История армянского народа. Доблестные потомки великого Ноя

Монета Хараспа

Монета Аршама

Эти царства тогда были фактически единственными по-настоящему цивилизованными странами Закавказского региона. Их жители были умны и предприимчивы, бдительны и полностью пропитаны эллинистическим влиянием. Они писали на греческом языке и со времен македонского завоевания хорошо познакомились с использованием денег. Золотые дарики и серебряные сикли Ахеменидов и монеты, чеканившиеся сатрапами^[32], которые мало ходили в северных странах, сменились македонскими и селевкидскими монетами, а также теми, которые выпускали греческие колонии на Черном море. Драхмы парфян, которые тогда только появились, несколько веков были главной денежной единицей.

Монета Абдиссара

Монета Ксеркса

Мовсес Хоренаци утверждает, что Арташес чеканил деньги со своим портретом, что весьма правдоподобно. Но до нас не сохранилось ни единой монеты этого правителя. Более того, последовательность армянских монет, открытых до сего дня, изобилует пробелами, и интерпретация надписей на них часто вызывает большие сомнения. Если основываться на доступных коллекциях монет, то нумизматическая летопись начинается со второй половины первого века Селевкидской эры, и единственные правители, чьи монеты у нас есть, это: Харасп, период неизвестен, Аршам (ок. 230 до н. э.)^[33], Абдиссар (ок. 200 до н. э.) и Ксеркс (ок. 170 г. до н. э.)^[34], и ни одно из этих имен не присутствует в армянских списках; затем Тигран II, Артавазд II, Тигран III, Тигран IV, Тигран V и его сестра Эрато. Наконец, у нас есть голова Арташеса, сына Полемона, которая встречается на обратной стороне нескольких монет, чеканившихся Германиком. В отсутствие армянских предметов искусства и ремесел и остатков зданий, современных греческому периоду^[35], исследование типов и надписей имеющихся у нас монет дает нам надежные основания полагать, что Армения стала одним из центров эллинизма на Востоке. Напрасно персы пытались ассимилировать армян и навязать им свои восточные обычаи и верования; иранская культура не отвечала стремлениям этого народа, тогда как греческая цивилизация в традициях европейских арийцев нашла в Армении благодатную почву для развития.

Такова история зарождения армянской нации. Эти анналы, до сей поры мало известные, могут по праву внушить гордость этому народу, который, удерживая аванпост индоевропейской цивилизации среди азиатских держав, никогда не опускал высокого знамени арийцев. В языческие времена армяне на протяжении веков хранили греческую культуру, а как христиане стали величайшими защитниками нашей веры и западной цивилизации; следовательно, их роль в истории всегда была значительной с самого завоевания Азии македонцами. Но даже еще до Александра Великого, когда эллинистические народы боролись каждый за себя, Армения была мощной державой, с которой приходилось считаться могущественным правителям Азии. Эта та часть армянской истории, которая известна меньше всего, хотя она представляет наибольший интерес, ибо вся жизнь армянского народа вплоть до наших времен является не более чем следствием этих ранних страниц, и причина того, что армяне в течение двадцати веков выказывали такую энергию, такую доблесть и такую привязанность национальному духу, состоит в том, что noblesse oblige^[36].

Глава 2

Правление Тиграна II Великого. – Лукулл и Помпей в Армении. – Раздел страны римлянами. – Последние цари из династии Арташеса

До начала I века до н. э. армяне сталкивались на поле боя только с азиатскими народами, которым, хотя они и обладали несомненным могуществом, не хватало организации и дисциплины, а ведь именно от них в первую очередь зависит сила армии. Сами придерживаясь восточных принципов, которых не смогли искоренить ни греческое влияние, но завоевание Александром, управляемые по принципам феодальной системы, подобно персам, они собирали армии через представителей знати, которые сами стояли во главе своих контингентов и не всегда подчинялись царской власти так, как того требовало благополучие нации. Но у парфян, правителей Понта, всех мелкие царьков Малой Азии и даже у самих Селевкидов административная и военная неопытность была такой же, как у Армении. Вследствие этого армянский народ мог часто с большим успехом противостоять любым посягательствам соседних государств.

