Kitabı oku: «В контакте со Вселенной. Сборник современной поэзии и прозы», sayfa 3

Янтарик и Янтаринка

Эта история произошла в те далёкие времена, когда на нашей планете всё было по-другому.

Ещё не было на Земле тех растений, что мы видим сейчас, и тех животных, к которым мы привыкли. Не было и самого Человека. В тёплых вязких болотах, покрывающих землю, квакали огромные пупырчатые жабы. Они лениво переползали с кочки на кочку, и там сидели неподвижно, выпучив огромные глаза. Длинными липкими языками ловили они пролетающих мимо комаров и мух. А насекомые тогда тоже были гигантскими и напоминали игрушечные вертолёты или дроны.

Деревья не имели ни малейшего сходства с современными. Они никогда не цвели и никогда не давали плодов и семян. Древовидные папоротники с прямыми длинными стволами и пучком листьев на верхушке, напоминающих пушистые перья, очень плохо держались в топях и часто заваливались в трясину, распугивая ничего не понимающих лягушек и тритонов.

Ливневые дожди заливали Землю и не давали воде испаряться.

Такой была наша планета сотни миллионов лет назад.

Но однажды на Земле произошли перемены. Всё началось с того, что твёрдые слои планеты ожили, начали перемещаться и налегать друг на друга. Как слоёный пирог. Представляете, какой грохот стоял! Так образовались горы со скалистыми утёсами. Горные хребты вырастали прямо из-под земли и отвоёвывали территории, ранее занятые болотами.

Пришлось растениям и животным тоже изменяться и научиться жить на безводных территориях, в горах и даже на голых скалах. Папоротники со своими слабыми корнями для этого не годились. Они продолжали жить только на тех участках, где осталась вода. На Земле стало сухо, и нужно было научиться экономить воду. Вскоре папоротники уменьшились в размерах и уступили место новым растениям.

Новые животные обрели сухую кожу, покрытую чешуйками и щитками, а растения – сильные корни и листья-иголки. А ещё у этих растений появились семена.

В низинах поселились ели, а на горы взобрались сосны. Все эти растения назвали хвойными за хвою – листья, превратившиеся в иголки и способные экономить воду и использовать её только по необходимости. Благодаря этой своей способности они стали вечнозелёными.

Вот такой стала наша планета! Это тоже было очень-очень давно – десятки миллионов лет назад. А Человека на Земле по-прежнему всё ещё не было.

Упало как-то семя, принесённое сильным восточным ветром, на горный склон, и выросло из него могучее дерево. Стояло оно одно-одинёшенько, зорко оглядывая окрестности, на страже лесного порядка. Все деревья вокруг уважали грозное дерево, побаивались и не решались подойти к нему близко.

Опечалился богатырь – был он сильным и выносливым, мощные корни его пробирались между камнями и укреплялись так, что даже самый сильный ураган не мог пригнуть ствол к земле или сломать ветви. И вместе с тем был он глубоко несчастным в своём одиночестве. Душа его была звонкая и солнечная. И когда на дерево падали солнечные лучи, оно светилось изнутри золотистым цветом. За это качество его прозвали Янтариком.

Янтарик никак не мог понять, почему рядом с ним никто за много лет так и не поселился, почему все остерегались его и не хотели с ним дружить. Неужели грозный вид был тому причиной?

«Разве можно делать выводы на основании одного только вида? Никто даже не попытался поговорить со мной и узнать меня лучше», – так размышлял Янтарик. И ему становилось ещё грустнее. «Если не найдётся кто-нибудь, кто скрасит моё одиночество, я просто умру от тоски», – решил он однажды и начал молиться.

Он молился своему растительному Богу и просил матушку Землю прислать ему утешение, и его молитвы были услышаны. Вновь подул холодный восточный ветер и принёс с собой семя с лёгким крылышком. Оно долго кружилось, опускаясь на землю, и приземлилось совсем рядом с Янтариком. Прошло немного лет и выросло стройное, гибкое и такое же высокое деревце.

И когда Солнце поднялось над горизонтом и коснулось лучами горного склона, деревце засветилось золотым светом. И Янтарик, увидев это, сразу понял, что оно послано ему Богом. «Янтаринка! Моя Янтаринка!» – воскликнул он и протянул навстречу подруге могучие ветви.

