Kitabı oku: «Иван Грозный и Мария Темрюковна. Очищение», sayfa 2

У беглеца была семья. В сериале «Грозный» 2020 года показан диалог Курбского с двоюродным братом царя Старицким. Они обсуждали побег, и Курбскому вложили в уста следующие слова: «Литовцы только одиночек принимают, без семьи». Так создатели намекали, что он был вынужден оставить жену и детей.

Это ложь, призванная облагородить предателя. С легким сердцем Курбский оставил и предал не только свою страну, царя, но и свою жену и девятилетнего сына. Полтора-два года он готовил побег, и если бы ему нужна была семья, то за это время при желании мог бы что-нибудь придумать. По одним сведениям, он не мог взять жену, потому что она ждала ребенка, по другим, этот факт не подтверждается. Некоторые историки утверждают, что Курбский не взял с собой семью, потому что «побег из Юрьева было делом исключительно трудным», но Курбский уезжал с легким сердцем, так как знал, его семье и после его предательства и побега ничего не угрожает, в том числе не было угрозы от царя.

Пунктом назначения предателя был город Вольмар, но, чтобы туда попасть, ему нужен был провожатый. С этой целью он направился в Гельмет. Местные немцы, не догадывавшиеся, что он не просто перебежчик с вражеской территории, а особый, которому была обещана неприкосновенность лично королем, все ж таки прикоснулись к его деньгам и не смогли с ними расстаться. Курбский был банально ограблен немцами на литовской территории.

На этом «прием на высшем уровне» не был окончен. Пленника «этапировали» в замок Армус. Несмотря на то, что денег уже у него не было, тем не менее, у Курбского было добра более чем достаточно, что можно было отнять – трех коней, лисью шапку и прочее барахло, что было спрятано в двенадцати мешках. Это подтвердили архивные данные, так как до сих пор хранится жалоба вора Курбского на других воров, но уже немецких.

Беглый князь, после того, как его ограбила немчура, отправил на преданную родину слугу с посланием в Псково-Печорский монастырь опять просить денег у монахов в долг. Цинизм зашкаливает, не так ли? Но монахи монастыря категорически отказались выдавать деньги изменнику.

Перейдем к рассмотрению сведений, доказывающих, что Курбский был военным преступником.

Предательство князя Курбского номер один. В 1562 году ему было доверено войско численностью в пятнадцать тысяч человек. Курбский получил приказ идти против литовских войск. Но он потерпел сокрушительное поражение от войска противника численностью в четыре тысячи человек. Он не был казнен и подвергнут преследованию, наоборот, через год был назначен воеводой-наместником в Дерпт (Юрьев). Вот как описывается это событие у польского историка К. Валишевского: «Раньше князь Курбский сражался в Ливонии во главе царских войск и одерживал победы. Но в 1562 году он потерпел поражение под Невелем. Быть может, эта неудача была подготовлена какими-то подозрительными сношениями его с Польшей. С тех пор бывший любимец Ивана впал уже наполовину в царскую немилость, что способствовало тому, что он восстал против деспотических замашек московского государя. Наконец в 1564 году раздражительный и крутой боярин открыто восстал против Ивана и проявил это совершенно по-московски – бежал за пределы своего государства»¹⁹.

Если бы Курбский попал под подозрение, то его не назначали бы наместником-воеводой.

Вот что пишет царь в своей переписке с беглым князем: «А всеми родами мы вас не истребляем, но изменников повсюду ожидает расправа и немилость: в той стране, куда ты поехал, узнаешь об этом подробнее. А за ту вашу службу, о которой говорилось выше, вы достойны многих казней и опалы; но мы еще милостиво вас наказали, – если бы мы наказали тебя так, как следовало, то ты бы не смог уехать от нас к нашему врагу: если бы мы тебе не доверяли, то не был бы отправлен в наш окраинный город и убежать бы не смог. Но мы, доверяя тебе, отправили в ту свою вотчину, и ты, по собачьему обычаю, изменил нам»²⁰.

