Kitabı oku: «Театр в театре. Зарубежные авангардные пьесы 1940–1970-х годов»

Альбер Камю, Жан-Поль Сартр, Эжен Ионеско, Жан Жене, Дэвид Мэмет

Yazı tipi:

©Коллектив авторов, 2019

Альбер Камю
Калигула¹

Пьеса в четырёх действиях

Действующие лица:

К а л и г у л а

Ц е з о н и я

Г е л и к о н

С ц и п и о н

К а с с и й К е р е я

С е н е к т и й – старый патриций

М е т е л и й, Л е п и д, О к т а в и й – патриции

П а т р и к и а н – управляющий дворцом

М е р е я

М у ц и й

1 – й с т р а ж н и к, 2 – й с т р а ж н и к

1 – й с л у г а, 2 – й с л у г а, 3 – й с л у г а

Ж е н а М у ц и я

Шесть поэтов

Действие происходит во дворце Калигулы.
Между первым и вторым действием проходит три года.

Действие первое

Сцена 1

В дворцовом зале толпятся патриции. Они встревожены.

1 – й п а т р и ц и й. Его по-прежнему нет.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Утром не было, вечером тоже.

2 – й п а т р и ц и й. Уже три дня.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Гонцы прибывают ни с чем.

2 – й п а т р и ц и й. Все окрестности обысканы. Что делать?

1 – й п а т р и ц и й. Не стоит зря волноваться, подождём немного. Как ушёл, так и вернётся.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Я был здесь, когда он покинул дворец. Видели бы вы его глаза!

1 – й п а т р и ц и й. Я тоже был и спросил, что с ним.

2 – й п а т р и ц и й. Что он сказал?

1 – й п а т р и ц и й. Одно слово: «Ничего».

Пауза. Выходит Геликон. Он жуёт луковицу.

2 – й п а т р и ц и й (по-прежнему встревоженный). Дело серьёзное.

1 – й п а т р и ц и й. Полно, молодёжь вся такая!

С т а р ы й п а т р и ц и й. С годами пройдёт.

2 – й п а т р и ц и й. Вы так думаете?

1 – й п а т р и ц и й. Скорее бы он её забыл.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Ничего, одну потерял – десяток найдёт.

Г е л и к о н. С чего вы взяли, что это из-за любви?

1 – й п а т р и ц и й. А из-за чего же?

Г е л и к о н. Печень, например, разболелась. Или вас надоело видеть. Если бы наши ближние могли менять физиономии, их было бы куда легче выносить. Но в меню, увы, никаких перемен – всё одна и та же свиная отбивная.

С т а р ы й п а т р и ц и й. А я предпочитаю думать, что причина всего – любовь. Это так трогательно!

Г е л и к о н. А главное – успокаивает! Вот болезнь, которая не щадит ни умных, ни глупых.

1 – й п а т р и ц и й. Как бы там ни было, любому горю наступает конец. Признайтесь честно, могли бы вы страдать больше года?

2 – й п а т р и ц и й. Нет.

1 – й п а т р и ц и й. И никто не может.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Иначе жизнь стала бы невыносимой.

1 – й п а т р и ц и й. Совершенно верно. Возьмите хотя бы меня. В прошлом году умерла моя жена. Сначала, конечно, я сильно горевал, а потом, как видите, успокоился. Временами тоскую и сейчас, но, в общем, ничего.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Природа прекрасно всё устроила!

Г е л и к о н. Глядя на вас, этого не скажешь.

Входит Кассий.

1 – й п а т р и ц и й. Ну что?

К а с с и й. Как прежде – ничего.

Г е л и к о н. Спокойствие, господа, только спокойствие! Сохраним хотя бы видимость. Империя – это мы. Если мы потеряем лицо, империя лишится головы, а это совсем некстати. Начнём с того, что пообедаем. Империи это пойдёт на пользу.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Верно! Зачем забывать о себе?

К а с с и й. Не нравится мне это. Слишком хорошо всё шло до сих пор: наш император был само совершенство.

2 – й п а т р и ц и й. Добропорядочный, неопытный.

1 – й п а т р и ц и й. К чему, в таком случае, ваши причитания? Что мешает ему снова стать прежним? Да, он любил Друзиллу. Но ведь она его сестра! Спать с ней – ещё куда ни шло, но переворачивать из-за её смерти вверх дном Рим – это уже слишком.

К а с с и й. Он несдержан, это мне не нравится. Как и его нынешний побег.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Нет дыма без огня.

