Kitabı oku: «Яды, микробы, животные, адский огонь. История биологического и химического оружия Древнего мира», sayfa 3

«Артхашастра» отражает очевидно бесчестную сторону военного дела в древней Индии. Этот военный трактат, приписываемый брахману – советнику царя Чандрагупты, правившего в IV в. до н. э., – полон инструкций по ведению бескомпромиссной войны и применению тайного оружия и предлагает царям без тени сомнения пользоваться ядами. «Артхашастра» содержит сотни рецептов изготовления ядовитого оружия, а приведенная в трактате подлая тактика предвосхищает высказывание, приписываемое печально известному доктору Сиро Исии, директору японской программы по разработке биологического оружия во время Второй мировой войны: если военное средство достаточно весомо, чтобы его запретили, то его непременно следует иметь в своем арсенале. Но даже безжалостная «Артхашастра» советовала царям все-таки одерживать победу над сердцами врагов при помощи «прекрасных качеств» и заботиться о раненых и взятых в плен. Еще один пример резкого различия между двумя древнеиндийскими трактатами связан с применением седативных препаратов. В «Законах Ману» атаковать спящих врагов воспрещалось, а «Артхашастра» советовала брать на вооружение опьяняющие и снотворные вещества, поскольку лучшая пора для нападения – время, когда врагов сморил сон⁵⁰.

Противоречия можно найти и в китайских правилах ведения войны и трактатах по военному делу. Например, в «Искусстве войны» Сунь-цзы (ок. 500 г. до н. э.) отдельно выделялись куэйдао – обманные средства, а также применение огня для устрашения противника. В других китайских трактатах приводилось множество рецептов ядовитого дыма и отравляющих зажигательных смесей. Однако более гуманные своды правил войны, относящиеся к 450–200 гг. до н. э., запрещали военные хитрости, нанесение вреда некомбатантам⁵¹ и причинение излишних страданий⁵².

Если говорить о древнем Ближнем Востоке, то Второзаконие (написанное между VII и V вв. до н. э.) устанавливает для израильтян правила войны, предписываемые Яхве. Среди этих инструкций есть знаменитый закон талиона, то есть «жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб, руку за руку». Когда богоизбранный народ осаждал города за пределами Земли обетованной и их жители «отказывались сдаваться в рабство», евреям полагалось убить всех мужчин, а женщин и детей объявить военной добычей. Впрочем, к городам в самой Палестине тоже не рекомендовалось проявлять жалость: «Полностью разрушьте их, не оставив ничего живого». Щадить следовало только сады. Эти правила претворялись в жизнь, например, при полном уничтожении Иерихона ок. 1350 г. до н. э. Биологическое оружие эти суровые законы «священной войны» не запрещали, и в Исходе, что характерно, описывается одна из самых ранних попыток применения «биологического оружия» – в числе казней египетских. Впрочем, это пример сопротивления, а не агрессии⁵³.

В некоторых современных книгах по истории биологического и химического вооружения говорится, что в Коране, написанном в VII в. н. э., налагается вето на использование яда и огня в военных целях. Однако в строках из Корана, которые можно читать как запрет на биохимические методы ведения войны, довольно размытые формулировки: «Не сотвори нечестие на земле», «Знай меру» и «Не переходи границы». Возможно, при этом подразумевался некий неписаный «военный кодекс чести, передававшийся из уст в уста», а ныне утраченный. По крайней мере, так предполагает Джон Келсей, исследователь военного дела в культуре ислама. Существуют письменные свидетельства того, что в доисламскую эру персы и арабы Сасанидской империи гордились «чистотой» своих методов ведения войны.

В IX–XII вв. из персидской и арабской традиции честного, благородного и уместного поведения в битве выросла концепция юношеского братства – футувва, подразумевающая кодекс чести и связь между группами воинов, исламский прототип рыцарства. Идеалы футувва оказали влияние на средневековые представления о рыцарстве: храбрость, великодушие, преданность, честь в битве, никаких нападений ночью, никаких атак на бегущего противника сзади и т. д. В VII веке халиф Абу Бакр ас-Сиддик (первый халиф после смерти пророка Мухаммеда в 632 г.) в своем знаменитом указе давал военачальнику ряд наставлений, как вести себя на поле боя: «Когда встретишь врага и Аллах даст тебе победу, то не злобствуй и не уродуй [тела врагов], не будь вероломным и не трусь. Не убивай ни ребенка, ни старого старика, ни женщину. Не сжигай пальм и не обдирай с них кору, не срубай деревьев и не убивай скота больше, чем надо для еды. Вы будете проходить мимо людей в кельях, которые говорят, что посвятили себя Аллаху – оставляйте же в покое их и то, чему они себя посвятили»⁵⁴⁵⁵.

