Kitabı oku: «Строгий репетитор», sayfa 2

Они стоят в темном переулке и смотрят вслед мужчине в черном пальто.

– Вроде ушел, – говорит Адам. – Послушайте, друзья, у меня есть для вас один подарок. Я хотел показать в кафе, но Игнаций вовремя напомнил про шпиков.

Адам расстегивает пуговицу возле ворота и достает из-за пазухи прямоугольный сверток.

– Вы знаете, отец много чего привозит с той стороны, в основном шмотки, ну там пластинки и всякую такую мелочь. Как я понял, таможенники смотрят на это сквозь пальцы. Главное не наглеть. Но в этот раз я попросил отца привести мне кое-что другое.

Игнаций опасливо оглядывается по сторонам, но в переулке никого кроме них нет.

– Что это? – спрашивает Юлия, голос у панночки взволнованно дрожит.

– Это кусочек свободы, – говорит Адам. – Здесь часть той правды, которую от нас скрывают.

Адам обводит приятелей торжествующим взглядом, в стеклах его очках отражается мотающийся на ветру фонарь.

Никто его не перебивает, и Адам продолжает.

– Есть книги, которые правительство считает опасными. Эти книги запрещено держать дома, запрещено читать. Существует список запрещенной литературы. Если у тебя найдут книгу из этого списка, это уже преступление.

– Но что может быть такого опасного в книге? – удивленно спрашивает Юлия.

– Правда, – отвечает Адам, – та самая правда, которую правительство от нас прячет. Эта правда для них смертельно опасна, потому что весь их мир построен на лжи.

Марек топчется возле стены. К ночи подмораживает, а у его ботинок совсем тонкие подошвы.

– Не хватало только простудиться и заболеть, – думает про себя Марек.

– Отец сильно рисковал, когда проносил эту книгу через таможню, – Адам торжественно разворачивает серую оберточную бумагу.

Приятели стоят тесным кружком и разглядывают книгу в руках Адама. Обложка выполнена в черном, красном и желтом цветах и выглядит довольно мрачно. Это что-то вроде герба из колючей проволоки с двумя куриными головами сверху. Между куриных голов большими желтыми буквами написано название книги – ANIMAL FARM. А ниже изображено черное поле с черной мельницей и пасущаяся на поле свинья, раскрашенная в красный цвет. А под этой свиньей в самом низу указано имя автора – GEORGE ORWELL.

Юлия неожиданно смеется.

– «Animal farm» это же переводится, как…

– Ну, скажем, «Скотный двор», – пожимает плечами Игнаций. – Или «Звериная ферма».

– Адам, это какой-то розыгрыш? – спрашивает она. – Эта книга про животных?

– Это притча, – объясняет Адам. – С помощью сатиры Оруэлл разоблачает нашу правящую элиту. В свободном западном мире, наверное, нет человека, который не читал бы «Скотный двор». Парни из «Pink Floyd» сочинили по мотивам этой книги свой лучший альбом. Этот диск называется «Animals».

– Что еще за «Pink Floyd»? – спрашивает Марек.

– Это лучшая рок-группа в мире, – отвечает Адам.

– Понятно, – говорит Марек, который от холода уже принимается лязгать зубами. – Подожди, а ты же раньше говорил, что самая великая группа в мире – это «Битлз»?

– Какой же ты зануда, Марек, – шипит на него Юлия. – Ну что ты все время цепляешься к Адаму?

– Я слышал о списке запрещенной литературы, – Игнаций последний раз затягивается сигареткой и бросает окурок на заледеневшую мостовую. – Держать такую книгу дома опаснее, чем пистолет.

– Нельзя все время жить в страхе, – говорит Адам. – Нужно как-то бороться с этой бесчеловечной системой! Начнем с того, что станем читать правильные книги. Ну, кто хочет прочесть «Скотный двор» первым?