1 – й п а т р и ц и й. Как бы там ни было, кровосмешение, да ещё в духе греческих трагедий, государству совсем не на пользу. Тайного инцеста ему, видите ли, мало.

Г е л и к о н. Кровосмешение – дело поневоле шумное. Ложе, так сказать, слишком скрипит. Да и кто вам сказал, что причина всего – в Друзилле?

2 – й п а т р и ц и й. А в чём же?

Г е л и к о н. Догадайтесь. И не забывайте, что беда подобна женитьбе: думаешь, что выбираешь сам, а оказалось – выбрали тебя. Что поделаешь? Калигула несчастен, но вряд ли он сам знает, почему. Наверное, почувствовал вдруг, что его загнали в угол, вот и бежал. Всякий бы так поступил. Если бы я, например, был волен выбирать отца, то до сих пор не родился.

Входит Сципион.

Сцена 2

К а с с и й. Ну что?

С ц и п и о н. Всё то же. Говорят, вчера ночью его видели крестьяне: он бродил под дождём возле дворца.

Кассий возвращается к патрициям. Сципион следует за ним.

К а с с и й. Сципион, когда это случилось?

С ц и п и о н. Три дня тому назад. Я, как обычно, был рядом с ним. Он подошёл к телу Друзиллы, коснулся его ладонью и задумался. Потом повернулся и неторопливо вышел. С тех пор его не могут найти.

К а с с и й (качает головой). Юноша чересчур увлекался литературой.

2 – й п а т р и ц и й. Что вполне естественно для его возраста.

К а с с и й. Но не для положения! Что может быть ужаснее императора-поэта? Впрочем, у нас такие уже были. Однако те хотя бы сохраняли склонность к государственной деятельности.

1 – й п а т р и ц и й. И было спокойней.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Каждый сверчок – знай свой шесток.

С ц и п и о н. Кассий, что можно сделать?

К а с с и й. Ничего.

2 – й п а т р и ц и й. Подождём. Если он не вернётся, придётся подыскать замену. Императоров среди нас – более, чем достаточно.

1 – й п а т р и ц и й. Согласен. Только характеров не хватает.

К а с с и й. А если он вернётся в плохом настроении?

1 – й п а т р и ц и й. Он ещё ребёнок! Заставим его прислушаться к доводам разума.

К а с с и й. А если он останется глух?

1 – й п а т р и ц и й (смеётся). Ну что ж! Не я ли в своё время написал книгу о государственных переворотах?

К а с с и й. Думаешь, она понадобится?

С ц и п и о н. Прошу прощения.

Уходит.

К а с с и й. Мы его смутили.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Тоже ребёнок. Все дети – заодно.

Г е л и к о н. Заодно или нет, состарятся и они.

Появляется стражник.

С т р а ж н и к. В дворцовом саду видели императора!

Все уходят.

Сцена 3

Некоторое время сцена пуста. Слева, крадучись, входит Калигула. У него растерянный вид, он весь промок и в грязи. Калигула подносит ладони ко рту, дышит на них; затем направляется к зеркалу, заметив своё отражение, останавливается. Что-то неразборчиво бормочет и, опустив голову, садится. Слева входит Геликон. Заметив Калигулу, он останавливается в глубине сцены и молча наблюдает за ним. Калигула оборачивается. Пауза.

Г е л и к о н (через всю сцену). Приветствую тебя, Кай.

К а л и г у л а (просто). Здравствуй, Геликон.

Молчание.

Г е л и к о н. Устал?

К а л и г у л а. Да. Много ходил.

Г е л и к о н. Тебя долго не было.

Молчание.

К а л и г у л а. Её нелегко было разыскать.

Г е л и к о н. Кого?

К а л и г у л а. Ту, которую я давно хочу.

Г е л и к о н. Кого же?

К а л и г у л а (по-прежнему просто). Луну.

Г е л и к о н. Что?

К а л и г у л а. Я хочу луну.

Г е л и к о н. А… (Молчание. Геликон подходит ближе.) Зачем она тебе?

К а л и г у л а. Ну, как тебе сказать… Её у меня нет.

Г е л и к о н. Понятно… Ну и как, добился своего?

К а л и г у л а. Нет. Не смог.

Г е л и к о н. Обидно.

К а л и г у л а. Вот и устал. (Пауза.) Геликон!

Г е л и к о н. Да, Кай.

К а л и г у л а. Ты думаешь, я сошёл с ума?

Г е л и к о н. Я вообще ничего не думаю, тебе это известно. У меня хватает ума не думать.