Предательство Курбского номер два случилось тоже в ходе Ливонской войны. Граф Арц был наместником замка Гельмет, который атаковали русские войска. Арц предложил Курбскому сдать замок без боя. Условия договора были не только оговорены, но даже подписаны и скреплены печатями. Граф Арц был предан литовским властям, арестован и колесован. Из летописей хрониста Франца Ниештадта следует, что Курбский сам сдал шведского наместника Ливонии. Таким образом, Курбский воспрепятствовал бескровной сдаче замка. Будучи наместником Ливонии с русской стороны, «не щадя живота своего», выдавал военные секреты, планы русской армии полтора года. Он бежал, потому что боялся, что скоро выйдут на него.

Предательство Курбского номер три. В первых порах Ливонская война складывалась удачно для Московского государства. Пал Полоцк. Если проводить параллель с битвами Великой Отечественной войны, то это было сродни тому, что пала Пруссия. В конце 1563 года приехало большое польско-литовское посольство. Литовцы отказывались признать, как потерю Полоцка, так и уступать земли до Двины. Царь ожидал такого исхода переговоров и был к этому готов. Более того, лично разработал план по захвату двух крупных городов – Минска и Новгородок-Литовского (Новгородок). После отъезда делегации переговорщиков продолжились военные действия. Согласно плану Грозного, из Полоцка выступила армия Петра Шуйского, из Вязьмы – князей Серебряных-Оболенских. Перед ними была поставлена задача: соединиться и взять эти два города – Минск и Новгородок-Литовский. Под командованием Шуйского был 20-тысячный корпус. Войска литовского гетмана Радзивилла 28 января 1564 года, имея достоверную информацию о маршруте передвижения войск, организовали засаду и неожиданно напали по ставке воевод. Погибло 200 человек, в том числе и главнокомандующий Шуйский. Ратники, как тогда называли солдат, потеряв контроль и управление, бежали обратно в Полоцк, не оказав сопротивления немногочисленным нападавшим. Это событие вошло в историю как битва под Улой.

Кто-то может подумать, что потери были не столь велики и не фатальны: из 20 тысяч погибло 200 человек. Событие произвело эффект взорвавшейся бомбы. Поляки и литовцы приободрились, поняли, что русское войско можно победить. Кроме того, это ухудшило военное положение, потому крымский хан отказался от союза с Московским государством. Это предательство свело на нет все дипломатические усилия на переговорах с Девлет-Гиреем. Р. Г. Скрынников описывает события следующим образом: «Получив известие о военных неудачах Москвы, крымский хан не утвердил союзного договора с Россией и заключил союз с королем (Польши). Антирусская коалиция предприняла совместные действия против Москвы уже осенью 1564 года»²¹. Это означало не только окрыление врагов военными успехами, но и войну Грозного на два фронта.

О событии под Улой стало известно в Москве через пару дней. Историк Р. Г. Скрынников утверждает, что именно Курбский «приложил руку» к разгрому армии Шуйского, сообщив в своем письме гетману Радзивиллу план маршрута, места остановок, детали и ее уязвимые места. Выяснилось, что армия Петра Шуйского ехала не в боевой экипировке, а везли доспехи в санях, уверенные в том, что поблизости противников нет. Кроме того, царь понял, что в его ближайшем окружении есть предатели, так как план разрабатывал он лично, утверждали члены Боярской думы. Историки пишут, что подозрение пало на двух других человек – Репнина и Кашина.

По мнению В. Е. Шамбарова, они попали под подозрение не из-за своей нерадивой службы, а за то, что бросили своих, не пошли им на выручку²². Царь предположил, что именно они выдали планы похода армии на Минск и Новгородок-Литовский членам польско-литовской делегации, которые уехали из Москвы в конце 1563 года, так и не подписав договор. Царь знал, что ему не дадут их судить: «Бояр мог судить лишь боярский суд. Но дума не желала выдать своих членов царю на расправу. Чтобы преодолеть это препятствие, Грозный велел убить названных бояр без суда и следствия, чем грубо нарушил законный порядок»²³.

