Kitabı oku: «Магические Перпендикуляры 4. Занят войной и любовью», sayfa 2
Глава третья
Людно, так говорят, когда много людей собирается в одном месте. По аналогии с людно, конно и оружно означает, что в одном месте много коней и оружия.
Айно Кивинен
Утром после обычных водных процедур я оседлал Разбоя. Надо же хоть иногда приезжать на службу на личном транспорте. Драгун я, в конце-то концов, или кто?
Там, разыскав Сороку, поручил коня его заботам. Не сказать, чтобы вахмистр сильно удивился, просто раньше я так не делал. Но раз уж положено в случае большой надобности (не путать с большой нуждой) являться под царские знамёна конно, людно и оружно, то время от времени требуется проводить репетиции такого явления. Чтобы когда придёт время, под штандартами царя-батюшки было не протолкнуться от коней, людей и оружия.
Войско моё уже собралось возле избушки, в которой располагалось наше… наше всё. Так и подмывало поинтересоваться: «Чего стоим? Кого ждём?». Тут, правда, вариантов ответа всего один – ждут они все меня. А чего они, собственно говоря, меня ждут? Надо им распорядок дня составить и утвердить у… да хоть бы даже у того же Синюхина.
– Русанов!
– Слушаю, вашброть!
– Давай-ка, братец, на зарядку всех.
– И Сорокинских тож, вашброть?
Я задумался.
– Нет, только наших. Из боевых групп. А Сорока, он со своими сам зарядку проведёт.
– Вашброть, зябковато седни. Вона и тучки набежали. Не ровён час дождь приключится. Можа не раздевши бегать-то?
– Нет, Егорыч, форма одежды номер два. Двадцать кругов пробежки и отжимания три раза по двадцать. Вперёд!
– Слушаю, вашброть! – козырнул сержант и убежал руководить утренней физподготовкой.
А я подумал на счёт Сорокинских, что нехрен им от зарядки отлынивать, и отправился снова к командиру хозяйственного взвода, сиречь полутонга. Напомнил ему о его недавних переживаниях, что, мол, в боевую группу не взяли, и что поставлен он над остальными невзятыми не только для того, чтобы они грядки вовремя копали, но и с целью подготовки их к дальнейшей службе уже в качестве пластунов.
Я бы не сказал, что вахмистр пришёл в восторг от этой затеи, но отнекиваться не стал. Как мне показалось, сомнения у него появились. Наверное, сам уже не верит в реальность моей затеи с учебным взводом. Ладно, подбодрим:
– Ты, Гурьян Филимонович, и сам с ними тоже побегай. Понимаю, что возраст у тебя уже не тот, но когда ты на боевом выходе задыхаться начнёшь, тогда, может статься, всех под монастырь подведёшь.
– Монастырь? Это христосовский что ли? Так ведь не страшный он. Чего его бояться?
Да, поаккуратнее со словами надо.
– Нет, это у нас, пластунов, поговорка такая. Означает, что из-за тебя все погибнуть могут.
– Да нешто Вы, вашброть, такое недоверье ко мне испытываете? Нешто запятнал чем себя?
– Нет, Гурьян Филимоннович, не запятнал. Только всё равно, если хочешь с нами на боевые ходить, ты уж всё-таки постарайся, прояви рвение, покажи пример. Я понятно объясняю?
– Да уж куда понятнее.
– Вот и давай, действуй. Ты же на зарядке с нами бывал, как что делается, знаешь. Вперёд!
– Слушаю, вашброть! – вахмистр принял строевую стойку и, развернувшись, двинулся выполнять приказание.
Так, а с Данилычем что будем делать? В смысле не прямо сейчас, а на счёт той же зарядки. Не успел я о нём подумать, как сержант по второму разряду Прокопов появился на горизонте. Мой старшина бодрым шагом двигался со стороны пристани. Ну, так правильно, я же его туда вчера и отправлял. Раз возвращается, значит, вопрос с лодками решился. Или нет? Сейчас узнаем.
Решился. Не совсем так, как я хотел, но и это сойдёт. У нас будут две большие лодки с гребцами. Без своих людей владелец ни в какую не соглашался давать лодки. Это, конечно, не айс, но куда деваться? Значит, план Б.