Некоторые правила можно вывести из более поздних исламских традиций, основанных на деяниях и изречениях пророка Мухаммеда, записанных после его смерти в 632 году. По мнению современного исследователя ислама Хамзы Юсуфа, Мухаммед «явным образом запрещал убивать некомбатантов, жен и детей, а также отравлять колодцы, что, на мой взгляд, можно отнести и к биологическому оружию». Мухаммед также «запрещал убивать другого человека огнем», поскольку огонь принадлежит Аллаху. Однако Коран предписывал наказание огнем для неверных: для них «будут выкроены одежды из смолы, которая будет гореть ужасным пламенем, дабы наказание окутывало их со всех сторон. А сверху на них будет изливаться кипящая вода, которая будет настолько горяча и отвратительна, что мясо, жиры и кишки мучеников Ада будут плавиться»⁵⁶. Многие историки указывают, что мнения классических исламских ученых о допустимости разных видов оружия и тактики разнились в зависимости от того, являются враги мусульманами или нет⁵⁷.

Ограничение доступа к питьевой воде, осуществляемое в адрес врагов, для ранних мусульман – возмутительно и недопустимо. (Напротив, военные вожди древних римлян без тени сомнения добывали победы «жаждой».) Однако в гражданских войнах, последовавших за смертью пророка Мухаммеда, это правило нарушили Омейяды, за что подверглись осуждению, отступив от принципов ислама⁵⁸. Некоторые исламские правоведы постановили, что затопления, огнеметы и баллисты с горючей смесью (см. о них главу 7) применять можно лишь в случае «крайней необходимости для самозащиты».

У некоторых толкователей Корана огненное оружие считается особенно жестоким и потому полностью неприемлемо. Однако при этом исламские армии постоянно работали с огнем в войнах, даже друг против друга. Мухаммед жил в то время, когда зажигательные смеси на основе нефти служили легитимным и регулярным инструментом осады. В 683 году во время осады Мекки исламские войска забрасывали из катапульты горящую нефть на защитников города, таких же мусульман. К 900 году в исламских армиях появились особые нафталуны – эти войска умели обращаться с опустошительным «жидким огнем», который впоследствии стал излюбленным оружием мусульман в борьбе с крестоносцами. Возможно, однако, из-за запрета на отравление воздуха или воды они, судя по всему, не добавляли в свои горючие смеси яды, в отличие от древних греков и индийцев⁵⁹.

В Греции не существовало формальных законов войны. Военный историк Полибий (род. 204 г. до н. э.) утверждал, что «древние» предпочитали открытую битву лицом к лицу, а не обман и военные хитрости, и следовали «общему уговору» не использовать «тайное оружие, стреляющее с расстояния». Однако в Греции известны только два случая договоров против определенных типов вооружения. Один из них приводит Страбон: его начертали на колонне храма на Эвбее, и он гласил, что во время Лелантской войны (ок. 700 г. до н. э.) воюющие стороны решили обходиться без дальнобойного метательного оружия. Второй договор имеет непосредственное отношение к биологическому оружию. В VI в. до н. э. после того, как греческий город Кирра разрушили при помощи яда во время нападения альянса городов-государств, этот альянс обещал впредь воздерживаться от подобных действий против эллинов⁶⁰.

Историк Джосайя Обер вывел из древнегреческих текстов около дюжины неформальных правил ведения войны. Они касаются объявления войны и перемирий, запрещают убийство гонцов, некомбатантов и пленных; в них выражается брезгливое отношение к метательному оружию. Обер отмечает, однако, что эти правила «на практике не всегда соблюдались», а во время Пелопоннесской войны все «неформальные греческие правила были нарушены»⁶¹.

Основные источники наших знаний о методах ведения войны – исторические сочинения, написанные в Античности, но даже в них писатели редко касались правил войны, пока не происходило что-либо исключительное. Только в описании необычных биологических стратегий историки иногда проговаривались об общепринятых стандартах поведения воюющих сторон. Например, Геродот, греческий историк, писавший ок. 450 г. до н. э., рассказывал о том, как массагетская царица Томирис пришла в ярость, узнав, что персы выставили вино, чтобы усыпить ничего не подозревавших массагетов, а затем перерезали их всех. Она заявляла, что никакой воинской доблести в такой победе нет, а есть только позор (глава 5).

