Kitabı oku: «Утро дней», sayfa 5

Она с наивной откровенностью произнесла это «тоже». Лева не заметил его, потому, вероятно, что он мало задумывался над тем, какие чувства питала к нему его подруга. Ведь уж наверно не дурные! Этого не могло быть.

– Смотрите-ка, вот погреб…

Погреб оказался превосходным. Лева его вырыл между толстыми березами и с дорожки, не зная места, его никто не мог заметить. Четырехугольная небольшая яма глубиной около полуаршина была усыпана внутри песком. В одной стенке Лева прорыл углубление, тщательно обложил его кирпичами, которые склеил настоящим цементом и приделал даже дверку. За дверкой пол Лева также выложил кирпичами.

И погреб вышел на славу. Дети спрыгнули в яму и Лева отворил дверку. Там на кирпичном полу лежали груши, сливы и два яблока. Запас был пока невелик, но Вета почувствовала удовольствие и некоторую гордость при мысли, что Лева о ней так заботится.

– Я сюда буду все приносить, что у садовника достану, – говорил Лева, тщательно запирая дверку. – Знаете? Если и дождик пойдет – ничего. Не промочит. Я нарочно так устроил… Теперь дожди начнутся.

Он умолк. Дети сели на край ямы и спустили ноги вниз.

– Скоро осень, – грустно проговорила Вета. – Как-то зима пойдет?

– Непременно приеду на Рождество. Вот вы увидите. Ах, этот корпус! Да теперь и дома у нас гадко. Николай, слышали, женится на этой… как ее? веснушчатой.

– Да… слыхала.

– Вы думаете, влюблен он в нее?

– Я думаю, влюблен… Если женится.

– И она ему кажется красивой? Ну уж этому я не поверю, Это ужасно, если кажется. Может быть, он просто хочет ее деньги взять. Я слышал, он говорил папе, что в ее хуторе богатая земля. И дом за ней в городе.

Вета взглянула на собеседника – но ничего не сказала и вздохнула.

– О чем вы?

– Так. Скучно о них думать. Бог с ними. И я их всех как-то боюсь.

– И меня?

– Ну, вас! Разве вы такой! Вы – Герман, – сказала она и улыбнулась. – И дедушки не боюсь. Вон дедушка бредет! Не может без меня…

Она вскочила и побежала навстречу старику.

– Куда, куда запропастились? – твердил старик. – Уж давно завтракать пора. Я ищу – нигде. Что это, в самом деле?

– Мы, дедушка, на погребе были. Вы никому не говорите, что у нас здесь погреб. Тогда и вам дадим слив. А какой погреб – дождик пойдет – не замочит.

Дедушка потребовал, чтобы его свели на погреб. Осмотрел тщательно и похвалил. Потом вес трое направились к дому.

– Да, скоро, скоро пройдут красные дни, – шамкал дедушка. – И как мы с тобой, внучка, зиму будем коротать?

– На Рождество Лев Петрович приедет, он непременно обещал, – проговорила девочка.

– Что ж, Лев Петрович? Теплее от него не будет, он не солнышко. А впрочем, приезжай, приезжай… – добавил он ласково и выразительно. – Только молодых с собой не привози. Ох, голова от этой всей мерзости болит, – сказал он неожиданно громко. – Иной раз, хоть и греет солнышко, а и на солнце бы не смотрел. Неверно живут. С вами только отдыхаю.

Вета с изумлением взглянула на старика. Он редко говорил. Должно быть, его чем-нибудь раздосадовали.

На площадке, перед домом, где был разбит цветник, молодежь играла в жмурки. Тощий офицер в несвежем кителе – горел. Он метался из стороны в сторону, как человек, страдающий зубной болью. Барышни перебегали с одного места на другое, слегка повизгивая. Николай Петрович, дернув офицера сзади за китель, отскакивал мячиком и увертывался. Светлый балахон его развевался. Это смешило барышень. Наталья Мартыновна, вся красная, в ярко-голубом платье, видимо наслаждалась. Заметив старика с детьми, она шаловливо крикнула:

– Дедуська! Идите с нами иглать! Вы совсем не сталенький!

Дедушка, согнувшись и семеня ногами, торопливо прошел мимо.

