«The Little Lady of the Big House / Маленькая хозяйка большого дома» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 22
– При моих взглядах и моем характере, – продолжал он, – я не мог бы целовать женщину, которая бы только терпела мои поцелуи, – это было бы для меня самой большой душевной мукой.
– А допустите, что она притворялась бы – ради прошлого или из жалости к вам, из боязни огорчить вас? – настаивал Хэнкок.
– Я счел бы такое притворство непростительным грехом с ее стороны, – возразил Дик. – Тут нечестную игру вела бы она. Нечестно и несправедливо удерживать возле себя любимую женщину хоть на минуту дольше, чем ей хочется. К тому же это не доставило бы мне ни малейшей радости. Лео прав. Какому нибудь пьяному ремесленнику, может быть, и удастся пробудить и удержать с помощью кулаков привязанность своей глупой подруги, но мужчины с более утонченной природой и хотя бы намеком на интеллект и духовность не могут прикасаться к любви грубыми руками. Я, как и Лео, всячески облегчил бы женщине ее положение и обращался бы с ней очень бережно.
«Женщина побеждает, неожиданно сдаваясь».
В наше время одной семейной жизнью молодых женщин не удовлетворишь.
Вся беда в том, что вы, господа, не понимаете, как это выгодно – покупать чужие мозги. А я понимаю. Это моя специальность. И я буду на этом зарабатывать деньги...
Когда он наконец стал засыпать, его последняя мысль была о том, каковы те чудесные и загадочные законы развития, которые могли из первоначального ила или праха создать на вершине эволюции сияющее и торжествующее женское тело и женскую душу.
Мужчины - решительно все - и женщины тоже - способны любить в своей жизни больше одного раза; в каждом старая любовь может умереть и новая родиться.
- Мы готовы умереть за нее, - подтвердил Лео, медленно склоняя голову.
- Нет, мальчик, мы готовы жить для нее и сражаться за нее. Умереть - дело несложное.
Если уж так вышло, что двое мужчин любят одну и ту же женщину, -- а в такой треугольник неизбежно закрадывается предательство, -- то, конечно, предать женщину постыднее, чем предать мужчину.
Зачем слова, когда его губы еще дрожали от воспоминания о том, что она сказала ему прикосновением своих губ?
– Но ведь кто-то должен же работать, чтобы вы могли лодырничать? – с негодованием возразил Уомболд.
– Да, это верно. Печально, но верно, – мрачно согласился Терренс; затем его лицо вдруг просияло. – И я благодарю господа за то, что есть на свете рабочий скот, – одни таскают плуг по полям, другие – незримые кроты – проводят жизнь в шахтах, добывая уголь и золото; благодарю за то, что есть дураки крестьяне, – иначе разве у меня были бы такие мягкие руки; и за то, что такой славный парень, как Дик, улыбается мне и делится со мной своим добром, покупает мне новые книги и дает местечко у своего стола, заставленного пищей, добытой двуногим рабочим скотом, и у своего очага, построенного тем же рабочим скотом, и хижину в лесу под земляничными деревьями, куда труд не смеет сунуть свое чудовищное рыло…
