«Осада, или Шахматы со смертью» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 8

Свободен человек, с которым случается лишь то, чего он сам хочет, которому помешать может лишь он сам.

Чучельник — не более чем скромный коммерсант и ремесленник, который, впрочем, читает книги и изучает живых и мертвых. Однако же он пришел к выводу, что человек, не познав Природу, не найдя в себе должного мужества, чтобы принять ее законы, отказался от опыта ради измышленных систем, изобрел богов, жрецов и владык, помазанных ими на царство. Безоговорочно капитулировал перед людьми, которым ни в чем не уступал, а те воспользовались его слабостью и превратили в раба, лишенного собственного разумения и бесконечно чуждого главному, основополагающему постулату: все на свете, включая хаос, пребывает в порядке, определенном законом природы. Прочитав об этом в трудах философов, изучив смерть вблизи, Фумагаль утвердился во мнении, что действовать иначе Природа попросту не может. Это она, а не какой-то непредставимый бог распределяет порядок и хаос, посылает радость и страдание. Это она распространяет добро и зло по миру, в котором ни гневные крики, ни слезные мольбы не в силах изменить нерушимые законы созидания и уничтожения. Это ее грозная неизбежность. Огню подобает жечь, уж такое у него свойство, и это в порядке вещей. Точно так же, как человеку — убивать и пожирать других животных, в которых он нуждается. И творить зло, ибо оно заложено в самой его природе. Нет примера более впечатляющего, нежели чье-либо мучительное умирание, происходящее под небесами, не способными если не избавить от страданий, то хоть на йоту облегчить их. Ничто не может дать лучшее представление о принципе мироустройства; ничто не опровергает убедительней существование высшего разума, ибо, существуй он на самом деле, несправедливость преследуемых им целей просто повергала бы в отчаянье. И потому чучельник убежденно полагает, что утешительная моральная правота заключена даже в самых чудовищных несчастьях и катастрофах — в землетрясениях, эпидемиях, войнах, бойнях. В страшных преступлениях, которые, всему отводя свое место, оставляют человека наедине с холодной непреложностью Универсума.

В других городах от женщины не требуется ничего, кроме умения одеться к лицу и двигаться изящно, болтать о пустяках и обмахиваться веером. Тогда как жителю Кадиса, будь то мужчина или женщина, присуще беспокойное стремление познать как можно больше. Порт и море заставляют смотреть, учат видеть и являют многое. Открытый город, вот уж который век ведущий торговлю со всем миром, традиционно склонен к свободомыслию и не может не воспитывать в этом духе свое юношество. И не в пример всей прочей Европе, в отличие даже от самых культурных стран, здесь в порядке вещей, что женщины знают языки, читают газеты, спорят о политике, а в случае надобности — все беря на себя, становятся во главе компании, как пришлось поступить Лолите после смерти отца и старшего брата. Все это принимается обществом благосклонно и более чем одобрительно — впрочем, до тех пор, пока не выходит за рамки хорошего тона и добропорядочности.

Что ж, это правильно - чтобы не показаться невежей, стань нахалом.

Знаете, чем мне нравятся моряки? Они много видели и мало говорят. И верят тому лишь, что видели собственными глазами, познали на собственном опыте, а не вычитали из книг. Морякам никогда не нужно общество — они привыкли к одиночеству. И еще у них — у вас есть какая-то наивность, простодушие, присущее тем, кто, сходя на сушу, словно попадает в дебри неведомого мира, от которого не всегда знаешь, чего ожидать.

Каждый раз, когда он отправляет голубя в полет, чучельника охватывает странное, беспричинное ликование. Ощущение беспредельной мощи и неосязаемой, духовной связи с теми почти магическими силами, которые по его собственной воле высвобождены и направлены к противоположному берегу бухты.

— Вы вернулись из Гаваны совсем юным, так ведь?— Сказать «вернулся» было бы неточно. Просто приехал. «Вернуться» — это значит появиться в метрополии с несколькими тысячами реалов, чернокожим слугой, попугаем и ящиками сигар.— И с китайской шелковой шалью для какой-нибудь дамы?— Да, кое-кто и шаль привозит.

Удивительно хорошо идти вот так, без цели, молча и неторопливо, будто погрузившись в некую блаженную истому. В безмолвии ночных улиц, превращающем их в соучастников, в ночь карнавала, избавляющего от обязательств и ответственности.

Порою, вот как сейчас, возобновляется разговор — о погоде ли или о чем-то столь же малозначащем. Это происходит, когда молчание чересчур затягивается, ибо никто не хочет или, вернее, не решается его нарушить.

Путь назад нескончаем. И уже на середине его Лолита чувствует — кто-то оказался рядом. Чья-то рука ухватывает ее запястье.