Kitabı oku: «Врачебная тайна доктора Штанца», sayfa 11

10 глава

Вступив в должность привратника, Маркус Фабер начал исполнять не только свои прямые обязанности, но и стал выполнять всю ту работу, которой до него занимался управляющий Хейно Грин. Через день он ездил за дровами в ближайший лес, где теперь понял, почему хозяин так расточительно относился к этому топливу, ведь сухостоя и поваленных осенними ветрами деревьев в ближайших рощах хватило бы, чтобы пережить не одну зиму. Хворост и чурки Маркус заносил, потом в подвал левого крыла дома, туда, куда ему указал Грин, и откуда их затем забирал лакей итальянец.

Ещё он периодически очищал дорожки парка от ворохов опадающих листьев, которые собирал в кучи, а после сжигал. Набирал воду в колодце. Разгружал приезжающую раз в неделю повозку с продуктами. Топил по вечерам в доме для прислуги печь.

Маркус даже не задумывался, нравится ли ему эта работа или нет. По крайней мере, он не валился с ног от усталости к исходу каждого дня, а проводил тёмные осенние вечера за чтением книг, которыми были заставлены несколько полок в его комнате, правда, перед этим он плотно закрывал окна шторами, чтобы не получить случайный нагоняй за растрату хозяйского лампадного масла. Хотя, судя по тому, как его хозяин доктор Штанц жил, денег у него на это хватало.

Однако было у герр Штанца три странности, которые Фабер за три недели службы у доктора успел выявить и кои его очень смущали.

Первой странностью было то, что когда в доме появлялись пациенты, они никогда подолгу не задерживались. Штанц всех выпроваживал ещё до девяти часов вечера. Да и вообще, несмотря на кажущуюся открытость, доктор вёл всё-таки больше затворнический образ жизни. Не было у него верных друзей, которые посещали бы его в любое время и с которыми, он проводил бы дни и ночи напролёт. По крайней мере, за три недели службы у доктора, Фабер таковых ни разу не видел.

До службы у Штанца Маркус почему-то думал, что состоятельные люди живут совсем иначе. Он предполагал, что у них всё время праздники и приёмы, толпы гостей и выезды на охоту. К тому же по субботам и воскресеньям, ни доктор, ни его жена, ни разу ни ездили в церковь, что Маркусу тоже казалось весьма противоестественным. Хотя он и сам не отличался особой набожностью.

Вторая странность доктора Штанца состояла в том, что он всех пациентов принимал в одной из комнат своего дома. Маркус сам не раз видел этих пациентов через окно, остававшееся единственным в огромном особняке не зашторенным. Остальные окна всегда почему-то были наглухо закрыты портьерами из самой плотной, не пропускающей никакого света материи. А между тем он несколько раз помогал Хейно выгружать с повозок какие-то огромные столы и громоздкие приспособления, называемые медицинским оборудованием, которое они почему-то относили не в комнату для приёма пациентов, а к железным дверям самой отдалённой и закрытой части подвала дома. Доступ за эти двери имел только личный слуга доктора; мерзкий человечек, обладающий невероятной физической мощью.

Выводы про его силу Фабер сделал тогда, когда заметил что после приказа хозяина оставлять всё привезённое оборудование лишь у железных дверей, потом не находил его там. Оборудование волшебным образом исчезало, освобождая место для новых партий. А ведь занести всё это одному было практически нереально. И как невысокому сгорбленному слуге удавалось в одиночку перенести столь тяжёлые вещи за таинственную железную дверь оставалось загадкой. Разве что, хозяин сам ему помогал в этом.

Вот у Маркуса и возник вопрос, для чего всё это оборудование скупалось, делалось и свозилось, если доктор не использовал его на своих пациентах и не водил их ни в какие подвалы, а принимал прямо у себя дома.

Однажды, задав подобный вопрос управляющему, он получил вот такой ответ: «Герр Штанц занимается научной работой у себя в подвалах, где оборудовал для этого специальную лабораторию. Он там проводит опыты, создавая снадобья для лечения своих пациентов. А вообще, не стоит лезть не в своё дело. Однажды, желая помочь хозяину, именно такой совет я от него и получил».

