Дмитрий Чеботарёв: «Мой коридор побега от реальности заключался в литературе»
Текст: Марина Зельцер.
В актёрскую профессию Дмитрий Чеботарёв шёл не напрямую, а через институт культуры в своём родном Хабаровске, где поступил на факультет режиссуры театрализованных представлений, а потом всё же решился ехать в Москву и стал студентом «Щуки». Но и после выпуска ему шесть лет не удавалось пробиться в кино, и всю свою актерскую страсть отдавал сцене. И сейчас он не может без этого, хотя последние несколько лет его жизнь в основном протекает на съёмочных площадках.
Он успевает столько, сколько невозможно успеть обычному, а не сверхчеловеку, а ещё делает всё на высоком уровне и с азартом. Может быть, силы ему дают режиссёры и продюсеры, которые доверяют ему покорять всё новые и новые вершины, интерес зрителей и собственная безмерная любовь к своей профессии. Но всего, что происходит сегодня, того успеха, как признаётся Дима, не случилось бы, не встреть он девушку Лизу, свою будущую жену, актрису Елизавету Климову.
Заметное начало было положено комедийным сериалом «Фитнес», потом своё дело сделал «Майор Гром», и уже вбил гвоздь «ЮЗЗ». Дальше посыпалось, как из рога изобилия, и практически все работы Дмитрия – это выстрел в десятку. Недавно вышла картина «Прометей», на очереди «Челюскин. Первые» и «Волшебник Изумрудного города», где он сыграл Урфина Джюса, на которого, по его словам, похож даже внешне.
Мы поговорили с Дмитрием о его любви к рок-музыке, о бескомпромиссности в профессии, о его отношении к герою романа «Библиотекарь» и барону Мюнхгаузену, о дружбе с писателями и, конечно же, о любимых книгах. А также о том, как он выдерживает столь энергозатратную жизнь в искусстве, практически без пауз.
Дима, вы производите впечатление читающего человека. Но удается ли вам сейчас брать в руки книгу просто так, не по делу? Ведь у вас в последние годы какое-то невероятное количество кинопроектов, да ещё с главными ролями, плюс спектакли...
Нет, нет, что-то я обязательно почитываю, в том числе потому что некие идеи роятся в голове, хочется их реализовать. Сейчас пытаюсь одну штуку сочинить и в связи с этим ищу аналогии, которые прослеживаются между поэтами: Рэмбо, Верленом, Бодлером и иже с ними. Изучая их жизнь, вижу путь непризнанности, несмотря на вклад, который они внесли в последующее литературное наследие. Прослеживается прямая параллель с зарождением панк-рока и вообще западной рок-музыки. Патти Смит таких нереализованных гениев называла «ржавые звёзды».
Моя идея основывается как раз на том, что через время происходит одно и то же, как в культуре, так и в мире, – форма рондо или круги сансары. А вообще я стараюсь раз в месяц заходить в книжный магазин и покупать новинки, основываясь на «Русском Букере», «Большой книге», «Ясной Поляне». Наткнусь на кого-то из авторов и, если понравится произведение, читаю всё, что смогу найти. У того же Елизарова прочитал всё, что было опубликовано. Ну и что-то мне присылают знакомые писатели до публикации, чтобы обсудить.
А кто ваши знакомые писатели?
Я дружу с Мршавко Штапичем (Артёмом Ляшенко), с Сашей Снегирёвым, с Александром Цыпкиным. И вот недавно Артём Алексеевич (улыбается) прислал мне свой роман, который сейчас уже опубликован, но читал я его ещё до этого.
И как вам кажется, писатели – это особенные люди и сильно ли они отличаются от тех же актёров и режиссёров?
Да, писатели – это совершенно отдельные люди, которые совсем не похожи на актёров и режиссёров, так же как и актёры не похожи на режиссёров, а режиссёры – на актёров. Писатели не похожи на всех остальных, как сантехники не похожи на стоматологов, слесари – на учителей, а учителя – на докторов. Любая профессия накладывает отпечаток на восприятие мира, что ты в нем видишь и через какую призму его оцениваешь. Поэтому у каждого свой сундучок воспоминаний и заметок о происходящем вокруг. И хотя писательская и режиссёрская профессия очень близки, потому что обе заключаются в умении мыслить образами, им свойственны разные способы выражения этих образов и метафор. Поэтому они насколько близки, настолько и далеки друг от друга. Мне кажется, их даже сравнивать нельзя. Судя по тем писателям, с которыми я просто общаюсь или дружу – это абсолютно другие люди (улыбается), которые совершенно иначе воспринимают действительность и препарируют её.