На балконе сидели «старшие». Отец строго взглянул на Леву и сказал:

– Рекомендую тебе не опаздывать. Все уже позавтракали.

V

Прошла целая неделя хороших, ясных дней. Потом небо нахмурилось, побежали низкие, дымные тучи, дождик то принимался накрапывать, то переставал. От сильного ветра деревья сада сразу поредели. Гости уезжали и опять приезжали. Дни уменьшались, ночи длиннели.

Лева был весел. Он получил каким-то счастливым случаем отсрочку своего корпусного экзамена на целых две недели. Он, впрочем, ни разу не задался мыслью, выдержит ли он переэкзаменовку. Не все ли равно?

После обеда, несмотря на тучи и сырое время, он отправился за три версты, на соседний хутор. Там продавали кролика за сорок копеек. У Левы был целый рубль нетронутых денег и он сказал Вете, что пойдет и купит кролика. Его можно держать сначала в кухне, а потом Лева сам ему смастерит клетку, вроде домика. Он привыкнет к Вете, как собачка. К Рождеству, когда Лева приедет, кролик будет большой и ручной.

Лева ушел в четыре часа. Уже ранние, серые сумерки были близки, когда он, шлепая по грязной дороге, возвращался домой. Он торопился. И вдруг у околицы хутора увидал тонкую фигурку Веты, идущей к нему навстречу. Он узнал ее своими близорукими глазами, когда она была уже в десяти шагах. Узнал ее красную фланелевую кофточку и шелковый платок.

– Что это? Елизавета Германовна? В такую погоду, и даже без калош? Как вас мама пустила? Моросит, я весь промок. А посмотрите-ка: живой! И серенький, пушной такой! Я его в платок завернуть, он не замерз…

Лева с торжеством показывал ей сверточек.

– Вы не верите, что такой маленький? Вот мы ему сейчас в кухне капустки дадим.

– Пожалуйста, Лев Петрович, – проговорила девочка, и Лева вздрогнул от ее голоса, такой он был печальный и жалобный. – Не говорите про кролика. Никакого кролика теперь не нужно. Я нарочно пошла вам навстречу, чтобы это сказать.

– Как не нужно? Отчего? Отчего вы не хотите? Лева совсем растерялся.

– Я очень прошу вас, отнесите его скорей в кухню, и сейчас же вернитесь, и пройдем в сад. Я вам очень, очень важное скажу.

– Господи! Что-нибудь случилось?

– Да, случилось. Здесь не могу сказать. Мы уже около дома, увидят, позовут… Идите скорей.

Когда Лева бегом возвращался из кухни в тополевую аллею – он едва различил под темными, мокрыми ветвями фигурку девочки. Она ждала, прижавшись к стволу.

– Вот я, – сказал Лева. – Пойдем.

Они взялись за руки и, скользя по мокрой глине, пошли вперед.

– Пойдемте к погребу, там уже наверно никого нет, – шепнул Лева.

Все серело и мутнело. Между упавшими, гниющими листьями была вода. В ямке погреба сквозь песок глядела черная земля.

– Вот, сядем здесь, – сказала Вета. – Не очень мокро. Я на кирпичи положу платок.

Она сняла платок с головы и разостлала его. Сумеречные тучи бежали быстро, в деревьях, над головами детей, то близко, то далеко, раскатами шумел ветер. Стволы вязов поскрипывали.

– Вот что случилось, – сказала Вета, переводя дух. – Завтра мы уезжаем.

Лева замер.

– Завтра? Куда?

– Не знаю куда. Совсем.

– Да отчего же?

– Петр Сергеевич накричал на мамашу из-за того, что варенца не хватило полдничать. Мамаша встала и говорит: я скорее место потеряю, но кричать так на себя не позволю. Петр Сергеевич еще больше стал кричать и сказал: и уезжайте! Я лучше бабу простую возьму в экономки, по крайней мере порядок заведу, и фанаберии этой не будет! И еще вмешался Николай Петрович – и тоже на мамашу. Мамаше остаться никак нельзя, мы завтра уезжаем. Уж мамаша все укладывает. Вы понимаете, что мы никак не можем остаться!

– Да… Я понимаю… – дрожащим голосом выговорил Лева. – Конечно, вам нельзя. Но что же это будет? Что будет? Эх, Господи, какие они! Зачем это им все нужно было?