Больше Фабер вопросов не задавал, а после разговора с Грином, уже никогда не привлекался ни к каким погрузочно-разгрузочным работам.

Последняя же и особенно волнующая Фабера странность, связанная, так или иначе, с доктором, относилась к его жене Аннабелле. Той самой женщине, в которую он до беспамятства влюбился с первого взгляда.

Мало того, что он стал грезить её образом, который видел с близкого расстояния лишь раз, так ещё и начал следить за ней во время её ежевечерних прогулок.

Дело в том, что супруга доктора любила прогуливаться в одиночестве по парковым узким тропинкам в тёмное время суток. И никогда, сколько бы он не следил за домом, он не видел её выходящей из него днём. Эта странность стала походить на аномалию, и именно она больше всего волновала Фабера.

Увидев однажды из окна своей комнаты прогуливающуюся по ночному парку женщину, Фабер бросился на улицу и, прячась за деревьями, приблизился к ней. По статному стану и плывущей походке он сразу узнал в ней свою возлюбленную.

С тех пор он всегда выходил в одно и то же время, (а было это обычно около одиннадцати часов вечера) в парк, и сопровождал красавицу незаметной тенью везде, куда бы она ни пошла. Он не мог рассмотреть её лица при ночном сумраке и лунном свете, но его сердце начинало биться быстрее, а голову окутывал какой-то дурман, если девушка была где-то рядом. Ведь даже днём, когда он проходил мимо особняка, те же сердечные ритмы сразу заметно учащались, и он тогда понимал, что она совсем близко, стоит ему протянуть руку. Маркус не знал, как объяснить это странное влечение к замужней женщине; хоть каждый вечер и клялся, что больше не будет выходить и преследовать её. Но подходило время её прогулки, и он снова забывал об этих обещаниях и клятвах, и о том, что она принадлежит другому человеку. Словно влюблённый мальчишка он следовал за ней по пятам и пронизывал сквозь кусты своим взглядом. Эта женщина казалась ему идеалом. Она пленила его.

Иногда, выходя на открытое пространство, красавица оборачивалась и смотрела именно туда, где прятался Маркус, и тогда его сердце замирало от страха. Однажды Маркусу даже показалось, что она посмотрела ему прямо в глаза, хотя он и понимал, что в такой кромешной темноте это, конечно же, невозможно.

А когда ночное небо бывало ясным, и не прикрытые кронами оголённых деревьев тропинки заливал лунный свет, Фаберу чудилось, что его возлюбленная превращается в настоящую фею, парящую над землёй. Настолько плавно и быстро, совершенно не двигая корпусом, плыла она по парковым аллеям, обратив своё лицо к лунному диску. Словно наслаждаясь его холодными серебряными лучами и скользя по ним, как по струнам лютни.

Да Маркус и сам в такие моменты ощущал в себе какие-то перемены. Он тоже словно парил над землёй, двигаясь за девушкой повсюду и не замечая никаких преград. Куда девались стволы деревьев, ямы, буераки? Все эти препятствия словно исчезали из-под его ног.

И всё-таки очередной случай вновь заставил Маркуса задуматься над вопросом: а не видит ли она его? Не догадывается ли, что он следует рядом?

Идя за Аннабеллой в один из таких особенно лунных вечеров, он оказался с ней в самой дальней части усадьбы. «И как она одна не боится?» – возник у Фабера в тот момент вопрос. За усадьбой простирался большой луг, за ним шумела речушка, а дальше возвышался густой тёмный лес.

«Смелая девушка. На месте её мужа, я бы ни за что не отпустил вот так бродить одной свою жену».

Пока Фабер размышлял, девушка сошла с поворачивающей обратно к дому тропинки и поднялась на небольшой холм, полностью залитый ярким лунным светом. На ней было одето длиннополое, приталенное пальто с опушкой из соболя по краям. Правда воротник был распахнут, и Маркус, ёжась от лёгкого морозца, удивлялся, как ей не холодно.