Портрет царя Тиграна II Великого. С тетрадрахмы, хранящейся в Британском музее

Со времен Тиграна Великого, однако, противоборствующие элементы приняли новый характер по причине появления римских легионов. Встретившись с равной численностью, азиатское сопротивление превратилось в миф. Великая Республика, опираясь на своих полководцев и дипломатов и на свою военную мощь, использовала ее вместе с политической дальновидностью для завладения природными твердынями Армении, господствовавшими над Западной Азией и составлявшими плацдарм для войн с Мидией, Сирией и Понтом. Поэтому, как только представилась возможность, римские военачальники не стали терять времени и пошли противоположным курсом, нежели тот, которым раньше шли Ахемениды и даже парфяне, а позднее Сасаниды, арабы и турки. За овладение Арменией борьба шла веками, и армянам суждено было подвергнуться всевозможным влияниям, которые часто были губительными, когда разделяли армян, преследовавших разные цели. Часть ее феодальной знати предпочитала персов, другая – римлян, и многие из них – увы! – слишком часто забывали о наивысших интересах царя и народа.

Тетрадрахма Митридата Великого. Нумизматическая коллекция в Париже, рисунок М.Ж. Эмона

В правление Артавазда II (или Артоасда) около 112 года до н. э. его сосед Митридат V Великий, понтийский царь, расширил посредство завоевания границы своих владений. Осознавая всю опасность, которая когда-то будет грозить его царству из-за близости с новообретенными владениями Рима, этот правитель задумал основать обширную империю, которая могла бы устоять в борьбе с римскими полководцами. Кровь Ахеменидов, текущая в его жилах, внушила ему замысел вернуть Малой Азии ее былое великолепие и мощь, но он видел в своих планах эллинизированную Азию, сочетающую не только старые традиции Востока, но и греческую культуру, которой теперь грозила гибель с Запада. С глубоким политическим предвидением он осознал раскол, который позднее произойдет между Римом и Византией, между Западом и Востоком. За семь лет Митридат прибавил к своим владениям Колхиду, побережье Черного моря, Херсонес Таврический и часть Армении между долинами Фазиса и Кира. Когда, однако, он попытался расшириться на восток от Евфрата, его остановила там доблесть армян, и народы Кавказа объединились ради сохранения своей родины. На востоке царство Митридата никогда не распространялось дальше Сурамского перевала: и жители долин Кира и Аракса, а также Эрзерумской равнины сохранили независимость. Эти страны были разделены на множество мелких царств и владений, чьи воинственные повелители не признавали никакой власти, кроме собственных прихотей. В Закавказье и в горах обитали несколько все еще очень нецивилизованных племен, которые постоянно находились в состоянии войны с соседями, включая армян, и только мощь Рима смогла в конце концов подчинить их, хотя бы номинально.

Драхма парфянского царя Митридата II

Такова была политическая Драхма парфянского царя ситуация на севере Западной Азии, когда Тигран II, прозванный Великим (94–54 до н. э.), взошел на трон Армении. С ним начался самый славный военный период в истории страны.

Еще юношей Тигран находился у персов в заложниках, и именно парфянский царь Митридат II позаботился о том, чтобы ему дали корону. Но царь царей взыскал в уплату шестьдесят шесть долин из владений Артавазда II.

Можно сказать, что отчетливая история Армении начинается с этого нового царя, ибо утверждения местных христианских авторов, часто, к прискорбию, столь сомнительные, отныне могут быть удостоверены множеством сочинений, оставленных нам греческими и латинскими авторами. Что касается анналов языческой Армении, которые, несомненно, когда-то существовали на греческом или пехлевийском языках, они до наших дней не сохранились.

Царь Понта Митридат, поняв, что никогда не сможет покорить армян и что Тигран будет очень опасным соседом, стоящим на его дороге, если только понтиец не привлечет его в союзники, сделал все, чтобы вовлечь Тиграна в свою войну с Римом. Тигран, для которого Понтийское царство освободило весь юг Малой Азии, посчитал, что этот союз даст его владениям статус, который позволит ему на равных разговаривать и с Римом, и с персидскими Аршакидами. Поэтому он решил разделить цели и опасности с Митридатом.