И что первое читали у Елизарова?
«Библиотекаря», «Мы вышли покурить на 17 лет», «Нагант» и «Кубики». Последнее, что прочитал у него, – это Pasternak, «Мультики», «Земля». А раньше у меня был период современной западной литературы. Ну и классическую, конечно, постарался узнать. Максимальный упор на неё был в институте. Я говорю о зарубежной классике, русскую мы вообще выносим за скобки – это база.
Ваши ожидания от произведения, о котором все говорят, чаще совпадали по факту?
Не всегда. Бывает, такая интересная аннотация, а начинаешь книгу читать, и оказывается, что аннотация – это самое интересное (смеется), что в ней есть.
То есть вы это сразу понимали и книжку закрывали?
К сожалению, да.
Почему к сожалению? Закрыли и закрыли...
К сожалению, потому что я потратил на неё деньги. Сейчас покупать книги – недешёвое удовольствие. Поэтому иногда расстраиваюсь. Но есть книги, которые я просто не могу дочитать, не знаю почему. Например, «Чёрный обелиск» Ремарка. Четыре раза заходил на неё и всё время приблизительно в одном и том же месте бросал читать. Теряется моё зрительское внимание и всё. Хотя Ремарка я очень много прочитал, с одной его книгой никак не могу совладать.
То есть это не тот автор, которого вы не чувствуете?
Конечно, не тот. Я очень любил «Жизнь взаймы», а в подростковом возрасте «Три товарища» были вообще моей настольной книгой, я мог рыдать над ней и проводил параллели с дружбой, которая там описана. Но потом повзрослел, появились свои друзья и свои примеры, и я несколько охладел к роману.
Я могла второй раз попробовать зайти в одну и ту же воду с книгой или фильмом, а четыре...
Я пытался это как-то побороть, так же у меня было с романом Ишервуда «Прощай, Берлин», на котором основывался мюзикл «Кабаре». А вообще я в принципе стараюсь читать, потому что мне нужна подпитка для багажа.
А как вас навело на мысль писать самому? Вы любили сочинения в школе или баловались стихами, может быть, вели дневники? У вас ведь есть уже одна пьеса...
Нет, нет, сочинения я ненавидел и стихами не баловался. Но это всё-таки не пьеса, а просто творческий акт, высказывание, мысли, которые облечены в слова, и повод собраться со своими коллегами, друзьями, единомышленниками и поговорить о том, что нас волнует. Никакой профессиональной критики с точки зрения литературы текст точно не выдержит. И написано это было ещё во время локдауна, и я уже изменился, и мои мысли, так что фрагменты войдут в новую работу, а остальное, процентов восемьдесят, отправится в корзинку. А возникло всё из идеи изучить развитие рок-музыки, потому что я её люблю, читал много материалов и понял, что это абсолютно неизведанное пространство для театра. Есть западные фильмы, но на сцене такого не было. Когда меня периодически спрашивают, не хочу ли я снять кино, отвечаю, что в моей голове всегда возникают мысли, как это поставить в театре, но никогда – как снять. Поэтому пока моё образное мышление не начнет работать в эту сторону, браться за что-то не вижу смысла. Мне театр изначально понятнее, я дольше им занимаюсь, и образование у меня классическое театральное.
А вы из театра Станиславского не ушли?
Ушёл, отслужив четырнадцать лет.
С чем это связано, устали?
Просто пришло время подышать свободно. Мне уже тяжеловато стало, потому что у штатного артиста есть обязательства, ты не можешь театром манкировать, а сейчас с моими графиками свободных дней вообще не остается.
Вас уговаривали остаться, не предлагали играть что-то как приглашённому артисту?