Оказавшись на вершине холма, девушка вдруг раскинула в стороны руки и подставила своё лицо под струящийся лунный свет, словно под лучи июльского солнца. В этот момент из лесного массива за рекой раздался душераздирающий, протяжный и пугающий, волчий вой. Однако Аннабелла не обратила на него никакого внимания. Хотя даже Фабер почувствовал, как по его коже пробежали крупные ледяные мурашки, от которых он стал кутаться в своё пальто ещё сильнее.

Постояв так с минуту, девушка повернулась и, оторвавшись от земли примерно на метр, полетела в сторону сада. Поначалу Фабер не поверил тому, что видит. Он прижался к стволу старого клёна и затаил дыхание, решив, что сходит с ума. Однако протерев несколько раз глаза, он убедился, что это не обман зрения или галлюцинация. Девушка действительно парила над землёй, медленно двигаясь к парку. Под её ногами, скользил посеребрённый замёрзшими капельками влаги лунный луч, протянувшийся от ночного светила к земле, как хрустальная нить паутинки.

Вот она соскользнула, как с небольшой ступеньки, с луча на землю, и оказалась опять на тропинке, сворачивающей к дому. Тропинка проходила совсем близко, даже практически вплотную, от того дерева, к которому прижался Фабер. Ему нужно было немедленно скрыться в глубине сада, но он не мог даже пошевелиться. Ствол клёна словно стал с ним одним целым. Он как бы врос в него.

Тем временем волчий вой усиливался и приближался, будто целая стая хищников вышла из леса и перешла на эту сторону реки. Но девушка даже не обернулась. Ступив на твёрдую землю, она спокойной и размеренной походкой пошла по тропинке.

Вот Маркус услышал шорох полов её пальто, загребающих опавшие листья, и почувствовал стойкий нежный аромат женских духов. Стуча зубами, то ли от ужаса, из-за ситуации, в которую он попал, то ли от холода, Маркус не сводил с девушки взгляда. Наконец она поравнялась с ним, и чуть замедлив шаг, повернула свою чудную головку в его сторону. Бедолага чуть с ума не сошёл от волнения, мужчине чудилось, будто бешеный стук его сердца разносится по всему парку, отражаясь долгим звонким эхом от каждого дерева.

Аннабелла посмотрела Маркусу точно в глаза и, помахав ему своей маленькой ручкой в белой перчатке, словно поприветствовав или попрощавшись, пошла по тропинке дальше. Сколько мужчина ещё простоял у дерева, он не знал, но ему показалось, что прошла уже целая вечность, прежде чем он оторвался, наконец, от могучего ствола старого клёна.

На этот раз Фабер знал наверняка, что девушка его видела. Она, просто, не могла не заметить Маркуса. Тем более это движение её руки, обозначающее приветствие, явно предназначалось ему.

Теперь перед ним встал вопрос: «Что делать?» Девушка, конечно же, всё расскажет мужу, и он выгонит Маркуса на улицу. Нет, кого он обманывает? Он убьёт его и закопает в своём дивном саду. А может просто утопит, привязав к ногам камень?

Сумасшествие! Маркуса охватило сумасшествие. Он стал придумывать себе самые ужасные расправы, какие доктор Штанц мог бы применить по отношению к нему.

Не помня, как дошёл до дома и вошёл в свою комнату, Маркус упал, не раздеваясь, на кровать, и обхватил лицо руками. Мысли бежали и не давали ему забыться в долгожданном сне. Вновь и вновь он возвращался в своих фантазиях в парк и прижимался к дереву, каждый раз надеясь, что девушка пройдёт мимо, даже не посмотрев в его сторону. Но раз за разом он видел её выразительные огромные глаза, и лёгкую, косую улыбку, играющую на ярко-красных губах.

Вдруг он вспомнил, как девушка парила над землёй. Да ведь это же сон! Ну не может человек летать. Значит, он не был в парке! Значит, он пришёл в свою комнату ужасно уставший, и, упав на кровать, сразу заснул, и всё остальное было только сном. Безумным, надуманным им самим сном.

