«Зона. Записки надзирателя» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 15

Лагерь учреждение советское — по духу. По внутренней сути.

Рядовой уголовник, как правило, вполне лояльный советский гражданин. То есть он, конечно, недоволен. Спиртное подорожало и так далее. Но основы — священны. И Ленин — вне критики.

— Если бы вы знали, Павел Романович, — сказала Катя, — если бы вы только знали… Ах, насколько вы лучше моих одесских приятелей! Всех этих Мариков, Шуриков, Толиков… Разных там Стасов в оранжевых носках..

— У меня тоже есть оранжевые носки, — воскликнул капитан, — подумаешь…

Я не сулил читателям эффектных зрелищ. Мне хотелось подвести их к зеркалу.

Я пишу - не физиологические очерки. Я вообще пишу не о тюрьме и зеках. Мне бы хотелось написать о жизни и людях.

- Разве у тебя внутри не сидит грабитель и аферист? Разве ты мысленно не убил, не ограбил? Или, как минимум, не изнасиловал?

- Еще бы, сотни раз. А может - тысячи. Мысленно - да. Так я же воли не даю моим страстям.

- А почему? Боишься?

Старый Калью Пахапиль ненавидел оккупантов. А любил он, когда пели хором, горькая брага нравилась ему да маленькие толстые ребятишки.

Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?

Двое — это больше, чем Ты и Я. Двое — это Мы…

Свобода одинаково благосклонна и к дурному, и к хорошему. Под ее лучами одинаково быстро расцветают и гладиолусы, и марихуана...

- У меня под Ригой дорогая есть. Не веришь? Анеле зовут. Любит меня страшно.

- А ты?

- И я её уважаю.

- За что же ты её уважаешь? - спросил Алиханов.

- То есть как?

- Что тебя в ней привлекает? Я говорю, отчего ты полюбил именно её, эту Анеле?

Балодис подумал и сказал:

- Не могу же я любить всех баб под Ригой...