Софья Лебедева: «У меня под каждого персонажа есть плейлист»
Текст: Марина Зельцер, фото: Дарья Орлова, для AlterEgo Italy и RBG
Софья Лебедева к своим тридцати годам снялась в шестидесяти фильмах, и это еще при том, что она очень тщательно отбирает материал и совершенно не гонится за количеством работы. Ни с точки зрения медийности, ни с финансовой стороны дела. Но сегодня она одна из самых успешных и востребованных актрис своего поколения. Работы в сериалах «Последний министр», «Тонкие материи», «1703», «Бывшие» сделали ее известной у нас, а наряду с этим у нее уже накопился приличный опыт съемок в зарубежных проектах: «МакМафия», «Викинги: Вальхалла» на Netflix и «Тетрис». А совсем недавно на платформе «Старт» прошел третий сезон сериала «Медиатор», где она появилась рядом с героем Андрея Бурковского и очень объемно сыграла роль следователя со сложной, даже трагической личной судьбой.
Мы поговорили с Софьей о ее любви к профессии, о серьезном и необычном подходе к работе над ролями, о том, как ей в этом помогают книги и для чего они нужны ей в обычной жизни.
Соня, читая ваши интервью, я встречала названия книг, которые вы любите, используете в работе, и не переставала удивляться: очень серьезная публицистика, мифологические истории, Библия...
Это скорее актерский уклон в силу ролей, которые я играю. Мне интересно через эти произведения их открывать, доходить в них до глубины и неких обобщений. Но не могу сказать, что я знаток Библии, например.
То есть вы готовитесь к роли, основываясь во многом не на сценарии, пьесе или книге-первоисточнике, не на какой-то мемуарной или исторической литературе, а на чем-то совсем другом. А когда вам первый раз пришла в голову такая мысль?
Начну издалека. У меня абсолютно великая мама, которая прививала мне любовь к чтению с детства. Но я шла к этому вместе с ней долгим путем. Помню, как учила «Песнь о вещем Олеге» и кидала книгу в стену с криком: «Я не буду это учить, я ненавижу это!» Но мама, несмотря на такое мое сопротивление, терпеливо находила нетривиальные решения проблемы. Когда мы проходили в школе «Евгения Онегина», то мама изучала его со мной с помощью какой-то книжки доктора наук из МГУ, который очень креативно разбирал этот роман. Мама всегда искала разные точки входа в литературу, в том числе через картины, чтобы это было интересно и необычно. Я помню, как писала сочинение по «Евгению Онегину», и мы с ней, благодаря той книге, подошли к теме через географию Российской Федерации. Анализировали и искали связь в созвучиях Лены и Ленского, Онеги и Онегина, в том, что эти реки где-то пересекаются. Это было интереснейшее исследование, и ни я, ни мама, готовясь, не знали результата. По-моему, я за это сочинение получила тройку, никто не оценил наш креатив и то, что мы вложили душу. В школе нужно было писать по лекалам, а это очень скучно и бездушно, по моему мнению. Мы с мамой часто ходили по музеям, она прививала мне трепетное отношение к искусству. Но настоящая встреча с чтением у меня произошла уже после института, года в двадцать два, когда я вдруг поняла, что у меня нет удовлетворенности жизнью. Тогда я пошла в книжный клуб и уже лет пять являюсь его членом, и каждый месяц мы читаем и обсуждаем новую книгу.
Что это за клуб?
Клуб называется «Школа великих книг». Там преподают педагоги, которые называются «волшебные помощники». Мы встречаемся с группой раз в неделю. До ковида это происходило очно, теперь онлайн. Эти обсуждения бывают невероятно интересными. Ты анализируешь книгу через свою жизнь, и таким образом книга становится частью тебя. Первой в нашем клубе была книга Эрика Берна «Игры, в которые играют люди». У этой школы есть определенный список книг, которые участники читают, первого года, второго и далее. На один год дается двенадцать названий, но я с моим графиком съемок могу выпасть на полгода, потому что, когда я работаю над ролью, у меня нет никакого пространства на что-то еще.
