«Золотой теленок» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 4
держа в одной руке знамя с надписью: «Перестроим быт текстильщиков» и перекинув через плечо палку, на конце которой болтаются резервные сандалии «Дядя Ваня» и жестяной чайник без крышки. Это советский пешеход-физкультурник, который вышел из Владивостока юношей и на склоне лет у самых ворот Москвы будет задавлен тяжелым автокаром, номер которого так и не успеют заметить.
Вы – дезертир трудового фронта!
Но раз вы так со мной жестокосердны, уйду я прочь и прокляну притом.
будто возчик в рыбачьей брезентовой прозодежде вез магазина духовых инструментов, мандолин
удивительно доверчивыми. По всей стране, вымогая и клянча, передвигаются фальшивые внуки Карла Маркса, несуществующие племянники Фридриха Энгельса,
за рецепт? Полтораста дадут? – Дадут двести, – зашептал переводчик. – А у вас в самом деле есть рецепт? – Сейчас же вам продиктую, то есть сейчас же по получении денег. Какой угодно: картофельный, пшеничный, абрикосовый, ячменный, из тутовых ягод, из гречневой каши. Даже из обыкновенной табуретки можно гнать самогон. Некоторые любят табуретовку. А то можно простую кишмишовку или сливянку. Одним словом – любой из полутораста самогонов, рецепты которых мне известны.
Представлялись ему: членские взносы, стенгазеты, совхоз «Гигант», торжественное открытие первой фабрики-кухни, председатель общества друзей кремации и большие советские перелеты.
– Николай… Николай Шмидт. – А по батюшке? «Ах, как нехорошо!» – подумал посетитель
– Как вы говорите? Без копейки? Это интересно. – Конечно, я мог бы обратиться к частному лицу, – сказал посетитель, – мне
– Что такое! – сказал вдруг Балаганов, переставая работать. – Три часа уже пилю, а оно все еще не золотое. Паниковский не ответил. Он уже все понял и последние полчаса водил ножовкой только для виду. – Ну-с, попилим еще! – бодро сказал рыжеволосый Шура. – Конечно, надо пилить, – заметил Паниковский, стараясь оттянуть страшный час расплаты. Он закрыл лицо ладонью и сквозь растопыренные пальцы смотрел на мерно двигавшуюся широкую спину Балаганова. – Ничего не понимаю, – сказал Шура, допилив до кон