После завтрака появился Синюхин. Вчерашний разговор больше походивший на ссору, похоже, сильно повлиял на его отношение ко мне. Он был непривычно холоден в общении со мной и немногословен. Правда, когда спрашивал про то, удалось ли мне убедить Сороку сесть на вёсла, лёгкая усмешка всё же пробежала по его лицу. А когда узнал, что вахмистр грести не будет, и вовсе заулыбался. Правда, с плохо скрываемым презрением.
– А я тебе говорил, – произнёс он, криво усмехаясь. – Не будет вахмистр грести.
– Никто не будет, – ответил я.
– Не поплывём никуда что ли? – насторожился ротный.
– Нам дают две лодки сразу с гребцами.
– А как же секретность? – скептически сощурился Спиридоныч.
– Сообразим чего-нибудь.
– Ну-ну, соображай! Я с четвёртым взводом на стрельбы, – сказал и ушёл.
А это очень даже кстати, не шибко он тут нужен. Я свистнул Русанова. Велел ему прислать ко мне Пенькова, Корягина, Кашина и Прокопова, а остальных занять чем-нибудь типа строевой подготовки.
Когда появилась вызванная четвёрка, я завёл их в штабную избушку и приказал запереть дверь.
– То, что я вам сейчас покажу, видели только я и капитан Синюхин. Это новый вид оружия. Он гораздо сильней ваших двуствольных ружий. Стреляет быстрее, чем пистолеты и дальше, чем винтовка Горшенева.
– Эх! – удивился Харитон.
– Да это ж… – начал Тит, но не нашёл слов для продолжения.
– Верно, – согласился я. – Поэтому никто об этом оружии знать не должен. Но… – я выдержал паузу. – Но кто-то же должен из него стрелять. Вот вы и будете.
– И я? – обрадовался Данилыч.
– И ты. Но не всегда, а только сейчас, чтобы понимать, о чём идёт речь. А они уже, наверное, на ближайший выход его возьмут.
Глаза у всех загорелись.
– Давайте, приступать, – проговорил я и пошёл оружейку.
В течение последующих полутора часов я рассказывал о пулемётах. Бойцы учились снаряжать диски для РПК и ленты для ПК, заряжали, разряжали и снова заряжали. Прицел у пулемёта не такой, как у двустволки, вот и это тоже изучали. В завершении я показал им частичную разборку ручного пулемёта.
– А стрелять-то когда? – поинтересовался Корягин.
– Когда говоришь? – переспросил я. – Так сегодня и будем.
– А лодки, вашброть, с йими как? – спросил Данилыч.
– Лодки – это самая важная часть плана, – сообщил я и пояснил: – Пулемёты стреляют очень быстро и очень далеко. Так вот, чтобы ни в кого случайно не попасть, ну и, чтобы лишние глаза не подсмотрели, мы на лодках отправимся на один островок тут рядом. Там и постреляете. Все постреляют, но вы особенно. Пеньков, Корягин, вы понесёте пулемёты. Данилыч, а вы с Трофимом – патроны. Данилыч, выдай Титу с Харитоном по холстине, чтобы оружие замотали потщательнее. Никто, даже свои сейчас видеть его не должны. Это понятно?
– Слушаю, вашброть! – козырнул сержант.
– Данилыч, возьми ещё консервов. Обедать там будем.
Глаза у бойцов засверкали ещё ярче.
Когда мы, наконец, были готовы к отбытию, выяснилась одна деталь: поскольку и Сороку, и Шушунина я забирал с собой, те из бойцов моего взвода, которые не удостоились чести, плыть на секретны стрельбы, оставались без присмотра. Бездельничать им я позволять не собирался, но с ними не оставалось ни одного начальника. Ни офицеров, ни сержантов, даже ефрейторов не было.