И что за список дается на первый год, например?
«Игры, в которые играют люди», «Агрессия, или Так называемое зло» Конрада Лоренса, «Как читать книги» Мортимера Адлера, «Стратегия. Логика войны и мира» Эдварда Люттвака, «Семиотика» Георгия Почепцова, «Миф машины» Льюиса Мамфорда, «Древний человек в городе» Александра Пятигорского, «Тысячеликий герой», «В поисках чудесного» Петра Успенского, «Человек убежденный» Эрика Хоффера и «Эгоистичный ген» Ричарда Докинза.
На втором и третьем году там изучают философию Мераба Мамардашвили, Библию, «Бхагават-гиту», «Бегущую с волками» Эстес Клариссы Пинколы. Очень долго мы читали и читаем «Психологическую топологию пути» Мамардашвили. Это можно делать десятилетиями, потому что там каждое предложение – мудрость, которую можно разбирать очень долго.
А почему все книги не художественные?
На втором году есть и художественные произведения: «Братья Карамазовы», «Дон Кихот» и «Божественная комедия», но я в связи со своим графиком столкнулась там только с Сервантесом. А вообще программа так заточена, чтобы каждую книгу мы могли использовать как систему координат мышления, могли пропускать свою жизнь через произведение, как через сито, и менять ее.
То есть вы пошли туда, чтобы поменять жизнь?
Наверное, да. У меня было чувство неудовлетворенности жизнью, и я хотела понимать лучше что и как.
А почему у вас было такое чувство?
Мне было двадцать два года, я окончила институт, карьера моя только начиналась. Но карьера – это не только вверх, это и потом вниз, то у тебя есть работа, то нет. И я находилась в той точке, где не было работы, ничего не понимала, и «Школа великих книг» мне очень помогла в этом плане. Теперь книги – это часть моего бытия и в нужный момент моя точка сборки. В книгах я нахожу ответы для себя.
Но мне кажется, в хорошей художественной литературе всегда есть ответы на самые важные вопросы. Просто сейчас, особенно среди ваших коллег, модно читать такую литературу...
Я бы не обобщала, потому что люди в целом мало читают, и актеры в том числе почему-то. Лично мне сейчас художественная литература менее интересна, я ее использую только в разборе роли, когда ищу параллель с персонажем. Например, свою героиню в «Последнем министре» я делала в соответствии с Гоголем. И если в первом сезоне моя Соня – это такой Акакий Акакиевич из «Шинели», то во втором я уже вдохновлялась «Портретом», где человек отдает свою душу и свой талант за материальные блага. Когда работаешь над материалом, ищешь поддержку в чем-то великом, и от этого приходит вдохновение. Но поскольку и на съемках, и читая сценарии, я всегда нахожусь в мире вымысла, то в жизни мне хочется чего-то конкретного, реального.
Но как вы вышли именно на Гоголя с «Последним министром», как почувствовали, что искать надо там?
Сценарий сам по себе так написан, что он близок к Хармсу, жанру абсурда, при этом он про жизнь. Наверное, я подумала о Гоголе просто перебирая то, что я читала и люблю. А «Портрет» я вообще обожаю, для меня это очень важное произведение. И повзаимодействовать с Николаем Васильевичем Гоголем было весьма интересно. Еще в институте у нас был дипломный спектакль «Ревизор», и мы очень много работали над ним. Так что Гоголем я плотно занималась, и он для меня знаковый автор.
Вы играли Марью Антоновну?
У нас был экспериментальный спектакль, где все играли всех.
Есть что-то еще столь же любимое у Гоголя, как «Портрет»?
Да все, что ни прочитаешь. «Записки сумасшедшего» очень люблю, «Мертвые души», конечно.
Вы так говорите о Гоголе, которым занимались в институте, но при этом сказали, что настоящая любовь к литературе пришла уже после выпуска. Как так, ведь литература, драматургия – одна из основ профессии? К тому же в Школе-студии МХАТ литературу преподают такие мастера, что многие студенты влюблялись в каких-то авторов и вообще в чтение...