Во время Пелопоннесской войны, когда воюющие стороны обвиняли в отравлении колодцев и изобретении новых видов химического оружия, Фукидид с одобрением писал об одной битве гоплитов в 433 г. до н. э., которая являла собой все более редкий образец того, как «храбрость и сила могут быть важнее мудреных стратегий». Жестокость Пелопоннесской войны поставила под сомнение «общие законы человечности», как писал в отчаянии Фукидид. «Победа, достигнутая предательством», ныне приравнивалась к «блестящему уму», а «большинство людей готовы именовать злодейство хитроумием». Его рассказы о жестоком отношении к некомбатантам проникнуты глубоким негодованием⁶².

После Пелопоннесской войны Эней Тактик написал руководство по выживанию в условиях осады. Он советовал защитникам осажденных городов отравлять воду, сбрасывать на нападающих горючие материалы и выкуривать их едким дымом. Следует отметить, что все эти биохимические методы предназначались для защиты. В древности, как и сейчас, биохимическое оружие часто казалось более приемлемым, если его пускали в ход против агрессора⁶³.

Римские представления о справедливой войне высказывал философ и оратор Цицерон (106–43 гг. до н. э.), который считал, что следование правилам ведения войны и уклонение от жестокости – это то, что отделяет людей от животных. Но его принципы касаются законных оснований для начала войны, а не методов ее ведения. Реакцию на биологические стратегии можно обнаружить у других римских авторов. Например, историк Флор сурово осуждал римского генерала, отравившего колодцы в Азии и тем самым опорочившего римскую доблесть; поэт Овидий бичевал применение ядовитых стрел, а Силий Италик заявлял, что яды «порочат» железное оружие. Историк Тацит (98 г. н. э.) высказывал завистливое одобрение племени германцев, которые, будучи «свирепыми от природы», действовали «с помощью всевозможных ухищрений и используя темноту», а не прибегали к отравленным стрелам, как галлы и другие народы. Германцы чернили свои щиты и раскрашивали тела, а для сражений избирали «непроглядно темные ночи», писал Тацит. «Явление подобного замогильного войска вселяет во врагов такой ужас, что никто не может вынести зрелище столь чуждое и кошмарное». Этот древний вариант психологического оружия считался допустимым, честным способом боя, в то время как отравление, как поясняет Тацит и в других местах, нарушало старые римские принципы открытого честного сражения⁶⁴.

Напротив, во II в. н. э. римский стратег Полиэн написал военный трактат для императоров, где прямо отстаивал биохимические и основанные на хитрости стратегемы, с помощью которых можно без особого риска побеждать «варваров». По мере того как империи требовалось все активнее и отчаяннее защищать свои обширные границы, прежние идеалы открытой битвы и мягкого подхода к врагам все больше замещались методами, в которых максимально применяли силу и хитрость. Эти новые методы суммировал римский военный стратег Вегеций, в 390 г. н. э. писавший: «Лучше победить и укротить врага недостатком продовольствия, внезапными нападениями или страхом, чем сражением, в котором обыкновенно больше имеет значения счастье, чем доблесть»⁶⁵⁶⁶.

Хотя в Античности в основном считалось, что биологическое оружие – вещь жестокая и бесчестная, есть свидетельства того, что в определенных ситуациях им все же пользовались. Когда же люди могли нарушать неписаные правила войны?

Самозащита, упомянутая ранее, – причина, проверенная временем. Осажденные города прибегали к любым методам сопротивления, в том числе и биохимическим, а народы, захваченные оккупантами, обращались к биологическому оружию как к последнему шансу. Если силы были неравны и враг превосходил в храбрости, умении или технологиях, биологические и химические методы могли принести реальное преимущество – и умножить силы. Кроме того, можно вовсе избежать опасностей и смертей, неминуемых в честной битве, применив ядовитое оружие.

