Kitabı oku: «Убийство по буквам. Серия «Загадки Агаты Кристи»», sayfa 2

Квинтэссенция Средней Англии, как и весь Уоллингфорд, – разумеется, идеальный дом для Агаты Кристи¹⁶.

Наконец, в заметке из 66-го блокнота перечислены все пять ключевых вопросов Эркюля Пуаро, описанные в 32 главе в том же виде, что и в наброске, за исключением другого инициала («Дж.») для Мэри Драуэр и замены более короткой и более изысканной «аскотской шляпы» для Франклина Кларка.

Очевидно, к этому времени у автора сложилось стройное представление о будущем сюжете, она была готова приступить к работе над рукописью. Можно предположить, что это было начало лета 1935 года, поскольку весьма необычно выглядит упоминание Гастингсом, основным рассказчиком в романе, даты – июль 1935 года. По всей видимости, это была реальная дата, когда Кристи принялась за написание рукописи.

Как видите, итоговая версия романа складывалась непросто. Писательница добавляла или наоборот удаляла героев, идеи, ложные ходы и возможные версии. Я попытался представить вам работу Агаты Кристи над сюжетом будущей книги в контексте приобретений и поездок, которые ее вдохновляли, или проблем, которые одолевали. Это уникальная возможность проследить развитие сюжета от случайного упоминания железнодорожного справочника в одном из предыдущих романов до развернутого плана интригующей цепи преступлений.

Но если вы думаете, что я разгадал все загадки Королевы детектива, ответил на все вопросы, связанные с историей создания этого произведения, – ошибаетесь. Впереди еще много интересного. Например, не все идеи мисс Кристи доверяла своему дневнику. В конце последней записи, словно недосказанная мысль или очередная загадка, повисла фраза, которой она посвятила две главы романа:

«Немного о лисе»

Немного о лисе

Когда рассуждения героев романа «Убийства по алфавиту» касаются такой темы, как охота, в глаза бросается следующий парадокс.

Прологом расследования является сцена приезда Артура Гастингса из Южной Америки. Эркюль Пуаро радушно встречает друга и рассказывает ему о своих желаниях. Как оказывается, они у Великого сыщика весьма причудливые. Знаменитому бельгийцу наскучили будничные дела, и он жаждет поучаствовать в раскрытии необычного, изысканного преступления. Агата Кристи описывает эти стремления в терминах высокой кухни, так что Гастингс даже упрекает друга в неуклюжей аналогии:

– Право, Пуаро, – заметил я, – вы говорите о преступлении, словно заказываете ужин в «Ритце»¹⁷.

Во время этого диалога и возникает первое сравнение расследования с охотой:

– Как только я узнал, что вы приедете, я подумал: что-то произойдет. Как в прежние времена, мы выйдем на охоту вдвоем¹⁸.

Поначалу это всего лишь незаметный штрих, прячущийся за цветистой речью, сравнивающей преступление с изысканным блюдом, за пышными французскими словечками, но по ходу романа метафора преступления как изысканного блюда исчезает, зато все чаще появляется символ расследования как охоты. Убийца делает приписку в очередном письме: «Счастливой охоты. Вечно ваш Эй-би-си»¹⁹. А вот и сама писательница рукой капитана Гастингса дает комментарий к текущим событиям: «Но теперь, когда отпечатанные на плотной белой бумаге слова вновь издевались над нами, охота снова началась»²⁰.

В финале, в последней реплике, бельгийский детектив вновь использует эту метафору:

– Итак, Гастингс, мы снова поохотились на славу? Vive le sport! [Да здравствует спорт! (фр.)]²¹

А потому у читателей возникает устойчивое ощущение, что они являются свидетелями экзотического британского развлечения – охоты на лису. Но вот незадача – в самый кульминационный момент расследования, когда Пуаро показывает всем видом, что «напал на след преступника», им произносится длинный монолог, осуждающий этот вид спорта. Гениальный сыщик клеймит охоту и охотников со всей эмоциональной мощью, на которую способен его логичный ум:

Поймаем лисицу,

Посадим в темницу,

Не пустим на волю ее!