Все-таки там фокус внимания был сосредоточен на актерском мастерстве. Хотя, конечно, у нас было много дипломных спектаклей, где мы сталкивались с великими писателями, например, еще с Горьким. А у меня есть даже премия «Золотой лист» за лучшую женскую роль в спектакле «Наш городок» Торнтона Уайлдера. Пропустить через себя на сцене такое произведение – безмерное счастье. Но во время учебы в институте у меня не было внутреннего пространства для встреч с книгами просто так, мы учились семь дней в неделю с утра до ночи. Посвящать свое свободное время книгам я стала позже. Но на чтение как на досуг у меня и сейчас не хватает времени. Я читаю либо для работы, либо для поиска гармонии в жизни. Я помню многие книги в связи с ролями. Например, я снималась в англо-американском сериале «МакМафия» и свою роль в нем готовила, изучая «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, которые говорят о том, что даже в самых жестких обстоятельствах человек способен выжить и сохранить себя. То есть я понимаю, какая у меня роль, размышляю об архетипах, а уже потом ищу литературу, что поможет мне глубинно понять суть роли и тему.
А в отпуске или перед сном вы что читаете?
Сейчас я ложусь спать, как бы смешно это ни звучало, с книгой Успенского «В поисках чудесного», потому что мы разбираем ее в клубе, и для меня сегодня она является фундаментальной книгой, которая мне помогает держаться.
Почему держаться?! В профессии у вас вроде бы все хорошо, и надеюсь, что еще не было больших драм...
У меня в конце сентября умерла мама, и моя жизнь остановилась. Поэтому сейчас я еще плотно взаимодействую с книгой про Георгия Гурджиева и его идею «Четвертого пути», это меня очень собирает, и вера помогает. Мне вообще интересно порассуждать на тему смерти, а у нас в обществе эту тему обходят, как будто ее нет. Лучше бы о ней говорили, чтобы как-то готовиться к тому, что рано или поздно может произойти у каждого, а главное, чтобы начать ценить своих близких. И вот одна из купленных мной книг, кстати на Литрес, – «Тибетская книга мертвых» – как раз говорит о том, как увидеть жизнь, которая происходит после смерти.
Для этого же я читаю и Библию и «Бхагават-гиту», я духовную литературу очень люблю, она меня поддерживает в сложные времена. Я хочу, чтобы прозвучало название еще одной книги, тоже купленной на Литрес – «Жизнь после жизни» Моуди. Для меня важны свидетельства людей, которые прошли эту грань.
Соня, очень сочувствую вам и очень понимаю. А вас только книги спасают в такой тяжелый момент?
Я почти сразу ушла в работу, это помогает. И книги, безусловно, потому что они поднимают ввысь, помогают выйти на точку обзора, у которой нет времени и где я – только маленькая часть мироздания. Книги помогают увидеть, что ничего в жизни не меняется, у людей по-прежнему одни и те же проблемы. А еще спасает, конечно же, любовь. Жизнь меня балует встречами с потрясающими, очень светлыми людьми, которые постоянно работают над собой. Они светят мне как маяки, как звезды, и я их считаю своими учителями.
Вам только мама открывала мир литературы и искусства?
Нет, папа у меня тоже чудесный, он ученый, потом начал заниматься бизнесом. И он всегда мечтал, чтобы я училась в МГУ. Поэтому у нас был план на мою жизнь, в который входило мое поступление в университет. Но, чтобы это случилось, я должна была очень много учиться. И вот на это папа сильно повлиял. У меня было несколько потрясающих педагогов по английскому языку, которые привили мне любовь к нему, и потом это вылилось в мое участие в международных проектах.
Вы хотели поступать на факультет международных отношений?
На факультет глобальных процессов. Поскольку я очень хорошо училась и ездила на курсы в МГУ, у меня были все шансы поступить туда.
Вы сказали, что в школе не полюбили литературу, а детские книги мама вам читала, вам нравилось слушать, а может быть, и читать самой потом?