Янтаринка ответила ему поклоном и весело зазвенела. Так родилась их любовь!

С тех пор прошло много лет. Янтарик и Янтаринка жили очень счастливо. Они вели долгие беседы, касаясь ветвями, а в трудные времена поддерживали друг друга. Свет их любви и счастья озарял горный склон, и всем, кто здесь жил, было спокойно и радостно.

Однажды вновь раздался оглушительный грохот, и земля вздыбилась. Горы вдруг начали опускаться вниз, а предгорные равнины подниматься вверх. Огромная трещина расколола горный хребет и начала, извиваясь, точно змея, ползти по земле. Она очень быстро приближалась, и Янтарик с Янтаринкой с ужасом наблюдали, как она пролегает между ними. С каждой минутой расстояние увеличивалось и вскоре превратилось в глубокую пропасть.

Сколько не тянули деревья друг к другу ветви и не взывали о помощи, всё было напрасно. Вскоре влюблённые были так далеки, что перестали видеть друг друга. Пропасть между ними заполнилось водой, и образовалось море.

Янтарик и Янтаринка оказались на противоположных берегах и залились от горя слезами. Слёзы их были смолистыми и блестели на солнце золотыми каплями. Капли стекали по стволам и застывали.

Прошли годы, а Янтарик и Янтаринка всё плакали и плакали, роняя золотистые слёзы в морскую пучину, и горе их было безутешно. Поняв, что уже ничего нельзя изменить, они в последний раз протянули навстречу друг другу ветви и упали в бездну. Волны долго баюкали их и наконец прибили к берегу. Там они и обрели вечный покой.

Прошло ещё несколько миллионов лет. За это время на нашей планете всё изменилось. Появился и Человек. Землю населили птицы и звери, цветы невиданной красоты украсили планету. Многоголосьем наполнились леса, луга, степи. Разноцветьем раскрасились. Стало на Земле радостней и веселее. Только морские волны по-прежнему набегают на берег, вынося на него всё новые и новые следы прежней жизни.

Однажды после прилива на белом песчаном берегу зазолотились два камешка. Они были ярко-медового цвета и совершенно прозрачными. Солнце посмотрело на них сверху и, опустив тонкий луч, зарядило своей силой и энергией. И как по волшебству янтарные камешки вдруг засветились и озарили всё вокруг светом любви и счастья. Они узнали друг друга. Это были слезинки Янтарика и Янтаринки. Всё, что от них осталось.

Янтарные капельки теперь были неразлучны. Они-то и рассказали мне эту историю, как только я достала золотые серьги из бархатной коробочки и вдела их в уши. А я услышала и рассказала вам.

Любовь и счастье – никогда не исчезают бесследно. Они лишь изменяются. Помните об этом!

Я такое дерево…
Навеяно Микаэлом Таривердиевым

Я дерево…

Да, скорее всего, я просто дерево…

Я такое дерево…

Мой ствол непоколебим. Я страж, защищающий природу. Мои ветви, словно руки, простираются к небу. Я хочу обнять солнце и впитать его мощную энергию, чтобы передать вам. Мои листья зеленеют весной, наполняя воздух ароматом новизны и начала жизни. Осенью они ложатся к вам под ноги разноцветным ковром и, шурша, вызывают ностальгию. Заставляют думать о вечном. Так рождаются ваши стихи…

Я расту медленно, но уверенно, прочно укореняясь в земле и питаясь её живительными соками. Моя кора устойчива к бурям и ветрам, как и моя душа к жизненным испытаниям. Я дарю тень и укрытие тем, кто ищет покой и покровительство под моей кроной.

Я чувствую каждый толчок земли, каждую каплю дождя. Тому, кто коснётся рукой моего ствола, я передаю неровное земное сердцебиение. Теперь вы начинаете воспринимать мир вокруг как часть себя, как драгоценный подарок, который нужно беречь и сохранять.

Я такое дерево…

Я горжусь своей силой, прочностью и красотой.

Я несу в себе энергию природы и мудрость веков.

Я готова подарить её миру, чтобы он стал добрее и светлее.