Можно, конечно, передать их временно в подчинение тому же Дерюгину, но мне отчего-то казалось, что это не правильно. Выход из нашей затруднительной ситуации нашёл Сорока. Поскольку сегодня суббота, то он предложил остающимся в расположении бойцам устроить нечто вроде ПэХэДэ. Парко-хозяйственный день – это когда солдаты, а в нашем случае драгуны, занимаются наведением порядка на вверенной территории. Старшим же над ними он предложил поставить старослужащего Сафрона Уткина, бойца хоть и не прошедшего ни один из отборочных этапов, но от этого не менее сообразительного. Достаточно толкового, чтобы в гефрайторы выйти.
– Это хорошо, – сказал я. – Токовый ефрейтор в бою трёх губернаторов стоит.
Если бы я тогда знал, что прозвище «Толковый ефрейтор» приклеится к Уткину навсегда, может быть и промолчал бы, но вышло, как вышло. Данилыч вон уже смирился с тем, что он Танькин Маршал, и этот переживёт, тем более, прозвище совсем не обидное. Вот только если Толковый ефрейтор выйдет в сержанты, или офицеры, тогда как? Ну, когда выйдет, тогда и посмотрим.
Появившийся Сметанин изъявил желание остаться, дабы иметь возможность получше изучить книги «по лекарскому делу». Что ж, пусть читает. Заодно за избушкой приглядит. Надо, кстати, круглосуточную охрану этого объекта организовать.
Все отбывающие вооружились двустволками, а Горшеневу велено было взять СВД – винтовку с трубой. И вообще она теперь объявлялась его личным оружием. Ему позавидовали все, даже троица пулемётчиков. Им пока простительно: они же ещё не пробовали стрелять из своего «штатного» вооружения.
Погрузившись в лодки, мы отбыли на «полигон». Им нам должен был послужить один островок, расположенный вёрст на шесть-семь ниже Самары. А вы думали, мы прямо из лодок будем вести огонь? Можно, конечно, и так, только начинать учиться стрелять лучше на твёрдой земле, а вот мишени быть неподвижной совсем не обязательно.
Островок имел метров триста в длину и под семьдесят в ширину, а из растительности только траву. Причалив к южной оконечности острова, мы выгрузились. После чего я велел большие лодки отвести к сереной оконечности. Чтобы у матросиков не появилось соблазна, посмотреть, чем мы здесь будем заниматься, я оставил там Ситного с тремя бойцами, приказав им, если что, не церемониться.
Навряд ли сержант действительно готов был приказать стрелять на поражение, но я, отдавая свой приказ, сделал это громко и членораздельно, а потом ещё переспросил у самих мореходов, всё ли они поняли. Те, конечно, покивали и заверили меня, будто уразумели, но я, на всякий случай, пообещал лично пристрелить особо любознательных. Вот тут мужички совсем пригорюнились. Это хорошо. Значит, во мне они точно не сомневаются.
Однако, к делу. Одну из маленьких лодок на стосаженной верёвке пустили вниз по течению. Начать я решил с РПК, он полегче. Я показал, как изготовиться к стрельбе стоя, с колена и из положения лёжа, и как при этом использовать сошки. Потом снова встал. Жертвенная лодка уже выбрала всю длину верёвки и покачивалась на волнах в двухстах метрах от нас.
– Всё что вы сейчас увидите, является военной тайной высшего порядка, за разглашение которой любого из вас ждёт смертная казнь. Даже между собой не обсуждать! – произнёс я.
Не то чтобы дела так и обстояли, но лучше перебдеть, чем не добдеть. И вообще, личный состав распускать нельзя, а как раз наоборот, время от времени им нужно напоминать, что мы в армии.
Я прицелился и дал короткую очередь по ней. Выбитая из бортов щепа недвусмысленно указывала на то, что цель поражена.
– Ишь ты! – восхитился кто-то за спиной.
Я обернулся. Синюхин опуская бинокль, произнёс:
– Два, может быть, даже три пули попали. Ну-ка, дай-ка я!
Я передал оружие командиру. Тот покрутил пулемёт в руках и, видимо сообразив, что к чему приготовился стрелять стоя. К чести капитана скажу, что фильмы он смотрел не зря. Синюхин сделал всё правильно. За исключением одного. Вместо выбитой бортов лодки щепы мы увидели фонтанчики всплесков в опасной близости от верёвки.
