную, и сердце наполняется гордостью, и он чувствует, что готов пройти этот великий путь до конца и с радостью отдать жизнь за их святое дело спасения Иерусалима от рук неверных.

Ему выпала честь двигаться в головном отряде армии крестоносцев, хорошо уже хотя бы тем, что поднятая копытами их коней пыль оседает на одежде идущих следом.

Рядом покачивается в седле Манфред Альбрехт фрайхерр фон Рихтгофен. Он в полных доспехах в отличие от многих рыцарей, но их не видно: он всегда набрасывает сверху широкий сарацинский платок, что укрывает плечи и даже верх спины.

Даже седину не видно, а лицо всегда свежее, выбритое, взгляд внимательный, а вся фигура сухая и прямая. Он вполне сошел бы и за молодого воина, если бы не серые глаза, в которых навсегда застыла грусть, вывезенная еще из Германии, где он много испытал в жизни недоброго, но говорить об этом не любил.

Тангейзер помнит, что не только рыцарское братство относится к нему с большим уважением, но и сам император Фридрих считает его другом и при малейшей возможности приглашает с собой в поездки.

– Устал? – спросил Манфред.

– Ничуть, – заверил Тангейзер.

– Потерпи, скоро Яффа.

– Да не устал я, – запротестовал Тангейзер. – Господь терпел и нам велел. Разве не в трудностях проверяется мужчина?

Манфред покосился в его сторону с интересом, и Тангейзер как бы увидел себя его глазами: высокий и плечистый рыцарь в отменных доспехах, с белым плащом за плечами, что покрывает и конский круп, молодой и с румянцем во всю щеку, золотоволосый и с ярко-синими глазами, как и у большинства германцев. На полотняной накидке спереди большой крест, что значит – идет в крестовый поход, в то время как у Манфреда такой же крест и на спине, то есть, побывал, завершил, исполнил свой долг христианского воина, мог бы и вернуться, но предпочитает жить здесь.

– В трудностях, – наконец ответил Манфред. – Только выбирай их так, чтобы спина не надломилась.

– Нам по плечу любые, – заверил Тангейзер.

– Да? – спросил Манфред с сомнением. – Трудности бывают не только в переходах…

– И в боях, – сказал Тангейзер хвастливо.

Манфред улыбнулся, смолчал, но по виду старого рыцаря Тангейзер понял, что имеет в виду какие-то еще, хотя что может быть, кроме походов и яростных сражений?

От раскаленного песка пышет жаром, Тангейзер время от времени закрывал глаза, ослепленные блеском барханов и беспощадно синего неба, настолько высокого, что германцу, привыкшему к низкому небосводу, чаще всего затянутому тучами, и смотреть страшно.

Иногда по земле скользят полупрозрачные тени, это с неба за войском зорко смотрят степные орлы, а из-под каменных плит настороженно поглядывают юркие ящерицы и огромные длинные змеи, совсем не похожие на привычно серых гадюк. Здесь он еще не видел двух одинаковых, а тусклых почти нет, все яркие, расцвеченные диковинными узорами, часто настолько осмысленными, что он невольно пытался прочесть, что же там написано.

Песок и только песок от горизонта до горизонта. Он не понимал, как в этом аду можно жить, но Манфред рассказывал, что дальше просто сказочные места, где и родники бьют на каждом шагу, и рощи библейских фиников стоят без присмотра, и настоящие города…

До Яффы еще конный переход, Манфред распорядился остановиться на короткий отдых через час, там впереди по дороге колодец, а к вечеру прибудут в город, который предстоит захватить в жестоких боях с сарацинами.

Тангейзер старался держаться поближе к друзьям, с которыми успел сойтись за время похода. Да и они, чувствуя к нему симпатию, как и друг к другу, едут тесной группкой: Карл Фридрих фон Вайцзеккер – могучий гигант с настолько низким голосом, что начинается этот рык где-то в рыцарских сапогах, прокатывается по внутренностям, набирая мощь, а наружу вырывается могучим ревом, добродушным на пирах и яростным, когда он ведет своих людей в атаку.

Вальтер фон дер Фогельвейде – веселый рыцарь с тонким звонким голосом и с быстрыми движениями. Он сразу же, едва сошли с кораблей, начал укрывать голову бедуинским платком и доказывать преимущество кривой сарацинской сабли перед мечом в схватках с противником, на котором нет стальных доспехов.

Третьим с ними ехал Константин фон Нейрат, широкий массивный исполин. Конь под ним такой же, похожий на вросшую в землю скалу, тем более что Константин укрыл его попоной, достигающей земли, и выглядит теперь, будто сидит на чем-то неодушевленном.