– Поймаем лисицу, посадим в темницу, не пустим на волю ее… – пробормотал Пуаро.

Внезапно лицо его стало серьезным и суровым.

– Это ведь ужасно, Гастингс, – сказал он и помолчал. – У вас здесь охотятся на лис?

– Я не охочусь. Мне это всегда было не по карману. А в этих местах вряд ли много охотятся.

– Я имел в виду Англию вообще. Странный вид спорта. Ожидание в засаде… потом раздается «ату», верно?.. И травля начинается… по буеракам, через изгороди, а лисица убегает… петляет… но собаки…

– Гончие!

– …но гончие уже взяли след, и вот они нагоняют лису, и она умирает… умирает скорой и ужасной смертью.

– Конечно, звучит это жестоко, но на самом деле…

– Лисе это нравится? Не говорите les betises [Глупостей (фр.)], мой друг. Но tout de même… [Однако (фр.).] скорая и жестокая смерть лучше той, о которой пели дети… Попасть в темницу… навеки… Нет, такая смерть не по мне²².

Гнев и проклятия, посылаемые в адрес охотников, кажется, противоречат всему сказанному об охоте в этом романе.

«А, случайность…» – скажете вы, но мисс Кристи не согласна с подобным выводом. В момент, когда частный детектив, наконец, изобличает преступника, из его уст вновь звучат осуждающие фразы:

– Он сказал более чем достаточно, – заметил Пуаро и, обращаясь к Сислею, добавил: – Вас переполняет чувство национального превосходства, но сам я считаю ваше убийство не английским… уж слишком оно бесчестное… неспортивное…

…

Должен с сожалением признать, что, когда за Франклином Сислеем закрылась дверь, я истерически захохотал.

Пуаро не без удивления посмотрел на меня.

– Я смеюсь потому, что вы назвали его преступление неспортивным, – проговорил я, задыхаясь.

– Но так оно и есть. Его преступление чудовищно – не потому даже, что он убил брата, а потому, что он обрек несчастного Систа на то, чтобы быть погребенным заживо. «Поймаем лисицу, посадим в темницу, не пустим на волю ее!» Какой же это спорт…²³.

А уже спустя пару абзацев / минут тот же Пуаро выкрикивает, если судить по восклицательному знаку, восторженную похвалу в адрес этого вида «спорта».

На беглый взгляд – парадокс. Первое объяснение, которое приходит в голову: Королева детектива урывками писала свой роман. Сначала в Сирии, затем в Англии. Скажем, написала основную часть, а потом дописывала фрагменты – в другой стране, в другой обстановке, в другое время или, наконец, в другом настроении.

Подобное допущение возможно. Но тогда возникает ряд вопросов. Понятно, откуда взялось сравнение детективного расследования и охоты – из повседневного языка. Мы в русском также, часто не задумываясь, используем подобные соотнесения. Например, я выше употребил расхожую фразу – «напал на след преступника», которая невольно наводит на мысль об охоте.

Следом встает вопрос: по какой причине дама Агата стала осуждать этот британский вид спорта? Что случилось в жизни романистки, кардинально поменявшее ее отношение к охоте и охотникам?

Парадокс, очевидно, раскрывается следующим образом. По замыслу автора, Великий сыщик произносит гневную тираду против «охоты на лису» в тот момент, когда осознает, что за невиновным, больным человеком прячется хитрый и ловкий убийца. Пуаро интуитивно нащупал это «раздвоение» и осуждает злодея, который принял участие в охоте, но вместо себя подставляет другого. Данную мысль подтверждает второй порицающий монолог бельгийца. Уже после того как он разоблачил настоящего преступника, главный герой упрекает его за неспортивное поведение, потому что убийство не является спортом. А вот охота за убийцей, по мысли писательницы – типично английский вид спорта. Хотя подозреваю, что в данный момент Пуаро был ей противен. Согласен, такое объяснение выглядит не вполне логичным, поскольку нужно допустить двойственное отношение к охоте: одно у мисс Кристи и совсем другое у ее героя. Подобная двойственность возможна, если будет верным предположение, что у писательницы имелся личный мотив так относиться к данному виду спорта, мотив, который она не доверила даже своему дневнику? Та самая загадочная фраза об «охоте на лису»?