Совсем в детстве мама мне постоянно читала книги, среди которых было много сказок. И мне это очень нравилось, просто литературу в школе я не любила, потому что там не давали проснуться творческому восприятию. Мама постоянно покупала огромные книжки с потрясающими иллюстрациями. Ребенку очень интересно и полезно даже рассматривать их, потому что они развивают художественный вкус. Помню, как мы читали «Сказки народов мира» и Библию для детей. А потом я, конечно, читала то, что нужно было по школьной программе. Я очень люблю «Войну и мир» и «Мастера и Маргариту». И я была влюблена в Печорина.
Конечно, кто из девочек не был влюблен в Печорина?!
Мне кажется, этот образ настолько зашел в мое бессознательное, что какое-то время я даже влюблялась в таких мужчин.
А вы не осознавали, что Печорин не то что не идеален, а, мягко говоря, так себе человек? Хотя, как писал Белинский, «душа Печорина – не каменистая почва, а засохшая от летнего зноя земля», но тем не менее он столько боли приносил людям...
Мне кажется, разумом я понимала, что он не очень хороший человек, но чувственно он меня безумно притягивал. А когда мы влюблены, то не видим человека таким, какой он есть. Поэтому все разумные, рациональные критерии улетали.
Чем он вас восхищал и притягивал?
Он очень умный, у него прекрасное чувство юмора, он очень красивым мне рисовался. И даже его закрытость и равнодушие к чужому мнению, к тому, что о нем думают, тоже восхищала. Когда ты читаешь, то ставишь себя на место персонажей, и я проживала все через княжну Мэри, как будто он со мной ведет диалог, и все его манипуляции работали, я на них попадалась (смеется). Как и потом в жизни (улыбается). Если мы берем архетипы, то Печорин – это, конечно же, «Демон» Врубеля, он очень красив, и он притягивает. Это сладострастие, которое манит.
Если бы вам нужно было сыграть Анну Каренину, какую литературу в помощь вы бы привлекли? Или это такой великий роман, что ничего больше и не нужно?
Во-первых, я была бы счастлива столкнуться с такой литературой, но все равно искала бы что-то еще, потому что очень здорово заходить через материал в некую вечность. Когда я снималась в сериале «Викинги: Вальхалла», то очень серьезно изучала женщин ХI века, феномен дикой женщины, необузданной свободы амазонок. И мне кажется, в Анне все это есть, но внешняя система координат, социум это подавляли, поэтому оно так вылилось в любви к Вронскому. Так что я бы искала что-то про эту первобытность. Говоря об амазонках, я имею в виду женскую энергию, которая и в наше время закрыта у всех женщин. И, может быть, я бы размышляла через эту роль вообще на тему измены, почему люди изменяют. Мы в нашем клубе читали книжку моего любимейшего психолога Эстер Перель «Право на “лево”» с подзаголовком «Почему люди изменяют и можно ли избежать измен». Это потрясающая книжка, очень ее рекомендую.
А какие у вас отношения с экранизациями? Есть ли какие-то очень удачные, на ваш взгляд, которые попали в дух произведения?
Из того, что приходит в голову, это «Парфюмер». Мне показалось, что экранизация получилась абсолютно на одном уровне с книгой. Я была в восторге, когда смотрела фильм. И новая «Мастер и Маргарита» меня потрясла. Понятно, что это совсем другое произведение, но там очень много отголосков того, как я видела и чувствовала роман Булгакова. А когда я смотрела фильм «Бедные, несчастные», за который Эмма Стоун получила «Оскар», у меня было четкое ощущение, что ее героиня – Шариков из «Собачьего сердца» Булгакова. Вот такая параллель возникла (улыбается).
Знаю, что для одной работы вы исследовали тему женской агрессии, и у меня в первую очередь возникает Катерина Измайлова из повести Лескова «Леди Макбет Мценского уезда», а у вас что?
Таких персонажей немного, потому что социум подавляет ярость. Это такое сильное состояние и чувство, Медуза Горгона про это, богиня Кали. В литературе это для меня, конечно же, булгаковская Маргарита, которая летит на бал, мстит, крушит квартиру Латунского, находясь в состоянии всемогущества. Мне вообще кажется, что женская ярость гораздо мощнее мужской. Это мать, которая поднимает грузовик, не помня себя, если он наехал на ребенка.
