Kitabı oku: «Путь Черной молнии 2», sayfa 12

В морге их принял врач-патологоанатом Сергей Дмитриевич и проводил в специальную комнату для опознания женского трупа. Когда он отвернул край простыни, Александр Петрович увидел обезображенное пламенем тело и воскликнул:

– Ужас, разве можно здесь что-то разглядеть! Боже мой, все лицо обгорело! Нет-нет, это не она… Но когда ему показали фрагменты обгоревшей одежды и сумочки, с которой Екатерина ходила на работу, он горестно воскликнул:

– Постойте! Это же ее платье! И сумочка ее, там должен быть паспорт. Катя, Катюша, родная моя, да как же это так, – Александр еще ближе подошел к обгоревшему трупу. Морозов перехватил за руку возбужденного Симагина, пытаясь силой сдержать, затем вывел его в коридор и, усадив на стул, спросил:

– Александр Петрович, вспомните, пожалуйста, может быть, у тети Кати были какие-то особые приметы?

– Да нет, ничего особенного я не замечал. А вот туфельки белые, я покупал их на ее день рождения. Платье тоже знакомое…

Слезы застилали глаза. Он до сих пор не мог прийти в себя от ужасной картины. Не хотелось верить, что перед ним лежало изуродованное тело родной Екатерины.

– Валера, ведь это же неправда? Ты можешь мне, хотя что-то объяснить.

– Крепитесь, Александр Петрович, – сочувственно произнес Морозов, – по версии следователя, ее бывший муж в бесконтрольном, пьяном состоянии, нанес смертельный удар топором по голове, затем, завернув в ковер, облил бензином и поджег в огороде.

– Я уже слышал этот бред. Валера, не мог Николай так поступить, он хоть и пил, но не сгорал от мстительности, это я точно говорю. Он сам при мне просил у Кати прощение и полностью взял на себя вину в их разрыве. Валера, как Екатерина могла оказаться в его доме поздно вечером?

– Мы сейчас работаем над этим, но пока существует главная версия, что ее убил Николай Воробьев. Александр Петрович, вы не замечали в последнее время или может, тетя Катя рассказывала вам о своих подозрениях, тревогах? Если не Воробьев совершил это преступление, то кто?

– У нее не было врагов, в последнее время все шло хорошо, исключая конечно неприятность с Сашей, ведь он отбывает срок, но в отношении Николая, я еще раз повторяю, не мог он убить Катю.

– Почему вы так думаете, Александр Петрович, ведь он долгое время не просыхал от пьянки. Мало ли, какие мысли могут возникнуть у пьяного человека, это вполне допустимое предположение. После того, как он это сотворил, наступил проблеск в сознании и, боясь за последствие, он покончил жизнь самоубийством. Осмотр места происшествия и улики подсказывают, что такое мог натворить только Воробьев.

– Какие улики?

– На рукоятке топора, которым удали по голове женщину есть отпечатки пальцев Воробьева.

– Я не верю этому! Милиции просто не хочется искать настоящего убийцу, – резко произнес Симагин, но увидев, как лицо Морозова изменилось, смягчился, – Валера, не обижайся, но ты должен меня понять. Погибла моя любимая жена.

Александр Петрович поднялся и, слегка пошатываясь, прошел по коридору и очутился на улице. Неутешное горе захлестнуло его разум, он не мог и не хотел смириться, что самая любимая и незабвенная Екатерина больше не взглянет ему в глаза, не погладит по голове, делая это традиционно, перед тем, как уходила на работу. Она больше не поцелует его. Александр пошел прочь от мрачного одноэтажного здания.

Тем временем Садовников, наблюдая, как совместный с Крутовым план сработал, и милиция пошла по направленному следу, срочно отправил записку Волкову. Он успокоил кореша, объяснив, что его вины в неудавшемся убийстве нет. Просил сообщить Воробью о гибели родителей, что виновен в этой неприятной истории напившийся до «чертиков» Воробьев – старший. Аркан также настаивал, чтобы Волков уговорил Воробьева и «подстегнул» к побегу из зоны. Братва готова помочь ему и встретит на воле как полагается. Пусть Воробей считает, что с этого момента он прощен и теперь его место среди братвы, окружающей воровского авторитета.

