Kitabı oku: «Всадник», sayfa 3
– А рабы, что в Аббие, тоже прошли через это? – указывая на колонну, спросил мальчик у братьев.
– Через что? – не поняв вопроса, переспросил Скилур.
– Женщин насиловали? А мужчин избивали до полусмерти?
– Мазсе? Это рабы. У них был выбор. Смерть или бесправное существование, – ответил Скилур.
– Не надо жалеть рабов, – добавил Араме.
– А я всегда думал, почему женщины в Аббие не поднимают глаз, избегают любого общества, и как тени ходят за своими хозяйками, – поделился своими измышлениями Мазсе.
Скилур лишь улыбнулся, а Араме залился громким хохотом. Мазсе же не видел в это ничего смешного. Его тревожило зрелище, открывающееся там внизу, у ворот.
Теперь для него многое стало понятно. В поселке с рабами обращались гораздо лучше, чем тут, их господа следили за тем, чтобы их собственность была одета и накормлена, чтобы могла и хотела делать свою работу. Может быть, так было только в Аббие. Мальчик не был нигде за пределами своего поселка. На его памяти племя переезжало лишь трижды.
Сейчас Мазсе, стоя на краю крепостной стены, вспоминал тот день, когда впервые убил человека. Ему было двенадцать. Из Аббия убежала сотня рабов. Отец отправился со всадниками покарать их и взял с собой сына.
– Держись в стороне. Обстреливай их с безопасной дистанции, – сказал отец, вручая ему лук.
Нагнав беглых рабов, Теорек учинил жестокую расправу, убив каждого из них. Мазсе сразил троих из своего лука. Отец строго настрого запретил ему вступать в ближний бой. Хотя сам окунулся в самую гущу сражения.
В тот день Мазсе не боялся никого из этой небольшой армии кричащих рабов. Единицы были вооружены топорами и косами, чаще встречались вилы, но большинство дрались дубинами и кидались камнями.
Теорек обезглавил всех беглых рабов, выставив их головы, насаженные на пики, вокруг поселка.
– Мятежи и предательства нельзя прощать. Запомни это сын. Это необходимая жесткость, чтобы держать в страхе остальных, а там, где страх, там повиновение, – сказал ему отец, когда мальчик спросил, зачем он резал головы павшим рабам.
Теперь Мальчик как нельзя лучше понимал, почему бежали рабы, и почему они отплатили таким предательством за столь хорошее обращение с ними.
– Мы их кормим, одеваем, даем им ночлег. А они бунтуют. Почему так, отец? – недоумевал Мазсе.
– Человек по природе своей стремиться к воле, а они ведь тоже люди, – тогда ответил ему Теорек.
Но лишь теперь, увидев все те ужасы, которые творили его соплеменники, Мазсе понял истинный смысл слов отца.
Скилур шепнул что-то на ухо своему старшему брату. Оба переглянулись, ещё пару раз перешепнулись.
– Мазсе! – уперев руки в бока, обратился к брату Араме.
– Пойдем-ка с нами, у нас для тебя есть подарок по случаю твоей первой битвы.
Братья спустились со стены во внутренний двор, Скилур шел медленно, прихрамывая, из-за раненной ноги. Рука его была примотана к телу.
– Так, вы тут побудьте, а я скоро вернусь, – сказал Араме, когда они, наконец-то, спустились.
– Как так получилось? – спросил Мазсе, указывая на руку Скилура.
– Так, тебя рядом не было. Вот и подцепил стрелу, – отшутился Скилур, потрепав каштановые волосы брата.
– Я же тебе говорил, чтобы ты держался рядом, – ответил Мазсе.
– Пойдемте, – сказал, внезапно появившийся Араме.
И братья поковыляли следом за ним. Они прошли пару домов, пока Араме не остановился возле небольшого домика. Внутри трое сератаев играли в кости. Один увидев Мазсе, расплылся в улыбке, но потом снова сосредоточился на игре.
– Вот за этой дверью, твой подарок, – хитро ухмыляясь, произнес Араме.
Он снял с Мазсе кожаный жилет и отвязал с пояса меч.
– Это тебе не понадобится.
Потом он одной рукой открыл толстую дверь, а другой втолкнул брата в узенькую комнату с занавешенным окном. В уголке, сжимая коленки, сидела молоденькая девушка. Мальчик сразу понял, чего от него хотят братья.
– Чего-то тихо. Может зайти, посмотреть, подсказать? А то вдруг он не знает, что и как нужно делать? – приложив ухо к двери, произнес Скилур.
– Дай ему время, – усаживаясь за игральный стол, сказал Араме.
– О, пошли вздохи. Молодчина, братец, – с довольным лицом произнес Скилур.
– Вот видишь, он же сын Теорека, – приготовившись бросать кости, произнес Араме.
– Так, а ну, подвиньтесь. Я тоже хочу сыграть.
Через некоторое время дверь открылась, и Мазсе вышел из комнаты, завязывая веревку, поддерживающую его штаны.
– Ну как? – задрав голову, спросил Араме, он был уже подвыпивший, и речь его была не совсем внятной.
– Строптивая немного, но ездит знатно, – сказал с довольным лицом Мазсе.
Зал разразился диким хохотом. Все игроки поздравляли паренька, как будто произошло что-то невероятное.
– Если вы не возражаете, я вас покину. Я бы хотел навестить своего раба.