Вздохнув с небольшим облегчением, он попытался встать, но не смог. Луна ярко, как никогда, светила в не зашторенное окно. Хотелось встать и задвинуть портьеры, но он не мог. Силы окончательно покинули его. Оставалось смириться и, смотря через стекло окна на луну и звёзды, постепенно засыпать. Вот что-то быстро мелькнуло за окном и сразу исчезло. Моргая тяжелеющими веками, Фабер вдруг увидел за стеклом чьё-то лицо. Это снова была она; его любимая, единственная и самая прекрасная женщина на земле. Но по мере засыпания её образ растворился и вскоре исчез совсем.

Казалось бы, после таких перипетий ему должны были сниться только сказочные, любовные сны. Ан нет. Он вновь начал мёрзнуть пробираясь через поляну с нескошенной травой. Холодная роса промочила солдатские лосины и беспощадно затекала в измятые сапоги. Подобравшись к большому крестьянскому дому, он потянулся и заглянул в светившееся окно.

Странно, там стоит человек, мужчина, лица которого он никак не может рассмотреть. Оно почему-то размыто, хотя тело и действия незнакомца видны хорошо. Но он точно не француз. Этот мужчина склонился над столом и что-то там делал. Причём, что-то очень, ужасное. Что-то, что сильно напугало Маркуса. Он чувствует это, но не видит. Ничего не видит. Отвернувшись, он набирается мужества и снова смотрит в окно.

Мужчина исчез, остальное размыто, как будто на рисунок акварелью капнули водой. Отвернувшись от окна, Маркус, неожиданно, лицом к лицу, сталкивается с тем самым мужчиной. Только он не похож на человека. Перед ним стоит жуткий фантом. Образ никак не может собраться во что-то целое; он бесформенный, в нём постоянно меняются глаза, нос, губы. Это похоже на настоящий кошмар.

Маркус кричит и …

Когда Фабер проснулся, было уже светло. Он вскочил с кровати, словно ошпаренный и бросился к стоящему в углу на стуле старому деревянному корыту, чтобы умыться. В доме было прохладно, и вода оказалась ледяной. Ну конечно, камин, наверняка давно погас.

Ополоснувшись, он посмотрел в висевшее над корытом небольшое старое зеркало; лицо ещё немного припухшее, под глазами синяки. Мужчина попытался уложить мокрыми руками взъерошенные волосы но, коснувшись шрама, пересекающего всю лобную часть, замер и провёл по нему своим средним пальцем правой руки. Странно, но, сколько он, после демобилизации, не пытался вспомнить о моменте появления этого шрама, ему это никак не удавалось.

Закончив утренний моцион, и окончательно отряхнувшись ото сна, Маркус вышел на улицу. День был солнечным, небо ясным, воздух свеж и чудесен; пахло опавшей листвой и корой деревьев. Этот чудный эликсир в момент привёл Фабера в чувство.

Перво-наперво он отправился к колодцу. С утра Маркус заправлял бочку свежей водой и отвозил её на кухню. Дальше он разгружал подъезжающую к этому времени повозку с продуктами, (если была пятница) а потом, если от Грина не поступало никаких распоряжений, занимался либо заготовкой дров, либо наводил порядок в усадьбе.

Подойдя к колодцу, у которого с вечера стояла подготовленная им бочка, прикреплённая к оси с небольшими колёсами, он начал её заполнять. С этого места был прекрасно виден задний фасад особняка. Дом стоял на небольшом холме, как на ладони.

Все окна в доме, конечно же, были закрыты шторами. Всматриваясь в каждое, Маркус пытался угадать, какое же из них принадлежало спальне его возлюбленной.

В ярких дневных красках, все его ночные страхи развеялись, и он был почти уверен, что ночное происшествие являлось лишь плохим, хорошо запомнившимся, сном.