Давайте пройдем через стремнину допущений в поисках твердого дна из фактов. Если предположить, что в этом состязании участвуют не только частный сыщик и его друзья, полиция и другие правоохранительные органы, но и кто-то еще? Что если первый порицающий монолог Пуаро относится не к убийце, а к этой самой группе охотников, которые готовы загнать лису и без особого разбирательства посадить ее в клетку?

Первый камешек и ответ на наши вопросы можно найти в эпизоде, где бельгийский детектив допрашивает Меган Барнард, сестру убитой девушки.

Сначала Артур Гастингс встречается с ней и завязывает разговор. Но в диалоге происходит легкая заминка. Наш рассказчик еще ничего не успевает сообщить о себе, лишь только то, что он не из полиции. Поэтому, можно прийти к заключению, что Барнард принимает его за одного из «второй группы охотников».

На просьбу описать сестру Меган выдает «идеальный портрет». И вновь заминка – на этот раз прокалывается молодая женщина, поскольку, словно студентка на экзамене, спрашивает, верно ли она ответила.

И тут в общении происходит перелом. Гастингс сообщает:» – Я не газетчик, если вы это имеете в виду». После такого признания мисс Барнард выкладывает подлинные факты: реалистичный, весьма далекий от идеала, портрет родственницы.

Из всего сказанного выше я делаю единственный вывод, что была вторая группа охотников за лисой – «газетчики», как их называет автор.

А значит, остается лишь проследить отношение Агаты Кристи к этой группе охотников, чтобы понять, был ли у нее мотив упрекать их за «неспортивное поведение» в первом осуждающем монологе Пуаро.

Самое раннее упоминание в романе о газетах кажется скучным и вялым:

…тут-то убитая и открыла табачную лавку… по правде сказать, лавчонку… дешевые сигареты, кое-какие газеты… немудреный товар²⁴.

Кажется, даже не пытаясь скрыть зевоту, Королева детектива рассказывает нам об основных предметах торговли в лавке миссис Эшер – табак, сигареты и газеты. Итог – немудреный товар. Иначе говоря, подобных лавчонок в каждом захудалом городишке хватает. Когда капитан Гастингс видит лавку собственными глазами, он описывает ее более подробно, но приходит к аналогичному заключению:

Мрачная лавчонка. Там и сям несколько запылившихся дешевых журналов и вчерашних газет. За прилавком – доходящие до потолка полки, на полках – табак и пачки сигарет. Несколько банок с мятными леденцами и ячменным сахаром. Обычная лавочка – такая же, как тысячи ей подобных²⁵.

Пресса до сих пор не подключилась к охоте, поскольку не может разглядеть в этом заурядном деле изысканное преступление, и замечания о ее работе звучат весьма пессимистично:

Заурядное гнусное убийство старушки в лавке на одной из эндоверских улочек столь напоминало преступления, о которых рассказывают газеты…²⁶

и вдобавок к тому же:

В газете я прочел отчет о предварительном следствии. Он был совсем коротким, письмо Эй-би-си в нем не упоминалось, а вердикт гласил: «Убийство, совершенное неизвестным лицом или лицами». Преступление почти не привлекало внимания прессы. В нем не было ничего занимательного для публики. Пресса быстро забыла об убийстве старухи в переулке и обратилась к более притягательным темам²⁷.

Есть еще одно интересное сравнение, когда Пуаро и Гастингс выдают себя за репортеров, готовящих статью о миссис Эшер. Они расспрашивают миссис Фаулер о подозрительных событиях, которые та могла отметить.

Эти расспросы частный сыщик подытоживает сравнением:

– Друг мой, мы в особом положении – нам неизвестно, какие вопросы задавать. Мы как маленькие дети, играющие в прятки в темноте. Мы размахиваем руками и хватаем что попадется²⁸.