Вполне вероятно, что какое-то количество спектаклей я буду играть как приглашённый артист. И без театра в любом случае не останусь, так как у меня ещё Театр Наций есть, где я занят в спектакле Даниила Чащина «Последнее лето». А до этого я выходил на сцену театра имени Ермоловой в роли Демона и принимал участие в проекте Константина Богомолова «Голоса страны», состоящем из двенадцати моноспектаклей, где в одном из них – «Океан внутри» – и был задействован. Я не могу жить без театра и надеюсь, что у меня будет хватать сил и времени продолжать им заниматься.
Вы говорили о рок-музыке и поэтах в этом направлении. А какие у вас вообще отношения с поэзией?
Хорошие. А тяготею я сильнее всего всю жизнь к Бродскому и Маяковскому. Может быть из-за их изобретательности, а из зарубежных поэтов – это Бодлер, Блейк и Рильке.
А музыка вас в жизни сопровождает?
Не скажу, что это мой вечный спутник, что я без музыки жить не могу, в наушниках я не хожу.
Вы составляете для своих ролей плейлист?
Плейлист для меня исключительная история. Составлял его только для Олега Волкова в «Майоре Громе» и для фильма «Тренер».
Если не секрет, помните, что было в плейлисте для Волкова?
В первом фильме помню – группы The Doors и Stooges.
Дима, у вас на этот год к выходу и в производстве какое-то невероятное количество фильмов и почти все с главными ролями. Как такое возможно и физически, и психологически, чтобы не перегореть?
Не всё, что значится этим годом, снималось сейчас, но я стараюсь успевать участвовать в том, в чём хочу. Бывает, что три-четыре месяца работаю без единого выходного, но мне кажется, когда занимаешься любимым делом, не перегоришь.
Вы никогда не соглашались на роли в кино из-за того, что нарабатывали опыт, или из-за заработка?
Нет, я и на пробы иду, только когда мне нравится то, что предложили.
И в начале пути так было?
Да.
Серьёзно?!
Я шёл только на эпизоды чуть-чуть подзаработать и для ощущения себя в профессии.
И после женитьбы никогда не шли сниматься из-за денег?
Женаты мы с 2018-го года, а вместе девять лет, но свой принцип я не нарушал и тогда.
И Лиза никогда говорила, что у вас семья, ребёнок?
Нет, у нас таких разговоров не велось и не ведется.
Дима, а когда вы собственно беретесь за книгу, если всё время работаете? Не в ущерб же общению с женой и детьми?
Не в ущерб, конечно. В отпуске читаю, во время переездов и урывками в вагончике между сменами. Вот сейчас снимали в Калужской области, это четыре часа от Москвы. Пока в одну сторону едешь, можно успеть прочитать много.
Переезды не стараетесь использовать для сна?
Это само собой, конечно. Сон очень важен для меня. И в обед на съемках я минут за семь поем и спать (улыбается).
Слушайте, вы почти как Штирлиц в этом смысле...
Не скажу, что всегда это сразу удаётся, но у меня есть прекрасная маска для сна, огромная, которая закрывает почти всё лицо, и генератор белого шума. Вот это всё немного помогает. Обеденный перерыв – час, и даже тридцать минут поспать неплохо.
Удавалось ли вам благодаря работе открыть что-то интересное в литературе?
Конечно же. С «Плейлистом волонтёра» открыл прекрасного автора Мршавко Штапича и его замечательный роман.
А недавно перед проектом «Прометей» прочёл очень много трудов Стивена Хокинга и вообще материалов об астрофизике, чёрных дырах, разном.
А когда мы снимали «Рок» с Ваней Шахназаровым, пришлось перечитать гору автобиографической литературы великих рокеров. Даже в кадре фигурирует книга «Прошу, убей меня», я попросил режиссёра: «Можно мой персонаж будет читать её?» Это антология: сборник разных интервью и воспоминаний очень многих людей.
А во время подготовки к съёмкам в «Волшебнике Изумрудного города» я перечитывал эту книгу Волкова и «Урфина Джуса и деревянных солдат».
А что для вас означает понятие «современная» в литературе? Как вы соотносите это с годами написания произведений?