На лице Игнация появляется такое выражение, словно он вот-вот пошлет Адама к черту. Мареку, если честно, тоже не очень хочется читать какую-то сатирическую притчу про животных, он читает нечасто и отдает предпочтения детективам.

– Я очень хочу почесть эту книгу, Адам, – говорит Юлия, преданно заглядывая Адаму в лицо.

Адам кивает Юлии, заворачивает книгу в серую бумагу и молча протягивает сверток панночке.

– Только прошу тебя, будь осторожна – говорит Адам, – Никогда не оставляй книгу на виду. А когда прочтешь, передай следующему.

– Хорошо Адам, – кивает Юлия. – Я так и сделаю, все, как ты сказал.

И она берет из рук Адама сверток с книгой.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

У отца Адама всемирно известного органиста Петра Лигоня большая квартира на первом этажа чудесного старого дома на улице Тварда неподалеку от костела Всех Святых. Приятели провожают Адама до подъезда, стоят и смотрят, как в высоких окнах за кремовыми шторами ярко горит свет. Сквозь приоткрытую створку слышны голоса, смех, звон бокалов и звуки пианино.

– Делать нечего, пойду на праздник жизни, – усмехается Адам. – Каждый раз, когда отец возвращается с гастролей, у нас полный дом гостей. Вы бы знали, сколько тряпок и цацек отец перетаскал из-за границы! У нас столько родственников, и ведь никого нельзя обидеть. Мне даже бывает неловко за него. Goodbye, my friends!

– Завтра вечером встречаемся в «Сирене», – напоминает ему Юлия.

Панночка стоит возле скамейки в падающей из окна полосе света в серой шубке из овчины, длинной темной юбке и сапожках. Через плечо у Юлии висит кожаная сумка с учебниками и тетрадками, подмышкой она держит тубус, а в руке у нее бумажный сверток с книгой Джорджа Оруэлла. Юлия не сводит с Адама сверкающих глаз, она кажется Мареку очень счастливой, и от этого ему становится горько.

– Ой, как хорошо, что ты напомнила! – говорит Адам. – Да, встречаемся в «Сирене». Все, друзья, я побежал.

Он хлопает Игнация по плечу, кивает Мареку и быстро поднимается по ступеням подъезда.

Юлия задумчиво смотрит, как по шторам в высоких окнах квартиры Петра Лигоня движутся тени, слышно, как кто-то, явно дурачась, принимается петь басом что-то похожее на оперную арию.

– Жить в таком чудесном районе, в самом центре Варшавы! – вздыхает Юлия. – И что за жизнь! То гастроли по Европе, то вечеринки! И много-много друзей, и все наверняка замечательные милые люди!

– Я сильно сомневаюсь, что все приятели у отца Адама такие уж замечательные люди, – говорит Игнаций. – Обязательно найдется какая-нибудь сволочь или стукач. Без этого обычно не обходится.

– Ну что ты за человек такой, – смеется Юлия, она поворачивается спиной к высоким окнам и кремовым шторам и, не торопясь, идет по улице, прочь от чудесного каменного дома.

– А Адаму нужно болтать поменьше, – ворчит Игнаций. – Вот увидите, добром это не кончится.

– Вечно ты всего боишься, – говорит Юлия.

На остановке трамвая, на углу Иерусалимских аллей и Эмили Плятер, Игнаций прощается с Мареком и Юлией и пропадает в темной арке двора. Игнаций идет ходко, переваливаясь с ноги на ногу. Потрескавшаяся рыжая тужурка сидит на нем, словно влитая, руки Игнаций глубоко запихнул в карманы.

– Игнаций всегда такой недобрый, такой желчный, – замечает Юлия, постукивая сапожком о сапожок.

– Он совсем не дурак, – говорит Марек. – Игнаций столько раз давал мне дельные советы.

– А ты, Марек, тоже не лучше, все время цепляешься к Адаму! Вы что, ребята, ему просто завидуете?