Иными словами, после первого убийства только проницательный бельгиец был способен догадаться о начале большой охоты, пресса же, подобно сонным охотникам, пока что не в состоянии впотьмах осознать масштаб предстоящей травли.

И вот наступает переломный момент – новое убийство со схожими уликами. Автор через Гастингса сообщает о второй группе охотников, которая рьяно подключается к поискам убийцы:

Все детали убийства были полностью освещены газетами и ежедневно повторялись снова и снова. Не остался без внимания и справочник «Эй-би-си». Излюбленная газетами теория заключалась в том, что убийца купил его на месте и что это ценная улика для установления его личности. Казалось, справочник доказывает, что убийца приехал на место преступления поездом и намеревался затем вернуться в Лондон²⁹.

Пресса – это свора натасканных репортеров, пустившихся по следу преступника не ради спасения очередных жертв; это способ раздуть сенсацию, донести информацию до каждого жителя Англии. Подключение журналистов мгновенно меняет масштаб мероприятия:

Не требовалось долго размышлять, чтобы сообразить, что его смерть, последовавшая за убийством молодой и хорошенькой Бетти Барнард, станет самой громкой газетной сенсацией города. То, что убийство случилось в августе, когда газетчикам туго приходится с материалом, усугубляло положение.

– Хорошо, – сказал Пуаро. – Возможно, гласность поможет там, где оказались бесплодными усилия отдельных лиц. Теперь вся страна будет искать Эй-би-си³⁰.

После того, как мы обнаружили вторую группу охотников, мисс Кристи самым внимательным образом исследует их ожидания и реакцию «лисы». На одном из совещаний появляется доктор Томпсон, светило психиатрии, который комментирует события в духе психологических представлений того времени и дает некоторые советы. В частности, он рассказывает о реакции «лисицы» на два разных варианта развития событий:

…я не меньше инспектора Кроума убежден, что убийца этого от нас и ждет.

– Гм! – сказал заместитель комиссара и потер подбородок. Он взглянул через стол на доктора Томпсона. – Предположим, что мы не доставим нашему лунатику удовольствия и избавим его от огласки, к которой он стремится. Что он тогда сделает?

– Совершит новое преступление, – незамедлительно ответил доктор. – Вы его сами к этому подтолкнете.

– А если эту историю выпустить на первые полосы газет? Какой тогда будет его реакция?

– Такой же. Одним способом вы подогреваете его мегаломанию [Мегаломания – чрезвычайно тяжелое болезненное психическое состояние сосредоточенности на какой-либо одной идее.], другим – подавляете ее. А результат один – новое преступление³¹.

Поначалу прогнозы Томпсона оправдываются, действительно, «лиса» самым чувствительным образом реагирует на газетные новости:

Мистер Элекзандер Бонапарт Сист вместе с толпой вышел из кинотеатра «Палладиум» в Торки, где он смотрел в высшей степени волнующий фильм «На волосок от беды».

…

Мимо него проносились мальчишки-газетчики, выкликая:

– Последний выпуск… Маньяк-убийца в Сирстоне…

На груди у них висели плакатики с надписью «Убийство в Сирстоне. Последний выпуск».

Мистер Сист порылся в кармане, достал монетку и купил газету. Он развернул ее не сразу. Войдя в сквер, он не спеша подошел к павильону с видом на торкийскую гавань, потом сел и открыл газету.

Крупные заголовки гласили: «Убит сэр Сирил Сислей. Чудовищная трагедия в Сирстоне. Дело рук маньяка-убийцы»³².

Реакция «лисы»:

Мистер Сист остался наедине со своей газетой.

Он читал и перечитывал³³.

В последующих главах писательница снова подчеркивает особое внимание подозреваемого к газетам:

Мистер Элекзандер Бонапарт Сист сидел не шелохнувшись. Его завтрак нетронутым остывал на тарелке. К чайнику мистер Сист прислонил газету и теперь читал ее с неослабевающим интересом³⁴.