К а л и г у л а. Да. Но я – не сумасшедший. Напротив, никогда ещё я не был таким рассудительным. Просто мне захотелось невозможного. (Пауза.) Существующее меня не удовлетворяет.

Г е л и к о н. Довольно распространённая точка зрения.

К а л и г у л а. Возможно. Только прежде я о ней не знал. А теперь знаю. (Всё так же просто.) Мир, какой он есть, невыносим. Мне нужна луна, мне нужно счастье, бессмертие, что угодно, но то, чего нет в нашем мире.

Г е л и к о н. Мысль довольно естественная, а вот как воплотить её в жизнь?

К а л и г у л а (поднимаясь, с прежней простотой). В том-то и дело! Никто никогда не воплощал её в жизнь, и потому ничто до сих пор не было достигнуто. А ведь, возможно, для этого достаточно оставаться логичным до самого конца. (Смотрит на Геликона.) Ты наверняка думаешь: сколько сложностей из-за смерти одной женщины! Поверь, не в ней дело! Память убеждает меня, что несколько дней назад умерла женщина, которую я любил. Но что такое любовь? Ничто! Уверяю тебя, её смерть – ничего для меня не значит; она лишь свидетельство истины, сделавшей для меня луну необходимой. Эта истина проста и очевидна, даже чуть глуповата, но открыть её трудно, а вынести – ещё трудней.

Г е л и к о н. Какая истина, Кай?

К а л и г у л а (отвернувшись, равнодушно). Люди смертны и потому несчастны.

Г е л и к о н (после молчания). Кай, но с этой истиной все прекрасно уживаются. Взгляни вокруг. Разве твоя истина лишает людям аппетита?

К а л и г у л а (внезапный взрыв). В таком случае, вокруг меня – ложь, а мне нужна истина! Но у меня есть средство заставить их жить истинной жизнью. Я знаю, Геликон, чего им не хватает. Они лишены подлинного знания, у них нет учителя, понимающего то, чему он учит.

Г е л и к о н. Не обижайся, Кай, но сейчас тебе надо выспаться.

К а л и г у л а (садится, мягко). Не могу, Геликон, и не смогу никогда.

Г е л и к о н. Почему?

К а л и г у л а. Если я усну, кто даст мне луну?

Г е л и к о н (помолчав). Верно.

К а л и г у л а (с трудом поднимаясь). Геликон, сюда кто-то идёт, я слышу шаги и голоса. Прошу тебя, забудь, что видел меня сейчас.

Г е л и к о н. Хорошо.

К а л и г у л а (направляется к двери, по дороге оборачивается). И ещё об одном прошу: помоги мне.

Г е л и к о н. Кай, у меня нет причин тебе отказать. Но я слишком много знаю и слишком немногим интересуюсь. В чём я могу помочь?

К а л и г у л а. В невозможном.

Г е л и к о н. Сделаю всё, что смогу.

Калигула уходит. Быстро входят Сципион и Цезония.

Сцена 5

С ц и п и о н. Геликон, ты его видел?

Г е л и к о н. Нет.

Ц е з о н и я. Геликон, перед своим бегством он ничего тебе не говорил?

Г е л и к о н. Я – зритель, а не поверенный. Это благоразумнее.

Ц е з о н и я. Умоляю тебя…

Г е л и к о н. Милая Цезония, все знают, что Кай – идеалист. Иначе говоря, никто его не понял, кроме меня, да и я – лишь потому, что ничем не занимаюсь. Так вот, если Кай поймёт себя, то он, с его добрым сердцем, сумеет пойти наперекор всем, и бог знает, что из этого получится. А сейчас, с вашего позволения, я пойду пообедаю.

Уходит.

Сцена 6

Ц е з о н и я (устало садится). Его видел стражник, но теперь Калигула мерещится всему Риму. А сам Калигула не видит ничего, кроме своей идеи.

С ц и п и о н. Какой идеи?

Ц е з о н и я. Откуда мне знать?

С ц и п и о н. Друзилла?

Ц е з о н и я. Вряд ли. Хотя он действительно её любил. Невыносимо видеть, что та, которую вчера обнимал, сегодня умирает.

С ц и п и о н (неуверенно). А ты?

Ц е з о н и я. Что я? Всего-навсего стареющая любовница.

С ц и п и о н. Цезония, его надо спасти.

Ц е з о н и я. Так ты его любишь?