– У тебя сумка тяжеленная, давай помогу, – Марек протягивает руку.

Но Юлия только молча качает головой.

– Ну, как знаешь, – обижается Марек.

– Шел бы ты домой.

– Я тебя провожу.

– Ничего со мной не случится, – Юлия отворачивается и смотрит, не идет ли трамвай.

– А если случится? Я себе потом не прощу,

Проходит, наверное, минут десять, а то и больше, когда в конце улицы загорается яркая электрическая звезда. Ёе желтоватый свет бежит вниз по трамвайным рельсам, словно вода по желобам. Желтые с красной полосой вагоны со стеклянным звоном катятся с горки вниз. Возле навеса остановки трамвай тормозит, двери со скрипом распахиваются, и Марек и Юлия поднимаются в вагон. В вагоне кроме них ни души, и Марек с тоской понимает, что это, скорее всего, последний трамвай, и обратно ему придется возвращаться пешком по мосту.

Юлия садится с краю, а на соседнее место у окна кладет книгу Адама и тубус с чертежами. Морщась, панночка стаскивает с плеча сумку с учебниками, с которой таскалась весь день и ставит рядом. Марек опускается на скамью напротив.

Трамвай трогается, катит вниз по Иерусалимским аллеям и вскоре выезжает на мост. На мосту ярко горят фонари, черная вода в Висле кажется густой и вязкой, словно сироп.

– Бедный Марек, – говорит с улыбкой Юлия. – Тебе, наверное, трудно признать, что Адам умнее тебя, образованнее, у него более тонкий вкус, и он лучше воспитан. Поэтому ты на него и злишься?

 В эту минуту Марек отчетливо понимает, что действительно злится, но не на Адама, а на Юлию.  Он медленно отворачивается от окна и смотрит на панночку. В желтеньком электрическом свете, заливающем трамвайный вагон, лицо Юлии кажется усталым и постаревшим.

– Понимаешь, Юлия, – говорит Марек, осторожно подбирая слова, – я, честно говоря, не очень хорошо знаю Адама. Но мне сдается, что Адам пустомеля и что он не очень-то умен. Пускай его отец всемирно известный органист, виртуоз и так далее, но сам Адам в этой жизни еще ничего не добился. Он попросту пустое место.

– Ах, вот как! Значит, по-твоему, Адам, пустое место? А ты сам, Марек, ты сам много добился? А ты разве не пустое место?

– Да, мне похвастаться особо нечем, – Марек старается говорить как можно спокойнее. – Я приехал в Варшаву из провинции и пытаюсь как-то вертеться, чтобы заработать на жизнь. Может, я снова пойду учиться в университет, если найду, где взять денег… А Адам просто живет на всем готовеньком и шлындает себе по Варшаве в красивых шмотках, которые отец таскает ему из-за границы. Он еще волосы отпустил, как девчонка!

– Я раньше не замечала, что ты такой злой и завистливый, – говорит Юлия, недобро прищуря глаза.

– А эти прыщи, – не может остановиться Марек. – Неужели нельзя что-нибудь с ними сделать! Прижечь или припудрить, не знаю… Просто неприятно смотреть!

– Как же это низко и мелочно, – говорит тихо Юлия.

Трамвай останавливается. Юлия вскакивает со скамьи, накидывает на плечо широкий ремень кожаной сумки, хватает тубус и быстро выбегает из вагона. Марек хочет выйти следом, он замечает, что Юлия позабыла книгу Адама, завернутую в серую упаковочную бумагу. Марек хватает сверток, бежит к выходу из вагона и сталкивается с каким-то мужчиной, поднимающимся по ступенькам в пустой вагон, чтобы ехать до конечной. Марек роняет книгу на ступени, нагибается, чтобы поднять, выскакивает из вагона и слышит, как за его спиной со скрипом закрываются двери. Трамвай отъезжает от остановки. Юлия его не ждет, она ходко идет вдоль трамвайных путей. Марек знает, Юлия немного стесняется, что она живет так далеко от центра, стесняется своей квартиры в новостройке и своих родителей, потому что её отец работает на заводе, а мать – поварихой в столовой, и «богемой» их никак не назовешь. И больше всего Юлия мечтает переехать из этой квартиры, в центр Варшавы или еще лучше куда-нибудь в Европу, например, в сказочный невероятный Париж, и навсегда позабыть и этих людей, которые в ней души не чают, и этот мещанский быт.