Волков, прочтя записку, отбросил всяческие сомнения, что Аркан продолжает на него давить и если он откажется, то Садовников найдет способ, как рассчитаться с обоими друзьями, ведь теперь ни для кого не было секретом, что они с Воробьевым поддерживают дружеские отношения.

Трагическая новость о смерти родителей Воробьева, ввергла Волкова в шок. Он даже представить себе не мог, как сообщит другу о страшном известии. Естественно, Александр начнет задавать вопросы: кто предупредил, почему до сих пор он якшается с Садовниковым и идет на поводу у его прихвостней. «Санек, Санек, что за напасть на тебя свалилась? То от Аркана нет спасения, то от родного пахана беда прилетела, – горестно подумал Волков, – как же тебе все это пережить? Тут еще эта мразь не отстает, крепко же он меня захомутал. Все думает, что я по гроб жизни ему обязан за давнюю помощь. Дружбой прикрывается, изворачивается, беспредел творит. Подставляет мою голову, а сам в сторону. Упырь! Ну, нет, ублюдок, Сашку я вам на съедение не отдам, подавитесь твари. На этот раз расшибусь, но замучу встречную подляну, век меня помнить будете», – со злостью размышлял Волков, не желая больше помогать Аркану и его шестеркам.

Но и на этот раз Садовников и Крутов недооценили способности Воробьева. Откуда им было знать, что между Александром и братьями Брагиными налажена надежная и оперативная связь. Через осужденного Карпухина – дневального заводоуправления, удавалось делать экстренные звонки, как на свободу, так и в обратном направлении. Естественно разговоры проходили быстро, объективно и к тому же имели шифровку, чтобы при прослушивании на местном коммутаторе не догадались, что звонят заключенные.

Пока Садовников собирался написать Волкову, да записка шла к адресату, Сергей Брагин уже получил роковое известие от Симагина – мужа Екатерины. Как только Сергей узнал о происшествии, передал через Мурашова срочное сообщение Воробьеву, озвучив основную версию следователя в смерти родителей. Брагин просил крепиться, держаться изо всех сил и не натворить глупостей. Очень скоро он добудет полную и объективную информацию о происшедшем и незамедлительно вышлет Александру.

Воробьев не хотел принимать чудовищную новость, во что угодно он мог поверить, но не в смерть родной матери. Неопределенность давила на сознание еще больше, хотелось скорее услышать, что произошла нелепая ошибка. Он с замиранием сердца проходил мимо здания пожарной охраны, в надежде увидеть Мурашова и получить от него хоть какую-нибудь весточку с воли. Но тщетно. Тогда он пошел к заводоуправлению, чтобы найти своего земляка Карпухина, может, ему позвонили и сказали, что произошла ошибка. Все было безрезультатно. Сидя на корточках возле цеха, он не замечал, как знакомые люди здоровались с ним. Мысли были заняты о маме. Самое главное сейчас для него, пожалуй, оказаться там – на воле, чтобы разобраться в этой неразберихе. В данной ситуации, Александр не мог ничего исправить. Нужно было время, терпение, но этого как раз, у него не хватало.

Снявшись вечером с работы, он побрел с бригадниками в столовую. Но кушать совершенно не хотелось. Увидев перед входом в локальный сектор собравшуюся толпу заключенных, он понял, что активист не хочет открывать калитку и ждет, когда соберется больше народа. В сердцах он крикнул:

– Падаль! Ты что над людьми издеваешься? Открывай…

Активист равнодушно продолжал созерцать на толпу с вышки и не обращал внимания на крики. Воробьев еще больше разозлился и, подойдя к железной лестнице, взялся за поручни и крикнул:

– Я тебя скину оттуда, если не откроешь…

Не успел он докончить фразу, как почувствовал, что кто-то ухватил его за ворот и потащил из толпы. Александр вывернулся и хотел двинуть хама кулаком, но увидев перед собой капитана-Шифоньера, изумленно застыл в позе.