Тетрадрахма парфянского царя Орода I

Молодой царь, который уже владел обширными территориями, начал с завоевания Софены, потом обратил армии против парфян и отнял у Персии области, которые был вынужден отдать при своем восшествии на престол. Наконец, воспользовавшись дворцовым переворотом в Ктесифоне и убийством Митридата II Ородом I, Тигран – у которого было время для упрочения своей силы и который обладал безграничным честолюбием, – вспомнив об унижениях, пережитых при парфянском дворе, надменно возложил на себя титул царя царей^[37]. Этот титул носили правители Ирана со времен Ахеменидов. Тигран таким образом последовал примеру, установленному Селевкидами, и показал, что обдумывает великие завоевания. Посредством брака он породнился с родом прозорливого понтийского царя, заклятого врага римлян. Вследствие этого он без сомнений атаковал правителей, находившихся под римским протекторатом, и около 91 года до н. э. вторгся в Каппадокию, которую, вероятно, по традиции считал принадлежащей армянскому отечеству. Выгнав Ариобарзана, которого Сулла только что поставил править этим регионом, он посадил вместо него Ариарата, возможно, сына его союзника Митридата. Царь Понта, несомненно, участвовал в этом походе, ибо, как только Каппадокия была завоевана, Ариарат выступил против легионов, тогда находившихся в Аттике. Молодой правитель, однако, умер по дороге, и Митридат, разгромленный Суллой, был принужден по Дарданскому миру отказаться от притязаний на Малую Азию и Каппадокию. Бывший царь последней провинции Ариобарзан вернулся на свой трон.

Золотая монета Суллы

Тигран, однако, вняв предупреждению в виде провала его союзника, посчитал разумным не преследовать своих целей на землях, защищаемых Римом, и повернулся к другим границам. За несколько лет он подчинил Гордиену (Северный Курдистан), индийскую Атропатену (Азербайджан), Адиабену (Мосул), регион Нисибина (Антиохия Мингидонская) и, наконец, Эдесское царство или Осроену и поставил над ней аравийский род, к которому позднее принадлежали Абгар и Ма’ну. Его амбиции, однако, еще не были удовлетворены, ибо затем, отбросив всякую осторожность в отношении римлян, он снова поднял оружие против Запада. Покорив Софену во второй раз, он разорил Каппадокию, где захватил множество рабов и богатую добычу, и отправился на Киликию и Сирию.

Во время этих кампаний Тигран не столкнулся с противодействием римлян. Ему казалось, что римские полководцы боятся выступить против монарха, чьи владения всего за несколько лет увеличились в таком масштабе. На пути в Антиохию армянский царь ненадолго остановился в провинции на Тигре, чтобы составить планы и надзирать над строительством великого города Тигранакерта, который он решил основать южнее реки. В этих работах участвовали пленники, захваченные в Каппадокии, Киликии и Сирии, когда внезапно, после того как царь отправился в Антиохию, там появился Лукулл во главе римских легионов.

Тогда армяне впервые лицом к лицу столкнулись с римской армией, ибо доселе сенат щадил армянского царя. По сути дела, хотя амбиции понтийского царя шли против политических целей Рима в Азии, пока что Армения действовала в римских интересах. Ее царство, стоящее между парфянскими и римскими владениями, будучи враждебным к персам, оказывало Риму значительную услугу самим своим существованием, а кроме того, армяне были единственными посредниками в торговле Средиземноморья с Центральной Азией теперь, когда разорвались связи между Римом и Ктесифоном. Однако походы Тиграна в Каппадокию, Киликию и Сирию, находившехся под защитой сената, вызвали в Италии раздражение и тревогу. Было известно, что, хотя Тигран и не принимал участия в последнем нападении Митридата V, он тем не менее был союзником понтийского царя, своего тестя. Фактическая коалиция двух царей могла стать очень опасной, если – и вероятность такая существовала – два эти мощных государства объединятся с персидскими Аршакидами, чтобы изгнать легионы из Азии. Поэтому с армянами нужно было действовать твердо, а их царя – заставить осознать, что он обязан уважать территории, находящиеся под римской защитой, и не расширять своих границ дальше Тигра и Армянского Тавра.

Сенат не решался развязывать войну против царя, который казался им вторым Митр ид атом, и размышлял, а соизмеримы ли результаты подобной кампании с рисками для республики и огромными расходами, которые она неизбежно повлечет за собой, когда Антиох и его брат, наследники Селевкидов, изгнанные из Азии, обратились к отцам-сенаторам за помощью в восстановлении прав на владения предков. Тогда Лукулл, более дальновидный, чем сенаторы, не стал терять времени и поддержал наследников Александра.