Марек бежит за Юлией, на бегу запихивая сверток с книгой в холщевую сумку, болтающуюся у него на плече, наконец, догоняет и идет рядом.

– Ты права, это гадко и мелочно, – кается Марек, немного отдышавшись. – Я, наверное, и правда завидую Адаму. Но ты тоже должна меня понять, мне сейчас нелегко.

Это лживое покаяние, здесь все слова – ложь. Но это правильные слова, и они производят на Юлию должное впечатление. Панночка останавливается под фонарем, на сверкающем присыпанном снежной крошкой тротуаре и пытливо смотрит Мареку в глаза.

– Я рада, что ты нашел в себе мужество это признать, – говорит Юлия и протягивает Мареку руку. – Мир!

– Мир, – говорит Марек и пожимает маленькую прохладную ручку Юлии.

Он хочет сказать Юлии, что она позабыла в трамвае книжку и уже тянется к сумке, когда Юлия говорит,

– Посмотри, какой снег! Это просто волшебство!

И тут только Марек замечает, что снег пошел сильнее. Снег словно сыплется из-под колпака фонаря, снежинки медленно кружатся в конусе света и падают на русые волосы Юлии и ложатся на её ресницы. У Марека сжимается сердце, в это мгновение он отчетливо понимает, что безнадежно влюблен в Юлию.

Панночка хочет идти дальше, вверх по улице, но Марек её останавливает.

– Постой, – говорит он. – Ты такая красивая. А еще этот снег…

– Это, наверное, последний снег в этом году, – замечает Юлия. – Уже март, все скоро растает, и Варшаву будет не узнать.

Панночка замечает, что Марек не может оторвать от нее глаз и улыбается ему немного смущенно.

– Ну, что ты так на меня смотришь?

Марек неловко обнимает Юлию и хочет поцеловать. Но панночка отталкивает его.

– Дурак! Ну зачем ты все испортил! – говорит обиженно Юлия и убегает вверх по улице.

– Юлия, постой!

– Не смей ходить за мной! Не провожай! – кричит ему Юлия, и Марек остается стоять под фонарем.

Он стоит и смотрит, как панночка доходит до угла и поворачивает к дому. Тогда Марек прячет руки в карманы пальто и шагает восвояси, он проходит мимо трамвайной остановки и выходит на мост через Вислу. От речной воды тянет ледяной сыростью, то и дело налетает ветер. Марек кутается в свое старенькое пальто и поднимает воротник. Дойдя до середины моста, Марек останавливается и достает из висящей на плече холщевой сумки книгу Адама и держит её в руке, словно взвешивает.

– Бросить, что ли, в воду и дело с концом? – спрашивает он сам себе.

Марек уже размахивается, чтобы швырнуть бумажный сверток в Вислу, но в последний момент останавливается, представляя, как будет мучиться Юлия, когда поймет, что позабыла в трамвае книгу.

– А пускай помучается, раз я для неё пустое место! – думает про себя Марек.

– Нет, нужно быть выше этого, – возражает Марек сам себе. – Вот как я поступлю. Я завтра же верну Юлии эту книгу. И пускай она сколько угодно милуется со своим Адамом. Я выброшу Юлию из своего сердца. И не стану за ней бегать. Мало ли хорошеньких панночек в Варшаве?