Как бы странно ни прозвучало, современным я называю то, современником чего хочу быть. Смотрите, кто-то, например, считает и сейчас современной драматургию Нины Садур, а это конец восьмидесятых – начало девяностых, потому что она их современник. Но ведь её до сих пор ставят, и у неё гомерически смешная пьеса «Ехай» или переосмысление «Мёртвых душ». Так что тут палка о двух концах. С одной стороны, можно считать современным только то, что написано сегодня, а с другой – это то, что и сейчас отзывается в нас. И тогда более современного писателя, драматурга, чем Островский, просто не существует. Его пьесы, например «На всякого мудреца довольно простоты», «Банкрот, или Свои люди – сочтёмся», «Бешеные деньги», «Бесприданница», «Женитьба Бальзаминова», и сейчас звучат современно.
Но есть такие авторы, как Селуков, Рябов, Штапич, Снегирёв и многие другие, которые пишут прямо сейчас: грубо говоря, вчера их напечатали, сегодня ты купил и прочитал. И пишут они сегодняшним языком на сегодняшнюю тему, и это в тебе тоже отзывается. Так что вопрос, что выносить под грифом «современность». Да что там, читаешь древнегреческие или римские трагедии и понимаешь, что и в них говорится о нас.
Вы действительно древнегреческие трагедии читаете с таким же удовольствием, как того же Островского, например?
Иногда даже с большим удовольствием. Допустим, Аякса и Филоктета. Или древнеримскую пьесу Шекспира «Кориолан». Я просто какое-то время занимался основами древнегреческого театра, мне посчастливилось познакомиться с его техникой, тренингами.
Потом я узнал о технике Тадаси Судзуки, этот великий японский театральный режиссер – приверженец древнегреческого театра. Затем я познакомился с техниками Станевского, это поляк, который тоже исповедует основы древнегреческого театра. Так что для меня это была просто регулярно читаемая литература.
Надо же! А в детстве и юности вы ничем таким не интересовались, может быть, мифы Древней Греции любили?
Мифами Древней Греции, я думаю, многие интересовались, это была полунастольная книга у подростков. Кун, по-моему, лежал у всех на столе.
Как ещё вы находите новых авторов, кроме того, что они сами присылают своё?
Например, с Артёмом Ляшенко (Мршавко Штапич) обмениваемся фамилиями тех авторов, которые нам понравились. Обсуждаем: «А ты это читал, а это?» Часто спрашиваю, кто что прочитал, кому-то рассказываю о своих впечатлениях. Так и происходит взаимообогащение.
А что для вас значит фамилия, которую произносит каждый первый – Водолазкин?
Конечно же, «Лавр» – потрясающее произведение. Этот мир писателем замечательно найден, как и язык.
Прекрасен и «Авиатор». И я бы хотел в кино сыграть в «Лавре», если такое произойдет. Но пусть простит меня Евгений Водолазкин, дальше двух-трёх книг я почему-то не пошел, хотя «Лавром» был просто очарован. Роман так попал в меня, что я достаточно долгое время о нём думал, размышлял. Он мне дал очень много.
В чем-то ещё из современной литературы вы себя гипотетически видели или видите?
Видел героем «Библиотекаря», например. Я о проекте узнал уже после выхода и, конечно, расстроился. А недавно мы снимались с Никитой Ефремовым, и я сказал ему: «Никита, ты сыграл роль моей мечты, я этот роман знаю наизусть». Мы с ним посмеялись. Но мне было очень тяжело, даже болезненно смотреть фильм.
Вам понравилось?
Да, все классно сделано, и Никита – замечательный артист. Но мне было сложно смотреть экранизацию, потому что я очень хорошо знаю первоисточник и у меня есть любимые драгоценные вещи в нем, которые я хотел бы увидеть. Мне было жалко, что нельзя впихнуть весь роман, естественно, из-за того, что я изначально полюбил его как читатель. Но не я же снимал. А то, что сделали, мне кажется, прекрасно – мир романа создан, персонажи живые, история есть. Ещё я бы с удовольствием сыграл барона Мюнхгаузена. Это тоже одна из мечт. И не дай бог покуситься на святое, на Олега Ивановича Янковского. Он мой любимый артист всех времен и народов. Я преклоняюсь перед ним. Именно поэтому мне бы хотелось попытаться создать образ Мюнхгаузена нашего времени, потому что его герой уже вошел в историю и запечатался просто на подкорке.