А в «Медиаторе» вам какая-то книга помогала?
Там у меня не было какой-то литературной основы, потому что не хватало времени на подготовку, и я просто много работала над ролью. Мне помогал клинический психолог, объяснял, что происходит при панических атаках и тогда, когда человек пьет нейролептики. У героини психическое заболевание, а это уже другая ниша.
Вы с психологом только о роли говорили?
Это мой друг, который меня периодически консультирует, когда возникают какие-то сложности. И я ему рассказываю про персонажей, и он мне все четко по полочкам раскладывает.
Никита Ефремов тоже обращается с этим к психологам...
Да, я знаю. Мы как раз с ним недавно снова снимались вместе в фильме «Реплика».
Насколько сильно вы подключаетесь к роли, проживаете ее в период подготовки или уже снимаясь? Все-таки мастерство актера, его техническая оснащенность заключается в том, чтобы не умирать с каждым героем...
Я не умею технически плакать, не умею технически ничего делать, я умею только проживать. И у меня даже был этап, когда я сыграла роль, а потом на две недели ушла в депрессию, потому что так глубоко спустилась куда-то. Я не знаю, правильно это или нет.
Какая это была роль?
Героиня сериала «Викинги: Вальхалла». И в «Медиаторе» я тоже все пыталась проживать, потому что это очень личная роль для меня. Кстати говоря, мне многие пишут, что узнают себя в таком состоянии, когда они подавляли боль. То есть им это срезонировало, наверное, потому что я вложила в роль свою личную боль. Я против технических приемов, я всегда это вижу.
Я говорю о тех навыках, которым учат в институте, чтобы актер мог проживать роль, и не раз и не заболевать...
С каждой ролью по-разному. Я, скорее, пытаюсь изучить тему. В случае с «Медиатором», когда в мою героиню мужчина плеснул кислотой, я смотрела видео девушек, которые стали жертвами похожих историй, то есть я как человек начала в это погружаться и задаваться вопросом, как возможно, что один человек плещет в другого кислотой?! Это настолько страшно и настолько грустно. Скажут, что это животное начало, но животные таких зверств не совершают просто так, а мы можем так издеваться друг над другом.
Простите, а что значит «очень личная роль»?
Я бы не хотела говорить подробно об этом, все-таки моя героиня из «Медиатора» имеет дело с психическим расстройством. И я в своей семье сталкивалась и контактирую с подобной проблемой у родственников и нахожусь внутри ситуации.
Хочется ли вам сыграть каких-то героинь великой литературы и драматургии, не считая уже оговоренной Анны Карениной?
Я очень люблю маленький рассказ Куприна «Наталья Давыдовна», об учительнице, которая живет двойной жизнью. Это в тему «Ямы» того же Куприна, и мне было бы очень интересно это сыграть. И я бы еще раз сейчас сыграла «Наш городок», но уже с пониманием того, что такое смерть. А вообще я открыта любой хорошей драматургии, у меня нет каких-то предпочтений. Чехов мне близок. Ионеско интересен, потому что в принципе интересна природа абсурда. Мы в институте играли отрывки из Ионеско, а позже я не встречалась с этим жанром. В фильме «Квадрат» моего любимого режиссера Рубена Эстлунда есть эта грань абсурда.
А какие советские фильмы вы любите?
Я не могу сказать, что хорошо знаю советское кино, но интересуюсь этим. Вчера, например, пересматривала «Женитьбу Бальзаминова» для одних проб, о которых пока не могу рассказывать. С огромным уважением и любовью возвращаюсь туда, иногда просто для души. Миллион раз смотрела «Три тополя на Плющихе» Татьяны Лиозновой, но и сейчас хочется пересмотреть. Там есть что-то невыразимое словами. Еще я бы мечтала поработать с Сокуровым.
Удивительно, что вы называете «Три тополя на Плющихе» – очень человеческое, простое кино, и тут же возникает принципиально другое – Сокуров...