С ц и п и о н. Люблю. Он был добр ко мне. Он многому меня научил. Я хорошо помню его слова, что жить нелегко, но что для облегчения жизни существует религия, искусство, любовь. Он часто повторял, что страдание – форма самообмана. Он мечтал о справедливости.

Ц е з о н и я (поднимается). Совсем ребёнок! (Подходит к зеркалу и смотрит в него.) Моим единственным богом всегда было моё тело, и этого бога я умоляю вернуть мне Кая.

Входит Калигула. Заметив Цезонию и Сципиона, он в нерешительности отступает. В этот момент с противоположной стороны входят патриции и управляющий дворцом. Изумлённые, они останавливаются. Цезония оборачивается и вместе со Сципионом спешит к Калигуле. Он удерживает их движением руки.

Сцена 7

У п р а в л я ю щ и й. Мы… мы искали тебя, Цезарь.

К а л и г у л а (отрывистым, изменившимся голосом). Вижу.

У п р а в л я ю щ и й. Мы… то есть…

К а л и г у л а. Что вам надо?

У п р а в л я ю щ и й. Цезарь, мы беспокоились.

К а л и г у л а (направляется к нему). По какому праву?

У п р а в л я ю щ и й. Э-э… гм… (Внезапно осенённый, быстро.) Дело в том, что тебе необходимо срочно рассмотреть ряд вопросов, касающихся государственной казны.

К а л и г у л а (в приступе безудержного смеха). Что? Ну, конечно, конечно, всё правильно. Что может быть важнее казны?

У п р а в л я ю щ и й. Да, Цезарь.

К а л и г у л а (по-прежнему смеётся, Цезонии). Дорогая, как, по-твоему, государственная казна – самое важное в жизни?

Ц е з о н и я. Не думаю.

К а л и г у л а. Только потому, что ничего в этом не смыслишь. Казна – дело первостепенной важности. Всё важно: финансы, общественная мораль, внешняя политика, военные поставки, аграрные законы! Уверяю тебя, всё – главное, всё – на одном уровне: величие Рима и приступ твоей подагры. Ну что ж, займусь финансами. Управляющий, ты меня слушаешь?

У п р а в л я ю щ и й. Мы все слушаем.

Патриции приближаются.

К а л и г у л а. Могу я тебе доверять?

У п р а в л я ю щ и й (с упрёком). Цезарь!

К а л и г у л а. Так вот, я хочу ознакомить тебя с одним проектом . Благодаря ему мы в два счёта приведём экономику в порядок. Сейчас я всё тебе растолкую… только пусть сенаторы нас оставят.

Патриции уходят.

Сцена 8

Калигула усаживается возле Цезонии.

К а л и г у л а. Слушай внимательно. Во-первых, все патриции и все граждане империи, обладающие любым состоянием, должны в обязательном порядке лишить своих детей наследства и завещать его в пользу государства…

У п р а в л я ю щ и й. Но, Цезарь…

К а л и г у л а. Я ещё не кончил. По мере возникновения денежных затруднений мы будем казнить наших граждан в произвольно установленном порядке и наследовать их состояние. В случае необходимости порядок можно будет изменить.

Ц е з о н и я (освобождаясь). Что с тобой?

К а л и г у л а (невозмутимо). Порядок казней, фактически, не имеет особого значения. Или, точнее, все казни имеют одинаковое значение, откуда следует, что они его совершенно не имеют. К тому же вина каждого человека ничуть не меньше вины любого другого. Замечу, кстати, что грабить граждан таким образом ничуть не безнравственнее, чем, скажем, вводить налоги на предметы первой необходимости. Все знают, что управлять – значит воровать, но с соблюдением определённых приличий. А я буду воровать в открытую! (Сурово.) Немедленно приступай к исполнению моих указаний. Чтобы сегодня же завещания подписали все жители Рима, а в течение месяца – обитатели провинций. Разошли гонцов.

У п р а в л я ю щ и й. Цезарь, ты не отдаёшь себе отчёта…

К а л и г у л а. Выслушай меня, идиот. В том случае, когда казна становится самым главным, человеческая жизнь теряет всякую ценность. Это очевидно. Все рассуждающие вроде тебя должны согласиться с этим суждением, и, поскольку деньги являются для них всем, ни во что не ставить свои жизни. Я решил быть логичным, а моя власть научит логике вас. Я постараюсь уничтожить как противоречия, так и противоречащих. И начну, пожалуй, с тебя.