– Воробьев, опять здесь смуту наводишь, а ну, шагай на вахту, – приказал офицер.

– Нечего издеваться над людьми, – отпарировал Александр, – мы с работы идем голодные, а он…

– Рот закрой и следуй вперед.

Погасив в себе всплеск злости, Воробьев пошел в надзорслужбу в сопровождении Бражникова. Ни один из заключенных не поддержал его в тот момент, видимо страх перед наказанием был сильнее протеста.

На Воробьева составили рапорт и сопроводили в изолятор до окончательного решения начальника колонии. Сидя в одиночке, он сгорал от безысходности. Сейчас вся надежда была на оперативность друзей, только они могли ему помочь. «Как отец мог сотворить такое с мамой, у него что, совсем «крышу» от пьянки сорвало. Мама, дорогая моя! Что же теперь будет? Нет, я не верю в это… Он ходил взад-вперед, отмеряя шагами маленькую камеру и, думал, думал, думал…

Вдруг дверь открылась и показавшийся в проеме надзиратель, приказал:

– Воробьев, иди за мной.

Его завели в служебный кабинет. За столом сидел незнакомый подполковник, а рядом стоял начальник оперативной части Цезарев.

«Сволочи, влепят сейчас пятнадцать суток», – подумал Александр, но вслух равнодушно произнес:

– Где подписать? Только не тяните, ведите назад в камеру.

– Воробьев, не нужно ничего подписывать, я здесь по другому делу, – ответил подполковник, начальник спецчасти колонии, – я прошу тебя крепиться. Пришел официальный документ из управления, твои родители…

– Я уже знаю…

– Знаешь?! Откуда? – перебил его Цезарев.

– Сорока на хвосте принесла, – мрачно ответил Александр, – гражданин начальник, неужели это правда?

– Да. Твои родители погибли.

– Меня отпустят на похороны? – спросил он с мольбой в голосе.

– К сожалению, администрация колонии не имеет таких полномочий, решение принимает управление.

– Они разрешат?

Цезарев замотал головой, а подполковник официально заявил:

– Управление против.

– Ну, почему?! Отпустите хотя бы на час под конвоем. Слово даю, не сбегу.

– Воробьев, тебе сказали – нет! – Резко ответил Цезарев, – это не детский сад. У тебя постановлений в деле уйма и характеристика ужасная. Кто же тебя отпустит. Ты успокойся, возьми себя в руки. Единственно, что я для тебя могу сделать, это выпустить в зону и не наказывать за эксцесс возле столовой. Пойми, не мы принимаем решение, отпустить тебя или нет.

Для Александра такое объяснение было исчерпывающим, он согласно кивнул и, заложив руки за спину, повернулся к двери.

– Прапорщик, – громко позвал Цезарев, – выпусти его.

Ужасная новость уже разнеслась по всей зоне, не оставляя равнодушными заключенных и даже администрацию колонии. Такое пережить очень тяжело, все это понимали и сочувствовали Воробьеву, но помочь ничем не могли. Александр, молча, принимал соболезнования и старался уединиться, ему сейчас меньше всего хотелось общаться с людьми, мысли о гибели мамы не давали покоя.

Придя в отряд, он поздоровался с Волковым и на его предложение уединиться в каптерке, ответил молчаливым кивком. Владимир утешал друга:

– Саш, я тебе соболезную. Только что с воли мне сообщили о трагедии.

– Кто тебе сообщил?

– Пацаны пригнали маляву.

– Случаем, это не люди Аркана? – немного язвительно спросил Воробьев.

– Нет, – соврал Волков, чтобы не травмировать дальше друга, – у меня достаточно знакомых.

– Волоха, может, первый раз в жизни я не знаю, что мне делать. Как вырваться хотя бы на час, чтобы похоронить маму… Начальник спецчасти зачитал мне отказ управления. Ну, почему вся эта поганая, мусорская система так относится к людям? У меня горе и не один из этих подонков не хочет войти в мое положение. Трусливые гады, все кивают наверх, мол, только в управе могут решить этот вопрос. Если б ты знал, как я ненавижу всю эту никчемную власть. У них только на словах звучит забота о человеке, а на самом деле – это лживые и ожиревшие от беспредела скоты, не способные к состраданию и обыкновенной человеческой помощи.