Прошло с четверть часа, и местность впереди волшебно изменилась: из марева поднялись зеленые пальмы. Тангейзер послал туда коня в галоп. Под копытами, разбросав песок, поднялась настоящая дорога, по обочине раскинули ветви роскошные оливы, настолько живописные, словно вылепленные из гипса великим скульптором.

Одуряюще сладкий запах начал накатывать волнами в полном безветрии, от прогретой земли идет особое такое тепло, словно от только что вытащенного из печи хлеба.

По дороге начали попадаться караваны верблюдов, иногда огромные стада овец, пастухи торопливо сгоняют их на обочину, а крестоносцы с гоготом хватают к себе на седла понравившихся молодых барашков.

Множество коз усеивают склоны холмов, за ними присматривают мальчишки с длинными палками.

Манфред с двумя всадниками ринулся вперед посмотреть, как разместить удобнее войско. Тангейзер зачарованно смотрел на вырастающий оазис, совсем крохотный, но какая бурная жизнь в нем, сколько птиц на верхушках деревьев, какие сказочно громадные и прекрасные бабочки…

Отдыхать, как сообщили им, не больше часа, чтобы к вечеру достичь Яффы. Тангейзер расседлал коня, обтер пучками травы и медленно поил его холодной родниковой водой, когда вдали раздались радостные крики.

Послышался приближающийся топот, запоздало пропела чья-то труба. В их импровизированный лагерь на полном скаку, с трудом удерживая разгоряченных коней, ворвались всадники с красными попонами под седлами, все расшито золотом, а одеты в цвета императорского дома.

Рыцари преклонили колена, всадники быстро спрыгивали, передавали поводья слугам, а повод императорской лошади почтительно перехватил сам Манфред.

Тангейзер, как и все преклонив колено, с острым любопытством всматривался в лицо Фридриха.

Предыдущий, пятый крестовый поход окончился полной неудачей, крестоносцы вынужденно заключили с аль-Камилем мир, по которому получили свободное отступление, но обязались очистить Дамьетту и вообще весь Египет. А вот Фридрих II Гогенштауфен обязался перед папой начать новый крестовый поход… шестой по счету, и многие рыцари уверяли друг друга, что Фридриху удастся то, что не удалось ни Ричарду Львиное Сердце, ни Людовику, ни кому-либо из королей или императоров.

Да и сам Фридрих, выступая в поход, заявил весело, что через месяц будет пить вино в Иерусалиме, ныне занятом сарацинами. Конечно, заявление смелое и, как считали многие, безрассудное, с другой стороны… этому императору раньше удавалось все задуманное.

Пользуясь короткой передышкой, некоторые успели разжечь костры и жарили или просто подогревали куски мяса и хлеба.

Когда Тангейзер, напоив коня, возвращался обратно, ему весело замахали от одного из костров.

– Сюда, миннезингер!

Тангейзер нахмурился, здесь он прежде всего рыцарь, хотя лютня всегда с ним, но смолчал, Вальтер всегда дружелюбен и деликатен, никогда не обидит намеренно.

Карл и Константин жарят на прутиках мясо, и хотя оно уже и так жареное, но приятнее подержать над раскаленными углями еще раз и есть обжигающе горячее.

– В четырнадцать лет, – говорил размеренно Константин, – его объявили совершеннолетним, три месяца спустя женился на вдовствующей венгерской королеве Констанции, а уже через два года германские князья, противники императора Оттона Четвертого, избрали его своим королем и призвали в Германию. Что бы сделал другой на его месте?

Карл сдвинул плечами.

– Не берусь судить, – прогудел он густым голосом, – но наш император да, повел себя весьма достойно и отважно! Передал управление Сицилией жене, а сам рискнул отправиться в Германию, по дороге заверяя всех в дружбе. Из Рима сразу в Верону, а так как все проходы в Альпах перекрыты войсками императора Оттона, сумел в труднейших условиях перейти Швейцарские Альпы по таким трудным тропам, где точно даже горный козел свернул бы себе шею…

– Вот-вот, – сказал Константин. – У Баденского озера к нему присоединились шестьдесят рыцарей, но этого хватило, чтобы завоевать Германию!

Карл уточнил:

– Когда вошел в Базель, у него уже было не меньше пяти тысяч одних только рыцарей.

Тангейзер присел к огню и слушал, оба рыцаря знают неизмеримо больше, он может опередить их только в сочинении песен, но это не слишком заметное в походе достоинство.

– Еще год-полтора, – продолжал Константин, – которые ему понадобились для дипломатии, и вот уже вся Германия признала его своим королем!.. Ты догадываешься, что это значит?