У п р а в л я ю щ и й. Цезарь, уверяю тебя, моя добропорядочность не подлежит сомнению…

К а л и г у л а. Моя тоже. Это видно хотя бы из того, что я согласился встать на твою точку зрения и сделал предметом своих размышлений государственную казну. Одним словом, ты должен быть мне благодарен за то, что я присоединился к твоей игре и играл твоими картами. (Пауза. Спокойно.) Что касается моего проекта, то он гениально прост и, следовательно, в обсуждениях не нуждается. А теперь пошёл прочь! Считаю до трёх: раз…

Управляющий исчезает.

Сцена 9

Ц е з о н и я. Не узнаю тебя! Надеюсь, это шутка?

К а л и г у л а. Не совсем. Скорее – педагогический приём.

С ц и п и о н. Кай, но это невозможно!

К а л и г у л а. Вот именно.

С ц и п и о н. Не понимаю тебя.

К а л и г у л а. Вот именно! Речь идёт как раз о невозможном или, точнее, о том, как сделать невозможное возможным.

С ц и п и о н. Но такая игра не знает пределов. Развлечение безумца!

К а л и г у л а. Нет, Сципион, мужество императора. (Устало отворачивается.) Наконец-то я понял смысл власти. Она делает невозможное возможным. Отныне и навсегда моя свобода безгранична.

Ц е з о н и я (грустно). Не знаю, Кай, стоит ли этому радоваться.

К а л и г у л а. И я не знаю. Но жить этим, думаю, можно.

Входит Кассий.

Сцена 10

К а с с и й. Мне сообщили о твоём возвращении. Я молился за твоё здоровье.

К а л и г у л а. Моё здоровье благодарит тебя за это. (Пауза. Внезапно.) Уйди, Кассий, я не желаю тебя видеть!

К а с с и й. Кай, ты меня удивляешь.

К а л и г у л а. Не удивляйся. Я не люблю литераторов и не выношу их лживых выдумок. Они говорят лишь для того, чтобы не слышать себя. А если бы услышали, то узнали бы, что они – ничто, и сразу бы замолчали. Ну иди, иди, я боюсь лжесвидетелей.

К а с с и й. Если мы и лжём, то часто не подозреваем об этом и не виновны в своей лжи.

К а л и г у л а. Ложь не может быть невинной. Вы придаёте чрезмерное значение людям и вещам, и этого я не могу вам простить.

К а с с и й. Но если мы хотим жить в этом мире, его необходимо оправдать.

К а л и г у л а. Не оправдаешь, приговор уже вынесен! Этот мир не имеет никакого значения, и всякий, кто понял это, обрёл свободу. (Встаёт.) Я ненавижу вас за то, что вы – несвободны. Во всей империи свободен один только я. Можете радоваться, наконец-то у вас появился император, который преподаст вам урок свободы. Иди, Кассий! И ты, Сципион, тоже. Меня смешит твоя привязанность ко мне. Идите и сообщите Риму, что он получил наконец свободу и что его ожидает великое испытание свободой.

Кассий и Сципион уходят. Калигула отворачивается.

Сцена 11

Ц е з о н и я. Ты плачешь?

К а л и г у л а. Да.

Ц е з о н и я. Ну скажи, почему ты так изменился? Да, ты любил Друзиллу, но ты любил и меня, и многих других. Неужели её смерть – причина твоего бегства из Рима?

К а л и г у л а (поворачивается). Глупая, при чём здесь Друзилла? Разве трудно понять, что мужчины могут страдать не из-за любви, а по другой причине?

Ц е з о н и я. Кай, прости. Я пытаюсь понять.

К а л и г у л а. Мужчины страдают из-за того, что мир – совсем не такой, каким он должен быть. (Цезония подходит к нему.) Не надо, Цезония! (Она отступает.) Не уходи, побудь возле меня.

Ц е з о н и я. Я сделаю всё, что ты желаешь. (Садится.) В мои годы знают, что жизнь ужасна. Но если мир полон зла, зачем его множить?

К а л и г у л а. Тебе этого не понять. Да и не всё ли равно? Я чувствую, что во мне поселились какие-то безымянные существа. Как мне с ними справиться? (Поворачивается к ней.) Цезония! Мне было известно, что существует отчаяние, но я никогда не представлял, что это такое. Как и все, я думал, что это – болезнь души. Оказывается, больше всего страдает тело. Стынет кожа, теснит грудь, болят руки и ноги, ломит голову, тошнит… А самое ужасное: горечь во рту – запах крови, смерти, лихорадки, всего вместе… Стоит шевельнуть языком, как в глазах темнеет, и мир становится омерзительным. Как тяжело, как горько быть человеком!