Чтобы отвлечь друга от горестных мыслей, Волков решил сменить тему разговора:

– Это я-то не знаю. Да я давно на себе прочувствовал эту власть, когда еще в детдоме находился. Ведь моя фамилия по отцу – Книс. У меня немецкие корни. В детстве я всегда ощущал на себе злобные, советские взгляды, особенно в день победы.

– А почему ты сейчас Волков?

– Когда потерял паспорт, то решил взять фамилию матери, но и в ней было намешано разной крови: польской, латышской, украинской.

– И что, с русской фамилией легче стало жить?

– Внешне, да, но в душе не очень, у меня ведь некоторых родственников перед войной расстреляли, а кое-кого в Казахстан сослали, только за то, что они немецкой национальности.

– А мой дед рассказывал, как в нашей деревне НКВДэшники перед войной аресты провели, из сорока человек вернулись только одиннадцать.

– А нас – немцев, сотнями, тысячами утюжили. Комсюки боялись, как бы обрусевшие немцы духовно к гитлеризму не потянулись. Поганая советская система людям совсем мозги засрала. Я на уральской пересылке встретил пожилого каторжанина, так он мне много чего о войне нарассказывал: советы перед войной насильно захватили Прибалтику, Западную Украину, а всем лапшу на уши до сих пор вешают, что они по собственной воле вступили в Советский союз. Я в эту чушь теперь не верю. Пропаганда – это сила и впихивают ее в бошки молодым, а им политика по боку. Историю надо изучать не только по учебникам. Так что, твоя ненависть к власти мне понятна, здесь я тебя по полной поддерживаю. У меня своя, справедливая злость к совку.

– К чему?

– Совку. Ты разве не слышал? Говорят, прибалты так называют красную армию и тех, кто помогал захватывать их земли, одним словом – советские оккупанты.

– Значит, ты тоже к этой власти не ровно дышишь?

– А кто, по-твоему, еще? – удивился Волков

– Леха Дрон, Вася Симута и Лешка Сибирский. Я тебе о них рассказывал, их предков советская власть тоже поимела.

– Я рад, что ты советы ненавидишь. Мне эта власть тоже, как заноза в жопе. Здесь об этом и поговорить не с кем, чуть что, в политчасть сдадут, а там и по политической уши на затылке завяжут.

Волков облегченно вздохнул, чувствуя, что отвлек друга от мрачных мыслей.

– Волоха, мы ведь с тобой друзья. Знаешь, что меня волнует?

Волков вопросительно взглянул на Воробья и пожал плечами.

– Скажи, ты что-то должен Аркану?

– Скорее всего, это чувство долга, мы ведь были друзьями.

– Были? А зачем ты сейчас ему помогаешь?

– Ты имеешь в виду покушение на тебя. Но ведь я сделал все, чтобы спасти тебя.

– Волоха… Я могу тебе доверять?

– Санек, давай я объясню тебе кое-какие вещи. Недавно у меня был выбор: или ты, или Аркан. Ты сам понял, кого я выбрал. Почему? Да потому что в тюрьме ты не раздумывал и помог мне. Ты ведь сделал это от души. Так как я должен поступать с тобой? Пусть кое-кто считает меня конченным, прогнившим. Да, я перестал доверять многим людям, но о человеке я сужу не только по словам, а больше по поступкам. Я считаю, что в душе всегда должен оставаться человеком, несмотря на обстоятельства.

– Человеком, говоришь… А того парня, которого ты подставил вместо меня. Неужели ты считаешь, что поступил справедливо, – не кривя душой, – заметил Александр.

– Ах, да, я же не сказал тебе, кто он был и почему я решил подставить именно его. Он был конченым «отморозком».

– Что же он сделал?