Периодически слышу, что ваши коллеги как читатели не любят какой-то жанр, но сниматься в этом очень хотят. Зачастую это касается фильмов ужасов, хорроров, триллеров. Я прекрасно понимаю про их желание сделать что-то новое для себя, но мне кажется, как раз то, что тебе интересно как читателю и трогает, должно хотеться сделать. А у вас как?
Например, фантастика как литературное направление абсолютно обошла меня стороной, кроме Стругацких. Это не мой жанр. А огромное количество людей, с кем я это ни обсуждал, говорят, что на этот литературный жанр они вышли в подростковом возрасте. А я почему-то проскочил мимо него. Но в кино с удовольствием сталкивался с ним, потому что это всё равно другой язык, другое восприятие, тем более когда ты становишься частью создания произведения. Я снимался в фильме «Мы» по Замятину. Понятно, что это антиутопия, но всё равно по большому счету фантастика. Попадая в тот мир, ты не можешь не обратиться к первоисточнику, хотя многое из того, с чем ты сталкиваешься в работе, изначально было прочитано в школе, потом в институте.
Но и в школе программные произведения могут нравиться...
Естественно. Просто нужно разделять, когда ты читаешь то, что тебя заставляют или ты должен прочитать, и то, что сам хочешь. То есть фантастика обошла меня стороной как моё желание, я сам в руки не брал ничего из этого, кроме Стругацких. Но в школе я читал «Мы», так как оно было программным. А сейчас я снялся в сериале «Наследники крови» – это городское фэнтези про магов, он только что вышел, и скоро выйдет «Волшебник Изумрудного города», хотя это всё-таки сказка, не фантастика.
А я не очень любила сказки с детства. Во-первых, в большинстве они страшные, а во-вторых, мне нравились книжки про людей и их отношения. Не считая, конечно, «Незнайки» или «Малыша и Карлсона», но это совсем другое...
А я этот жанр очень любил, сказочные миры меня привлекали. Но так же я любил «Денискины рассказы», и это никак не вступало в противоборство, например, со страшными скандинавскими сказками, у нас дома был такой сборник. Много очень страшных японских сказок, да и русских народных тоже, как и братьев Гримм или Андерсена. Сейчас, читая их детям, мы уже понимаем, что это не имеет ничего общего с тем, что писалось изначально, пример тому «Русалочка» того же Андерсена.
И ведь финал в сказках чаще нехороший. Почему же они нравятся многим и вам в том числе?
Не знаю. Наверное, виной тому травмированная подростковая психика.
Как возникла у вас такая любовь к чтению, что после приезда в Москву в вашем рюкзаке всегда лежали яблоко и книга?
Чтение всегда было моим спутником. Хотя я не говорю, что всю жизнь, лет с семи и вплоть до сегодняшнего дня, регулярно что-то читал, нет. Конечно, это происходило волнами, но в какие-то моменты моего становления и, грубо говоря, критические возрастные периоды книги всегда были со мной. Поэтому я до сих пор только-только набираю, наращиваю обороты по чтению. И всегда этим питаюсь, всегда возвращаюсь к литературе. Там я нахожу и какие-то смыслы и ответы на разные вопросы. Как так получилось, что я рано пристрастился к этому занятию? Видимо, если бы у меня в доме стояли не книги, а допустим, видеомагнитофон, я, наверное, воспользовался бы им или ещё чем-то другим. Но так как книг у нас было много, а видеомагнитофона и видеокассет, как у некоторых, не было, так и произошло. Кто-то, например, становится кинокритиком или режиссёром, потому что с детства смотрел много кино, и это был его магический, иллюзорный мир, в котором он пытался искать ответы или прятался от порой гнетущей действительности. У меня не было и компьютера, поэтому, видимо, мой коридор побега от реальности и поиск ответов и смыслов заключались в литературе.
А книжка и яблоко были в моём рюкзаке, наверное, для того, чтобы я не умер с голода, ни физического, ни духовного. Конечно, это могло быть не одно яблоко, но книга лежала обязательно, потому что в тот момент у меня не было дома, к которому я был бы привязан. И не имелось никаких гарантий будущего. Я жил в некоем иллюзорном настоящем, и потому в рюкзаке за спиной всегда была книжка и небольшой перекус, ведь я никогда не знал, где сегодня остановлюсь и какая подпитка мне будет нужна, физическая или эмоциональная.
