Она так и не сказала. А потом уехала.
давно не здесь, – говорит она, перепрыгивая через лужу. – После убийства брата вот уже девятнадцать лет я живу в Париже. – А как же гости в оранжерее? Разве они вам не друзья
– Бабушка не любит мужчин, которые много думают. Она считает это признаком лености.
Я слепец в чистилище, куда меня привели незримые грехи.
Гневные упреки весомы и осязаемы, их можно опровергнуть, хотя бы и кулаками. А вот жалость – туман, в котором сразу теряешься.
Монетка летит долго, на самом дне ударяется не о воду, а о камень. Вопреки совету Эвелины, никаких желаний для себя я не загадываю, лишь молю всех богов, чтобы помогли ей уехать отсюда навсегда, жить счастливо и свободно, независимо от родителей. Я по-детски зажмуриваюсь, надеюсь, что как только открою глаза, все вокруг изменится и сила моего желания сделает невозможное возможным.
Наверное, я был на званом ужине. В карманах пусто, я без пальто. Значит, ушел недалеко. Это хорошо. Похоже, светает. По-видимому, я бродил здесь всю ночь. Фрачную пару не надевают те, кто собирается провести
теперь в ее жизни настает новый знаменательный этап… – Он выдерживаетМайкл, лишь бы прервать молчание. – Лучшего мужа моей сестре
Стюарт Тёртон Семь смертей Эвелины Хардкасл
щеки и нос; впалые глаза, воспаленные от недосыпания, выслеживают