– На воле он был алкашом, опустившийся ниже плинтуса. Гасился в теплотрассах, шатался по вокзалам, собирал еду с помоек. Одним словом был «Бичом²⁶». А сущность его заключается в том, что он натворил. Живя на мусорной свалке, он что-то не поделил со своими «собратьями». Разругался с ними напрочь. Ночью поджег шалаш, где спали бедолаги. В итоге: многие обгорели, а двое зажарились заживо. Поверь, Санек, в зоне я не смог найти другого, более подходящего на роль «жмурика²⁷».

– Да уж, нечего сказать, до чего же люди бывают жестокими, – вздохнул тяжело Александр и вернулся к прежнему разговору, – Волоха, я хорошо знаю своего отца. Понимаешь, он не смог бы пойти на такое убийство. Пусть он пил, дрался, но убить маму – ни за что!

– У тебя есть другие соображения?

– Я вспомнил недавний разговор с одним человеком, мы обсуждали кровную месть. К примеру, как мафия на Сицилии вырезает семейство, вплоть до последнего ребенка-мальчика. Как-то в разговоре ты подтвердил мои догадки о мести Аркана…

– Постой, постой… Ты думаешь, что Аркан убил твою мать? А как же твой отец?

– Подожди, не гони. Я высказал свое предположение. Раз ты считаешь, что Аркан мстительный, у меня и возникли такие мысли.

– А что, на Аркана это похоже. Но пойти на такое… Надо быть полным «отморозком».

– Еще раз повторяю, отец любил мою маму, пусть в прошлом, но это не он убил ее.

– Но он повесился.

– Над этим сейчас работают мои друзья. Идет следствие и не только в отделе. Отца могли и повесить. Если он был мертвецки пьян, то, как смог удавиться? Все это – сплошной кошмар.

– Так, так, так, – догадавшись, зачастил Волков, – если считать эту версию основной, то следующей жертвой после твоих родителей, должен стать дед Михаил. Или… – Волков сгустил брови и тревожно взглянул на Воробьева.

– Аленка?! – догадался Александр.

Кивнув, Волков подтвердил опасения друга.

– Вдруг Аркан узнает о твоих заочных отношениях с Аленкой. Представляешь, что они могут с ней сотворить. И о себе ты тоже подумай, два покушения – это тебе не хрен собачий.

Воробьев уже не слушал Волкова, мысли устремились к девушке. Обдумывая разные варианты, он спросил:

– Что посоветуешь, Волоха?

– Пока вижу только один выход – бежать и на воле попытаться во всем разобраться. Если виноват Аркан, то… Сам понимаешь, иначе он тебя достанет или убьет деда Михаила.

Волков не стал говорить Александру об Аркановском письме, но в голове уже зрел план, относительно побега. Кроме того Александру необходима была чья-то помощь со свободы.

– Ты говорил, на воле у тебя есть хорошие знакомые, готовые помочь, – поинтересовался Волков.

– Я не говорил такого. Но на всякий случай, один человек не откажет мне в помощи, – это муж моей мамы… – Александр осекся на последнем слове, мысленно возвращаясь к трагической смерти матери. А еще он хорошо запомнил предостережение Сергея Брагина, и потому не стал посвящать Волкова в свои тайны.

– Сань, срочно напиши Аленке письмо, я отправлю. Что хочешь, выдумывай, но попроси на время уехать из Новосибирска. Только не тяни с письмом, время дорого. Сам знаешь, Аркан взялся за тебя круто, не дай боже он и с Аленкой подляну сострогает. Теперь и мне измена катит, что смерть твоих родителей – это его замутка.

– Если подтвердится, что это его козни, найду и задавлю собаку, – с ненавистью произнес Александр.

– Одному на воле не след к Аркану соваться, он окружил себя не только отморозками, но и не глупыми людьми. В первую очередь надо твоего деда уберечь, а то и до него доберутся.

– Не беспокойся, дед в таком месте находится, там его трудно достать.

– Не надо Аркана и его шакалов считать тупыми, тебя-то они нашли.

– Хорошо, я предупрежу деда.

