«Человек в Высоком замке» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 9
Времена меняются, надо уметь меняться вместе с ними. Всегда выходить сухим из воды. Приспосабливаться. Закон естественного отбора: держи ухо востро, смотри в оба. Не упускай момент. Будь холодным и спокойным, иньским, как говорят на Востоке.
Но все же свет, которым блистает треугольничек... «Он отражает солнце, он сам — огонь, — размышлял Тагоми. — Не просто сырой и темный предмет, но пульсирующий вошедший в него жизнью. Вот она, высшая реальность, сторона ян — эфирная, эфемерная. Как и положено произведению искусства. Да, в этом и состоит задача художника: взять минерал, частицу безмолвной костной тверди и превратить его в сияющий небесным светом объект.
Они превращают смерть в жизнь. Возвращают к жизни трупы. Прошлое преобразуют в будущее.
— Не буду настаивать... — Тагоми почувствовал, что его покидают силы. «Я меняюсь, — подумал он, — я размягчаюсь, меня поглощает инь, мягкая темнота, делает меня собой, это ужасно...»
Веры у тебя нет, — сказал Мак-Карти. — Ты ведь окончательно ее похоронил, верно? Веру в себя. Очень плохо. Потому, что я уверен, ты в состоянии сделать это.
Дао есть то, что рождает свет и тьму. Две непрерывно борющиеся и возрождающиеся силы. Вот что удерживает мир от старения и распада. Вселенная никогда не исчезнет, ибо в то мгновение, когда тьма, кажется, готова овладеть всем, в самых мрачных ее глубинах появляются ростки света. Таков Путь. Семена падают в землю и там, скрытые от глаз, обретают жизнь.
Я и сама, когда сделаю себе новую причёску, становлюсь совершенно другим человеком. Мы сделаны из ничего, или, скорее, из денег.
У каждого настолько возросло самомнение, что ему и в голову не придет считать себя иначе как божеством. Это не гордыня и не высокомерие – это раздувание собственного «я»
Так приятно глядеть, как над тобой пролетает германская ракета, которой ровным счетом нет никакого дела до Каньон-сити, штат Колорадо. Да и до штатов Юта и Вайоминг. И до восточной части Невады. Нет дела ни до одного из этих пустынных, пригодных лишь для пастбищ штатов. Не интересны мы им. И, значит, можем жить, как нам вздумается. Если, конечно, нам это вообще охота.
Наше пространство, наше время - суть творения нашей психики, и, когда они хоть на мгновение пошатнутся, это как острое расстройство вестибулярного аппарата.
«Правда, – подумала она, – чем она милосерднее смерти?»