Мне интересны разные направления. И я очень благодарна за то, что мне предлагают абсолютно непохожие роли. У меня такая нейтральная внешность, из которой можно, как из глины, лепить совершенно разных персонажей.
А Сокурова вы воспринимаете умом или чувствами?
И тем и тем стараюсь. Но мне далеко до его понимания, я только чуть-чуть прикасаюсь к его миру.
Сокурова смотреть нелегко. А вы читаете книги, которые тяжело идут у вас?
Например, «Тысячеликий герой» довольно сложно читается, его нельзя быстро прочитать. Нужно это делать внимательно, скрупулезно, долго, но багаж знаний и всего, что ты получаешь от этой книги, как доступ к вечности, что перевешивает все сложности. Читаешь и понимаешь, что все уже и было, и повторяется. Это очень мощная книга. Она рассказывает о том, как проходить через трудности, как с ними сосуществовать, и я сначала обратилась к ней как человек. А потом узнала, что эта книга лежит в портфеле у всех сценаристов. И, если сценарий написан хорошо, скорее всего, в нем есть отголосок этой книги. Потому что в ней заложена структура мифов, структура сказки, а по факту структура везде одна – прохождение пути героем, и есть центральное событие, которое меняет героя. И любой хороший сценарий можно через эту книгу анализировать. У меня есть такой пример – «Викинги: Вальхалла», который мы снимали в Ирландии, там несколько линий, и у меня там сюжетообразующая роль. В «Тысячеликом герое» есть главный герой, а есть его помощники, в том числе женщина, которая этого героя поддерживает, чтобы он смог совершить подвиг. Этот помощник двигает сюжет, у него своя линия, но сценарно он нужен для развития героя. Моя героиня как раз такая для главного героя фильма. И я через «Тысячеликого героя» анализировала сценарий и все стараюсь через эту книгу анализировать.
А если сценарий замечательный, разве он не самодостаточен, нужно ли, чтобы его понять, прикладывать к нему еще какую-то книгу?
Например, сценарий «Последнего министра» был блестяще написан. Я читала его на одном дыхании, ехала в транспорте или сидела в кафе, смеялась в голос, люди на меня смотрели как на сумасшедшую. Но это не убирает мою работу над ролью. Я всегда решаю, на какую тему разговариваю со зрителем через своего персонажа. И я ищу тему через архетипы, через путь героя.
В хорошем сценарии видна тема, и хороший режиссер определяет ее для себя, то, о чем снимается кино. Возьмем прекраснейший фильм Никиты Михалкова «Пять вечеров» по замечательному сценарию Володина. Людмила Гурченко и Станислав Любшин – невероятные актеры, но и они краски на полотне художника – режиссера. Хотя, конечно, актер тоже ищет характер, детали героя...
Я по-другому работаю, я считаю, что актер – соавтор режиссера.
Я и не отрицаю соавторство ни в коем разе. И та же Гурченко всегда так работала, но понимала, что такое режиссер, когда он талантливейшая личность...
К сожалению, сейчас большинство режиссеров не ищут тему. И таких сценариев, как «Пять вечеров», сегодня нет. Поэтому если режиссер не может мне что-то дать, я сама подготовлю роль и приду на площадку. На Западе актер, как правило, дома готовит роль со своим видением и приносит это на съемки. Например, Джон С. Бейрд – шотландский режиссер, у которого я снималась в «Тетрисе» – сразу сказал нам: «Я вас выбрал, ребята, я вам доверяю. Я вас вижу», и он в целом делал нам только небольшие поправки.
Удобная позиция, прямо как в анекдоте, когда режиссер сидит в кресле с надписью director, а оператор, артисты и другие делают все сами...
Нет, просто там другая культура общения. Там больше соавторства, и мне это очень импонирует.
Но я не думаю, что большие режиссеры и там так работают. А кто из наших режиссеров смог вам много дать в работе?