– Санек, я сейчас пойду, мне нужно с одним человечком увидеться, это касается твоего побега. Да, да, не смотри на меня так, я уже готовлюсь. Дай знать своим людям на воле, придет время, мы с ними все согласуем, чтобы накладки не получилось.

Оставшись один, Александр, написал несколько писем: одно адресовал своим друзьям – братьям Брагиным и Сергею Ирощенко, предупреждая об опасности, грозящей деду Михаилу. Также сообщил о своих подозрениях по поводу мести Аркана и просил братьев по возможности проверить эту версию. Сообщил им о переписке с девушкой и об опасении, что в данной ситуации она может оказаться заложницей. Второе письмо написал Аленке, сообщив о человеке, которому она может доверять.

Глава 11

По следу банды

Садовников с Крутовым не переставали думать, каким образом таинственный тип, приславший Кузнецову письмо с угрозами, мог узнать об их связях с подполковником. Вероятнее всего, как предполагал Крутов, этот след тянется с взбунтовавшейся зоны, где раньше работал бывший начальник режима. Ирощенко, мог быть этим типом, но кто-то помог совершить ему побег и по соображениям Крутова, этот кто-то и шантажировал Кузнецова. Знать, кто он такой, мог только Воробьев. На этот счет Аркан высказал свои предположения:

– Допускаю, Воробью подфартило, и в тюрьме он сорвался с ножа, но второй раз…

– Верно Арканя, – поддержал его Крутов – как пить дать, ему кто-то помогает. Может Волчонок на два фронта пашет, они ведь теперь с Воробьем кенты?

– Попробуем выманить Воробья из зоны, как не крути, он все равно расколется, отдадим его Тузу и Слону, они выдавят из него все дерьмо. Сейчас для нас главное, чтобы анонимщик дальше не пошел и, менты не взяли Кузнеца за жабры. Так что Крут, напрягай Волчонка, пусть рогом шевелит. Воробей должен сдернуть с зоны и чем быстрее, тем лучше для нас. Возьми все дела под свой контроль, а то эти бесы совсем нюх потеряли, пора их стегануть, как следует.

Садовникова не очень удивлял тот факт, что его помощники в последнее время потеряли бдительность. Ведь прошло немало времени, с тех пор, как он привлек бывших сидельцев к серьезным делам. Урокам конспирации он их обучил. Пока они чувствовали, что ходят по краю пропасти, то слушались, исполняли все, как он велел. Но прошло время и все стало меняться. У местных уркаганов притупилось чувство самосохранения, они напрочь забыли об осторожности, а кое-кто начал гордиться, что стал круче и умнее милиции и прочих правоохранительных органов. Крутов – человек осторожный, просчитает все наперед и с «кондачка» на рожон не полезет. А вот о Лешакове и Гвоздеве такого не скажешь, они стали, смело появляться то в одном ресторане, то в другом. С женщинами пьянствуют, а во время кутежа могут чего-нибудь сболтнуть. Появилась излишняя самоуверенность, что они стали недосягаемы для уголовного розыска. Садовников неоднократно предупреждал о грозящей опасности: если когда-нибудь их накроют с поличным, все получат сполна. Потому как за годы было наворочено столько опасных дел, что копни УГРО глубже, кое-кто может рассчитывать на высшую меру. Потому Аркан решил снова зажать своих помощников в кулаке и не давать им излишней самостоятельности.

Расширяя поле деятельности, Садовников включил в свой план устранение Кузнецова. Зачем уголовному авторитету нужен посредник в производственной цепочке? Когда он сам может стать деловым партнером по тайным сделкам между управлением ИТУ и основными заказчиками в строительстве домов и коттеджей, а также в изготавливании и сбыте изделий ширпотреба. Но очередное обсуждение с Крутовым о предстоящих изменениях в ближайшем будущем, перестроило планы Садовникова.

– Аркань, зачем нам убивать Кузнеца? Мы его другим способом «схаваем».

– Если знаешь, подскажи такой способ.

– Закончим с Воробьем и анонимщиком, чтобы они не путались у нас под ногами, примемся за Кузнеца. Мы перекупим его участие и в концовке подберемся к Говорову.