Вы снимались в исторических картинах. Что вы обычно читаете, кроме сценария, даже участвуя в фильмах, рассказывающих о не столь отдаленном времени, как в «Челюскине», например?
Для «Челюскина» я всё, что смог найти в интернете, прочитал. О том, как это произошло, кто участвовал, какие события разворачивались тогда и как за этим следил мир.
Это были физически тяжёлые съемки?
Местами – да.
Соглашаясь, вы это понимали?
Нет, я шёл просто на пробы. У меня не было всего сценария, и никто не знает, как это будут снимать и где, так как сегодня есть много разных технологических возможностей. А на пробах пытаешься в четырёх стенах сделать свою работу так, чтобы все поверили, что ты находишься там, где возможно потом окажешься.
Но вы никогда не отказались бы от чего-то, зная, что, к примеру, придется долго находиться в холодной воде, пусть и в гидрокостюме, сниматься в сыром подвале, месяцы провести на улице в мороз или в очень жарких местах?
Я перед сложными проектами стараюсь проходить медицинское обследование и узнавать, в каком состоянии мой организм. Пока всё показывает нормально, и я соглашаюсь на такие роли. А иначе зачем я в эту профессию пришёл?!
Да, но в том возрасте, когда вы шли в неё и даже учились, о таком не думают, а кто-то себя вообще в кино не представляет. А вы, кстати, сразу понимали, что будете артистом театра и кино и чего хотите?
Когда я приехал в Москву, то кроме Школы-студии МХАТ не знал ничего, какое кино?!
Попав впервые на съемочную площадку на эпизод, что почувствовали и где это было?
Это происходило, по-моему, в павильонах на заводе ЗИЛ, не на легендарном «Мосфильме», но всё равно было безумно интересно. Я смотрел на всё широко открытыми глазами, потом ещё долго работал в массовке и групповке на других картинах. И не только ради заработка, потому что какой там заработок, главное, что это была возможность посмотреть, как всё устроено в кино.
С какого фильма вы отсчитываете, что вот здесь уже по-настоящему началась профессия?
С первой массовки.
Вы можете навскидку составить ваш топ-5 русской классической литературы по авторам?
Пушкин, Достоевский, Островский, Чехов и Толстой.
А назвать у каждого самое знаковое для вас произведение?
У Толстого, наверное, «Воскресение», у Пушкина – «Борис Годунов», я хотел сыграть Гришку Отрепьева. У Островского это «На всякого мудреца довольно простоты», у Достоевского... Вот тут во мне борются желания, хочется сказать «Преступление и наказание», потому что я играл Раскольникова, и это очень близкое и понятное мне произведение, но скажу всё-таки «Братья Карамазовы» и «Идиот».
В «Идиоте» я, правда, тоже играл, ещё в институте, Рогожина.
Сакраментальный вопрос: Толстой или Достоевский?
Мне, не знаю почему, более понятно, как описывает переживания Достоевский. И Толстой – родоначальник потока сознания, я понимаю его описательные приёмы, но, на мой взгляд, Достоевский быстрее переходит к делу (смеется), что мне импонирует.
Достоевского часто литературные критики упрекают как раз в том, что у него поток сознания идёт и продраться через его слог сложно и что это было связано...
С тем, что Достоевский денежки получал за буковки (смеется).
А вам в школе «Преступление и наказание» было интересно?
Да, просто по-своему. Помню, что у нас были какие-то диспуты и работы писали. Кстати, я всегда говорю, что, если из «Преступления и наказания» убрать последнюю главу, получится прекрасный детектив.
Какие имена для вас самые важные в советской литературе и драматургии?
На меня в своё время сильно подействовал Распутин, особенно с повестью «Прощание с Матёрой», Шолохов с «Тихим Доном», но это уже за скобками, и, конечно же, Шукшин велик. И в советской драматургии есть прекрасные образчики, я всё это читал в институте. Мне нравился Розов, Вампилов, Арбузов, Володин, Зорин (в его «Варшавской мелодии» я играл в институте), а из более поздних авторов: Петрушевская, Злотников, Славкин.
