«Пятое сердце» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 3

А день был холодный… как ведьмины сиськи.

Пятидесятый день рождения Генри Джеймса выдался холодным, тоскливым и одиноким – ровно таким, какой он вообразил бы, если бы писал щемящий психологический рассказ.

– Я представляю себе красную кнопку «удалить», мысленно нажимаю ее, и воспоминание исчезает, – сказал Холмс. – Иначе бы мой мозг превратился из идеально настроенной машины в огромный мешок ненужных вещей.

– Кнопка «удалить»… – Полковник Райс покачал головой. – Надо ж такое выдумать…

– А вы помните, – Клеменс сверкнул глазами из-под кустистых белых бровей, – как я говорил, что Пейдж убедит рыбу вылезти из воды и пойти с ним?

– Да.

– Так вот, он убедил рыбу, которую вы видите перед собой, пойти с ним, забраться на дерево и кричать попугаем.

Надругательство над языком он воспринимал так же, как неоправданную жестокость к собакам или лошадям. Не сказать, что его отношение к лошадям и собакам было таким уж сентиментальным, однако он как-то заметил Ватсону, что число людей, говорящих «одел шляпу» или «подустал», можно было бы заметно сократить несколькими меткими выстрелами и записками с пояснениями, приколотыми жертвам на грудь.

Его серые глаза смотрели так холодно, что Джеймс назвал бы их нечеловеческими, змеиными. Глазами довольной, но бесконечно печальной змеи.

– Он подался вперед и шепнул секрет, как приобрести и сохранить богатство, – тихим заговорщицким голосом произнес Клеменс.

Все трое его собеседников, включая Холмса, тоже подались вперед, чтобы услышать секрет великого Эндрю Карнеги.

– Цитирую его дословно, – прошептал Клеменс. – «Сложите все яйца в одну корзину, старина… и берегите эту корзину».

Всемирно известный мастер слова Генри Джеймс держал рот на замке.

Отношение Ахава к белому киту стало в последние годы моим отношением к жизни, – сказал Кларенс Кинг.

– И что же это за отношение? – спросил Генри Джеймс.

– «…До последнего бьюсь я с тобой; из самой глубины преисподней наношу тебе удар; во имя ненависти изрыгаю я на тебя мое последнее дыхание», – наизусть продекламировал Кинг, смягчая ярость слов мальчишескою улыбкой.

– Один малый, работающий в детском журнале, сочинил клятву, которую министерство образования разослало по школам, чтобы двадцать первого октября, в день церемонии, все юные оболтусы по всем школам выразили свою любовь к стране.

– Клятву? – недоверчиво переспросил Джеймс.

– Целиком не помню, но начало такое, – сказал Райс. – «Я клянусь в верности моему флагу и республике, которую он символизирует…»

– На мой взгляд, требовать от школьников клятвы как-то не очень по-американски…

– Не по-американски, – согласился Холмс. – По-немецки. Очень по-немецки.