Карл проворчал:

– Боюсь и верить слухам.

– Я тоже, – сказал Константин.

Вальтер помалкивал и молча жрал мясо, Тангейзер спросил, не выдержав:

– Вы о чем?

– По слухам, – пояснил Константин значительно, – еще когда император был в Палермо, к нему зачастили послы от сарацин.

– И что?

Константин ответил так же загадочно:

– Все может быть. В том числе и то, чего мы совсем не ждем.

– А чего мы не ждем? – поинтересовался Тангейзер.

Константин сказал с насмешкой в голосе:

– Мы все готовы сложить головы в красивой войне за правое дело. Но если император вступит в переговоры?

Тангейзер умолк, не зная, что сказать, а Карл прорычал, как большой медведь в берлоге:

– Я бы не исключал такую возможность. Император воевать умеет, но где можно чего-то добиться простыми переговорами, он предпочтет переговоры. И, самое главное, только он ведет войско, только он ведет переговоры, только он решает!

Константин добавил в тон:

– А все войско почти исключительно германцы, так что никаких «вы идите на штурм крепости, а мы посмотрим, и если у вас не получится, то пойдем мы и покажем, как это делают герои»!

Они вынимали поджарившееся мясо с обуглившимися краями, смаковали и запивали вином из фляг. Тангейзер тоже ел молча, думал об императоре. Его личность и раньше волновала и привлекала, он знал по рассказам о нем, что тот настолько любит искусство, что пожаловал своему трубадуру город Оранж, находившийся в королевстве Арелат.

Сперва это казалось ему вымыслом, затем он как-то проезжал в своих странствиях по королевству Арелат, и там в городе Мец ему рассказали, что Фридрих II подарил королевство Арля и Вьенна великому трубадуру Гильему I де Бо, принцу Оранжскому.

Еще он слыхал, что Фридрих любит гостить у своего двоюродного дяди ландграфа Германа I Тюрингского, тот в свое время написал два латинских гимна, покровительствовал миннезингерам и однажды организовал поэтическое состязание в Вартбурге, пообещав богатые награды победителям, и даже отчеканил для них именные кубки из золота.

Помогала ему супруга София, дочь Оттона I Виттельсбаха, герцога Баварии, и графини Агнессы ван Лоон.

Император, который настолько ценит искусство и покровительствует миннезингерам, казался ему очень привлекательным человеком, и он мучительно подыскивал повод, чтобы, как только тот явится в воинский лагерь, предстать перед ним и блеснуть своими талантами.

Глава 2

В лагере звонко пропели трубы, усталые рыцари начали подниматься, помогать оруженосцам седлать коней.

Тангейзер быстрее всех справился со своим, подошел помочь Константину и сказал тихонько:

– Ты не подскажешь, как мне суметь приблизиться к императору? Если он так покровительствует миннезингерам, то мне хотелось бы… ну, сам понимаешь…

Константин довольно хохотнул:

– Правда, хотелось бы?

– Еще как!

Константин сказал с насмешливой доброжелательностью:

– Сперва тебе придется расширить свой весьма узенький лобик, дружище.

Тангейзер придержал ему стремя, пока грузный рыцарь взбирался в седло, потом в озабоченности пощупал свой лоб, нахмурился, переспросил с подозрением:

– Что ты имеешь в виду?

– Да так, – ответил Константин, – пустячок. Как ты относишься… ну, к сарацинам?

– Всех перебить, – без малейшего колебания ответил Тангейзер.

– Почему?

– Враги, – ответил Тангейзер безапелляционно.

– Та-а-ак… а к иудеям?

– Тоже враги, – ответил Тангейзер уверенно.

– Почему?

– Ну… все же говорят так! Что тебе еще надо?

– Понятно. А… православные?..

Тангейзер поморщился.

– Ну, это все-таки христиане, хоть и никчемные. Потому я бы просто изгнал их из Европы вообще.

– Куда?

– Да туда, откуда взялись. В Византию, к примеру… Что смотришь? Не так что-то?

Константин оглянулся на рыцарей, что по зову трубы выстраиваются в колонну, сказал хладнокровно:

– Что-то?.. Да все не так. Норманны, захватив Сицилию, создали там особые условия. Еще дикий и свирепый прадед императора герцог Роджер, завоевав те земли, сделал их раем. И наш будущий император родился и жил в окружении великолепных византийских мозаик Палатинской капеллы, арабской роскоши замков Зиза и Куба, с детства видел величие Норманнского дворца и Успенского кафедрального собора.

Тангейзер вскочил на коня, развернул его и послал рядом с Константином, почти касаясь ногой его стремени.