Я дерево, а значит, я сама жизнь…

Я такое дерево…

Мотылёк

Мотылёк, увидев однажды яркий свет лампочки, не смог отвести от него взгляда. Лампочка была простая, обыкновенная, висела на шнурке. Не было даже абажура, который сделал бы лампочку гораздо привлекательней. Однако мотылёк был сражён красотой этого света, поскольку сравнивал его с солнечным, однажды при рождении увиденным и хранившемся глубоко в складочках памяти.

Это был ночной мотылёк. Как известно, все мотыльки от рождения блёклы и невзрачны. Этого же природа одарила невероятной особенностью. При свете лампочки его крылышки начинали переливаться всеми цветами радуги. Мотыльку завидовали многие, тихо шептались, обсуждая красоту его платьица. А глупый мотылёк старался изо всех сил выглядеть ещё прекраснее, чтобы порадовать других.

Его любовь к лампочке становилась всё сильнее, он и во сне видел только лампочку, раскрашивающую его крылья волшебными красками. Каждый вечер расстояние между мотыльком и лампочкой сокращалось, и чем меньше оно становилось, тем ярче были переливы на крылышках.

И вот однажды, забыв об опасности, мотылёк, порхая в мечтах, прикоснулся к недосягаемому источнику света… Крылья его свернулись, опалённые огнём любви, и мотылёк замертво упал на землю. Расхохотались другие мотыльки, порадовались. А мотылёк горько плакал и сплёл из своих слезинок кокон, в котором поселился и живёт до сегодняшнего дня.

Только радуга на небе стала появляться всё реже и реже…

Вот и не верь рыбацким суевериям…

– Ну что? Не клюёт сегодня! – послышался голос Чуркина, и через несколько секунд в потёмках появился его силуэт.

– Не клюёт! – разочарованно ответил Петушков. – Невезучий я! В какие-то веки выбрался порыбачить, и на тебе – облом!

– Пойдём-ка к огню! Комарьё одолело, да и зябко становится, – Чуркин накинул на плечи другу куртку. Сам закурил.

Усевшись у костра, пошевелили затухающие угли, подбросили сухих веток, налили из котелка крепкого чаю. Чуркин достал из рюкзака несколько картофелин в мундире, нарезанную кружками колбасу, два огурца и пучок зелёного лука. Петушков развернул газету: там оказалась булка бородинского, несколько ирисок и… банка кильки в томате.

– Ты с ума сошёл! Разве ты не знаешь, что брать на рыбалку рыбу категорически запрещается! Вот поэтому и не клюёт! – Возмущению Чуркина не было предела.

– Я забыл… – начал было оправдываться Петушков. Потом схватил банку и зашвырнул её в воду. В темноте раздался громкий всплеск воды.

– Теперь уже ничто не поможет… – Чуркин подул на горячий чай, сделал несколько больших глотков и задумался. – Что я Верке скажу! Опять не поверит, что я на рыбалке был. Каждый раз скандалы устраивает. А я без рыбалки жить не могу. Слышал, говорят, что рыбалка – это не увлечение, а образ жизни? Так это про меня!

Петушков молча жевал хлеб и колбасу, чувствуя себя виноватым. Солнце резко упало за горизонт, и стало совершенно темно. Только всполохи озаряли лица двух неудачников.

– Мужики, что приуныли? – со стороны воды раздался какой-то искусственный женский голос. – Спасибо вам за подарок! Килька у меня отродясь в реке не водилась! Вот радости будет мои рыбёхам! Пир сегодня закатят! А вы уж извиняйте – улова не ждите.

Рыбаки со страху не могли сдвинуться с места.

– Да вы не бойтесь! Это я, русалка!

И вот она уже возлежит у костра и влюблённо смотрит на Чуркина и Петушкова. И рыбий чешуйчатый хвост не помеха. Волосы длинные, переплетены водорослями и отливают зелёным. Глаза янтарные. Грудки – белыми холмиками. А голос, как струна на расстроенной гитаре, вибрирует.

У мужиков дар речи начисто пропал. Сидят и только глаза таращат.