Кроме того, его последние победы в Кабире, у истоков реки Галис, над царем Понта подвигли его скорее приступить к исполнению планов, и, не дожидаясь приказа из Италии, он надменно приказал Тиграну доставить к нему Митридата. Митридат после разгрома своей армии бежал к армянскому царю, но сначала убил в Фарнакии двух своих сестер и жен, чтобы спасти их от рабства.

Тигран находился в Антиохии, когда пред ним предстал Аппий Клавдий, посланный к нему Лукуллом. После отказа царя передать римлянам родственника и гостя римский полководец поспешил к Евфрату во главе 12 тысяч ветеранов и 3 тысяч всадников и, перейдя через Софену, выступил на город Тигранакерт.

Перед лицом этой угрозы армянский царь покинул Сирию и, повесив по дороге гонца, принесшего ему весть о наступлении Лукулла, ушел в горы между истоками Евфрата и истоками Тигра. Из центра своих владений он призвал к оружию многочисленных подданных и вассалов и вскоре узнал, что римский авангард, разбив войска его полководца Митробарзана, осадил Тигранакерт.

Город храбро сопротивлялся, и Манкей, командовавший гарнизоном, использовал для обороны все средства, которые только были в его распоряжении. Осадные орудия тонули в реках горящей сырой нефти, и римские солдаты под градом стрел не могли приблизиться к стенам, когда Тигран, появившись с гор с 20 тысячами войск, подошел на помощь городу, ожидая легкой победы над маленькой армией Лукулла. Римский полководец, однако, не дал противнику времени опомниться; оставив перед городом 5 тысяч человек, он выступил на Тиграна всего с десятью тысячами и храбро пересек реку, отделявшую его от врага.

Таксил, один из полководцев Митридата, который мудро советовал царю избегать крупномасштабной битвы, но окружить Лукулла и непрестанно его изводить, пока он не потеряет силы из-за голода. Но Тигран, сопоставив свое огромное войско с относительно малочисленным врагом, пренебрег советом Таксила, хотя тот говорил на основании собственного опыта, так как знал о военной доблести римлян не понаслышке. Безрассудство царя дошло даже до того, что он не занял двух холмов, господствовавших над полем битвы, где были сосредоточены тысячи его всадников. Заметив это упущение, Лукулл приказал двум когортам занять эти небольшие высоты, и, овладев ими, он сразу же пустил вперед свою конницу и атаковал армян с фланга. Бой был в разгаре, и конница Тиграна встретилась с римлянами, когда легионеры с холмов обрушились на армян с тыла. Атакованная с двух сторон одновременно, лучшая армянская конница, состоявшая из личной царской гвардии, была отброшена прямо на пехоту. Той не хватило времени выстроиться в боевой порядок, и, таким образом, всю армию Тиграна охватил хаос, и она подалась назад, а потом и вовсе обратилась в бегство, преследуемая победителями. Тигран был обязан жизнью только быстроте своего скакуна, и римляне, одержав победу после короткой стычки, подобрали его царский венец на поле боя.

Монета Антиоха Теоса, царя Коммагены

В Тигранакерте Манкей пытался поддерживать храбрость гарнизона после этого внезапного и оглушительного провала, но бесчисленные пленные греки в стенах города открыли перед римлянами его ворота. Лукулл нашел в городских амбарах 20 миллионов медимнов зерна^[38], а в сокровищнице – 8 тысяч талантов золота^[39], громадную сумму для того времени, которая позволила ему возместить все военные расходы и заплатить каждому солдату премию в 100 денариев^[40].

Эта битва освободила от армянского господства всю среднюю долину Тигра и провинции южнее, отнятые Тиграном незадолго до того у парфян и сирийцев. Лукулл оставил эту территорию за собой и вторгся в Коммагену, чей трон затем отдал Антиоху Теосу. После этого он взял город Самосату, триумфально прошел по Сирии, Финикии, Киликии, Галатии и Софене и восстановил царство Селевкидов.

Это стало страшным ударом для Тиграна, но царь Понта вскоре вернул ему мужество. Пока продолжалась битва в Тигранакерте, Митридат уже спешил на помощь к союзнику с 10 тысячами армян. Он прибыл слишком поздно, чтобы предотвратить победу Лукулла, однако он все же успел спасти армян от еще большего разгрома. Тигран с тех пор утратил доверие римлян, и продолжение войны было в интересах царя Понта, ведь если бы царь Армении заключил мир с победителями, дело Понта было бы безвозвратно проиграно. Поэтому Митридат использовал все свое влияние и всю свою силу убеждения, чтобы уговорить зятя продолжать войну и доверить ему (Митридату) возглавить войска. Ему тогда было уже за шестьдесят, и его возраст и знакомство с тактикой и стратегией врага были гарантией успеха их объединенных армий.