После того как предатель Курбский благополучно обустроился в Литве, стал фонтанировать идеями, как царь заставил унизительно танцевать боярина Репнина на пиру. По одной версии, Репнин пристыдил царя и гордо отказался, по второй – стал танцевать, так как ему грозила смерть, ибо его ничто не спасет от гнева грозного царя.

В сериале 2020 года Грозный на свадьбе с первой женой Анастасией предлагает князю Репнину выйти и станцевать, но получает ответ, что негоже боярину танцевать со скоморохами. Тогда недовольный Иван дошел до угроз: «Если не хочешь танцевать, так в подвале станцуешь». В другом сериале Репнина и Кашина убивают на выходе из храма.

По поводу танцев В. Е. Шамбаров пишет следующее: «Во-первых, Иван Васильевич никогда не был склонен к подобным развлечениям. Во-вторых, как раз в это время ему было совсем не до плясок: поражение в Литве, переговоры с Крымом, напряженная работа по выборам митрополита»²⁴.

Н. М. Карамзин приводит свою версию событий с Репниным: «Боярин, Князь Михайло Репнин также был жертвою великодушной смелости. Видя во дворце непристойное игрище, где Царь, упоенный крепким медом, плясал со своими любимцами в масках, сей Вельможа заплакал от горести. Иоанн хотел надеть на него маску: Репнин вырвал ее, растоптал ногами и сказал: «Государю ли быть скоморохом? По крайней мере я, Боярин и Советник Думы, не могу безумствовать». Царь выгнал его и через несколько дней велел умертвить, стоящего в святом храме, на молитве; кровь сего добродетельного мужа обагрила помост церковный»²⁵.

В русских летописях и в записках путешественников осталось много повествований о том, что царь не любил ни танцев, ни выпивки: «Царь чуждается грубых потех, не очень любит охоту, зато находит удовольствие в богослужениях. Он, бесспорно, очень усерден в своей вере», – указано у Р. Г. Скрынникова со ссылкой на книгу Гамеля «Англичане в России»²⁶.

У того же Скрынникова, но уже в другой книге можем прочитать: «Современники с похвалой отзывались о том, что Иван «от юны версты (в юности) не любяше ни гуселнаго звяцания, ни прегудниц скрыпения… ни скомрах видимых бесов скакания и плясания». Как видно, в окружении подростка не оказалось людей, которые могли бы привить ему любовь к музыке или танцам. Что касается скоморохов, их попросту не допускали во дворец»²⁷. Предвзятость налицо: как историкам хочется, так и подается информация. И то, что Грозный не любил плясок, танцев, пирушек, когда нужно придумать недостаток, представляют как недочет образования, видите ли, не привили любовь к этим действам.

Но факт остается фактом: Курбского вспугнула смерть Репнина и Кашина, иначе не известно, сколько бы еще военных тайн он выдал в переписке.

Н. М. Пронина подробно анализирует телепередачу и книгу историка Радзинского, посвященных Грозному²⁸. Радзинский приводит другие даты смерти Репнина и Кашина, перенося их в хронологии с 31 января 1564 года на лето 1563 года, и по месту события с улицы, после выхода из храма, в церковь во время всенощной.

В итоге после таких «исторических махинаций» получается, что причины, по которым они попали под подозрение, выпадают из поля зрения, стирается вина Курбского, из-за которого и погибли эти два боярина, а царь предстает в самом неприглядном свете. Вот через такие мелочи не только искажают правду, но создают злобный образ тирана Грозного.