– Аккуратней, – предостерёг я. – Верёвку перебьёшь – уплывёт лодка.
– Ты же говорил, из него на версту стрелять можно, – напомнил мне капитан.
– Можно-то можно, только попадать сложнее станет. А так ничего. Давай пулемёт, – и я протянул руку за оружием.
– Подожди, я ещё разок пальну, – произнёс ротный и прицелился.
Фонтанчики показали, что пули легли по курсу, но частью с недолётом, а частью с перелётом. Наверное, ствол у капитана вверх повело. Бывает.
– Эх! Не попал! – вырвалось у Спиридоныча, и он засадил третью очередь.
Если бы он не попал, я бы всё равно отобрал у него оружие. Мы же не его развлекать сюда приплыли. На мои деньги, кстати, а бойцов обучать. Четверых вполне конкретных бойцов.
– Сержант Прокопов! На огневой рубеж! – скомандовал я.
Данилыч подбежал, но, как и положено старослужащему, да ещё и сержанту, подбежал не быстро, а больше изображая бег. Я принял у него двустволку, а ему передал пулемёт.
– Изготовиться к стрельбе в положении лёжа!
Данилыч покряхтывая, залёг.
– Стрелять по готовности!
Данилыч повозился, прицеливаясь, и выпустил очередь патронов из семи.
– Эх ты! – вырвалось у сержанта.
– Чуток левее возьми, – подсказал я ему.
Вторая очередь насчитывала уже патронов пятнадцать, из них не меньше пяти достигли цели.
– Встать! – скомандовал я.
Пока Сержант поднимался, я вызвал следующего кандидата в пулемётчики:
– Пеньков! Ко мне!
Харитон попал с третьего раза, но всё же попал. Корягин с четвёртого. Ну, ему простительно: у него на первой же очереди патроны закончились. До этого же они ни у кого не кончались, вот он и растерялся. Я воспользовался ситуацией и толкнул речь про экономию боеприпасов.
Перезаряжать до Тита тоже ещё никому не доводилось, а тут такой джек-пот. Наверное, поэтому вторая очередь тоже ушла в «молоко», в нашем случае канула в воду.
Потом отстрелялись Сорока, Русанов, Шушунин и Бабкин. Трофиму пулемёт достался с практически опустевшим диском, но что в таких случаях надлежит поступать, он уже знал.
Затем четвёрка «пулемётчиков» – Прокопов, Пеньков, Корягин и Кашин – зашла на второй круг. Харитон таки перебил верёвку. Лодка отправилась в свободное плавание, а Тит с Трофимом пытались её утопить. Поскольку мишень удалялась всё дальше и дальше, попадать в неё становилось всё сложнее и сложнее.
– Да, пёс с ней! – воскликнул Синюхин. – Пускай себе плывёт. Эту всё равно не залатать уже, а у нас вторая есть.
– Нет-нет-нет! – возразил ему я. – Представьте себе, что это гонец противника. И если он сейчас уйдёт, то приведёт врагам такую подмогу, от которой вам уже самим нужно будет сваливать, густо смазав пятки.
– Так не дострелить же, вашброть! – попытался оправдаться Кашин.
Я взял у него пулемёт и, поскольку лодчонка уже порядочно отплыла, поправил прицел. Чтобы волны мне не мешали, от слова совсем, я стрелял стоя. На неё ушел весь невеликий остаток из третьего диска и почти половина четвёртого. Как бы там ни было, но лодка повторила печальную судьбу грозных линкоров «Бисмарка» и «Ямато» – погибнув в неравном бою, затонула.
– Ты же говорил, патроны беречь надо, а сам? – упрекнул меня Спиридоныч.
– А вот это – как раз тот случай, когда пёс ними, с патронами, лишь бы враг не ушёл.
– Ну-ну, – только и сказал мне на это ротный.
Я поставил РПК сначала на предохранитель, а потом на песок в двух шагах от себя.
– Корягин. Спусти вторую лодку. Пеньков. Неси второй пулемёт.
– А этот-то никак покрупнее? – удивился Сорока.