Тетрадрахма парфянского царя Фраата III

Два царя отправили послов ко всем правителям Азии, прося их восстать против общего врага, против осквернителя богов, ибо Лукулл без всяких зазрений совести позволял войскам грабить их самые почитаемые храмы. Разве он только что не разграбил знаменитую святыню Анахиты?

Большинство правителей ответили на призыв Митридата и Тиграна. Царь парфян Фраат III, однако, отклонил все сделанные ему предложения, хотя ему предлагали вернуть Месопотамию и Адиабену, которые когда-то были отняты у него. Персидский царь, возможно, тогда был занят на восточных границах или, возможно, был бы не прочь увидеть падение Тиграна, который причинил Аршакидам столько бед. Мы слишком мало знакомы с персидскими анналами, чтобы иметь возможность уверенно говорить о причинах его отказа^[41].

Была поспешно собрана новая армия, и два царя, признав, что азиатские войска не пособны оказать достойное сопротивление легионам, решили прибегнуть к тактике парфян, то есть изводить врага непрестанными вылазками, не вступая в бой. Многочисленная конница, которой располагали оба союзника, составлявшая практически половину их армии, дала им возможность не давать врагу ни единой передышки. Это оказалось роковым для Лукулла, чей престиж в Риме падал с каждым днем, так что ему обязательно припомнили бы даже мельчайшую неудачу. Гордость этого полководца, роскошества и аристократические вкусы нажили ему немало завистников и недоброжелателей в Италии. Его обвиняли в намеренном затягивании войны. Утверждали, причем вполне оправданно, что проконсула гораздо больше волнуют трофеи, чем битвы. Более того, римская армия, устав от бесконечных стычек, от железной дисциплины, от долгих и утомительных маршей, имея очень малую долю в добыче, которую так бесстыдно присваивал их военачальник, возроптала и пригрозила бунтом. Лукулл должен был любой ценой одержать решительную победу, чтобы поднять боевой дух солдат и заставить смолкнуть недовольных в Риме.

Пробыв какое-то время в Тигранакерте, Лукулл уехал оттуда в середине лета (68 г. до н. э.) и перешел Синджарские горы, долину Тигра и Армянский Тавр и, пройдя по восточному берегу озера Ван, вступил в Великую Армению и долину реки Арсаний (Мурат). Разгромив армянскую конницу, он переправился через реку и собирался осадить Арташат, когда его застала суровая зима, которая на этом высокогорье начинается очень рано. Его солдаты взбунтовались. В этих краях, так плохо известных римлянам в том, что касается обеспечения продовольствием и естественных преград, Лукулл боялся поставить свою армию под угрозу. Поэтому он отступил в Южную Армению, чтобы перезимовать в крупном городе Нисибине, который он взял приступом под покровом темной и ненастной ночи. Это отступление, хотя оно было вызвано суровостью климата, его враги в Риме тем не менее раздули вне всякой меры.

Услышав, что Лукулл ушел на север, армяне вернулись в Тигранакерт. В городе оставался лишь небольшой гарнизон под командованием Фанния, и тот, будучи не в состоянии поставить достаточно людей на крепостной вал, оставил город и нашел убежище в отдаленной крепости, где Тигран его и осадил. Лукулл, несмотря на данное солдатам обещание вернуться в Италию, оставил Нисибин, чтобы выручить своего военачальника, но дальше этого его наступление не пошло. Дурные вести пришли к нему и из Северной Азии, и из Италии. Митридат только что разгромил армейский корпус Триария в Зеле, недалеко от реки Ирис (Ешильырмак) и вернул себе свое Понтийское царство; тогда как сенат, поддавшись на громкие крики демагогов и финансистов, в чьи сделки Лукулл вмешивался или наживался на них, отозвал полководца вместе с его войсками из Восточной кампании, а вместо него послал свежую армию во главе с Помпеем. Лукулл находился в Талавре, когда его достигли приказы сенаторов. Он продолжил путь по труднопроходимой местности, и его отступление стало знаменитым. Тем временем Митридат, освободившись от всех забот, при помощи большой армии, приведенной Тиграном, взялся за возвращение своего царства.