На ваш взгляд, самые удачные экранизации великой литературы?
Да простит меня наша киноиндустрия, но назову но назову не самую удачную, а самую для меня любопытную – экранизацию «Анны Карениной» с Кирой Найтли, потому что она сделана изобретательно, замечательно придуман ход с приоткрывающейся параллельной реальностью. Это очень театрально, и тут во мне любовь к театру говорит. И ещё в фильме прекрасная музыка – в общем, там всё совпало.
А если говорить про наши версии «Анны Карениной», какую выбрали бы?
Фильм Зархи с Самойловой. Она прекрасна, и там идеальный Вронский-Лановой, и Каренин гениального Гриценко великолепен.
Ваше ощущение от Анны было таким же и в первое прочтение и после новых фильмов? Просто сегодня её, как правило, интерпретируют не как жертву, а как разрушительницу, фурию, в которую она превратилась из милой женщины...
«Анну Каренину» я читал уже взрослым, в институте, и тот взгляд, про который мне рассказали, я принял. И не скажу, что у меня как-то поменялось мнение о героине. Я думаю, что она запутавшийся, сломанный человек, которому нужна была помощь, но никто её не предложил. Плюс она попала в жернова времени, тех устоев, которые существовали в обществе.
Вы ждете какие-то экранизации?
Очень ждал экранизацию «Преступления и наказания» Мирзоева. Он прекрасный театральный и кинорежиссёр. В фильме замечательный состав. Надеюсь, всё получилось, но я посмотрю сериал, когда полностью выйдет. Очень надеюсь, что мои ожидания оправдаются.
А что вам хотелось бы экранизировать и кого сыграть?
Интересный вопрос. Наверное, если говорить о современности, то я бы хотел сыграть Егора Летова и в «Земле» Елизарова, но я уже взрослый, поэтому жалко это кому-то советовать, вдруг сделают (смеется).
Мне очень нравится писатель Сергей Кубрин, у него есть книга рассказов «Виноватых бьют». Вот я бы сыграл главного героя.
И ещё меня приятно удивил сборник рассказов «Бог любит Дениску» Дениса Чернова, парня с Сахалина, он записывал истории своей жизни, потом получались рассказы. А из литературы прошлого сыграл бы, возможно, Мартина Идена Джека Лондона и главного героя «Голода» Кнута Гамсуна.
Всё непросто. А у Достоевского, если бы снова столкнулись с ним?
Ну, Раскольникова уже Ванечка (Иван Янковский. – Прим. автора) сыграл.
Ну, можно позже до Порфирия дорасти...
До Порфирия? Вполне. Персонаж классный!
А в «Карамазовых», которых вы назвали?
Мне интереснее всего Алёша, я его читаю не так, как обычно это делают, и мне кажется, могло бы получиться любопытно.
А как вы читаете его?
Ну, как он написан. Мне кажется, что почти во всём, что я видел, Алёшу делали слегка ударенным пыльным мешком. И он везде как будто чуть-чуть играет свою религиозность, смирение и кротость. Но если почитать роман, то там, во-первых, говорится, что он только-только вошёл на эту территорию, на этот путь, в нём ещё бушуют все карамазовские страсти. И во-вторых, есть очень небольшая, но невероятно важная, как мне кажется, деталь – в сцене погони Алёша одним прыжком перемахивает через высоченный забор. Я не представляю, как кроткий герой мог бы это сделать, а он здоровяк, полон сил. Для меня Алёша – молодой человек с юношеской наивностью, искренностью, крепким телом и мужской энергией, этот стык очень важен мне.
Вы по гамбургскому счету в курсе того, что происходит в нашем кино как зритель? Удается ли посмотреть какие-то сериалы целиком?
Естественно, я за всем слежу, потому что это наш рынок и мои коллеги, но не всё смотрю. Сериала «Чики» посмотрел две серии, мне очень понравилось, а уже досматривал намного позже. Наверное, когда получится, досмотрю. В «1703» сначала посмотрел первую серию и только спустя много месяцев всё остальное.
Ничего так не затянуло, чтобы всю ночь не спать или за несколько часов посмотреть?