– Толково мыслишь, глядишь, и Говорова спихнем, – хитро заулыбался Садовников.

– Деньги решают многое, но главное в этом деле – цена «сделки», – подмигнув, весело закончил Крутов.

Получив от Воробьева письмо и, руководствуясь его советом, Сергей Брагин в первую очередь решил поговорить с Морозовым. Встретились два оперативных работника на нейтральной территории. Сергей представился близким знакомым семьи Воробьевых и предложил общаться между собой по-простому. Морозов поначалу держался скованно и настороженно, не собираясь делиться данными по делу Воробьевых. Но в ходе беседы Брагин убедил Валерия, что действует строго в интересах Александра. Еще не совсем понимая, чем Брагин может помочь следствию, Морозов неохотно шел на контакт, но узнав, что Сергей в каком-то роде является его коллегой и проводит независимое расследование, все же решил поделиться своими соображениями.

– Дядя Коля не мог убить свою бывшую жену.

– Почему так думаешь?

– Я с детства знаю Воробьевых и хоть дядя Коля злоупотреблял алкоголем, но на такое он не способен.

– Валера, это не аргумент, важны факты.

– Хорошо, вот факты… Версия следователя, что муж убил свою бывшую жену и покончил с собой, никак не вписывается в логическую цепочку событий. Заключение экспертизы не соответствует действительности: кровь, обнаруженная на топоре, не принадлежит сожженному в огороде человеку. Хотя череп погибшей женщины действительно был пробит острым предметом, и орудием убийства эксперты считают топор.

– Если этот труп не принадлежит Екатерине, то кто же погибшая женщина? И откуда взялась кровь на топоре?

– Я не знаю. Вся надежда на экспертизу. Если группы крови не сойдутся, то выходит – это не тетя Катя.

– Валера, а тебе не кажется, что тот, кто убил женщину, просто уводит следствие в другую сторону. А Николая могли убить.

– Но зачем? Чем таким важным располагал дядя Коля, чтобы его убили. Кому это нужно?

– Вот это правильный вопрос. Я думаю, два убийства мог совершить тот человек, который скрывает еще какое-то преступление и наша с тобой задача – докопаться до этого обстоятельства.

– Соседка видела, как ночью к воротам подъезжала какая-то машина, скорее всего, легковая. Еще она заметила, что машина прижалась задней частью к воротам.

– Может, просто водитель разворачивался.

– Может, и так. Сергей, тебе что-нибудь известно о Саше? Я давно не получал от него вестей, все время тетя Катя о нем сообщала, а теперь… – Морозов тяжело вздохнул, – как он переживет эту трагедию. Не дай бог надумает что-то.

– Саша жив, здоров. Крепится, но очень переживает. Ждет от меня весточки. Если погибшая окажется не Екатериной Воробьевой, то у нас появится шанс.

– Тебе не кажется, что история с убийством довольно запутана?

– Нет, не кажется. Я почему-то уверен, что за этим стоит определенный преступник.

– И кто же он?

– Пока не знаю, но постараюсь разобраться и, если мои предположения подтвердятся, я раскрою имя этого негодяя.

Оперативники разошлись, пообещав взаимно, делиться информацией по делу смерти Воробьевых.

Сергей Брагин – одаренный человек, способный найти выход из разных ситуаций. Пополняя свою картотеку разными личностями и, имея массу знакомых, ему ничего не стоило добыть нужную информацию. Он хорошо запомнил разговор с Александром и понимал, что так называемый вор в законе, может выбрать любой выгодный для него вариант, чтобы добиться смерти деда Михаила и его внука. Эта версия крепко заняла свое место и, братьям Брагиным нужно было первыми докопаться до правды, не дожидаясь, когда случится беда с Александром и оперативники со следователем провернут это дело быстрее.

Сергей продолжал работать в СИЗО, занимая должность старшего инспектора оперчасти. Новый начальник изолятора, поставленный управлением, разобравшись в ситуации, не стал кардинально менять команду оперативников, а взял их под собственный контроль. Вскоре он убедился, что Брагин отлично исполняет свои обязанности и быть может, по окончании института, будет полезен для дальнейшей работы в СИЗО.