Этот подход импонировал Полиэну и другим римлянам, которые восхищались греческим героем Одиссеем и считали его непревзойденным стратегом. Если противников признавали «варварами» или чужаками в культурном плане, их предполагаемая «нецивилизованная натура» долго служила оправданием применения морально сомнительного оружия и бесчеловечных тактических методов. И в других ситуациях – ведении священных войн или подавлении восстаний – тоже можно извинить применение оружия массового поражения, которое могло причинить вред как вражеским воинам, так и некомбатантам. Некоторые военачальники в отчаянии прибегали к яду, проигрывая войну или исчерпав остальные возможности при осаде. Угроза задействования ужасающего оружия могла посеять панику среди врагов и привести к их быстрой капитуляции. Существовали и такие безжалостные военачальники, которые вообще не задумывались об этичности тех или иных методов и вооружений, лишь бы одержать победу. А во многих культурах, знакомых грекам и римлянам, отравленные стрелы и засады были обычным способом ведения войны⁶⁷.

Хотя соблазнительно думать об Античности как о времени, свободном от биохимического оружия, на самом деле ужасный ящик Пандоры открыли тысячи лет назад. История биологического оружия в войнах берет начало в мифологии, в древних устных традициях, сохранивших память о подлинных событиях и идеях дописьменной эпохи. Хотя мифологические свидетельства опровергают взгляд на Античность как на время, когда о биологической войне и помыслить было нельзя, вместе с тем они показывают, что глубокие сомнения в этичности подобного оружия возникли при первом же его использовании.

Рассмотрев мифологическое изобретение отравленного оружия и обращение к нему в легендарной Троянской войне в главе 1, мы перейдем к реальному опыту работы с биологическим и химическим оружием в исторические времена. Древние авторы подробно описывают изготовление стрел, пропитанных змеиным ядом и растительными токсинами, а также их последующее применение (см. главу 2). Они рассказывают о первых зафиксированных случаях отравления запасов воды врага и заманивания его в опасную природную среду (см. главу 3). В главе 4 содержатся убедительные свидетельства ближневосточных, греческих, латинских и индийских источников о том, что чума и другие инфекционные заболевания могли распространять намеренно. Ядовитый мед, отравленное вино и тому подобные уловки уже долгое время служат секретным оружием, о чем говорится в главе 5. Глава 6 рассказывает о том, как на войну «вербовали» ядовитых существ, мелких и крупных животных. Химические зажигательные смеси, как выясняется, тоже имеют удивительно древнюю историю: глава 7 открывается описанием первых случаев применения ядовитых газов и древних вариантов напалма, а продолжается рассказом об изобретении греческого огня в VII в. н. э.

Управлять высвобожденными силами природы, превращенными в оружие, сложно, и, соответственно, история биохимического оружия полна рисков членовредительства, союзников, попавших под огонь по ошибке, побочных эффектов и непредвиденных последствий даже для будущих поколений, о чем говорится в послесловии к книге.

Поскольку неконвенциональное оружие дестабилизирует и имеет эффект неожиданности, стратегии его применения своеобразно развивались со временем. Однако нельзя не признать логичным, что те, кто решился пустить в ход биохимическое оружие, должны пожинать его плоды и тонуть в «водовороте непредусмотренных последствий»⁶⁸. Обращение к тайным средствам массового поражения – обоюдоострый меч. Эта тема впервые была затронута еще в античных мифах и проходит красной нитью по всей истории биохимического оружия.

1
Геракл и гидра. Изобретение биологического оружия

Яд разогрелся и вот, растворившись от жара, широко

В тело Геракла проник и по всем его членам разлился.

Сколько он мог, подавлял привычным мужеством стоны, —

Боль победила его наконец, и алтарь оттолкнул он

И восклицаньями всю оглашает дубравную Эту.

Овидий. Метаморфозы⁶⁹

Именно Геракл, величайший герой греческой мифологии, изобрел первое биологическое оружие, описанное в античной литературе. Обмакнув свои стрелы в змеиный яд, он открыл не только ядовитое оружие, но и непредвиденные последствия его применения. Собственно говоря, древнейшие корни самой идеи биологического оружия восходят к еще более раннему времени, чем VIII в. до н. э., когда Гомер впервые записал греческие мифы. Яд и стрелы глубоко взаимосвязаны в самом древнегреческом языке. Слово toxicon, «яд» в переводе с древнегреческого, восходит к слову toxon – «стрела». А латинское слово toxicum, как утверждается, образовано от taxus – «тис», поскольку первые отравленные стрелы смачивались соком ядовитых ягод тиса. Таким образом, для древних «токсичным» как раз являлось «вещество для лука и стрел»⁷⁰.