Такое только с тремя сериалами было и не нашими – «Во все тяжкие», «Друзья» и «Офис». Хотя «Ликвидацию» я смотрел ночами прямо без остановки, она тогда была у нас на дисках, но это давняя история.
Если бы к вам приехал друг из-за границы, что бы вы показали ему из своих картин?
Посадил бы и всё подряд показывал (улыбается). Я отвечаю за все свои работы и ничего не выделяю.
Вы озвучили в Литрес уже пять книг. Предлагали ли когда-нибудь что-то записать сами? И почему работа над аудиокнигой «Цветы для Элджернона» была для вас одной из самых сложных актёрских задач?
Почему это было сложно актёрски? Я думаю, что любой человек, кто читал эту книгу, понимает, как она устроена, как она написана, что это дневник человека слабоумного, над которым ставят эксперимент и пытаются его сделать умным. Дневник человека – ментального инвалида, который посредством хирургического вмешательства в его мозг на глазах начинает умнеть и обгоняет в своём развитии умнейших людей планеты. Поэтому, читая, порой тяжело продираться через эти языковые построения, которые нам демонстрируют, как меняется его мышление, умение формулировать мысли. Было очень сложно найти речевую характеристику этого персонажа и через неё и через дыхание, через паузу, через акценты передать, на каком уровне интеллектуального развития он сейчас находится. Сделать так, чтобы это было не отталкивающе, не пошло, не оскорбительно, а уместно и в то же время очень ярко, потому что у тебя нет никаких других выразительных средств, кроме голоса, то есть звука и интонации. И это было невероятно сложно. Те, кто читали это произведение, знают, что есть огромное количество отзывов на эту книгу разных читателей, которые пишут, как бездарно написана книга, как много ошибок, почему это допустили, почему редакторы не увидели, что там с первой страницы... И это удивительно, потому что я не раз и не два натыкался на такие отзывы. Поэтому, думаю, у тех, кто читал, не возникает вопроса, в чем сложность и актёрский вызов при озвучивании этой книги. Мне этот вызов был очень приятен, очень понятен, и я надеюсь, что с ним справился, смог передать ту энергию и те смыслы и мысли, которые были заложены в произведении.
На данный момент с моим участием вышло уже шесть книг. Вот буквально 10 января вышел «Волшебник Изумрудного города», который мы записали с моей женой, актрисой Лизой Климовой на двоих. Очень любопытная работа получилась. И вообще, к некоторым книгам я имел очень частичное отношение.
Например, в аудиокниге «Девочка, которая всегда смеялась последней» Александра Цыпкина, по-моему, я записал всего один рассказ, максимум два. В аудиокниге Пелевина я озвучил только искусственный интеллект. А полностью я записал только «Мы» Замятина, «Фиесту» Хемингуэя и «Цветы для Элджернона» Киза.
Последней работой – «Волшебник Изумрудного города» – я не то чтобы прямо очень горжусь, но я её с нетерпением ждал. И когда мы обсуждали с режиссёром, что было бы неплохо что-то новое записать с этой компанией и с этим продакшеном, я просто предложил наш актёрский ресурс. Он спросил, почему бы не сделать «Волшебника Изумрудного города, тем более выходит фильм, отношение к которому я имею. И нас очень подкупило это предложение и как возможность выстрелить дуплетом, и потому что это удивительная, прекрасная книга и история, которую мы любим с детства. Попытаться дать свой голос персонажам, которые всем известны уже много-много лет, было очень увлекательно. Надеюсь, что зритель, слушатель в этом случае тоже проголосует своим вниманием, своими ушами. Надеюсь, у книги будет много прослушиваний, наша интерпретация понравится. Я очень люблю записывать аудиокниги, но никогда сам материал не предлагал, предлагаю только свои актёрские усилия и ресурс. Материал меня сам как-то находит. И пока всё, что мне довелось озвучить, было очень и очень интересно. Мне всегда было интересно в это окунуться и попытаться просто с помощью голоса и энергии передать историю слушателю. И, конечно, я бы продолжал и продолжал записывать аудиокниги, мне это очень нравится, и, может быть, мы в ближайшее время опять что-то запустим, потому что есть двусторонний интерес. Очень надеюсь, что мы не остановимся в этих творческих порывах и зритель, слушатель продолжит получать от этого удовольствие.