Лукулл вернулся с Востока после безрезультатной, но все же достопамятной кампании, нагруженный немыслимыми сокровищами, в чем и заключалась его единственная победа. Помпей же оказался везучим и по прибытии в Азию обнаружил, что в стане его врагов поселились распри. Тигран, от природы более жестокого нрава, который еще пуще ожесточился из-за неудач, убил двоих собственных сыновей, и его третий сын – Тигран Младший, внук царя Понта от его дочери Клеопатры, – движимый то ли страхом, то ли честолюбием, присоединился к новому римскому полководцу и обратился с оружием в руках против собственного отца. Наконец, парфянский царь Ирана Фраат III благодаря хитрому дипломатическому ходу объединился с Римом, и за его помощь ему обещали вернуть его прежние провинции в Месопотамии до самого Евфрата. Контингент царя царей довел численность армии Помпея до 50 тысяч человек, тогда как у Митридата было только 30 тысяч пеших воинов и 3 тысячи всадников.

Первая стычка противников произошла на левом берегу реки Ликус, недалеко от места будущего города Никополя, и римский успех благодаря неожиданной атаке обернулся для врага катастрофой.

Помпей занял высоты, господствовавшие над горным перевалом, по которому должна была продвигаться понтийская армия, и Митридат, получив неверную информацию от своих разведчиков, ни о чем не подозревая, остановился из-за завала на дороге в самом разгаре дня. Легионеры воспользовались шансом внезапно атаковать нарушенные ряды врага и устроили жестокую резню. Царь бежал с горсткой сторонников и одной из жен, которая билась бок о бок с ним, и добрался до Евфрата, где к нему присоединились остатки армии. Оттуда он отправился в Армению, надеясь найти у своего зятя убежище и помощь. Тигран, однако, сам был вынужден бежать в горы, чтобы спастись от сына и парфянского царя Фраата III, который тогда осаждал Арташат, и вследствие этого не мог оказать никакой помощи союзнику. Тем не менее вскоре после этого Тигран узнал об отступлении персидского царя и выгнал вражеские войска, остававшиеся в его столице, вступив в бой с собственным сыном.

Несмотря на эти мелкие успехи, царь Армении ощущал тяжесть римской мощи и, сознавая, что обречен, если не сумеет успокоить ярость сената, послал Помпею предложение мира. Он обещал не помогать Митридату и даже предложил сто талантов награды любому, кто доставит к нему былого союзника. Он арестовал посланцев тестя и доставил их к полководцу-победителю, который, остановив погоню за Митридатом, бежавшим к Фазису, в Абхазию и Крым, пересек Араке и стал лагерем в виду Арташата. Помпей, конечно, не отказывался вести переговоры с Тиграном, но он собирался навязать Армении собственные условия, чтобы держать ее в подчинении Риму и сделать страну оплотом для борьбы с парфянами, с которыми Рим не мог долго находиться в союзе, так как он противоречил общей восточной политики сената.

Признав сопротивление бесполезным и опасаясь интриг сына, Тигран принял жесткие условия победителя. Старый царь, сбросив свою багряную мантию, в одном только царском венце, приехал в неприятельский лагерь и передал римлянам скакуна и меч, а когда его привели к проконсулу, он отдал ему свой венец и принес присягу.

Удовлетворенный таким полным подчинением, Помпей любезно встретил царя, вернул ему знаки царского величия. Однако условия, которые Тигран был вынужден принять, оказались очень суровыми. Он отдал римлянам Сирию и Финикию, Киликию и Каппадокию, Софену и Гордиену, отказался от всех будущих притязаний на эти провинции и обязался выплатить победителям возмещение в 6 тысяч талантов.

После этого разгрома, когда Армения превратилась в римский протекторат, когда Митридат лишился своих владений и находился в бегах, у Помпея не оставалось причин сохранять союз с парфянами. Под шатким предлогом он напал на Фраата и захватил Гордиену и Северную Месопотамию, которую отдал Тиграну, чтобы помешать примирению армян и персов. С севера иберы и албанцы атаковали римлян зимой 66/65 г. до н. э., и проконсул отбросил албанцев назад к северному берегу Кира и выгнал в горы иберийского царя Артака. Наконец он выкроил из Малой Армении новое царство для Дейотара, бывшего тетрарха галатского племени толистобогов, включив Понтийскую Армению до самых границ Колхиды и владений Тиграна, восточную часть Понтийского царства с городами Фарнакией и Трапезунтом. Бывшие владения Дейотара вошли в его новое государство, а именно Галатия и провинции между Амисосом (Самсуном) и устьем реки Галис.

