«Гений. Книга третья. Бунт» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 12
Суровая критика является лучшим стимулом роста.
«Общеизвестно, что количество душевно больных в Америке исключительно велико. Драйзер пытливо ищет ответ на вопрос о причинах этого явления и впоследствии находит его в специфике американского образа жизни, где возведена в закон ненасытная погоня за долларом, кромсающая и уродующая человеческую душу больше чем в какой-нибудь другой капиталистической стране.
Особое место занимает в романе знакомство Юджина с чудовищными нелепостями «христианской науки» В том, как изображено это событие в жизни опустившегося и отчаявшегося человека. Беседа Юджина с представительницей «христианской науки» миссис Джонс дает читателю возможность понять сущность демагогии мракобесов, стремящихся уловить в свои сети людей надломленных, каких во множестве порождают условия капитализма.» И. Анисимов (о книге Т. Драйзера «Гений»)
Да, я — будни, я нужда, я — неприкрашенная нищета, но я — жизнь!
Это столкновение противоречивых чувств было очень характерно для Юджина, и, будь в нём развита способность к трезвому самоанализу, он пришёл бы к выводу, что по натуре он мечтатель, влюблённый в красоту, влюблённый в любовь, и что ему несвойственно хранить верность какой-либо одной женщине — кроме единственной, несуществующей.
Артистическая натура — это смесь утончённых чувств желаний, не поддающихся определению.
Увял цветок, чью сладость я вдыхал,
Где красота, что радовала взор?
Где та, кого я к сердцу прижимал?
Где голос, ласка, райских звуков хор?
Он обожал её издали, а она и не подозревала, что он не сводит с неё серьёзных горящих глаз, стоит лишь ей отвернуться.
«...в душе его шла непрестанная борьба, вызываемая особой способностью к анализу, вернее к самоанализу, - когда он словно сам себя выворачивал наизнанку, чтобы заглянуть в свою душу и разобраться в себе. Если ничто другое его не отвлекало, он то и дело приподнимал завесу со своих тайных чувств и помышлений, как приподнимают крышку колодца, чтобы заглянуть в глубину. И то, что он видел там, было не особенно привлекательно и приводило его в немалое смущение: это был не тот безупречный, точный, как часы механизм, на который можно было бы положиться во всех случаях жизни».
"Юджину всегда стоило больших усилий преодолеть сковывавшую его в таких случаях застенчивость. Он боялся уронить себя во мнении окружающих - в этом проявлялось его тщеславие, его повышенное самолюбие."
"Юджин был не очень общителен и к тому же склонен к самоанализу."