Великий греческий врач I в. н. э. Диоскорид одним из первых отметил, что слово «токсичный» происходит от слова «стрела». Но при этом Диоскорид настаивал, что только варвары, а не сами греки прибегали к отравленному оружию. Его точка зрения пользовалась популярностью в древности и разделяется некоторыми до сих пор, что очевидно, например, из мнения по поводу отравленных стрел, выраженного Гвидо Майно – историком медицины, специализировавшимся на боевых ранах Древнего мира: «Подобное коварство ни разу не отражено в сказаниях Троянского цикла»⁷¹.

С древних времен греческие легенды и мифы о великих героях и Троянской войне славились описаниями увлекательных битв и героических смертей. Действительно, типичное оружие бронзового века, воспетое в мифах, – лук и стрелы, метательные и обычные копья, меч и топор – наносило достаточно тяжелый урон и приводило к мучительной смерти на поле боя, удовлетворяя вкусы самой кровожадной аудитории. Но сейчас все больше людей полагают, что сама идея отравлять оружие – варварская практика, которую древние греки презирали. Большинство, как и историк Майно, принимают на веру тот факт, что такие герои, как Геракл и воины Троянской войны, бились только самым честным и доблестным образом, сходясь лицом к лицу.

Они убивали врагов, но вели себя достойным образом. Вот только не всегда. Если приглядеться, мы получим убедительные доказательства совсем не столь благородных и уж точно не героических методов ведения войны в эпических сказаниях Древней Греции. Конфликты в классических мифах изобилуют вероломством, а тайно отравленные стрелы и копья имеются в арсенале самых великих воинов. На эти морально сомнительные способы борьбы с врагами обычно не обращаешь внимания благодаря грандиозным фигурам героев и их впечатляющим приключениям. Но как только всматриваешься в более темные фрагменты мифов, так из тени сразу выходят омерзительные случаи предательства и причинения жутких страданий отравленным оружием. При более пристальном взгляде оказывается, что два самых знаменитых греческих мифа – история Геракла и Гидры и миф о Троянской войне – содержат важнейшую информацию о природе биологического оружия и об отношении к нему в Античности.

Геракл (он же Геркулес), супергерой греческих мифов, известен своими 12 подвигами. В ходе первого подвига он умертвил ужасного Немейского льва. Затем снял с него шкуру, накинул на себя и отправился совершать второй подвиг. Ему предстояло уничтожить еще более страшное чудовище – многоголовую Лернейскую гидру. Эта гигантская ядовитая водяная змея водилась в болотах Лерны, наводя ужас на жителей Южной Греции. Гидра имела, по разным источникам, девять, десять, 50 или даже 100 голов, причем, что еще хуже, центральная голова обладала бессмертием (рис. 2).

Геракл выманил гидру из ее логова, стреляя горящими стрелами, покрытыми смолой – липким соком хвойных деревьев⁷². После этого могучий герой обхватил гигантскую змею голыми руками, надеясь ее задушить, как Немейского льва. Геракл был силен, но гидра сильнее. Она обвилась всем своим огромным телом вокруг его ног и приготовилась атаковать множеством голов. Геракл начал дубинкой колотить по чудовищным головам. Когда оказалось, что это ни к чему не приводит, Геракл взял меч, чтобы их отрубить.

Рис. 2. Геракл и гидра. Геракл (слева) отрубает головы, а его помощник (справа) прижигает шеи чудовища факелами. Аттический краснофигурный спиральный кратер, 480–470 гг. до н. э., приписываемый вазописцу Клеофраду. Музей Дж. Пола Гетти

Самое дьявольское в гидре то, что она в прямом смысле «разрасталась на своих ранах», по словам римского поэта Овидия. Каждый раз, когда Геракл срубал одну ее голову, немедленно вырастали две другие. Вскоре у чудовища выросло огромное количество голов, из которых торчали ядовитые клыки. Что делать? Обычное оружие Геракла – руки, палица, меч, стрелы – оказалось бесполезным.

И тогда Геракл прибег к огню. Схватив горящий факел, он стал прижигать каждую окровавленную шею сразу после того, как сносил чудищу одну из голов. Это помогло: новые перестали вырастать. Но центральная голова гидры обладала бессмертием. Эту голову Геракл отсек и быстро закопал живьем в землю, а сверху привалил тяжелым камнем. Древние греки и римляне любили показывать на огромный булыжник по дороге в Лерну, утверждая, что именно под этим камнем Геракл похоронил заживо голову гидры.