Сергей Сенцов на съемках картины «1703», у него необычное режиссерское видение. Порой мы не совпадали, но из этого высеклось что-то очень любопытное и важное. С Романом Волобуевым мне было очень интересно работать, и текст он написал блестящий. И мои любимые Люба Львова и Сергей Тарамаев – конечно же, потрясающие.
А что еще вам помогает готовить роль?
Музыка. У меня под каждого персонажа есть плейлист, и даже под конкретную сцену, особенно если она грустная или сложная. Я между дублями слушаю музыку, потому что она помогает настроиться. Я очень люблю музыку Radiohead, мне кажется, это величайшая группа нашего времени.
А классическую музыку вы слушаете?
У меня очень разнообразный музыкальный вкус. Я люблю группу Radiohead, считаю их тексты невероятно поэтичными и глубокими. С чем бы я ни взаимодействовала у Radiohead, он выбрасывает меня в вечность.
А что вы слушали, например, для героини «Медиатора»?
В «Медиаторе» есть сцена, где у моей героини случается паническая атака, а потом она рассказывает герою Андрея Бурковского про свою самую главную боль и уязвимость, и для того, чтобы сыграть это, я слушала треки Radiohead, например, «2+2=5», Джеффа Бакли, группу Muse и Моцарта.
Что именно Моцарта?
Это был и «Реквием», и очень много оперных арий, и «Концерт No23», вообще один из моих любимых. Это просто настроенческая история, то, что в меня попадает и резонирует с моим сердцем. Музыка, конечно же, помогает настроиться на лад персонажа.
А вы посещаете концерты классической музыки?
Моя младшая сестра учится на оперную певицу. И она для меня проводник в музыку, я бываю у нее на концертах, и на спектакли мы с ней вместе ходим.
Есть ли какая-то книга, которая так захватила и сюжетом, и слогом, что вы не могли оторваться и сожалели, что она заканчивается?
У меня так было с Германом Гессе «Сиддхартха». Эта книга меня вообще сбила с ног. Она не очень большая, но в ней столько света и столько ответов, которые нам всем необходимы, что я к ней все время возвращаюсь и перечитываю.
А за сколько вы можете прочесть толстую книгу, которая вас увлекла, каков ваш рекорд? Хотя я думаю, что речь должна идти не о такой книге, как «Сиддхартха», а о чем-то более живом...
Это интересный разговор, потому что я вообще нахожу сложным чтение. А сейчас особенно, потому что соцсети, мемы, рилсы натренировали наше внимание на что-то очень короткое, гиперстимулирующее, а внимание как мышца, его нужно тренировать. Удерживать его стало гораздо труднее, поэтому про рекорд говорить не буду. Не хочу представляться такой умной, которая может промахнуть сто страниц за день. Нет, это не так. Мне тоже стало сложнее концентрироваться.
А с современной литературой вы совсем не знакомы?
С современной литературой я сталкивалась, но не так глубоко. Не могу сказать, что у меня есть время отслеживать ее. Но, например, я играла спектакль «Наташина мечта» Ярославы Пулинович и иногда читаю ее пьесы. Мне очень нравится, как она пишет. Но это уже не совсем современная литература.
Где вам скорее удается читать и когда вам приятнее это делать: на сон грядущий, в кресле в выходной день, на пляже? И чаще в руках настоящая книга или электронная версия?
Я люблю бумажные книги, запах книг, особенно старых. Но в основном сейчас читаю что-то серьезное на Литрес. Мне очень нравится, как устроен сервис, очень удобно устроена читалка. Читаю, как правило, в больших перерывах на съемках. И такое переключение дает мне больше энергии потом в работе. Перед сном тоже читаю и прекрасно засыпаю под книгу (смеется).
Как вы любите отдыхать и умеете ли отключаться от работы над будущей ролью, например?
