«Авиатор» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 31
всё у Робинзона – последнее, ничему нет замены. Родившее его время осталось где-то далеко, может быть, даже ушло навсегда. Он теперь в другом времени – с прежним опытом, прежними привычками, ему нужно либо их забыть, либо воссоздать весь утраченный мир, что очень непросто.
Сказав, например "мое детство", я не объясню будущей дочери ровно ничего. Чтобы дать ей хоть какое-то представление об этом, я должен буду описать тысячу разных подробностей, иначе ей не понять, в чем состояло тогдашнее мое счастье.
- Хорошо, - спрашиваю, - вы признаете, что история - это цепь событий?
- Признаю, - отвечает Иннокентий. - Вопрос только в том, что считать событием.
- Там, где есть хороший чиновник, не нужен правитель.
Замечательно. Европейский взгляд. Подношу свой бокал к бокалу Гейгера:
- А где вы видели в России хорошего чиновника?
...действительность устает от воззваний и начинает из них испаряться. Остаются лишь фразы, которые используются совсем не так, как ожидалось.
Всё то, что я вспомнил о моем прошлом, не приблизило его ко мне. Оно теперь напоминает отсеченную и вновь пришитую руку. Эта рука, может быть, кое-как и двигается, но моей больше не является.
Я слышал эти звуки сквозь сон, и они мне не мешали, наоборот - делали оставшиеся до подъема минуты еще слаще, потому что те,что там работали, встали уже давно, зябли, ссутулившись,на сыром ветру, а я лежал в теплой постели, все еще лежал, и мои минуты казались мне вечностью. То же испытывал я, когда дворники еще затемно начинали чистить лопатами снег. Скребли его. Скалывали лед. Негромко переругивались. В отличие от меня, они не были рады снегу. Не ждали его, подобно мне, уже с середины осени, открывая утром глаза, поднимая их вверх и замирая, не осветился ли потолок отражением побелевшей за ночь улицы.
Она хотела сесть, но я удержал - положил на ее плечо ладонь. Четыре пальца легли на ночную рубашку, а пятый, самый ловкий, оказался за границей ворота. Мизинец. Касался ее кожи. В него переместились все мои органы чувств, и я стал одним сплошным мизинцем.
- Наказания неизвестно за что не бывает, - ответил Иннокентий. - Нужно лишь подумать, и ответ обязательно найдётся.
Интересная логика. Странным образом совпадает с логикой ГПУ. там помогали найти ответ.
- В чём вы видите разницу между тем временем и этим?
Из-за яркого света неразличимо лицо журналиста. Трудно говорить, когда не видишь лица собеседника.
- Понимаете, тогда даже звуки были другие - обычные уличные звуки. Цоканье копыт совсем ушло из жизни, а если взять моторы, то и они по-другому звучали. Тогда - одиночные выстрелы выхлопных газов, сейчас - общее урчание. Клаксоны, опять же, другие. Да, важную вещь забыл: никто нынче не кричит. А раньше старьевщики кричали, лудильщики, молочницы. Звуки очень изменились...
- Звуки-то - полдела, я думаю, слова изменились, вот что главное. Изменились ведь?
- Пожалуй, - отвечаю. - Пожалуй, что изменились. Только к новым словам легче привыкаешь, чем к новым звукам или, там, скажем, запахам.
- Я вас всё на исторические темы пытаюсь перевести, - смеётся, - а вы мне всё про звуки да про запахи.
Кровь приливает к голове. Ох, приливает как.
- Разве вы не понимаете - это единственное, что стоит упоминания? О словах можно прочитать в учебнике истории, а о звуках - нельзя. Вы знаете, что значит лишиться этих звуков в одночасье?
