Мама всюду – и в первое, и во второе, и в компот – добавила одну и ту же специю. Я не смогла съесть ни кусочка. И в тот момент поймала себя на мысли, что мама готовит, как все женщины ее послевоенного, голодного поколения: просто, быстро, много. И не так уж и вкусно. Сытно – это да. Так, что не продохнуть.
В назначенный день мы с будущим мужем приехали на дачу. Я даже не сразу узнала участок – мама каким-то чудом умудрилась за неделю вырастить на нем цветы, елки и даже куст жасмина.
– Мам? – спросила шепотом я.
– Всю ночь с соседкой пересаживали, – пояснила мама. – А елки мужики в заповеднике выкопали. Жасмин купила. Утром посадила. Только не трогай деревья – могут упасть.
– Ты бы еще траву покрасила, – процедила я.
– Была такая мысль… – задумчиво ответила мама.
Но последнее замечание не мое, а тети-Галино, она всегда маминым ногам завидовала. При этом у мамы всегда в зубах зажженная сигарета и в руке рюмка коньяка. Еще она виртуозно и красиво разговаривает матом и имеет обыкновение сразу спрашивать про родственников, наследственность и здоровье прабабушек, стараясь выявить генетические заболевания.
Там, на Севере, не было верующих. Там не верили ни в бога, ни в черта. Это был город циников, атеистов, шизофреников и параноиков.
Для мужей женщины нашей семьи тоже готовили – что-нибудь брутальное: кусок мяса, два куска мяса – быстро и сытно.
“И только тут до всех дошло, что меня потеряли – самого ценного ребенка, учитывая нрав моей мамы. Она могла и авиацию в небо поднять ради меня, и лесника посадить пожизненно, и застрелить тетю Аллу из винтовки. Даже страшно подумать, что могла сделать моя мама.”
“В каждый кусочек мяса мы вкладываем свою любовь. В каждую ложку супа – материнскую энергетику.”
“Не накормить ребенка – это самое страшное преступление. Карается проклятием. Родовым. И ничем его не искупишь.”
“Не дай бог тебе пережить то, что пережила я – когда не могла тебе суп сварить. Не из чего было. Не дай бог твоим детям терпеть голод. Ни секунды. А тебе – продаваться за кусок мяса. Продаваться с потрохами.”
“Когда ты была маленькая, мне было все равно, на кого работать, лишь бы тебя накормить. Когда дети голодные, тут не до теологических споров. Жизнь заставит – повяжешь платок, наденешь паранджу и станешь кем угодно.”