Казалось бы, эффект, предсказанный доктором Томпсоном, достигнут. Именно газетчики выходят на первую линию охоты, именно им достанется вся слава, когда они затравят «лису». Финал неизбежен, но неожиданно автор переворачивает все с ног на голову: оказывается, представители прессы в запале преследования забыли о правилах «спортивного состязания», приличиях, они просто откровенно врут, только чтобы добиться своей цели – заполучить сенсацию:

Репортеры ни на минуту не оставляли его в покое, требуя интервью «О чем сегодня поведал мосье Пуаро?». За ним следовали глупости на полколонки: «Мосье Пуаро относится к ситуации серьезно. Мосье Пуаро накануне успеха. Капитан Гастингс, ближайший друг мосье Пуаро, сообщил нашему специальному корреспонденту…»

– Пуаро, – бывало, восклицал я. – Умоляю, поверьте мне. Ничего похожего я не говорил.

Мой друг в таких случаях ласково отвечал:

– Знаю, Гастингс, знаю. Между словом произнесенным и словом написанным целая пропасть. Можно настолько извратить фразу, что ее исходный смысл заменится противоположным³⁵.

Сокрушительный вывод. Кажется, что романистка хочет не просто высмеять, а раздавить газетчиков, вытравить любую мысль о «спортивном» поведении журналистов. Возникает закономерный вопрос: почему Королева детектива так ненавидит прессу и всех, кто с ней связан?

«Полегче на поворотах, – скажете вы, – не могла леди ненавидеть, ведь дама Агата была англичанкой, женщиной, у которой все эмоции спрятаны глубоко внутри и не проявляются даже в самых драматических обстоятельствах». Но ненависть прорывается, и доверяет Кристи выплеск эмоций не британцу, а бельгийцу, Великому детективу, Эркюлю Пуаро. В описании желанного необычного преступления, похожего на обед в «Ритце», самым последним из жертв, очевидно, наиболее вероятным кандидатом, назван владелец газет:

– Кто будет жертвой – мужчина или женщина? Мужчина лучше. Какая-нибудь большая шишка. Американский миллионер. Премьер-министр. Владелец газетного концерна. Место преступления… Почему бы по традиции не выбрать библиотеку? Она создает великолепную атмосферу. Да, орудие убийства! Согласен на экзотический изогнутый кинжал… а можно и какое-нибудь тупое орудие… резной каменный божок…³⁶.

Подумать только, писательница мечтает убить газетного магната резным каменным божком?

Да, в жизни «герцогиня смерти» была сдержанной и очень воспитанной английской леди, но как только садилась за написание детективов, из тихого омута начинали выскакивать черти. Она ненавидела журналистов и владельцев печатных изданий – и было за что. Собственно, большую часть жизни дама Агата была вынуждена скрываться от назойливых репортеров, фотокорреспондентов, придумывать ответы на их дурацкие вопросы. Даже после смерти она продолжила защищать себя и своих родных от бесконечных вопросов «Как живешь?». Согласно завещанию романистки, «Автобиографию» опубликовали спустя год после ее кончины, и большинство поклонников бросилось разыскивать в этом капитальном томе ответы на вопросы. Макс, Розалинд и внуки на время были оставлены в покое. Но внимательное прочтение этого произведения позволяет сделать вывод – дама Агата скрыла больше, чем рассказала.

А представителей прессы Кристи ненавидела и о своем отношении рассказала прямо на страницах романа – правда, подсказку, как обычно, Королева интриги спрятала у нас под самым носом.

Во время чтения газеты мимо Александра Бонапарта Каста проходят люди, обсуждают убийство. До бедного эпилептика доносятся их осуждающие голоса:

– Ужасно… Не замешаны ли в этом китайцы? Она же была официанткой в китайском ресторане!

– И прямо на площадке для гольфа…

– А я слыхал, что на берегу…».

– Но, милочка, еще вчера мы пили чай в Элбери…

– …уж полиция-то его найдет…

– …готовы арестовать с минуты на минуту…

– Скорее всего, он в Торки… Эта вот женщина, которая убивала этих, как их там…³⁷.