Марек пробует улыбнуться, хотя на душе кошки скребутся. Он прячет сверток с книгой в сумку и идет дальше через мост.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Марек заходит в подъезд, останавливается возле квартиры пани Сольски и достает из кармана ключ. Осторожно, чтобы не щелкнул замок, он отпирает дверь и переступает через порог. Марек стоит в темной прихожей, прислушиваясь в полночной тишине. В квартире тихо, только шумит вода в ванной комнате. Марек бесшумно разувается и вешает пальто на крючок.

– Не иначе, квартирантка плещется, – думает про себя Марек. – Как её? Мария, или нет, Марта… Никогда не поверю, что она так поздно возвращается со службы. Наверное, ходила на свидание.

Марек пытается вспомнить, как выглядит эта Марта. Кажется, она, совсем молоденькая, наверное, его ровесница. И еще Марта носит очки с круглыми линзами в проволочной оправе. И у неё чудесные полные губки.

– Да, губки у панночки хороши, – думает про себя Марек.

 Он продрог, пока шел через темный город, и не прочь выпить горячего чаю, но боится разбудить пани Сольски. Марек должен пани Сольки плату за комнату, которую он снимает, и должен не за один месяц. Даже подумать страшно, сколько злотых он должен хозяйке!

На цыпочках, с холщевой сумкой в руке Марек проходит по коридору, и половицы предательски скрипят под его ногами. В квартире у пани Сольски довольно странная планировка. Комнаты всего три – две хозяйка сдает, в третьей живет сама. Еще есть чулан и какая-то небывало просторная кухня или, если угодно, гостиная, где кроме дивана и этажерки с книгами есть еще обеденный стол, раковина, газовая плита, холодильник и шкаф с посудой. Марек думает, что скорее всего комнат в этой квартире было четыре, а кухня совсем крохотная. Покойный муж пани Сольски сломал одну стенку, и получилось довольно просторное помещение, не то кухня, не то гостиная. И вот на пороге этой самой гостиной Марек останавливается, настороженно вспушиваясь в тишину. Под окном горит уличный фонарь. Его холодный свет серебрит стекло и ложится на крашенные коричневой краской половицы. На стене над плитой поблескивают овальные абрисы сковородок, висящих на крючках. Слышно, как из крана в раковину капает вода. Возле окна сгустком темноты угадывается старый диван.

Марек проходит по кухне, берет с плиты чайник и жадно пьет из носика. Напившись, Марек так же тихо выходит в коридор, собираясь неслышно проскользнуть в свою комнату. Проходя мимо ванной комнаты, Марек слышит, что вода уже не льется из душа, и замечает, что дверь чуть-чуть приоткрыта, выходит, квартирантка забыла накинуть крючок на петлю. Марек проходит мимо, потом возвращается, останавливается возле двери и заглядывает в щелку. В ванной комнате висит жаркий водяной пар. Клубы пара сверкают в электрическом свете. Марек видит запотевшее зеркало, пожелтевший кафель на стенах и молоденькую панночку, стоящую возле ванны.

– Марта Пшелембская, вот как её зовут, – неожиданно вспоминает Марек.

Пани Пшелембская вытирает полотенцем свои длинные цвета меди волосы. На квартирантке нет ни клочка одежды, она только-только вылезла из ванной, она голая, как младенец. По белой гладкой коже поблескивают капельки влаги.

– А Марта хороша, – удивляется Марек. – И как я раньше её не замечал?

У Марты покатые плечи, тяжелая красивая грудь с немного оплывшими большими ареолами сосков. Панночка совсем не худышка, но назвать её толстухой язык не поворачивается. У Марты небольшой симпатичный животик и широкие бедра, ножки у неё полные и гладкие, с узкими коленками и крепкими щиколотками.