Геракл был охотником и любил трофеи. Он изготовил себе знаменитый плащ с капюшоном из шкуры Немейского льва. Убив гидру, Геракл расчленил ее тело и смочил свои стрелы в сильнейшем яде ужасной змеи (рис. 3).

Во всех последующих предприятиях Геракл мог доставать из огромного колчана едва ли не бесконечное количество безжалостных смертоносных стрел, отравленных ядом гидры⁷³.

Смочив стрелы ядом чудовища, Геракл создал первое биологическое оружие. Он явно почерпнул вдохновение из предыдущей идеи – увеличить поражающую способность стрел, покрыв их смолой, чтобы они горели и от них шел зловонный дым (тем самым, по сути, создав и химическое оружие также).

Рис. 3. Геракл убивает гидру; Афина держит небольшой сосуд для сбора яда, которым будут отравлены стрелы Геракла. Коринфский арибалл, ок. 590 г. до н. э. Музей Дж. Пола Гетти.

Геракл присвоил себе природное оружие гидры – смертельный яд – и пропитал им стрелы. Поскольку мифы часто формировались вокруг реального исторического и научного факта, древняя легенда о гидре и стрелах предполагает, что метательное оружие с зажигательными и ядовитыми веществами известно в греческой истории с давних пор.

Примечательно, что описания ран от отравленных стрел в мифах о Геракле и Троянской войне точно отражают весьма реальные эффекты поражения змеиным ядом и другими известными токсинами. Согласно историческим сведениям об отравленном метательном оружии в Античности, лучники готовили эффективные яды для стрел из различных смертоносных ингредиентов, в том числе из змеиного яда. Интересно, что, согласно греческому историку Геродоту, Геракл – культурный герой и прародитель скифов, настоящего кочевого племени степных всадников; их стрелы, пропитанные ядом змей, внушали трепет⁷⁴.

Мифы, выросшие вокруг изобретения Гераклом ядовитых стрел, отражают сложное отношение древних греков к биологическому оружию. Уже в ранних мифах проявляется опасение насчет воинов, убивавших врагов отравленными стрелами. Многие персонажи мифов погибли от стрел Геракла. Однако почти сразу после изобретения отравленное оружие запустило неизбежную последовательность трагических событий для самого Геракла и греков, не говоря уже о врагах греков – троянцах. Вскоре выяснилось, что новоизобретенное биологическое оружие не оставляет Гераклу возможности не вредить собственным близким и ни в чем не повинным посторонним людям.

Среди первых жертв оказались самые старые друзья Геракла. По дороге на следующий подвиг – убийство гигантского Эриманфского вепря – Геракл посетил праздник, устроенный его другом-кентавром (получеловеком-полуконем) Фолом. Когда Фол открыл кувшин с вином, на праздник сбежалась толпа буйных кентавров. Геракл стал отражать нападение, и в последующей схватке многие кентавры пали жертвой отравленных стрел Геракла, когда он гнал их прочь. Стадо кентавров нашло убежище в пещере Хирона – мирного кентавра, который научил человечество искусству врачевания.

Когда кентавры сгрудились от страха вокруг Хирона, Геракл выпустил по ним несколько отравленных ядом гидры стрел. Одна из них случайно поразила Хирона в колено. Геракл в ужасе бросился к старому другу. Он вырвал стрелу из его ноги и быстро наложил особую примочку, как велел Хирон. И здесь авторы мифа объясняют, насколько ужасна рана от смоченной в яде стрелы: за быструю смерть можно продать свою бессмертную душу. Бессмертный Хирон испытывал такую чудовищную боль, что молил богов дать ему умереть.

На просьбу Хирона откликнулся титан Прометей, согласившись забрать у Хирона его вечную жизнь. Освобожденный от бесконечной боли, кентавр скончался. Прометей, однако, впоследствии сам пожалел об этом. Когда он похитил огонь у богов и принес его человечеству, Прометей получил ужасающее наказание именно потому, что не мог умереть. Каждый грек знал, что ежедневно до конца времен к бессмертному Прометею прилетает орел Зевса и клюет его печень.

Пока Геракл утешал смертельно раненного Хирона, его второй друг-кентавр Фол неожиданно стал новым пострадавшим. Фол вынул стрелу из тела одного кентавра и дивился, как такая маленькая штучка могла убить столь сильных существ. Он с любопытством осматривал ее, но тут стрела выскользнула из его рук и упала ему на ногу (см. илл. 2). Он получил смертельную рану, и опечаленный Геракл похоронил еще одну «сопутствующую жертву».