Не менее удивительно поступил историк В. Б. Кобрин, который злокусительно набросился на Грозного, но ни словом не задел и не упомянул Курбского: «В январе 1564 русские войска были разбиты в битве у реки Улы, недалеко от Полоцка; главный воевода князь Петр Шуйский погиб, несколько воевод и сотни служилых людей попали в плен. Последовали и новые неудачи. Царь быстро нашел виноватых, хотя они и находились за сотни верст от театра военных действий. Перекладывать ответственность за свои ошибки на других стало с тех пор обыкновением царя. Впрочем, и здесь он – не исключение. Таков обычай многих деспотов»²⁹. Это пример очередного выгораживания предателей профессиональными историками с учеными степенями.

Предательство князя номер четыре. Как пишет В. А. Мазуров, «Прибыв в Литву, Курбский сразу же заявил, что считает своим долгом довести до сведения короля о «происках Москвы», которые следуют «незамедлительно пресечь». Он выдал литовцам всех ливонских сторонников Москвы, с которыми он сам вел переговоры, и московских агентов в Польше, Литве и Швеции, а также все планы действий, места размещения русских войск, их количество и состав, пути снабжения, сведения об оборонной инфраструктуре России: о крепостях, заставах и т.д. Полякам в результате информации Курбского удалось одержать несколько побед над русскими войсками»³⁰. Комментарии излишни.

Предательство Курбского номер пять. Этот негодяй не только выдавал военные секреты своей страны, но и давал советы, как натравить на нее другие государства, втянуть ее в войну на несколько фронтов. В архивах Латвии историк Р. Г. Скрынников раскопал следующие факты: «По совету Курбского король натравил на Россию крымских татар, затем послав свои войска к Полоцку, Курбский участвовал в литовском вторжении. Несколько месяцев спустя с отрядом литовцев он вторично пересек русские рубежи. Как свидетельствуют о том вновь найденные архивные документы, князь, благодаря хорошему знанию местности, сумел окружить русский корпус, загнал его в болото и разгромил. Легкая победа вскружила боярскую голову. Он настойчиво просил короля дать ему 30-тысячную армию, с помощью которой намеревался захватить Москву. Если по отношению к нему есть еще некоторые подозрения, заявлял Курбский, он согласен, чтобы в походе его приковали к телеге, спереди и сзади окружили стрельцами с заряженными ружьями, чтобы те тотчас же застрелили его, если заметят в нем намеренность; на этой телеге, окруженный для большего устрашения всадниками, он будет ехать впереди, руководить, направлять войско и приведет его к цели (к Москве), пусть только войско следует за ним»³¹.

В. Калугин приводит цитату польского историка и геральдиста XVII века Симона Околького о Курбском: «…был поистине великим человеком: во-первых, великим по своему происхождению, ибо был в свойстве с московским князем Иоанном; во-вторых, великим по должности, так как был высшим военачальником в Московии; в-третьих, великим по доблести, потому что одержал такое множество побед; в-четвертых, великим по своей счастливой судьбе: ведь его, изгнанника и беглеца, с такими почестями принял король Август. Он обладал и великим умом, ибо за короткое время, будучи уже в преклонных годах, выучил в королевстве латинский язык, с которым дотоле был незнаком»³².

Беглый предатель Курбский был из ярославских князей – русский княжеский род династии Рюриковичей. Согласно истории рода, получили фамилию от села Курба.

Князь считал, что он имеет на русский трон больше прав, потому что является потомком Рюрика по старшей линии, а Иван IV по младшей линии. Может, поэтому очень «усердно» потрудился на «поле предательства»? За эти многочисленные измены он и был награжден польским королем. Во владение князь за «труды праведные», что творил не покладая кровавого меча и пера, получил город Ковель с замком, десять сел, в Литве он получил 4 тысячи десятин земли и 28 сел на Волыни. Кстати, Грозный отпустил жену и сына к Курбскому, но тому наличие русской жены не помешало жениться дважды, но уже на польках.