Сергей, сославшись на подготовку к сессии, взял небольшой административный отпуск, чтобы попытаться распутать сложное преступление. Получив информацию от Морозова о таинственной машине и, скрупулезно разрабатывая свою версию, Сергей обратился в ГАИ. И вот – первая удача. В песчаном карьере была найдена легковая машина с выгоревшим салоном. Накануне прошел сильный дождь, не дав машине сгореть до основания. Эта был «Жигуль – Ваз 2101», светло-бежевого цвета. Машину доставили на стоянку в ГАИ до выяснения обстоятельств. По кузовным номерам работники установили, что легковушка числилась в угоне, и нашелся ее хозяин, ранее заявивший о краже машины.

Брагин получил доступ к машине и после тщательного осмотра обнаружил в багажнике под ковриком, не тронутым огнем, два бурых пятна. Сделав пару разных мазков, направил Морозову для дальнейшей экспертизы.

Анатолий Брагин тоже включился в расследование. Надежной зацепкой, как считали братья, могло стать наблюдение за Кузнецовым, в процессе которого, непременно выявится связь с уголовниками. Но слежка могла ничего не дать и к тому же, требовала уйму времени, которого у братьев не хватало. Для оперативности они прибегли к другому способу: через своего знакомого, Сергей передал Александру в колонию записку, попросив узнать у Волкова, кто из «гонцов» нелегально доставляет письма на свободу определенным уголовникам. Зная о дружеском расположении Воробьева к Волкову, можно было надеяться, что последний не откажет в такой просьбе. Именно так и случилось. Гонцом оказался вольнонаемный мастер производственного цеха, выполнявший за вознаграждение те или иные поручения строго ограниченных людей. Волков как раз написал записку Садовникову и передал «почтальону».

Анатолий посетил административный корпус колонии и по поддельному документу представился проверяющим производственно-хозяйственной деятельности закрытого учреждения. Просматривая карточки и фотографии вольнонаемных сотрудников, по фамилии нашел нужного человека и запомнил его лицо. После обеда позаимствовал у хорошего знакомого машину и к вечеру ждал «почтальона» у ворот колонии. Затем Анатолий последовал за ним к дому, где всю ночь прождал во дворе под окнами квартиры.

Подобные послания по договоренности, имели срочность, потому гонец утром отправился по уже знакомому адресу, чтобы передать письмо лично в руки. Двухэтажный дом располагался в Кировском районе на «Расточке» и, как выяснилось позже, на первом этаже была квартира, в которой торговали самогоном и техническим спиртом. Именно там находился подручный Садовникова, Гвоздев, проживая у своей сожительницы.

Новым «объектом» слежки оказался высокий, худощавый, сутулый парень с короткой стрижкой на голове. На его правую руку, покоящуюся на повязке, был наложен гипс. Выйдя из дома, он остановил легковую машину и поехал в другой район города. Анатолий последовал за ним. Водитель личного «такси», приехав в «Нахаловку» высадил парня на Владимировской улице, недалеко от магазина №11. Анатолий не стал привлекать к себе внимание и остановил машину на выезде из проулка. Затем зашел в небольшой деревянный магазинчик, расположенный по соседству с домом, где скрылся парень. Из окна магазина хорошо была видна калитка, и Анатолий заметил одну особенность: иногда во двор заходили неопрятно одетые мужики и парни. Увидев одного из них с бутылкой в руке, Анатолий догадался, что они покупали в доме подпольную самогонку.

Прикинув в уме, что к чему, он тоже решил воспользоваться подвернувшимся случаем. Взъерошив на голове волосы, Анатолий обмазал лицо пылью. Для правдоподобности пришлось замарать рубашку и запачкать брюки грязью, вот теперь можно идти и покупать «султыгу». Вошел в коридорчик, по обе стороны которого размещались две двери и, выбрав левую, пнул по ней два раза. На стук вышел молодой мужчина лет тридцати пяти и недовольно спросил: