«Девяносто третий год» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 7

Избыток радости по своему ранит сердце.

Избыток радости тоже может убить.

Женщины слабы,но матери сильны.

Предводители, чувствуя свое превосходство, считают себя вправе быть эгоистами.

Наступило молчание ужаса: и победа вызывает ужас у победителя.

Первая вырванная из книги страница — это то же, что первая пролитая капля крови: за этим начинается истребление.

Некоторые люди так созданы, что они всегда останавливаются на полдороге.

Молчание- прибежище простых душ, вступивших в зловещие недра скорби.

В глубине двора видны полуоткрытые северные ворота с заплатой из досок на месте вышибленной французами и висящей теперь на стене створки. Они проделаны в кирпичной с каменным основанием стене, замыкающей двор с севера. Это обыкновенные четырехугольные проходные ворота, какие можно видеть на всех фермах: две широкие створки, сколоченные из необтесанных досок. За ними расстилаются луга. За этот вход бились ожесточенно. На косяках ворот долго оставались следы окровавленных рук. Именно здесь был убит бригадир Бодюэн. Единственный жилой дом среди развалин - ферма. Дверь дома выходит во двор. Рядом с красивой, в готическом стиле, пластинкой дверного замка прибита наискось железная ручка в виде трилистника. В то мгновение, когда ганноверский лейтенант Вильда взялся за нее, чтобы укрыться на ферме, французский сапер отсек ему руку топором. В цветнике, находящийся ниже фруктового сада, проникли шесть солдат первого пехотного полка и, не имея возможности выйти оттуда, настигнутые и затравленные, словно медведи в берлоге, приняли бой с двумя ганноверскими ротами, из которых одна была вооружена карабинами. Ганноверцы расположились за этой балюстрадой и стреляли сверху. Неустрашимые пехотинцы, стреляя снизу, шесть против сотни, и не имея иного прикрытия, кроме кустов смородины, продержались четверть часа. В густой траве можно разглядеть сваленный, с вывороченными корнями, зеленеющий ствол дерева. К нему прислонился, умирая, майор Блакман. Под высоким соседним деревом пал немецкий полковник Дюпла, француз по происхождению, эмигрировавший с семьей из Франции после отмены Нантского эдикта.

– Вот, командир, тот самый человек, который в вас стрелял. Он спрятался в погреб. Но мы его отыскали. А ну-ка, покажись.

И Симурдэн услышал следующий диалог между Говэном и покушавшимся на его жизнь вандейцем:

– Ты ранен?

– У меня достаточно сил для того, чтобы пойти на расстрел.

– Уложите этого человека в постель. Перевяжите его раны, ухаживайте за ним, вылечите его.

– Я хочу умереть.

– Ты будешь жить. Ты хотел убить меня во славу короля, я дарую тебе жизнь во славу республики.

Тень омрачила чело Симурдэна. Он словно внезапно очнулся от сна и уныло пробормотал:

– Стало быть, он и вправду милосерден.