В отличие от автора книги, потратившего на исследование эпохи Грозного четыре года, доктор исторических наук и автор множества книг о Грозном Руслан Скрынников посвятил этому всю жизнь. Увы, он стал заложником своей ненависти к Грозному. Историк ездил по храмам, восстанавливал синодальный список, в польских архивах нашел доказательства предательств Курбского, его богопротивного образа жизни и деятельности, но предателя Андрея Курбского ни разу худым словом не обозвал.

В одной из книг Р. Скрынников приводит поименный список тех, кого Иван Грозный велел казнить. Этот список находится в разделе «Приложение» и называется «Синодик опальный царя Ивана Грозного». При ознакомлении с книгами Скрынникова, сложно отделаться от впечатления, что он всю жизнь хотел доказать, что было казнено сотни тысяч человек по приказу Ивана IV, но доказал обратное – за весь долгий период правления Грозного было казнено 3–4,5 тысячи человек, в том числе разбойники, убийцы, поджигатели, насильники и предатели родины, но при всем при этом остался непримиримым противником Грозного, сохранил свое предвзятое к нему отношение.

Хотим обратить ваше внимание на то, как и какими словами историки описывают Грозного и Курбского. Первого обвиняют в преступлениях, которых он не совершал, второго оправдывают, несмотря на самые страшные преступления государственного масштаба. Важно донести, что «Курбский виновен в гибели сотен тысяч русских воинов и жителей»³³, при этом его восхваляют. Грозный как христианин не хотел казнить людей, но как глава государства, был обязан это делать ради блага миллионов своих подданных.

Рассмотрим цитату из книги Р. Г. Скрынникова:

«Царь заботился о величии и могуществе страны, ибо от успехов «отчины» зависела красота и блеск его собственной власти. Славу Руси Иван целиком отождествлял со славой собственного царства. Иван IV верил в то, что его династия происходит прямо от римского императора Августа и брата его Пруса, мифического предка Рюрика. Миф о германском происхождении оправдывал пренебрежение к русскому народу. <…> Невзирая на все это, Грозный, по-видимому, пользовался популярностью в народе. Отношение низов к власти определялось не столько личными качествами и деяниями монарха, сколько традицией и предрассудками народа. Царь примерно наказывал изобличенных в мошенничестве и взятках приказных правителей, что способствовало формированию образа грозного, но справедливого монарха»³⁴.

Вторая цитата:

«Химеры страха, рожденные террором, прочно владели сознанием Грозного. Царь нимало не сомневался в том, что его ближайшие советники бояре, с которыми он многие годы управлял страной, вновь составили заговор с целью погубить монарха и его семью»³⁵.

Цитата третья:

«В Боярской думе заседали не одни только царские недоброжелатели. Многие бояре пользовались доверием царя, а некоторые, например, Курбский, были его личными друзьями. События, последовавшие за полоцким походом, омрачили дружбу Ивана с князем Андреем Курбским. Царя, по его словам, уязвило «согласие» князя с изменниками, и он подверг воеводу «малому наказанию», отправив его в крепость Юрьев в качестве наместника Ливонии. Только что закончился полоцкий поход, в котором Курбский выполнял почетное поручение. Он командовал авангардом армии – сторожевым полком. (Обычно на этот пост назначали лучших боевых командиров.) Курбский находился на самых опасных участках: он руководил осадными работами у стен неприятельского острога. После завоевания Полоцка победоносная рать вернулась в столицу, ее ждал триумф. Высшие офицеры могли рассчитывать на награды и отдых. Но Курбский лишен был всего этого. Царь приказал ему ехать в Юрьев и дал на сборы меньше месяца»³⁶.

Относительно иерархии полков у В. Б. Кобрина следующие сведения: «Между пятью полками, на которые делилось обычно войско, существовало определенное старшинство. Самый почетный полк – большой полк, потом – передовой, правой руки, левой руки и наконец – сторожевой. Ясно, что, например, первый воевода передового полка выше воевод полков правой и левой руки и ниже первого воеводы большого полка и ниже воеводы большого полка. Ясно также, что первый воевода большого полка выше всех прочих воевод»³⁷. Курбский был в сторожевом полке, а не в передовом, правой или левой руки.