На первый взгляд, автор подражает курсирующим, как сарафанное радио, слухам, представлениям, которые люди черпают из газет. Напомню, что в середине 30-х годов еще не было телевидения, а потому именно пресса являлась основным распространителем информации.

Если читать выражения в той последовательности, в которой их расположила писательница, они действительно напоминают бессвязные реплики прохожих. Но если их прочесть в обратном порядке, высказывания складываются в единую картину. Могу предположить, что Кристи написала несколько выражений, а затем переставила их в обратном порядке, чтобы имитировать обрывочность.

Итак, в первой / последней реплике идет речь о «женщине, которая убивала этих». В романе не раз появляются намеки на подозреваемую. В разговоре с доктором Томпсоном заходит речь о вероятности, что убийства совершила представительница прекрасного пола:

…с психологической точки зрения, это едва ли женское преступление.

Пуаро энергично кивнул в знак согласия³⁸.

Однако позднее частный сыщик меняет свое мнение, он допускает возможность, что виновной может быть фемина:

Только одно объединяет этих троих – то, что их убил один и тот же человек.

…

Этот человек – и хотя я называю его «он», помните, что это может быть и женщина…³⁹.

Мысль, озвученная прохожим, не ясна – обычный обрывок разговора. Смущает тот факт, что в первой части высказывания фигурирует мужской персонаж, а во второй – он сменяется. Может быть, подсказка именно в этом? Возможно, Королева детектива хотела намекнуть своим читателям, что в этих высказываниях есть два героя, два дна, две возможности интерпретации? Может быть, подсказка скрывается в первой половине фразы «он в Торки»?

Автор несколько раз упоминает город Торки в романе. Например, поселок Сирстон, который, по ее словам, был расположен «между Брингсхемом, с одной стороны, и Пейнтоном и Торки – с другой, находится примерно посредине дуги, образующей залив Тордей. Еще лет десять назад на этом месте были площадки для гольфа, а за ними начиналась спускающаяся к морю полоса зелени, среди которой стояло два-три сельских домика – единственные следы присутствия человека. Однако в последние годы между Сирстоном и Пейнтоном развернулось строительство, и вдоль береговой линии там и сям стоят маленькие домики и дачи и вьются новые дороги»⁴⁰.

Из описаний становится очевидно, что Кристи слишком хорошо знала здешние места. И немудрено: детство Агаты прошло в поместье Эшфилд в Торки. Здесь же она приобрела «Гринвей-хаус», расположенный в десяти милях от города.

В августе эти места кишат приезжими. Они каждый день прибывают сюда из Бригсхема, Торки и Пейнтона на машинах, в автобусах и пешком. Броудсендс, находящийся в той стороне, – очень популярный пляж, то же касается и Элбери-Коув – это хорошо известный уголок, и там часто устраивают пикники. И очень жаль! Вы не можете себе представить, как хороши здешние места в июне и в начале июля⁴¹.

Мистера Каста из-за его странного поведения замечают в кинотеатре «Палладиум», после чего он идет в местный парк, где, собственно, и читает газету.

И вновь писательница напоминает о любимой местности: «…конечно, не так здорово, как в Торки. Там уж точно – чудо»⁴².

Что если мисс Кристи не просто так рассказывает о красотах Торки? Может быть, она хочет рассказать о событиях своей жизни, с которыми были связаны эмоциональные переживания, оставившие глубокий след в ее памяти?

Затем следуют два высказывания, словно повторяющие фрагменты из газетных статей. Расставим их в обратном порядке. Странно, что в них гуляющие по торкийскому парку люди не вспоминают о Пуаро. Не сцены ли это из жизни, которые врезались в память?

– … готовы арестовать с минуты на минуту…

– … уж полиция-то его найдет…

В этих фразах трудно найти зацепки, это типичная журналистская риторика. Они напоминают комментарии Гастингса в главе с громким названием «Поворотный момент»:

Газеты только об этом и писали. Они сообщали о самых разнообразных уликах. Как утверждалось, вот-вот должны были арестовать преступника. Были опубликованы фотографии всех и вся, кто хоть отдаленно был связан с преступлением. Интервью брали у всех, кто давал на это согласие⁴³.