Опрокидывая в горловину деревянной бочки очередное ведро воды, и не сводя с дома глаз, он вдруг заметил, как в одном из окон второго этажа, шевельнулась портьера. Маркус замер. Сердце его по необъяснимым причинам забилось сильнее. Вот портьера опять шевельнулась и немного сдвинулась в сторону. Фабер прилип глазами к этому окну. В образовавшейся щели мелькнуло чьё-то лицо. С такого расстояния его конечно нельзя было рассмотреть, но Маркус знал точно, что это она; та, которую он безумно любит. Он чувствовал это всем своим сердцем. Это, несомненно, была она! И она знает, что он смотрит на неё. Знает, что он к ней испытывает и, как оказывается, сама следит за ним.

Стук копыт и грохот въехавшей на задний двор повозки на секунду отвлекли внимание Маркуса от заветного окна. Когда он снова посмотрел на него, там уже никого не было. Портьера была опущена и окно наглухо ей закрыто.

Резкий окрик Грина привёл его в себя. Тот звал Маркуса для разгрузки телеги.

День прошёл на удивление быстро. Фабер съездил в лес за сухостоем и расчистил основной двор от опавших за ночь листьев. Единственное, что его смутило во время похода в ближайшие лесные рощи, это множество волчьих следов, оставленных, на свежей грязи. А когда лошадь захрипела и дёрнулась, чуть не сорвавшись вместе с телегой в галоп, мужчина к своему ужасу заметил бродящего за кустарниками огромного чёрного волка. Обшарив глазами всю округу и убедившись, что зверь пришёл абсолютно один, а не со стаей, Маркус запрыгнул в телегу, и напуганная лошадь интуитивно помчалась в сторону особняка даже без команды и подстёгивания вожжами.

Ближе к вечеру, убирая садовый инвентарь в подвальное помещение дома, специально для этого предназначенное, Маркус вдруг заметил подъехавшую к дому повозку.

Рядом с его каморкой был ещё один вход в подвал, через который он частенько раньше таскал так называемое медицинское оборудование для лаборатории доктора, и он решил, что это очередная его составляющая. Дверь в его каморку была прикрыта, и никто не догадывался, что здесь кто-то находится. Маркус решил, что пусть так и будет и не стал выходить, а прильнул из любопытства к одной из широких щелей в деревянной двери.

С повозки спрыгнул слуга доктора. Этот кривоногий карлик открыл сначала, гремя ключами, соседнюю железную дверь, а затем, нырнув в повозку, вытащил оттуда какой-то огромный свёрток, напоминающий скатанный палас. Он взвалил эту ношу себе на плечи, положив её поперёк горба, и понёс в подвал. Правда, у дверей он остановился, и стал, как собака принюхиваться, вертя головой по сторонам.

Маркус обмер. Неужели этот мерзкий карлик его учуял?

Вдруг в глубине подвала хлопнула ещё одна дверь, и раздался грозный мужской голос: «Чёрт возьми! Долго тебя ещё ждать? Что ты там встал? Давай, неси это скорее сюда». Маркус сразу распознал этот голос, голос доктора Штанца.

Карлик тут же вошёл в подвал, и за ним захлопнулась дверь.

Всё, теперь можно выходить. Фабер быстро запер свой хозблок и ринулся в сторону парка. Правда, выходя из-за угла особняка и направляясь к тропинке, ведущей к домику для слуг, он столкнулся чуть ли не лоб в лоб с управляющим.

– Вы, что здесь делаете? – спросил его, нахраписто, Хейно Грин.

– Я? Иду растоплять печь в нашем доме, – ответил Маркус.

– А почему не пришли сегодня на ужин?

– Да что-то нездоровится, – растерянно ответил Маркус, прикладывая ладонь своей руки ко лбу, – и, обойдя Грина, направился по парковой дорожке к дому.

Управдом проводил его подозрительным взглядом и пошёл дальше по своим делам. Фабер же, чувствуя взгляд Грина, старался не обернуться, не прекращая чертыхаться про себя в его адрес.