 Закончив с волосами Марта принимается вытирать полотенцем грудь, Марек сглатывает слюну и опирается рукой о дверной косяк. Внезапно ему становится тяжело дышать. Марта поворачивается лицом к висящему над раковиной зеркалу и спиной, к стоящему за дверью Мареку. У панночки чудесные круглые, как мячики ягодицы. Мареку хочется кусать эту белую кожу, хочется войти в ванную, встать на колени и провести языком по полной ляжке и поцеловать по очереди эти милые ямочки под коленками. Он тихо стонет, прячет руку в карман и поглаживает сквозь ткань брюк свой налившейся кровью член. Член у Марека твердый, словно вырезан из дерева, он упирается в ширинку с такой силой, что кажется еще немного, и оторвутся пуговицы.

– Ну что это за мука такая… – стонет Марек.

Он стоит возле приотворенной двери в ванную и не может оторвать взгляда от голой Марты Пшелембской, которая вытирается полотенцем. Тем временем Марта ставит ножку на край ванны и тщательно вытирает пах и лохматит полотенцем коротко подбритые лобковые волосы. Она вытирает ямочку под коленом, полную белую голень и маленькую стопу. Вешает полотенце на крюк, оборачивается к зеркалу и со скрипом проводит рукой по запотевшему стеклу. Марта смотрится в зеркало, наклонив голову на бок. Проводит пальцем по бровям и поправляет волосы. У Марты Пшелембской чудесные полные губки, щечки с ямочками и смешной курносый носик. Марта стоит у зеркала в костюме Евы и смотрит на свое отражение пристально, задумчиво и как-то невесело. Держа ладонь, как чашу, она приподнимает свою левую грудь, словно взвешивает, и вздыхает. Потом Марта берет с полочки очки в проволочной оправе, надевает их на нос и сразу становится похожа на учительницу младших классов. Снимает с крючка махровый халат, натягивает на плечи и завязывает пояс. Она выходит из ванной и налетает на стоящего в коридоре Марека.

Марек смотрит на Марту Пшелембскую мутными глазами. Сам не зная, что делает, Марек целует панночку в полные губы. Губы у неё мягкие и теплые, и в первое мгновение Мареку кажется, что она отвечает на поцелуй. Но потом Марта спохватывается, она силится что-то сказать, прижимается к стене и отталкивает Марека руками.

– Вы что себе позволяете? – громким шепотом спрашивает Марта, глядя сквозь стекла очков на Марека испуганными глазами. – Немедленно прекратите, пан! Я буду кричать, слышите?

– Простите, пани Пшелембская, – говорит Марек. – Я сам не знаю, что на меня нашло…

Ему становится страшно, что Марта сейчас закричит и перебудит весь дом. А пани Сольски вызовет полицию. Марта поправляет халат на груди.

– Как вы посмели? – растерянно спрашивает она. – Какой же вы нахал, пан!

– Простите, – повторяет Марек, – я совсем не хотел вас обидеть.

Марта недоверчиво усмехается, поправляет очки и уходит по коридору. Панночка открывает дверь к себе в комнату, задерживается на пороге, оглядывается на Марека и быстро заходит в комнату. И тут же распахивается другая дверь в самом конце коридора, и из-за двери выглядывает Ядвига Сольски.

Она щурит глаза, всматриваясь в освещенный тусклой лампочкой коридор и, само собой, замечает Марека.

– Добрый вечер, пан, – говорит она тихо. – А у меня как раз до вас разговор.

Марек вздыхает, он стоит, привалившись к стене и старается выглядеть уверенным в себе и беспечным.

Хозяйка не торопясь подходит к Мареку. Это высокая стройная женщина лет сорока. У неё вытянутое лицо, большой тонкогубый рот и нос с горбинкой, такие носы еще называют «римскими». Пани Сольски идет по коридору квартиры с прямой спиной, расправив плечи и высоко держа голову. На хозяйке домашние туфельки без каблуков и черный атласный халат с золотым крылатым драконом.

Он останавливается в двух шагах от Марека и внимательно разглядывает молодого человека, наклонив голову на бок.