Из этого отрывка становится понятно, что в подобных высказываниях главным для дамы Агаты являются газеты, а не полиция или преступник. Неотвратимость поимки и наказания, которые следуют за деянием. Почему для романистки это было столь важно?

Немного раньше прозвучала загадочная фраза о том, что некто « [мы] пили чай в Элбери…»

Кто мы? Как чай связан с поисками убийцы? И наконец, причем здесь Элбери?

В романе название этого местечка всплывает еще дважды, и в обоих случаях как Элбери-Коув. Этот небольшой поселок оба раза упомянут в разговоре с Франклином Сислеем, словно Королева интриги заранее указывает нам на убийцу.

Но вот еще странность, Элбери – тот самый населенный пункт, возле которого была обнаружена машина Агаты Кристи после ее таинственного исчезновения. В этой связи особую значимость приобретает следующий фрагмент из рассказа Франклина Сислея:

– Значит, если бы у дома появился незнакомец, его бы сразу же заметили?

– Напротив! В августе эти места кишат приезжими. Они каждый день прибывают сюда из Бригсхема, Торки и Пейнтона на машинах, в автобусах и пешком.

…

– Так вы думаете, посторонний остался бы незамеченным?

– Его бы заметили, только если бы он выглядел… э… как ненормальный⁴⁴.

При перечитывании этого отрывка у меня все больше возникает ощущение, что, когда Кристи его писала, перед ее глазами проносились воспоминания о тех самых часах, когда она, разлюбленная, бежала от любимого мужа, от нагрянувшей славы, от надоедливых журналистов и от самой себя. То утро в спа-отеле, когда Агата вспоминала, как вчера пила чай в Элбери. Романистка еще раз возвращается к той тропинке:

Мы вышли из садовой калитки на площадку для гольфа. Перейдя ее наискосок, мы по лесенке перебрались через живую изгородь и оказались на круто уходящей вверх, извилистой дорожке.

– Эта тропа ведет к Элбери-Коув, – объяснил Франклин Сислей. – Но два года назад соорудили новую дорогу, ведущую от шоссе к Броудсендсу и дальше к Келбери, так что по этой дороге теперь практически никто не ходит.

Мы пошли вниз. Там дорожка переходила в тропку, спускавшуюся среди папоротников и терновых кустов к морю. Неожиданно мы очутились на зеленом склоне, с которого было видно море и пляж, покрытый белой галькой. Над морем шла полоса темно-зеленых деревьев. Пейзаж был восхитителен: игра цветов – белого, темно-зеленого, сапфирно-синего⁴⁵.

Но вернемся от воспоминаний к разгадке странного отрывка, фразе, брошенной прохожим:

– А я слыхал, что на берегу…

В романе два события происходят «на берегу» – второе и третье убийства. Строго говоря, сэра Сирила Сислея убили в поле, когда он возвращался к дому по тропинке от морского пляжа.

А еще на берегу Молчаливого озера искали тело Агаты Кристи в момент ее исчезновения. Снова две возможности. О чем думает писательница?

Может быть, она искала многозначительную подсказку?

Второе убийство на берегу приводит нас к странному молодому человеку, на которого в определенный момент падает подозрение, усиливающееся после его рассказа:

– Сон каждый раз один и тот же. Мне снится, что я на берегу. Я ищу Бетти. Она потерялась… просто потерялась, понимаете? Я должен ее найти. Я должен отдать ей ее пояс. Пояс у меня в руках. И вот…

– Дальше!

– Сон меняется… Я больше ее не ищу. Она передо мной – сидит на берегу. Она не видит, как я подхожу к ней… И я… нет, не могу!

– Продолжайте.

Голос Пуаро звучал твердо и властно.

– Я подхожу к ней сзади… она не слышит моих шагов… Я набрасываю пояс на ее шею и затягиваю… затягиваю…

В его голосе звучала невыносимая боль… Я схватился за подлокотники кресла… Казалось, все это происходит у меня на глазах.