– Ну… – пробормотал он, ошеломленный таким обилием имен и названий, – разве это так важно…

– Согласен, – сказал Константин, – но с детства он общался с мусульманами, иудеями, православными греками, католиками… причем – итальянцами, лангобардами, норманнами и германцами, а ты знаешь, какие мы все разные христиане, друг другу глотки готовы перегрызть, да и перегрызаем везде в Европе, но только не в Сицилийском королевстве!.. Там все живут дружно. А наш император, чтоб ты знал, кроме обязательной латыни, освоил в совершенстве греческий и арабский, древнееврейский, французский, сицилийский, нормандский, провансальский и средневерхнегерманский диалекты. Одиннадцать языков всего, как тебе?..

Тангейзер даже пошатнулся в седле.

– Что, правда?.. Ничего себе. Большинство из нас и своего как следует не знают. Господи, как я хочу предстать пред его очами!

Константин по большей части смотрит вперед, тяжелый и неподвижный, но на этот раз повернул голову и оглядел его насмешливо.

– Верю.

– Ты можешь как-то это устроить?

Константин кивнул:

– Постараюсь. Тебе же знаком Манфред фон Рихтгофен?

– Да, – сказал Тангейзер торопливо. – Мне кажется, он относится ко мне… хорошо. Разговаривает, как с равным.

– Он со всеми так разговаривает, – ответил Константин. – Он здесь прожил почти двадцать лет, это вошло в привычку.

– Господи, – сказал Тангейзер с суеверным ужасом, – он же тут осарацинится!

– Постарайся понравиться ему больше, – посоветовал Константин. – Это важно.

– А что с ним?

– Они с императором дружны, – объяснил Константин. – Манфред не просто давно поселился здесь, но и пророс связями всюду. У него есть дома во владениях тамплиеров и госпитальеров, а еще, как говорят, и в самом Иерусалиме.

– Ого, – сказал Тангейзер. – То-то он спешит освобождать Святой Город!

Константин покачал головой:

– Ничего подобного.

– Почему?

– Сарацины, – пояснил Константин невозмутимо, – пропускают в город и наших рыцарей, если у тех в Иерусалиме есть дома или другое имущество. В общем, тебя здесь ждет много такого, что откроешь рот и спросишь, в ту ли страну попал, в какую собирался!

Солнце склонилось к далеким горам, из-за дальности почти призрачным, а здесь вдоль дороги кипарисовый лес стал в его лучах зловеще-багровым, песок заблистал грозно, словно расплавленное золото.

Издали донесся частый стук копыт, словно по параллельной дороге их догоняет на полном скаку конница. Тангейзер насторожился, а все трое его друзей торопливо откинули полы плащей и опустили ладони на мечи, хотя, судя по стуку, в их сторону мчится не меньше чем тысяча сарацинских всадников.

Тангейзер с замиранием сердца даже уловил благодаря чуткому слуху музыканта, что не просто сарацины на легких стремительных конях, а тяжелая сарацинская конница, где все в великолепных кольчужных доспехах, вооружены до зубов и где каждый воин стоит десятерых.

Из-за пригорка выметнулись первые всадники на стройных конях с узкими головами и змеиными шеями, за ними несется вся масса, поднимая желтую пыль, донесся хриплый крик «Алла!», и все помчались сперва прямо, а потом взяли в сторону и пронеслись мимо, как грохочущие призраки.

Вальтер схватился за сердце и сказал почти плачущим голосом:

– У меня чуть сердце не выскочило!

Могучий Карл прогудел мощно:

– Что сердце… У меня чуть не выскочило в штаны…

Константин захохотал таким гулким басом, что земля под ними резонировала и прогибалась.

Отхохотавшись, он вытер гигантским кулаком слезы.

– Как же я люблю…

– Что? – спросил Карл зло.

– Смотреть люблю, – прогрохотал Константин весело, – на таких вот… га-га-га!.. Как они пронеслись, смотреть любо!..

– Что тут хорошего? – спросил Карл раздраженно. – Не верю я им!.. В Сицилии, ладно, еще понимаю, но зачем их с собою и сюда тащим?

– А почему нет?

Карл рыкнул:

– Они ж тут в родной Сарацинии враз переметнутся на сторону сарацин!.. И всех нас повяжут во сне, передадут своим!

Константин перестал хохотать, лицо стало почти серьезным.

– Дорогой друг, такие подозрения неуместны. Они, можно сказать, выражают недоверие нашему императору! Если он взял их с собой в качестве личной охраны, значит, доверяет.