Таким образом, поход Помпея создал в Азии очень благоприятную для Рима политическую ситуацию. На севере Малая и Великая Армении, протектораты республики, были постоянной угрозой для Аршакидов Ирана и позволяли легионам предпринять наступление на персов в любой подходящий момент. Было бы преждевременно навязывать этим странам более суровые условия и превращать их в римские провинции, ибо сенат тогда проводил более широкую политику и предвидел тот день, когда после завоевания парфян римская мощь распространится на бассейны рек Тигра и Евфрата, на земли севернее Аракса и персидский Арабистан. Эти честолюбивые планы подразумевали не только безграничное расширение азиатских провинций Рима, но и прежде всего овладение шелковыми путями, шедшими через Сирию и Персидский залив. Через две тысячи лет после этих событий еще большая империя также возжелала власти над всем миром, и ради удовлетворения амбиций развязала самую чудовищную войну, нацеленную на захват этой восточной артерии.

Тетрадрахма царя Армении Тиграна II (на обратной стороне Фортуна города Антиохии)

Бронзовая монета Тиграна II

Уйдя из Азии, Помпей оставил Армению не только завоеванной, но и униженной. Тиграна Младшего в цепях отправили в Рим, чтобы участвовать в триумфе победителя. Что же касается персидских Аршакидов, то их гордость была не менее уязвлена; изгнанные из Гордиены и лишенные ее, а также Северной Месопотамии, которая отошла старому царю Тиграну, они могли только мечтать о возобновлении военных действий с целью вернуть утраченные территории.

Разгромив Митридата и Тиграна, римляне положили конец македонской цивилизации в Азии, ибо от государств, рожденных завоеваниями Александра, уже не осталось ничего, кроме руин, и мелкие царьки были не способны сохранить имя эллинов. Два великих царя Понта и Армении были последними, у кого еще был шанс когда-то возродить в своей земле великолепную цивилизацию Греции.

Среди драгоценнейших сокровищ греческой нумизматики в Азии первое место мы должны отдать великолепным тетрадрахмам Митридата и Тиграна, царей с просвещенными вкусами, чье деятельное правление заслужило им прозвище Великих. Ни единую монету сирийских Селевкидов или египетских Птолемеев нельзя сравнить с великолепными портретами царей Понта и Армении. Причина неудачи, постигшей эти два престола, заключалась в том, что оба они посмели противостоять мощи Рима. Если бы Тигран и Митридат жили в другие времена, они основали бы великие империи, ибо их политическим замыслам был свойствен широкий размах. Они оба делают честь греческой культуре не только храбростью, которую выказали в сражениях с величайшими полководцами древности, но и широтой взглядов и дальновидностью.

Подобно Александру, Тигран основывал города. По его приказу, словно во сне, возник Тигранакерт на юге его царства, и, как только в новой столице Армении появился театр, туда приехали афинские актеры, чтобы представлять в нем шедевры греческой драматургии. Царь вызвал греческих скульпторов, чтобы украсить город, и как Митридат собирал сокровища искусства в Пантикапее (в Крыму), так же и Тигран велел привозить в его владения редкости античной Греции. Все сановники царского двора, все приближенные вельможи говорили и писали на языке Демосфена, а сын царя Артавазд самолично сочинял греческие трагедии и речи, в которых мы читаем похвалы Плутарху. Так Тигран, занятый ведением войн и грандиозными политическими замыслами, тем не менее посвящал немногие часы досуга просвещенным удовольствиям. И при понтийском дворе, и при армянском мы бы встретили не меньше интеллектуальности и тонкости вкуса, чем в Риме, Афинах или Александрии, при дворе сладострастной Клеопатры.

Судьба не была благосклонна к Тиграну; разбитый противником, перед которым вынуждены были склоняться правители всего мира, он нехотя смирился, и историки не всегда были справедливы к этому монарху из-за его неудач. Если бы он одержал победу над Лукуллом и Помпеем, древние авторы превозносили бы его до небес, а вслед за ними и современные.