– Она задыхается… умирает… Я задушил ее, и вот голова ее откидывается назад, и я вижу лицо… лицо Меган, а не Бетти!⁴⁶.

А теперь представьте, какие идеи приходили в голову Королеве детектива, отдыхающей в спа-отеле, когда она пыталась представить себе мысли Арчи? Что думал Арчибальд, первый муж Агаты Мэри Клариссы Миллер, в те самые одиннадцать дней, когда половина Англии была занята поисками его жены?

Следующая / предыдущая фраза вновь отсылает нас к фрагменту, описывающему разговор Френклина Сислея с бельгийским детективом:

– И прямо на площадке для гольфа…

Френклин показывает Пуаро и Гастингсу путь, по которому сэр Сирил Сислей ходил каждый вечер:

Мы вышли из садовой калитки на площадку для гольфа…⁴⁷.

Может быть, автор возвращает нас к поискам и вновь указывает на убийцу, уговаривая: «поймайте его уже побыстрее».

Еще больше ассоциаций «площадка для гольфа» вызывает у тех, кто знаком с биографией дамы Агаты. Она приучила супруга играть в гольф, а потом и сама была не рада. «…радость Арчи приносила не только новая служба. Он пристрастился к гольфу. Агата сама приобщила его к этому занятию после [Первой мировой] войны, когда они проводили выходные в Восточном Кройдоне, и с начала двадцатых на всю оставшуюся жизнь гольф стал для него образом жизни. Он играл каждые выходные, используя малейшую возможность, на любом ближайшем поле, а после того, как класс его игры вырос, перебрался в Саннингдейл. „Я мало-помалу… превращалась в то, что называют „гольфной вдовой““, – сухо заметила Агата в „Автобиографии“».

Гольф стал не только увлечением Арчибальда, именно на поле для гольфа он познакомился со своей будущей женой, тогда еще «черноволосой машинисткой, работавшей в лондонской «Континентал Гэз Ассошиэйшн». Нэнси Нил была веселой, жизнерадостной, имела много свободного времени, что позволяло ей постоянно бывать на людях, однако в облаках она не витала; но самое важное заключалась в том, что ее страсть к гольфу была не меньшей, чем у Арчи. Их роман вступил в пору расцвета⁴⁸.

Очевидно, когда законная супруга узнала эту правду, «площадка для гольфа» стала для нее одним из самых страшных символов.

Возможно еще одно, весьма зловещее, совпадение. «Утром в воскресенье, 12 декабря, количество новостей, публикуемых прессой об исчезнувшей писательнице, показало, что она является женщиной, о которой говорят больше всех в стране. Людям, прибывающим в Ньюлендс-Корнер, сразу бросалась в глаза афиша, напечатанная газетой «Рейнолдс иллюстрэйтед ньюс» и рекламирующая трехмесячный сериал «Убийство на поле для гольфа»: «Лучший сериал, созданный пропавшей писательницей, начинаем печатать сегодня»⁴⁹. «Рейнолдс иллюстрейтед ньюс», подливая масла в огонь, «напомнила доморощенным сыщикам о том, что «Убийство на площадке для гольфа» Агата опубликовала с посвящением: «Моему мужу, подлинному энтузиасту детективов, у которого я в долгу за серьезную помощь, советы и критику», Арчи в тот день демонстративно отсутствовал⁵⁰.

Последняя / первая фраза вновь возвращает нас к версии о двух героях: Кристи имеет в виду не только мужчину, но и женщину.

– Ужасно… Не замешаны ли в этом китайцы? Она же была официанткой в китайском ресторане!

Вновь типичные репортерские выдумки. На первый взгляд.

Единственное в романе упоминание о китайцах относится к описанию коллекции керамики и фарфора, принадлежащей сэру Сирилу Сислею. Но тогда это высказывание звучит откровенной бессмыслицей, поскольку убитый лорд не имел никакого отношения к официантке. Возможно, прототипом сэра Сирила Сислея послужил второй супруг ее подруги Нэн Уоттс.