«Да здравствует фикус!» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 19
На дно, в безвольный, бесстыдный туман! Опускаться легко, конкуренты не мешают.
Но, странное дело, даже упасть без борьбы не получится. Найдутся, затеребят спасатели — родня, друзья, подруги.
Редактор «Антихриста» был убежден, что любит пабы, особенно те, что попроще. Пабы — заведения пролетарские, уж там ты в самой гуще рабочего класса, не правда ли? Но одному туда заходить Равелстону не доводилось, и выглядел он в пабе как карась на берегу.
Никогда никому не позволяй платить за твою выпивку! Первая заповедь для бедняка.
Впереди рисовалось нечто вроде бытия отшельника, живущего подобно птицам небесным. Забыв, что птичкам не надо оплачивать квартиру, виделась каморка голодного поэта, но как-то так, не слишком голодающего.
Душа Гордона заныла. Как свойственно порой слабым натурам, он вдруг взбрыкнул и, к ужасу родни, наотрез отказался даже сходить представиться.
Ясно увиделось безумное поклонение деньгам, настоящий культ. Ставший, возможно, ныне единственной — согретой живым чувством— религией.
Равелстон довольно уныло кивал, хотя в последнем замечании для него мелькнуло, наконец, нечто разумное, напомнив о его подруге Хэрмион Слейтер. Роман их продолжался уже два года, но женитьбу они на себя не взвалили – «столько возни!», лениво морщилась Хэрмион. Она, разумеется, была богата, то есть из состоятельной семьи. Вспомнились ее плечи, сильные, гладкие и свежие, благодаря которым она, снимая платье, казалась выныривающей из волн русалкой; ее кожа и волосы, ласкавшие каким-то сонным теплом, подобно пшеничному полю под солнцем. Упоминания социализма вызывали у нее зевоту. Отказываясь даже заглянуть в тексты «Антихриста», она отмахивалась: «Не хочу, ненавижу твоих угнетенных – от них пахнет». И Равелстон обожал ее.
Гордон с дружками пришли от «подрывных идей» в восторг. Целый год выпускали, размножая на копировальном аппарате, подпольную ежемесячную газету «Большевик», где восхваляли социализм и свободную любовь, призывали к распаду Британской империи, упразднению армии и т. п. Повеселились от души. Каждый начитанный подросток в шестнадцать лет социалист. В этом возрасте крючок под комком приманки не заметить.
Они вырулили на ту главную – главную для Гордона – тему тщетности, хищности и обреченности современной жизни, которой непременно посвящалось не менее получаса в их беседах. Равелстон, правда, ощущал себя при этом слегка неловко. Разумеется, целью «Антихриста» и было указать бессмысленность существования под пятой загнивающего капитализма, однако внутренне это воспринималось главным редактором как-то теоретически. Имея восемь сотен в год, иначе невозможно. И в те часы, когда Равелстон не думал о шахтерах, китайских кули или безработных Мидлсборо, жизнь виделась ему штукой довольно славной. Кроме того, он свято верил, что социализм скоро восторжествует и все уладится. Гордон, казалось ему, всегда преувеличивает. Впрочем, хотя тут имелось определенное тонкое разногласие, деликатный Равелстон на своем не настаивал.
Он снова устремил взгляд в даль - зеркало в последнее время страшно раздражало.