Историки по-разному оценивают значимость Курбского как полководца. Первая группа утверждает, что в исторической хронике тех времен не осталось ни одного материала, показывающего Курбского как толкового воеводу. По их сведениям он никогда близко не приближался к ступеням военной элиты. Вторая утверждает, что он был одним из лучших боевых командиров. Третья точка зрения заключается – подвиг других Курбских ошибочно приписали³⁸ Андрею Курбскому. В армии сражались Роман и Михаил Курбские, которые были убиты под Казанью. Андрей же Курбский «прославился» своими грабежами, но в хроники попал как «герой». Но все группы историков единогласны в том, что Курбский бежал на Запад к врагу, но расходятся в оценках этого поступка.

Сторона историков, ненавидящих Грозного, упорно доказывает, что Курбский бежал из-за грозившей ему беспричинной опалы со стороны царя и казни, которая неминуемо могла последовать за этим. В качестве примера рассмотрим цитаты из книг Н. М. Карамзина и Р. Г. Скрынникова с авторскими комментариями.

Н. М. Карамзин пишет: «Бегство не всегда измена; гражданские законы не могут быть сильнее естественного: спасаться от мучителя, но горе гражданину, который за тирана мстит отечеству! Юный, бодрый Воевода, в нежном цвете лет ознаменованный славными ранами, муж битвы и совета, участник всех блестящих завоеваний Иоанновых, Герой под Тулою, под Казанью, в степях Башкирских и на полях Ливонии, некогда любимец, друг Царя, возложил на себя печать стыда и долг на историка вписать гражданина столь знаменитого в число государственных преступников. То был Князь Андрей Курбский. Доселе он имел славу заслуг, не имея ни малейшего пятна на сей славе в глазах потомства; но Царь уже не любил его как друга Адашевых: искал только случая обвинить невинного. Начальствуя в Дерпте, сей гордый Воевода сносил выговоры, разные оскорбления; слышал угрозы; наконец сведал, что ему готовится погибель. Не боясь смерти в битвах, но устрашенный казнию, Курбский спросил у жены своей, чего она желает: видеть ли его мертвого пред собою или расстаться с ним живым навеки? (Курбский бросил жену и сына. – Ш.А.А.)

Великодушная с твердостию ответствовала, что жизнь супруга ей драгоценнее счастия. Заливаясь слезами, он простился с нею, благословил девятилетнего сына, ночью тайно вышел из дому, пролез через городскую стену, нашел двух оседланных коней, изготовленных его верным слугою, и благополучно достиг Вольмара, занятого Литовцами. Там Воевода Сигизмундов принял изгнанника как друга, именем Королевским обещая ему знатный сан и богатство. Первым делом Курбского было изъясниться с Иоанном: открыть душу свою, исполненную горести и негодования. В порыве сильных чувств он написал письмо к Царю… <…>

«Я невинен и бедствую в изгнании, – говорит он: – добрые жалеют обо мне: следственно не ты! Пождем мало: истина не далеко». Доселе можем осуждать изгнанника только за язвительность жалобы и за то, что он наслаждению мести, удовольствию терзать мучителя словами смелыми, пожертвовал добрым, усердным слугою: по крайней мере еще не видим в нем государственного преступника, и не можем верить обвинению, что Курбский хотел будто бы назваться Государем Ярославским. Но, увлеченный страстию, сей муж злополучный лишил себя выгоды быть правым и главного утешения в бедствиях: внутреннего чувства добродетели. Он мог без угрызения совести искать убежища от гонителя в самой Литве: к несчастию, сделал более: пристал ко врагам отечества. Обласканный Сигизмундом, награжденный от него богатым поместьем Ковельским, он предал ему свою честь и душу; советовал, как губить Россию; упрекал Короля слабостию в войне; убеждал его действовать смелее, не жалеть казны, чтобы возбудить против нас Хана – и скоро услышали в Москве, что 70000 Литовцев, Ляхов, Прусских Немцев, Венгров, Волохов с изменником Курбским идут к Полоцку; что Девлет-Гирей с 60000 хищников вступил в Рязанскую область. <…>

