«Три толстяка» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 2

Доктор пошевелил его. Слесарь не хотел вставать. Он умер.

Тибул не верил своим ушам: капустная голова выдавала себя за человеческую.

Еще немного, и я упаду в парк Трех Толстяков.

.. день был чудесный: солнце только то и делало, что сияло; трава была такой зеленой, что во рту даже появлялось ощущение сладости; летали одуванчики, свистели птицы; легкий ветерок развевался, как бальное воздушное платье.

Тетушка Ганимед зажмурила глаза и села на пол. Вернее, не на пол, а на кошку. Кошка от ужаса запела. Тетушка Ганимед, выведенная из себя, побила кошку: во-первых, за то, что она вертится под ногами, а во-вторых – за то, что она не сумела в свое время поймать мышь. А мышь, пробравшись из мастерской доктора Гаспара в комод тетушки Ганимед, ела миндальные коржики, нежно вспоминая о мармеладе.

На пустой желудок, конечно, не потанцуешь. Не потанцуешь, конечно, и с горя.

Его протащили в петле через весь город. Бедняжка! – Теперь его посадили в железную клетку. Клетка стоит во Дворце Трех Толстяков, – сказал толстый кучер в голубом цилиндре с бантиком. Тут к цветочницам подошла дама с девочкой, чтобы купить розы. – Кого посадили в клетку? – заинтересовалась она. – Оружейника Просперо. Гвардейцы взяли его в плен. – Ну и слава богу! – сказала дама. Девочка захныкала. – Отчего же ты плачешь, глупенькая

Моя голова - одна. У народа сотни тысяч голов. вы их нетрубите.

Город опрокидывался в воду, тонул, уплывал и не мог уплыть, только растворялся нежными золотистыми пятнами.

У капитана Бонавентуры был страшный голос. Если скрипка вызывала зубную боль, то от этого голоса получалось ощущение выбитого зуба.