Kitabı oku: «Черный человек (парафраз)», sayfa 3
Чёрный незваный гость бормочет мне о мыслях и планах этого несчастного забулдыги, пытаясь убедить меня в том, что они прекрасны. Ему так жаль подлеца, живущего в стране, средь невежд и обманщиков. Он для чего-то прочёл мне о суровой декабрьской метели, о белоснежном пушистом снеге, укрывающем земли необъятной страны, а затем добавил, как бы невзначай, что главный герой этой книги – поэт. И он вовсе не одинок, с ним рядом немолодая женщина, сорока с лишнем лет, но поэт так часто называл ее скверной девочкой, при этом ласково добавляя слово: «милая», что казалось, возраст совершенно не важен для него. Мне кажется, чёрный намекал мне на меркантильные помыслы этого молодого писаки.
Этот прохвост был убеждён в том, что счастье – всего лишь ловкость ума и рук. А все, не обладающие подобной ловкостью, будут названы несчастными и удостоены жалости и сочувствия. Поэт старался не обращать внимания на то, сколько же мук приносят ему фальшивые, лицедейские, лживые жесты. Для него самым высшим искусством была видимость, которую он усердно создавал для окружающих, не смотря ни на грусть, ни на печаль, ни на боль, присутствующие в его жизни, будто бы грозы и бури, уничтожающие всё живое.
Друг мой, я был неимоверно возмущен прочтением этого отвратительного и отнюдь не интересного пасквиля. Я кричал чёрному, что он не смеет при мне произносить одиозные, мерзкие строки, позволяющие боли разрастаться в душе стремительно, как колючий бесполезный сорняк, убеждая его в том, что нет мне никакого дела до жизни скандального поэта. Просил его прочесть и рассказать кому-нибудь другому об этом несчастном, не находя смысла в его словах и не считая их истиной.
Чёрный человек в упор смотрел на меня своими холодными бледно-голубыми глазами, будто бы подозревая меня в воровстве, словно я какой-то жулик или вор. От этого пристального взгляда боль становилась более острой и ноющей. Она копошилась в моей душе, как кубло извивающихся могильных червей. Их чёрные плетевидные тела сплетались, завязываясь в узлы, делая эту боль постоянной и стойкой.
Нет, друг мой, всё это не сон. Я действительно очень болен душой. Уже который день я пытаюсь понять: откуда же взялась эта хворь? В моих ушах по-прежнему слышен свист промозглого полевого ветра. Он увлеченно кружит над моею головой, напоминая карусель, не желая возвращаться в безлюдное пустое поле. А что, если это не ветра свист?.. А что, если это не свист вовсе, а стоны и плач души моей, которую так стремительно пожирает алкогольный угар, словно алые языки пламени – сухие злачные поля?