– Ладно! Мне с вами особо здесь лежать некогда – дела! А чтобы твоя жена поверила, – русалка обратилась к Чуркину, – и чтобы у тебя остались хорошие воспоминания от сегодняшнего дня, – она улыбнулась Петушкову так, как никто никогда ему не улыбался, – будет у вас к утру рыба! – И она исчезла, как и не бывало её.

Мужики даже головой потрясли. Привидится же такое!

А наутро там, где русалка возлежала, стояло полное до краёв свежих карасиков, окуньков и пескарей ведро, прикрытое водорослями.

…Никто рыбакам не поверил. Думали, что клёв хороший был! Про место это все хотели узнать, где столько рыбы водится.

Верка Чуркина в лоб поцеловала. А Петушков русалкину улыбку забыть так и не смог.

Александр Анюховский

Сенокос

 
Укрываясь за шторами окон
В полумраке, давящем на грудь,
Влезу я в свой поношенный кокон
Из тоски, не дающей уснуть.
 
 
Мысли снова в далёкое детство,
Лишь закрою глаза, уведут.
Где достались мне будто в наследство
И покой, и душевный уют!
 
 
Там мой дед запрягает телегу,
Лошадь еле послушна в жару,
Ей бы воли приятную негу,
Искупаться в росе поутру.
 
 
Но поспело душистое сено,
Разнотравьем богат сенокос.
И везёт нас лошадка смиренно,
Рядом верный лохматый наш пёс.
 
 
Надо мною бездонное небо
С лёгкой дымкой седых облаков.
Оттолкнуться и птицею мне бы
Полететь над раздольем лугов.
 
 
Лёгким ветром коснуться верхушки
Старой ивы у тихой реки,
Помолиться у бывшей церквушки,
Что стоит ещё всем вопреки.
 
 
Окрик деда и «падаю оземь»,
– Что, внучок, замечтался опять?!
И смеётся хитро, пока носим
Трав сухих драгоценную кладь.
 
 
Ну а после в саду, при закате
Нас бабуля покличет к столу…
Ангел мой в васильковом халате,
Как же я тебя сильно люблю!
 

Осенние листья

 
Мой город осенний всё так же красив,
Хоть грусти в душе и добавилось малость,
Но кружатся листья под вальса мотив,
На ветер не злясь за невинную шалость.
 
 
Ковром золотым расстилаясь потом
Под ноги прохожих, спешащих куда-то,
Всё шепчутся листья о счастье былом —
О лете, что было в их жизни когда-то!
 
 
И как укрывали под кроною в зной
Усталого путника сонной прохладой.
В воде отражаясь, гордились собой.
И зелень наряда казалась усладой.
 
 
Теперь же в погожие редкие дни,
В преддверии холода дальней дороги,
Так радуясь солнцу, танцуют они
Свой вальс, позабыв все земные тревоги!
 

Тобой живу

 
Тенистый парк, мой старый друг,
Встречает летнею прохладой.
Душевный тяжкий мой недуг
Заменит лёгкою усладой.
 
 
Гуляю нынче не спеша,
Шаги незвучны и тоскливы.
Страницы жизни вороша,
Ловлю забытые мотивы…
 
 
Вот первый раз (таким же днём)
Мы здесь с тобою повстречались
И, оставаясь под дождём,
Гуляли, за руки держались.
 
 
Старинный парк нас обвенчал,
Невестой ты была прекрасна.
А я тобою жил, дышал,
Любил и грезил ежечасно!
 
 
Не знали оба мы тогда,
Бросаясь в омут «дикой» страсти,
Что счастья яркая звезда
Сгорит, рассыпавшись на части.
 
 
Но в сердце тлеет уголёк
Любви, питаемый надеждой…
И значит, я не одинок —
Живу тобою, как и прежде!
 

Летним днём убегу от зноя

 
Летним днём убегу от зноя
В чащу леса как в мир иной,
Где из запаха трав настоя
Выпью я от души с лихвой.
 
 
Утону в океане красок,
Растворюсь в щебетанье птиц…
Здесь не нужно личин и масок,
Здесь не знает душа границ.
 
 
Божьей Славы лучи на землю
Ниспадают дорогой в Храм.
Его слышу, Ему я внемлю
Своим сердцем, разбитым в хлам!
 

