Kitabı oku: «В четверг», sayfa 4
– Ты всегда весной, в последние годы, какой-то… – тихо сказала Анна Львовна и прибавила, – устали мы с тобой, что ли…
Он ничего не ответил. Может быть, и она чувствовала ту же «отдельность». Но говорить о ней было нельзя.
Андрей Иванович оторвался от окна, молча миновал комнату, надел шапку, пальто и вышел из дому.
II
Тучки набежали, закрыли зеленую твердь неровными пятнами, пролился, шумя, полутеплый дождь и затих. Молостов шел по блестящему тротуару, поминутно наталкиваясь на озабоченных прохожих, хотя улица была не очень бойкая. Рядом, по грязи и лужам шлепали мерно копыта извозчичьих лошадей.
Тоска, и своя «отдельность», и при этом ощущение без-смысленности всего, что в себе казалось дорогим, – не улеглись на улице.
«Любовь к страждущему брату! – усмехаясь подумал Молостов. – Кой черт вот хотя бы этому в моей любви. А мне его не нужна. Мерзость, кривлянье или наивность, удаль молокососная! Может быть, если б я сейчас упал в судорогах, этот студент поднял бы меня, повез, помог, – а вот теперь он и не знает, как мне душно и тяжело, и не узнает, и не поймет, и не поможет, потому что нет ровно ничего между людьми, что бы их души связывало. Оттого и любви никакой нет, и быть не может. Слова, привычка, кривлянье!»
Он со злобой шлепал по лужам. Зажгли фонари. Огоньки отразились в воде и в очках Молостова. Он с той же злобой продолжал думать о любви.
«Любите друг друга! – и вдруг прибавил слова, вынырнувшие откуда-то из далекой памяти: – Заповедь новую даю вам…»
«Новую! Старая заповедь. Кто дал ее – Того забыли, а заповедь твердят бессмысленно…»
Он остановился. А если потому и не «вышла» заповедь, что забыли Того, Кто ее дал?
Молостов стоял у начала площади, где весь светился притихший собор. У паперти волновались темные, безмолвные пятна народа. Весенний вечер, теплый и свежий, спускался с яснеющих небес.
«А там, верно, жарко в этот вечер было, – подумал Молостов. – Горница убранная… Преломил, благодарил… Вино, хлеб, рыба… Все это, в сущности, забыли…»
«Да нет, не жарко… В горнице жарко, а ночи холодные. Потом ведь Петр у костра грелся…»
«Пейте от нее все…»
И в ушах Молостова прозвучал голос Воли: – Это всем надо? Все «творят»?
Евангелие кончилось. Зазвенели колокола сверху, и еще где-то, и еще, издали, чуть слышно, то густо, гулко, то очень тонко.
Молостов, решительно шагая, миновал площадь и вошел в собор.