Поднятая копытами желтая пыль оседала долго и нехотя, предпочитая блистать на солнце мелкими искорками. Цветные конские попоны вскоре стали серо-желтыми, Вальтер часто чихал и выплевывал на дорогу плотные сгустки пыли.

Они ехали еще несколько часов, наконец вдали в фиолетовой дымке начала проступать некая гора. Тангейзер рассмотрел, что она вся усеяна домиками с плоскими крышами.

Константин величественно протянул руку, словно готовился отдать приказ атаковать и уничтожить вражеское войско.

Тангейзер проследил взглядом за указующим перстом. Крохотные домики странно кубические, такие же светло-желтые, как и песок пустыни. Между ними торчат странные деревья, когда высокий ствол, а на вершине вместо веток лишь гигантские листья, каждое по два ярда в длину.

– Яффа, – сказал Константин. – Кстати, неплохой морской порт.

Тангейзер спросил в удивлении:

– Тогда почему мы высадились на пустынном берегу, а не прямо здесь?

Константин ухмыльнулся.

– Здесь сарацины всегда готовы к защите. А мы оказались бы беспомощны…

Берег, как видел Тангейзер, достаточно крут, домики громоздятся на нем буквально один над другим так, что, выходя из дверей, обязательно окажешься на крыше соседа.

От воды Яффу отделяет длинный ряд высоких и непроходимых для кораблей рифов, зато справа и слева у воды множество лодок, как под парусами, так и весельных.

– Как будем атаковать? – спросил он. – Что-то не вижу сарацинской армии… Господи, да вон же они!

Он выхватил меч, лицо загорелось жарким пламенем, глаза заблестели, как звезды, он стал словно бы выше ростом, а руки заметно потолстели.

Из распахнутых городских ворот навстречу выплескивается легкая конница сарацин, но все в прекрасных кольчугах, в железных конических шлемах, что надежнее в бою, чем рыцарские, под всеми великолепные кони…

Тангейзер часто дышал и смотрел на сарацин неотрывно в ожидании сигнала к атаке.

Константин сказал весело:

– Да что с вами? Своих не признаете?

Вальтер всмотрелся в сарацин, что продолжают выплескиваться из городских врат, хотя вообще-то стена в руинах, можно перескочить где угодно.

– Своих? – переспросил он.

А Карл бухнул гулко:

– Я и смотрю, на тебя так похожи!

Константин беспечно гоготнул, огромный и довольный, как величественный слон.

– Ну вот, уже начинаете привыкать.

Тангейзер сказал нервно:

– А меня всего трясет! Не знаю, привыкну ли вообще…

Он заметил, что могучий рыцарь присматривается к нему, но не понимал причины. А Константин в самом деле поглядывал на самого молодого из них с двояким чувством. В германских землях хорошо знают австрийско-баварский дом фрайхерров Тангузенов, давший так много славных полководцев, военачальников, политиков и могущественных лордов, способствовавших укреплению и величию многих княжеств.

Однако Тангейзер лишь обликом вылитый Тангузен: высок, широкоплеч и неприлично красив. Силен и великолепно владеет всеми видами рыцарского оружия, к тому же умеет стрелять из лука как может мало кто из лучников. Однако чересчур беспечен, не стремится к воинским подвигам, хотя стычек с противником не избегает, а за время путешествия из Европы к берегам Яффы шесть раз дрался в поединках и в каждом одержал победу быстро и жестоко.

Кроме того, он не просто умеет прекрасно складывать стихи и перекладывать их тут же на музыку, это входит в обязательное обучение любого молодого рыцаря, и потому многие умеют писать стихи, однако он иногда проговаривается, нарочно или намеренно, что это более славное занятие, чем побеждать с мечом в руке.

Сарацинское войско, числом примерно около двух тысяч, построилось ровными квадратами, что для них неслыханно, затем из ворот галопом вынеслось еще трое, у всех в руках трепещут знамена…

Тангейзер ахнул:

– Этого не может быть!

– Знамена Его Величества, – подтвердил Вальтер. – Они захватили для нас Яффу?

Константин проговорил с торжеством:

– Почему не может быть? Это же наш император, а не какой-нибудь тупой головорез вроде Ричарда Львиное Сердце.

– Но это же сарацины! – вскрикнул Тангейзер.

На его глазах сарацины ровными квадратами так и понеслись, нацелившись в середину рыцарского войска, где как раз и находится император.

– Ох, – сказал Тангейзер нервно, – что-то я не доверяю им!

– Напрасно, – буркнул Константин. – А я еще удивился, когда император прибыл без его личной охраны… Оказывается, он посылал их вперед на захват Яффы.

Тангейзер пробормотал:

– Что… они захватили Яффу для императора?

Константин сдвинул плечами.