Весеннее настроение

 
Встало солнышко, смотри,
Над зелёным полем,
Ты окошко отвори
Лучикам весёлым.
 
 
Залетят, во двор маня,
Солнечные зайки,
Где уж песнями звенят
Воробьишек стайки.
 
 
Вот спустилась на цветок
Пчёлок дружных пара:
Заготовить надо впрок
Сладкого нектара.
 
 
Беззаботна и легка
Бабочка белянка.
Ей знакома до листка
Пёстрая полянка.
 
 
…Для тебя весь этот мир —
Яркий и прекрасный.
Словно нежный кашемир —
Бархатно-атласный.
 

Утро женщины
Случайно подслушанный женский разговор

 
Прикрыв тихонько двери за собой,
Чтоб не тревожить сон мой на рассвете,
В заботы окунулись муж и дети,
Оставив вожделенный мне покой!
 
 
И наслаждаясь мягкой тишиной,
Укутавшись в неё как в одеяло,
Ход времени уже не замечала,
Паря в мечтах над бездной голубой.
 
 
За шторами проснулся новый день,
Заснеженный, холодный и сварливый —
Он шёл своей походкой горделивой
С федорою*, одетой набекрень.
 
 
Я с ароматным кофе тет-а-тет:
Теплом его заботливо согрета…
Истлевшая печаль, как сигарета,
Упала серой пылью на паркет!
_________
*Шляпа-федора, или просто федора (англ. fedora) – шляпа из мягкого фетра, обвитая один раз широкой лентой.
 

Я хочу

 
Я хочу на Земле моей мира,
Неба синего с аистом белым.
Чтобы ветер – шалун и задира —
Всё игрался бы колосом спелым.
 
 
Чтобы красок цветная палитра
Разливалась широко и звонко,
Чтобы солнышка лучик нехитро
Заставлял щурить глазки ребёнка.
 
 
Если слёзы, то только от счастья:
От того, что любимые рядом!
Когда вместе – отступят ненастья,
Лёд растает под ласковым взглядом!
 

«Милая, красивая…»

 
Милая, красивая,
Нереально нежная,
А душа твоя —
Ширь морей безбрежная!
 
 
Будто в небе звёздочка —
Яркая, далёкая…
На тебя смотрю:
Грустный, одинокий я!
 

Подснежник

 
Февраль лишь только за порог,
А с ним зимы холодной скука.
Как будет рад такой разлуке
В снегу пробившийся цветок.
 
 
С надеждой смотрим на восток,
Где солнце вот уже теплее.
И мы становимся смелее,
Как тот подснежника росток.
 
 
Не давит больше потолок.
Нам неба синь, как купол Храма:
К нему всё тянется упрямо
В молитве кроткой лепесток!
 

Пустыри

 
И вновь сойду на дальнем полустанке,
Где тёплый ветер в кронах шелестит.
Как будто в речку прыгая с «тарзанки»,
Я снова в детство делаю кульбит.
 
 
Среди полей ведёт меня дорога.
Нетерпелив мой шаг, чтоб поскорей
Вновь стать у обветшалого порога,
Нажать щеколду стареньких дверей.
 
 
И надышаться счастьем в полной мере
Среди родных и близких мне людей.
Уйдут, как сон, невзгоды и потери,
Растает грусть бессмысленных ночей…
 
 
Но вот стою, и ком спирает горло:
Порога нет и старенькой двери.
Безжалостное время тихо стёрло
И унесло, оставив пустыри.
 
 
Пустырь в душе. Пустырь, где была хата.
Лишь кладбище на горке вдалеке.
Иду туда неспешно, виновато,
Сгорая в неуёмнейшей тоске.
 

Елена Полещикова

«Счастье можно измерить, а у горя нет дна…»

 
Счастье можно измерить, а у горя нет дна.
В этом можешь мне верить – убедилась сама.
Неба нет, горизонта, лишь белёсая мгла,
И душа вся в наростах – словно льдом обросла.
 