Таким образом, измена Курбского и замысел Сигизмундов потрясти Россию произвели одну кратковременную тревогу в Москве. Но сердце Иоанново не успокоилось, более и более кипело гневом, волновалось подозрениями. Все добрые Вельможи казались ему тайными злодеями, единомышленниками Курбского: он видел предательство в их печальных взорах, слышал укоризны или угрозы в их молчании; требовал доносов и жаловался, что их мало: самые бесстыдные клеветники не удовлетворяли его жажде к истязанию. Какая-то невидимая рука еще удерживала тирана: жертвы были пред ними и еще не издыхали, к его изумлению и муке»³⁹.

Не кажется ли вам, что предателя Карамзин не только не проклинает за совершенные предательства, злодеяния, смерти, даже не критикует, как того заслуживает Курбский?

Р. Г. Скрынников приводит следующее: «Срок годовой службы князя в Юрьеве истек 3 апреля 1564 г. Однако он оставался там еще три недели, видимо, вследствие особого распоряжения из Москвы. Юрьев был памятен всем как место опалы и гибели Адашева (две версии смерти Адашева: алкоголизм или самоубийство. – Ш.А.А.), поэтому задержка не предвещала Курбскому ничего хорошего. В конце апреля 1564 г. опальный боярин бежал из Юрьева в литовские пределы. Глубокой ночью верные слуги помогли Курбскому перебраться через крепостную стену. В надежном укрытии его уже ждали 12 сообщников – дети боярские. Отряду удалось ускользнуть от погони и пересечь границу (они дорогу знали прекрасно и ровно так же могли привести на родину вражеские войска, что потом Курбский и сделает. – Ш.А.А.). В Юрьеве воевода оставил жену и новорожденного сына (по другим источникам мальчику было 9 лет. – Ш.А.А.). Судя по последующей переписке, он не успел забрать с собой почти ничего из имущества, даже воинские доспехи и книги, которыми очень дорожил (взял деньги якобы в долг в монастыре, помимо этого взял с собой крупную сумму денег, уехал с 12-ю мешками. – Ш.А.А.). Причиной крайней спешки была внезапная весть, полученная из Москвы (казнь Репнина и Кашина из-за подозрения в предательстве. – Ш.А.А.).

Оказавшись в Вольмаре, Курбский обратился с письмом к царю, в котором объяснял бегство за рубеж царскими гонениями (Грозный его ни в чем не подозревал. – Ш.А.А.).

Историки-почитатели Курбского, оправдывая побег требованием христианства, ибо тот, кто не спасает жизнь бегством в случае угрозы его жизни, подобен самоубийце.

Вторая группа историков приводит перечень предательств и злодеяний князя, но при всем этом остаются почитателями Курбского. Вот что пишет представитель этой группы В. Б. Кобрин: «Не будем торопиться осуждать того, кто не пожелал подставить свою шею под топор палача, но предпочел громко сказать правду о тиране. Но не будем торопиться и в другом: не стоит превращать беглого боярина в ангела. Пройдет несколько месяцев и Курбский возглавит литовские войска в походе на Русь. Но, повторяю, само по себе бегство не было изменой. Да и понятия верности тогда были иными: служили не стране, а государю. Вступив в конфликт с Грозным, Курбский, естественно, вел против него войну»⁴⁰. У Р. Г. Скрынникова: «Впервые он (Курбский) получил возможность открыто, не боясь гонений, подвергнуть критике действия державного правителя России, а вместе с тем оправдать свою измену и отъезд в Литву»⁴¹.