– Совершенно верно, вахмистр, – ответил я. – Он и посильнее будет.
Дальше процесс почти повторился. Почти, потому что короба с лентами на двести патронов менять было сложнее, но зато и не так часто это требовалось. И ещё, верёвка в этот раз уцелела.
Когда Сорока, Русанов, Шушунин и Бабкин отстрелялись, им было приказано, сменить стоящих в карауле при лодках. Там у нас Ситный, Горшенев, Бабанов и Шапошников. Этим тоже нужно иметь представление о новых огневых возможностях нашей боевой группы. Тем более что они, вне всякого сомнения, слышали выстрелы, может быть, даже что-то и видели, но точного представления о происходящем иметь попросту не могли.
Когда и вторая лодка отправилась на дно великой русской реки, пришло время обеда. Пеньков и Корягин упаковали пулемёты в холщёвые лоскуты. Трофим и ещё трое бойцов собрали гильзы, цветными металлами и в третьем тысячелетии не разбрасываются, а здесь тем более не стоит.
Теперь можно идти к большим лодкам. И мы пошли.
– Всё что ль? – поинтересовался начальник матросской команды.
– Сейчас перекусим и обратно в Самару, – ответил я.
– Эт хорошо! – обрадовался тот. – Ну, робяты, доставай харчи!
Мореходы засуетились.
– А эт чёй-то тама такту трещало? – спросил самый молодой из гребцов, то ли сдуру, то ли не в меру осмелев.
Как бы там ни было, подобных вопросов задавать не должен никто. Я оглянулся по сторонам: ближе всех ко мне находился Трофим.
– Кашин, ну-ка, дай-ка сюда своё ружьё! – нарочито громко потребовал я.
Тот скинул с плеча двустволку и протянул её мне. Она не должна быть заряжена, но мало ли.
– Я же обещал собственноручно пристрелить того, кому станет шибко интересно, чем мы тут занимаемся, – переламывая ружьё, проговорил я.
Оба ствола пустые, но матросик-то об этом не знает, значит, можно проводить воспитание. И я, вскинув ружьё, начал выцеливать излишне любопытного гребца. Лицо его сразу переменилось, ещё не веря, что вот прямо сейчас его могут убить, он начал пятиться.
– Вашброть! – крикнуло сразу несколько человек.
– Андрей! Прекрати! – рявкнул подскочивший Синюхин. – Прекрати! Слышишь! – орал он, вырывая у меня оружие.
Я сильно и не сопротивлялся, на втором рывке капитан завладел ружьём.
– Перезаряди! – крикнул ему я.
Николай машинально переломил двустволку и тут же застыл. Пару секунд он осмысливал ситуацию, а потом, громко выругавшись, вернул мне оружие.
– Совсем сдурел, – процедил он, отворачиваясь от меня.
Я вернул ружьё ухмыляющемуся Трофиму, кроме меня только он знал, что парню сейчас ничего не угрожало. Кроме меня. Я двинулся на излишне любопытного матроса:
– Ты, сучий потрох, думаешь, мне ружьё нужно, чтобы дурь из тебя выбить!!!
Бригадир гребцов кинулся мне наперерез:
– Вашброть! Смилуйся! Смилуйся! Дитё ж ишшо совсем! Сам большой, а мозги-то, ровно как у курёнка. А про вашу милость мы наслышаны, знаем, как вы давеча на базаре-то сызранских погоняли. Смилуйтесь! Молодой он ишшо. Смилуйтесь, ваше благородие! Смилуйтесь!
– Смиловаться, говоришь? – зло прошипел я.
– Смилуйтесь! – повторил тот.
Остальные тоже закивали.
– Русанов!!! – крикнул я так, чтобы всём было понятно, что ещё ничего не кончилось.
– Значит, так, Егорыч! – начал я голосом, нетерпящим возражений. – Сейчас перепиши мне всю вот эту шатью-братью. Кто, откуда, где живёт. И если хоть одна собака в городе будет знать, где мы сегодня были… – я сделал угрожающую паузу. – Всех без разбора в острог! А там пусть полковник решает, кого помиловать, а кого расстрелять за разглашение государственной тайны.