Я очень люблю путешествовать, обожаю природу, и лес особенно, поэтому отправляюсь куда-нибудь за город и там заряжаюсь. Когда идет проект, я не могу отключиться от роли. Поскольку работа над ней состоит из каких-то атомов, это не наука, и у тебя нет никаких ответов, то с каждой ролью ты как будто заново начинаешь вообще все. Могут сказать, что есть же некая система, но это не совсем так. Например, один из моих любимых актеров Дэниел Дей-Льюис готовится к ролям по два года. Казалось бы, у него есть система, что нельзя сделать быстрее? Но нет, каждая роль – это выход из собственных границ и нахождение чего-то нового, того, чего у тебя никогда не было. Это требует полного погружения, и остановиться в таком поиске и сказать: «Я готов», по моему мнению, нельзя. Ты копаешь, ищешь, исследуешь, это очень интересно. И я люблю свою профессию за то, что это исследование всегда бездонно. И конечно, это влияет на меня как на человека, дает мне очень большое развитие, и душевное, и чувственное, и умственное. Исследование, которое я провожу, лично для меня как мини-диссертация. Так или иначе я постоянно во время проекта об этом думаю.
Соня, вы же еще все время учитесь. Чего вам не хватает, по вашему ощущению, для работы, что вам дают новые школы и практики?
Я каждую роль делаю по-разному, беру из разных техник, никогда не знаешь, что получится, это же не наука. Поэтому, когда в твой арсенал входит новая техника, это как подзарядка, как ресурс, и этим инструментом можно препарировать материал, что очень интересно. Я пытаюсь сохранять детское любопытство, поэтому бросаюсь во все новое, познаю что-то. В этом есть свежесть.
Через сколько лет после института вы поняли, что вам нужно что-то еще изучить, что-то узнать?
Мне кажется, что ровно через год после Школы-студии МХАТ я поехала в Европу учиться на очень маститых театральных курсах, потому что система Станиславского – это одно, а мне хотелось обновить что-то, обрести какую-то внутреннюю свободу. Иногда отсутствие рамок и свобода мышления очень помогают.
Если говорить о театральных школах, по сути, все они вышли из наших Станиславского и Михаила Чехова, многие звезды Голливуда учились в школе Ли Страсберга именно этому, в том числе туда приезжали преподавать и наши большие актеры. Мне кажется, что наш театр в лучших проявлениях выше многих европейских примеров...
Я бы не сравнивала это, я очень люблю театр «Шаубюне» в Берлине, например. То, что там делают, просто за гранью возможного, это космос. Везде есть прорывы.
«Шаубюне» раньше возглавлял Петер Штайн, и он как раз очень понятный режиссер, близкий нашей культуре, знаток и постановщик Чехова, и много ставил и у нас...
По моему мнению, надо брать лучшее из мировых театральных практик. И в театральных вузах не учат, как играть в кино, поэтому ты сам должен быть максимально подкован. В каждом зарубежном проекте, где я снималась, были собраны актеры со всего мира. И это было безумно интересно, потому что у всех разные школы. Для них в порядке вещей постоянно учиться. Там практически у каждого актера есть коуч, с которым они готовят роль, а у нас я часто наблюдаю, как люди думают, что все умеют и ничего нового узнавать не хотят.
С одной стороны, хорошо, когда актеры столько учатся, но, с другой, нигде не обучались дополнительно наши великие, как Евстигнеев, Борисов, Янковский, Миронов, Гундарева, Мордюкова, Гурченко... У них была одна школа, а потом практика в театре и в кино и встречи с большими режиссерами.
Я говорю именно про современных актеров. Я думаю, что те актеры, у которых большая практика в театре, так или иначе находятся в постоянном тренинге, а если театра не так много в твоей жизни, то все равно нужно содержать свой актерский аппарат в тонусе, в некой гибкости. Это же пластилин, глина. Я много снимаюсь, в том числе за границей, поэтому не могу быть сильно привязана к театру, и я это заменяю тренингами. Вот и сегодня у меня было длительное занятие, апгрейд, так сказать. Я пока не могу рассказывать об этом, но мы создаем школу для актеров, где я сама тоже учусь и буду еще учиться. К нам уже ходит очень много звезд и медийных ребят, потому что все выгорают после больших, плотных съемок. И тогда нужна поддержка и обновление, а ее можно найти только в учебе, только в постоянном тренинге.