– Пан Дембицкий, – говорит домохозяйка низким с хрипотцой голосом. – Вы мне клятвенно обещали принести нынче денег за комнату. Вы обещали мне вчера. И еще на прошлой неделе. И на позапрошлой. И в прошлом месяце тоже обещали, если мне не изменяет память. Так я жду.

– Пани Солька, тут вот какое дело, – говорит Марек, внимательно разглядывая серьгу из потемневшего металла в левом ухе хозяйки. – Я ждал сегодня перевода от своей тетки, от пани Фелиции. Этот перевод должен был покрыть большую часть долга…

– И что же?

– Я просидел в почтовом отделении да самого закрытия. Но перевод так и не пришел. Я пойду на почту завтра с самого утра, – обещает Марек. – Если перевода не будет, я закажу телефонный разговор. Или пошлю телеграмму. Может, с тетушкой что-то случилось.

– Значит, денег у вас по-прежнему нет?

– Еще у меня появились новые ученики, – торопливо говорит Марек. – Я смогу за неделю отдать вам значительную сумму.

– Пан Дембицкий, – говорит домохозяйка ровным низким голосом, от которого у Марека мурашки бегут по спине. – Вы должны мне квартплату за три месяца. Я была терпелива. Я выслушивала все ваши отговорки. Я даже верила вам в самом начале. Но теперь мое терпение кончилось.

Ядвига Сольски поворачивается к Мареку спиной и уходит по коридору к себе в комнату.

– Пани Сольски! – просит Марек. – Я завтра же принесу вам денег… Я вам клянусь!

– Будьте любезны, погасите свет в ванной, – говорит домохозяйка не оборачиваясь.

Марек гасит свет в ванной, заходит к себе в комнату и садится на кровать.

– Ну вот, не было напасти, – говорит он себе. – И из-за чего пани Сольски так на меня взъелась? Ну подумаешь, запоздал немного с квартплатой. Такое с каждым может случиться…

Он хмурится, проводит рукой по волосам и смотрит за окно. За окном – ночь, в доме напротив горит одно единственное окошко на последнем этаже. Марек лезет в сумку, чтобы достать свой ежедневник и посмотреть, есть ли на завтра уроки.

– Хорошо бы еще вспомнить, какой сегодня день, – бормочет Марек. – Кажется, завтра у меня урок у этих сестер… Как их там… Младшую зовут Александра, а старшую… Фу-ты, из головы совсем вылетело…

Марек роется в холщевой сумке и натыкается на сверток с книгой. Сейчас ему больше всего ему хочется, чтобы книга исчезла, а вместе с ней исчез и этот пижон с золотыми кудрями, прыщами и английским клетчатым пальто. Марек нерешительно разворачивает упаковочную бумагу, берет в руки книгу и снова рассматривает обложку. Уже по одной этой обложке становится понятно, что книга хранит в себе какую-то зловещую тайну, что это кусочек чужого запретного мира. Марек на всякий случай проверяет, запер ли он дверь в комнату, ложится на кровать и открывает книгу. Марек сносно знает английский. С языком ему в прошлом году здорово помог Игнаций, который чешет по-английски, как настоящий british.

Мареку удается осилить пару страниц «Скотного двора» прежде, чем у него не начинают слипаться глаза.

В первой главе речь идет о неком фермере Джонсе, который запирает на ночь курятники, выпивает еще одну кружку пива и заваливается спать. Как только свет в спальне гаснет, вся ферма приходит в движение. Майор, премированный старый хряк, видел поразительный сон и желает поведать о нем другим животным…

– И что, вот за эту чушь собачью можно попасть в лагеря? – спрашивает сам себя Марек. – Нет, не может такого быть! Ну, какая же скука…

Он зевает, переворачивает страницу и пробует читать дальше, но глаза неудержимо слипаются. Марек проваливается в сон, и книга валится из его руки на пол…