И, оставив сержанта, выполнять приказание, повернулся и величественно удалился трапезничать. Данилыч уже доставал сухой паёк. В смысле консервы, использовать индивидуальные рационы питания по столь незначительному поводу – это уж слишком расточительно.
Ко мне подошёл Синюхин:
– Ты, Андрей, не шибко смотри! Секретность секретностью, а душегубствовать я тебе не позволю! За такое самоуправство и самому недолго в крепость попасть.
– Коль, ты чего больше хочешь, сохранить моё доброе имя, или чтобы про пулемёты никто раньше времени не узнал? – я сделал небольшую паузу, но дожидаться, когда капитан мне ответит, не стал: – А ты не думал, что если про них узнают, то могут попытаться их у нас выкрасть? А?
Судя по вытянувшемуся лицу, не думал ещё Спиридоныч про такое. Я наклонился к его уху и прошептал:
– Коля, возле нашей избушки пора караул выставлять.
Данилыч принёс нам наши офицерские порции. Поскольку сесть нам было некуда, поели стоя.
– Без командира полка караул не поставишь, – произнёс Спиридоныч так, чтобы слышал только я.
Ну, положим, про это я и без него догадался, поэтому успел подготовиться:
– У нас сейчас Полозов за полковника. Имеет полное право, – напомнил я капитану.
– Ага! А он возьмёт и прямо так сразу нам караул и назначит!
– Коль, ну, что ты как маленький? Возьми коньяку бутылку, пайков пару штук и сходи. Не подмажешь, не поедешь, – напомнил я ротному старую, а может и не старую ещё, истину.
Синюхин задумался.
– Данилыч! – позвал я своего старшину.
Когда тот подошёл, я поинтересовался:
– У нас там ещё консервы остались?
– Да есть пяток. Принесть?
– Данилыч, ты их мужикам отдай, – указал я на гребцов. – Им сейчас против течения грести, пусть подкрепятся.
Глядя в след уходящему сержанту, я подумал, что здесь никто пустые консервные банки не выбрасывает, все их куда-то ныкают. Не иначе для каких-нибудь хозяйственных надобностей сохраняют.
– Ты прав, – не понятно с чем согласился Синюхин. – Схожу к Полозову. Только ты заместо второго пайка сладостей каких-нибудь дай.
– Сладостей? – изумился я. – А что, наш бравый комэск сладкое любит? Никогда бы не подумал.
– Да не он, – усмехнулся Спиридоныч. – У него три дочки. Он не за что не откажет себе в удовольствии побаловать их заморскими диковинками.
– Договорились. Будут тебе конфеты.
Отпущенное на приём пищи время истекло. Пора уже и до дому.
Мы начали грузиться в лодки. Данилыч решил подбодрить мореходов:
– Шевелитесь, оглоеды! Зазря что ль на вас снеди пластунские перевели?
Те засмеялись.
– Ты, дяденька, ежели ещё куды поплыть соберёсся – нас зави! – выкрикнул один из гребцов. – Коли так-ту потчивать будешь, мы тебя хоть до Астрахани свозим!
Это вызвало второй раскат смеха. Веселятся – это хорошо. Вот пока железо горячее, мы и будем ковать:
– Мужики! – воззвал я. – Завтра с утреца ещё разок сюда сплавать надо будет. За харчами дело не станет. Только уж и вы не подведите. Смотрите мне, чтобы ни одна живая душа ни в Самаре, ни ещё где, не знала, ни куда мы ездим, ни что тут делаем. Всем понятно?
Кто-то из них выкрикнул:
– Дык как жишь оне не узнают-то? Вы ж вона как грохочите-то!
– Это, братец, не твоя забота. Ты главное сам смотри, помалкивай, а с остальными я разберусь.
– Эт токма ежели спыдмаешь, оне, лодчонки-то шибко вёрткие. За йими на реке не угонисси.
– Не переживай! Я не догоню, пуля догонит. Они у меня знаешь, какие резвые?
Вот я вроде бы и пошутил, а только никто не засмеялся. Наверное, за чистую монету приняли. Что ж и от такой славы тоже польза бывает.