Считаем необъективной трактовку историков-критиков Грозного о том, что тогда служили государю, а не государству. Раз царь служит государству, то и его поданные служат этому же государству. Создается впечатление, что страну преподносят как избу или квартиру. Понравилась квартира – служишь ее хозяину, а приглянулись палаты другого монарха – поменял жилье, привел в прежний дом воров, насильников и убийц.

Третья группа историков безоговорочно считает ярославского князя предателем.

Неоспоримый факт – Курбский – предатель, которого должны привести на суд истории. Именно его предательства должны показываться в фильмах и сериалах, снимаемых за счет государственного бюджета, а не измышления того, каким Грозный не был и чего не делал.

Когда читаешь следующее странное оправдание, согласно которому «Князь Курбский был одним из немногих лиц, не боявшихся перечить самодержцу и осудивших духовенство за компромисс с тираном. Раздор с царем положил конец карьере боярина. После возвращения из полоцкого похода Курбский не получил ожидаемых наград, а был выслан из Москвы на воеводство в Юрьев (Дерпт)»⁴², или «После завоевания Полоцка победоносная рать вернулась в столицу, ее ждал триумф. Высшие офицеры могли рассчитывать на награды и отдых. Но Курбский лишен был всего этого. Царь приказал ему ехать в Юрьев и дал на сборы меньше месяца»⁴³, то создается впечатление, что из-за того, что ему не дали как управляющему премии или бонуса и отдыха, тем самым он получил право на предательство. Советские генералы в годы Великой Отечественной войны сражались без устали, порой не спали сутками, но не покидали свой командный пункт или опасный участок фронта. Солдаты спали в окопах под дождем, в грязи, снегу в лютые морозы, а Курбский просто не получил ожидаемых наград… Удивительна фраза непонимания, высказанного Р. Г. Скрынниковым, по поводу того, что в годы войны Курбскому не дали месяц на сборы.

Давайте вспомним битву за Москву зимой 1941 года. Ценой неимоверных усилий фашистские полчища не только остановили, но и погнали назад. Представим себе такую ситуацию: Сталин через неделю после окончания битвы за Москву дает поручение великому полководцу Жукову, например, лететь на другой не менее опасный участок – на Ленинградский фронт прорывать блокаду. И тут Георгий Константинович обижается, что ему не дали заслуженных наград, почивать на лаврах, месяц отдыха, а отправляют под Ленинград. Решив, что его не ценят, не уважают, наш великий полководец решается вступить в переписку с Гитлером, выдать секретные планы военных операций, положение дел в армии, перейти на сторону врага, а потом во главе вражеских войск сражаться с Родиной. Разве мы можем представить себе такое? Да простит меня генерал-победоносец Жуков за этот бред, который вынужденно приводим в качестве примера, но именно так выглядит попытка оправдания доктором исторических наук предателя Курбского.

Современные историки, писатели и сценаристы широко пользуются перепиской Грозного и Курбского. О какой переписке идет речь?

Обратимся к всемирной паутине: «Переписка русского царя Ивана Грозного и находившегося в эмиграции его бывшего военачальника князя Андрея Курбского, продолжавшаяся с течение 1564–1579 гг., ставшая широко известной, занимала значительное место в публицистике XVI века. Переписка завязалась после того, как Андрей Курбский в апреле 1564 года покинул Россию и уехал в Литву (в оценке причин отъезда не было единства – назывались как гонения на князя, так и государственная измена с его стороны), и написал первое письмо царю. В июле того же года царь отправил ответ – письмо достаточно большого объема, которое Курбский оценил как «широковещательное и многошумное», Курбский направил краткий ответ, однако не сумел доставить его в Россию, как он сам объяснял, по причине закрытия Москвой границ, и переписка прервалась. В 1577 году после похода на Ливонию царь отправил новое письмо, а в 1579 году князь составляет новый ответ и направляет его вместе с предыдущим письмом. Всего переписка ограничилась пятью письмами. Существуют предположения, что Андрей Курбский пытался составить более обстоятельный ответ царю и даже создать на основе этого ответа литературное произведение, но не довел эту работу до конца».