Ц е з о н и я. Усни! Усни, оставь всё, как есть, не ломай себе голову. Я буду стеречь твой сон. А проснувшись, ты вновь обретёшь вкус к жизни и воспользуешься своей властью, чтобы любить тех, кто этого ещё достоин…

К а л и г у л а. Но для этого нужен сон, бегство. Это невозможно.

Ц е з о н и я. Так всегда считают, когда достигают пределов усталости. А со временем находят в себе силу…

К а л и г у л а. Но ведь надо знать, зачем она! Что толку с моей силы, на что мне величайшая власть, если я не могу изменить существующий порядок вещей, если я не способен заставить солнце заходить на востоке, прекратить страдания и дать людям бессмертие? Какая разница, Цезония, спать или бодрствовать, если я всё равно не в силах изменить мир?

Ц е з о н и я. Но это значит равнять себя с богами. Есть ли безумие хуже?

К а л и г у л а. Ты тоже думаешь, что я – сумасшедший. При чём здесь боги? То, чего я хочу, выше богов. Я хочу царство, в котором царит невозможное.

Ц е з о н и я. Нет, Калигула, тебе никогда не сделать небо – землёй, прекрасное – уродливым, а человеческое сердце – бесчувственным!

К а л и г у л а (с нарастающим возбуждением). Я смешаю небо с землёй, прекрасное с уродливым, смех со страданием!

Ц е з о н и я (поднимается, умоляющим голосом). Всегда были, есть и будут добро и зло, величие и низость, справедливость и несправедливость! Этого не изменить!

К а л и г у л а (та же игра). А я изменю! Рим получит от меня в подарок равенство. И когда всё уравняется со всем, когда невозможное посетит землю, а луна окажется в моих руках, тогда я изменюсь сам и мир вместе со мной – и тогда, наконец, люди перестанут умирать и обретут счастье.

Ц е з о н и я (кричит). Ты не сможешь уничтожить любовь!

К а л и г у л а (смеется, яростно). Любовь, Цезония, любовь! (Хватает её за плечи и трясёт.) Я понял: любовь – ничто. Зато другое имеет значение: государственная казна… Всё остальное – после неё. О! Наконец-то я начинаю жить! Жить, Цезония, жить… а жизнь и любовь – противоположности. Это говорю тебе я, Калигула, и приглашаю тебя на бесконечный праздник, на всеобщий судебный процесс, на огромный спектакль. Мне необходимы люди: жертвы, виновные, зрители. (Он подбегает к гонгу и принимается бить в него двойными ударами.) Введите виновных! Мне нужны виновные! (По-прежнему бьёт в гонг.) Введите осуждённых на смерть! И публику, мне нужна публика. Судьи, свидетели, подсудимые! Ах, Цезония, я покажу им то, чего они никогда не видели, я покажу им единственного свободного человека в Римской империи.

Под звуки гонга дворец постепенно наполняется шумом, который приближается. Голоса, лязг оружия, топот шагов. Калигула смеётся и продолжает бить в гонг. Появляются и тут же исчезают стражники. Удары гонга.

К а л и г у л а. Цезония! Ты будешь мне повиноваться! И помогать. Поклянись, что будешь помогать!

Ц е з о н и я (растерянно, в промежутках между ударами гонга). Зачем мне клясться, если я люблю тебя?

К а л и г у л а (та же игра). Ты будешь делать всё, что я прикажу!

Ц е з о н и я (та же игра). Всё, Калигула, всё, только перестань стучать.

К а л и г у л а (по-прежнему бьёт в гонг). Будешь жестокой!

Ц е з о н и я (плача). Да.

К а л и г у л а (та же игра). Холодной и неумолимой!

Ц е з о н и я. Да.

К а л и г у л а (та же игра). Будешь страдать!

Ц е з о н и я. Да, Калигула, да, я схожу с ума.

Входят ошеломлённые патриции, с ними стражники. Калигула ударяет в последний раз, поднимает колотушку и обращается к вошедшим.

К а л и г у л а. Подойдите сюда! Ближе. Я приказываю всем подойти! (Топает ногой.) Император велит вам подойти. (Все подходят, полные ужаса.) Быстрее! А теперь подойди ты, Цезония.

Он подводит её за руку к зеркалу и закрывает своё отражение колотушкой.

К а л и г у л а (смеётся). Видишь, ничего нет, ни лица, ни воспоминаний, совсем ничего. А знаешь, что осталось? Подойди ближе. Подойдите все. Смотрите!