Растопив в доме печь, Фабер посмотрел на свои трофейные карманные часы. Редкая и очень дорогая вещица по тем временам. Часы показывали без четверти десять вечера. Он зашёл в свою комнату, и снова не раздеваясь, лёг на помятую кровать. Хлопнула два раза входная дверь, и послышались поднимающиеся по лестнице шаги. Это пришли кухарка и управляющий. Лакей итальянец возвращался чуть позже. Он, как правило, гасил в десять вечера в особняке все свечи и лампы, и только после этого приходил спать.

Маркус ждал. Чего? Кого? Он не признался бы в этом даже себе. Страхи и волнения, пережитые прошлой ночью, вновь закрались в его душу. Но ведь его никто не выгнал и не убил. Значит, либо она не рассказала мужу, либо все события прошлой ночи действительно были только сном.

А если всё это имело место быть, то почему она не выдала его. Может она его тоже любит?

«Нет, такие мысли нужно гнать из своей головы», – решил Фабер. «Только настоящий безумец может думать, что дама такого социального статуса и неземной красоты, может влюбиться в простого отставного солдата».

Нет, сегодня он никуда не пойдёт. Он обеими руками вцепился в кровать и зажмурил глаза. Сердце начало биться так сильно, что он с лёгкостью отсчитывал его удары. Ему хотелось позвать Грина или ещё кого-нибудь, чтобы тот его привязал покрепче к кровати.

Вот снова стукнула входная дверь. Это пришёл лакей итальянец. Он поднялся по скрипучей лестнице и зашёл в свою комнату.

Всё, пора! Ещё пара секунд и Маркус уже стоит на ногах и, осторожно ступая по скрипучим половицам, выходит из дома на улицу. Что с ним? Почему он опять это делает? Он не знал.

Мозги становятся словно желе, а его душа неудержимо рвётся наружу.

«Иди же ко мне», – звучит чей-то голос в его голове. «Иди, ты мне нужен. Только ты можешь меня освободить. Не сопротивляйся, это бесполезно. Ты делаешь только больней себе и забираешь лишние силы у меня».

Маркус обхватил голову руками и захотел разбежаться и броситься в ледяной пруд. Он не знал, что с ним происходит; буйное помешательство или обычные галлюцинации, но его это безумно пугало. На столько, что ему захотелось покончить с собой.

Вот он слышит шорох пальто и чувствует дурманящий аромат женских духов. Она уже где-то рядом. Маркус быстро перебежал тропинку и спрятался в кустах боярышника. Тут ему почему-то, сразу полегчало, и физически и душевно. Разум очистился от тумана, и стало проще дышать.

Мужчина присел. Вот вышла из-за поворота и она. Он увидел, как девушка немного прошлась по тропинке в сторону дома, и вдруг, недалеко от места, где прятался Маркус, остановилась. Тонкие голые прутья боярышника неожиданно странно задрожали и стали хлестать его по лицу.

«Как это возможно?» – подумал Фабер. Он отстранился от кустов и на корточках перешёл под большую разлапистую ель.

Небо вновь было ясным. Цепляясь за макушки высоких деревьев, полумесяц весело созерцал землю. Звёзды брезжили, как крохотные искорки от костра. Пожухлая трава и опавшие листья засеребрились сверкающим пеплом белого инея. Ни одно дуновение ветра не нарушало тихой осенней ночи.

Простояв несколько секунд без движения, девушка резко развернулась, и, сойдя с тропинки, направилась к месту, где прятался Маркус, громко шелестя полами своего пальто. Мужчина выпрямился и спрятался за ель.

Внезапно всё стихло. Шаги девушки и шорох её одежды неожиданно стихли, словно она вновь остановилась. Выждав с минуту, Фабер потихоньку стал высовывать из-за ствола ели свою голову. К его великому удивлению, ни на тропинке, ни в парке, девушки не оказалось. Она вдруг бесследно исчезла, растворившись, словно утреннее туманное облако над лесным озером.

«Неужели очередная галлюцинация?»

Фабер развернулся и хотел уже направиться через парк, к своему домику, как вдруг прямо перед ним, будто из-под земли, возникла жена доктора Штанца.