 
Чёрно-белая гамма то снегов, то дождей,
Безысходность и драма, горький запах свечей.
Обречённость в звучании слов «навек», «никогда»,
Покаянные слёзы, боль, молитва, беда…
 

«Мы просто не умеем жить…»

 
Мы просто не умеем жить,
Чтоб не скучать и не хандрить,
Себе проблем не создавать,
Друзьям почаще помогать,
Чтоб думать, прежде чем сказать,
Чтоб благородно поступать,
Чтоб не обидеть, не забыть,
Не опоздать, не подводить,
Чтобы беречь и созидать,
Не врать, не льстить, не предавать,
Чтоб дожидаться и ценить…
Мы просто не умеем жить.
 

«Наша жизнь в основном монотонна…»

 
Наша жизнь в основном монотонна,
А конкретней – довольно сера.
И когда появляется кто-то,
Чья расцветка пестра и ярка,
Появляется райская птица,
Отличаясь от сереньких масс,
То за жизнь её поручиться
Я б, наверное, не взялась.
Слишком зависти много у серости,
Страха, что им такими не стать.
Так что райскую птицу убили бы
Иль прогнали, чтоб не ревновать.
Лишь немногие ею любуются,
Себя мысленно теша, что вдруг
И у них что-нибудь образуется,
И они войдут в избранных круг.
 

«Жизнь соткана из множества контрастов…»

 
Жизнь соткана из множества контрастов:
Сиянье дня сменяет сумрак ночи,
Непредсказуемы природы выкрутасы —
Восторгов и опасностей источник,
Любовь и ненависть, добро и зло, печаль и радость,
Провал и окрыляющий успех,
Задор и бесконечная усталость,
И грустный юмор, и сквозь слёзы смех,
Вопросы и ответы, ложь и правда,
Сомненья злые между «да» и «нет»,
С тревогой ожидаемое «завтра»
С учётом опыта минувших зим и лет,
Надежды и несбыточность пророчеств,
Предательство и верность, явь и сон,
Толпа, что состоит из одиночеств,
Везенье редкое и подлости закон,
Забвение и память, ум и глупость,
Пустые и весомые слова,
Ничем не маскируемая грубость.
И доброта, что не всегда видна…
 

«Как мы скупы на добрые слова …»

 
Как мы скупы на добрые слова —
Слова любви, поддержки, восхищенья,
И как жестока может быть молва,
Как мы зависим от чужого мненья.
 
 
И как страдаем в тишине ночной
От мимолётных горьких впечатлений,
И как нежданно и пугающе порой
Нас посещают сотни откровений.
 
 
Жизнь видишь как билет в один конец,
И сквозняком пронизывает душу
От невозможности догнать, вернуть, успеть
И ощущения, что сам себе не нужен.
 

«Не хочется ни думать, ни писать…»

 
Не хочется ни думать, ни писать.
Я балансирую на грани сна и яви.
Так скроен человек, что перестать
Жить прошлым может он едва ли.
 
 
Внутри надрывно ноет пустота,
Вокруг клубится суета мирская.
Жизнь нас разводит, ставя часто на места,
Которые не нам предназначала.
 
 
Нас постепенно заедает быт,
Проблемы наши планы разрушают,
Любви и пониманья дефицит
Рождает комплексы, желанья угасают.
 
 
И происходит обрушение души,
И множится убийственная скука,
И призрачного счастья миражи
Терзают, как напрасная докука.
 

«Мы были молоды, дерзки, амбициозны…»

 
Мы были молоды, дерзки, амбициозны,
Но поубавилось и спеси, и надежд,
Когда мы оказались в мире взрослых,
Переступив невидимый рубеж.
 
 
Мы быстро поняли, что тут свои законы,
Что этот мир не очень справедлив,
Что ставит он талантливым препоны,
Жестоко подавляя креатив.
 
 
Жизнь – зона турбулентности тотальной:
То в яму кинет, то слегка подбросит вверх.
И чередует ловко то итог провальный,
То неожиданно достигнутый успех.
 
 
И перекраивает полностью сценарий,
Тот, что сама же изначально создала.
А в молодости – свой накал страданий,
И результату каждому – своя цена.
 
 
И оставляя нас в плену пустых фантазий,
Осколки наших планов в сор сметя,
Нам строит жизнь насмешливо гримасы,
Изобретательно играя с нами и шутя.