Глаза Вечерней Звезды вы, думаю, видели во сне. Как вам удалось сделать их такими ясными, но при этом не сверкающими? Звезда над ними гасит их сияние. И какую тайну прячут их загадочные глубины? И кто научил вас изображать ветер? Ведь в этом небе, над вершиной этого холма бушует буря. И где вы видели Латмос? Ведь это же гора Латмос.
Не трудитесь рекомендовать ее мне... Никакие панегирики на меня не повлияют. Я составлю собственное мнение.
- А меня вы видите?
- Нет, моя фея, но я безмерно счастлив уже тем, что слышу и чувствую вас.
Птицы - трогательно нежные супруги, птицы - эмблема любви... А как же я?
Пока я жив, я буду предан одной тебе.
Природа казалась благосклонной и доброй, мне чудилось, что она любит меня, всеми отверженную, и я, ожидавшая от людей лишь недоверия, неприязни и оскорблений, прильнула к ней с дочерней нежностью.
Твое положение в моем сердце, и дорого поплатятся те, кто посмеет оскорбить тебя теперь или потом.
Я воспринимала как несчастье, что так мала ростом, так бледна, а черты лица у меня такие неправильные и такие необычные.
«Новое служение! В этом есть что-то, – рассуждала я (разумеется, мысленно – у меня не было привычки говорить вслух с самой собой). – Да-да! Потому что это звучит не так заманчиво, как слова Свобода, Треволнения, Восторги – бесспорно, чудесные звуки, но для меня лишь звуки, и настолько мимолетные и пустые, что внимать им смысла не имеет. Но Служение! В нем есть нечто материальное. Служить способен всякий.
Я возжаждала свободы, о свободе я вздыхала и вознесла краткую молитву о свободе