Опасность случайного нанесения ран себе или посторонним лицам всегда присутствует при использовании ядовитого оружия, поскольку даже легкая царапина может привести к трагическим последствиям. Мифологические примеры «огня по своим», такие как трагические смерти Хирона и Фола, – излюбленная тема для греческих и римских художников и скульпторов. Еще одной невинной жертвой Геракла пал его сын Телеф. Во время подготовки к Троянской войне юноша споткнулся о лозу и упал на копье Ахиллеса, другого великого греческого воина. Наконечник копья поцарапал Телефу лодыжку, и там возникла неизлечимая гноящаяся рана. То, что рана была неизлечимой, заставляет заподозрить, что Ахиллес смазал наконечник ядом. Судьба распорядилась так, что и сам он на поле битвы у Трои пал от отравленной стрелы⁷⁵⁷⁶.

По невероятной иронии судьбы Геракл тоже пал жертвой яда гидры, в котором некогда смочил свои стрелы. Коварный кентавр по имени Несс похитил его жену Деяниру. Разгневанный Геракл выстрелил вслед Нессу отравленной стрелой, которая вонзилась тому в сердце. Как подчеркивает римский поэт Овидий в своей версии мифа, даже в злодея нельзя стрелять отравленной стрелой сзади. Как и во многих других мифах, вероломство породило еще большее вероломство, а яд стал еще более смертоносным, прямо как головы гидры. Умирающий кентавр обманом убедил Деяниру собрать ядовитую кровь, которая хлынула у него из раны. Посоветовав ей поместить кровь в воздухонепроницаемую емкость и беречь от тепла и света, Несс поклялся, что если пропитать этим веществом тунику Геракла, то оно послужит любовным зельем.

Через несколько лет Деянира, не зная о том, что ядом можно повторно отравиться, тайно пропитала прекрасную тунику зараженной кровью кентавра и преподнесла ее мужу в качестве подарка. То, что произошло дальше, стало сюжетом знаменитой трагедии, написанной ок. 430 г. до н. э. афинским драматургом Софоклом. Геракл надел тунику, чтобы провести особое жертвоприношение. Когда он подошел к огню, тепло пробудило к жизни яд гидры. Пропитанная им туника начала причинять Гераклу такие жестокие муки, что он пришел в невменяемое состояние, заревел, подобно раненому быку, и стал выдергивать из земли деревья. В отчаянии он бросился в реку. Но вода лишь усилила жжение от яда, а сама река с тех пор сделалась навсегда горячей. Геракл пытался сбросить одеяние, но оно прилипло к его плоти и разъедало его кожу, как кислота. Не в силах вынести жгучую боль, Геракл закричал своим помощникам, чтобы они зажгли огромный погребальный костер. Только его оруженосец и друг, юный лучник Филоктет, оказался достаточно смелым, чтобы подчиниться. В благодарность Геракл завещал ему свой особый лук (некогда подаренный Аполлоном – богом-лучником, чьи стрелы сеяли чуму) и колчан со стрелами, отравленными ядом гидры. Затем могучий герой бросился в пылающий костер и сгорел заживо (см. илл. 1)⁷⁷.

Агония Геракла – поэтическое отображение мучительной смерти от змеиного яда, которая часто сравнивалась со сгоранием заживо. И действительно, мотивы огня пронизывают ранние мифы о биологическом оружии. Горящие стрелы и прижигающие факелы погубили гидру, а теперь ее яд пробудился от тепла и принял форму неугасимого пламени. Укус настоящей гадюки, которую в Античности называли dipsas, вызывал неутолимую жажду и, согласно древним писателям, порождал ощущения жжения и разъедания плоти, так что жертвы чувствовали себя «объятыми пламенем, как на погребальном костре»⁷⁸.

Но трагические события, вызванные изобретением отравленных стрел, со смертью Геракла не закончились. Деянира, узнав о последствиях своего неразумного обращения к ядовитому оружию, повесилась. А колчан со смертоносными стрелами принес Филоктету много страданий во время Троянской войны.

«Крепкостенная Троя» греческого эпоса – вероятнее всего, город позднего бронзового века, который среди ряда разрушенных городов в северо-западной Турции, впервые раскопанных Генрихом Шлиманом в 1870–1890 гг., носит условное обозначение Троя VI.