– Да, только на закате Акиннаез собирает всех вождей во дворце. Будь там. Я представлю тебя ему, – произнес Араме, – только бы проспаться сначала.
Мальчик вышел из душного помещения и направился в сторону храма. Величественное строение, с колоннами и витражом из цветного стекла. Не только храм поражал своей красотой и внушительными размерами, но и любое другое сооружение в городе. Никогда прежде мальчик не видел столь дивной и красивой архитектуры. Большинство домов в городе было сожжено или разграблено, но даже в таком виде, залитый кровью, он был прекраснее Аббия или любого другого сератайского города.
Войдя внутрь храма, мальчик увидел сломанную мебель, перевернутые столы. Повсюду были следы крови. Кроме пары медных подсвечников, ценностей в храме не было. Везде валялись книги. Храм представлял собой огромное строение с четырьмя павильонами и пятым в центре, соединяющим остальные длинными коридорами. Вдоль стен лежали обломки статуй, недавно украшающих это строение.
Мальчик поднялся по мраморной лестнице в центральный павильон, потолок которого был одной сплошной картиной, изображающей солнце, сокрытое белыми облаками, и людей в белых туниках, которые протягивали руки тем, кто находился внизу. Мазсе долго кружился на месте, открыв рот, и осматривал это чудо.
– Как человек мог сотворить такое? – невольно произнес Мазсе.
– Десятки монахов трудились день и ночь, чтобы написать эту фреску, – ответил монах, вышедшей из тени одной из колонн, на сератайском языке.
– Господин. Я очень благодарен Вам за спасение моей жизни и за сохранение этих бесценных книг, – поклонившись, добавил монах.
Мазсе немного испугался появлению старика и схватился за рукоять своего меча. Старик был в грязной, серой рясе. Среди его пепельных волос виднелись залысины. На вид ему было не меньше пятидесяти.
– Откуда ты знаешь наш язык, старик?
– Когда я был ещё послушником, я объездил со священной миссией почти весь континент и выучил множество языков, в том числе и сератайский.
– Как твое имя, монах?
– Эдвин, повелитель.
– Тебе повезло, Эдвин. Обстоятельства могли сложиться не в твою пользу.
– Я знаю, господин. И благодарю Всевышнего за Ваше появление.
– Хотите осмотреть весь храм?
Мазсе было очень любопытно, что нарисовано в других павильонах, но, не желая показывать свою заинтересованность, он надменно произнес:
– Если только ещё одну комнату.
– Пройдемте, – монах указал в сторону северного павильона.
Войдя внутрь, мальчик сразу кинул свой взгляд на потолок. Большой купол, правда, чуть меньше центрального, был весь исписан какими-то иероглифами.
– Это древний язык богов. Монахи, которые сделали эти надписи, перечитали десятки древнейших книг, написанных до Великого разлома. В каждую из этих книг авторы вписывали слова богов, населявших наш мир. Они обитали среди людей и учили их, как следует жить. Фактически это правила жизни для любого человека. А книги эти, говорят, что их сохранилось немногим больше десятка по всему миру. Каждая из них бесценна. Любой монашеский орден готов отдать целое состояние за обладание хотя бы одной такой книгой.
– То есть, куча бумажных страниц с чернилами будет стоить сундук с золотом? – недоумевая, спросил Мазсе.
– И даже больше. Но древние книги не такие, какие пишут теперь. Они написаны на коже, иногда даже человечьей. У нас, простите, у Вас в храме, хранятся три такие книги. Две имеют вид обычных деревянных дощечек с выжженными письменами. Третья же сделана из телячьей кожи, а вместо привычных чернил использовались масла каких-то растений, которых теперь нет на нашей земле.
– Ваш Бог лишь тень Великого Всадника, – сердито взглянув на старика, сказал Мазсе, ожидая раболепного согласия.
– Простите мне мою дерзость, господин. Но представления сератаев о божественном происхождении Великого Всадника весьма преувеличено. Если не верите мне на слово, то можете прочесть эту книгу, – монах подошел к большой книжной полке, тянувшейся почти до самого потолка, и практически у самого низа взял толстую книгу. Сдув пыль, он протянул её Мазсе.
– Она написана сератайским знахарем, изучившим вдоль и поперек личность, так называемого Великого Всадника, и его роль в той самой катастрофе, постигшей нашу землю, которую мы зовем Великим разломом.
Мазсе взял книгу, полистал странички. Потер пальцем засохшие чернила. Попробовал подержать книгу на весу и вернул монаху.
– Бедное дитя, ты не умеешь читать, – сложив брови одной дугой, произнес жалостливым голосом монах.
Мазсе немного растерялся, будто бы его уличили в воровстве, ему даже стало немного стыдно, что его раб был умнее, чем он сам. Казалось, что даже на его родном языке этот старец говорит лучше него.
– Не забывай, к кому ты обращаешься, раб, – собравшись, ответил Мазсе.
– Простите мне мою вольность, повелитель, – монах упал на колени и припал к ногам Мазсе.
– Встань, я прощаю тебя, – произнес Мазсе, вновь не зная, что ему делать.
– Позвольте, я научу вас читать, господин, – поднявшись, произнес старик.
– Зачем мне это? – с пренебрежением в голосе спросил Мазсе.
– В этих книгах сокрыта мудрость и знания тысяч умнейших мужей со всех сторон света. Тот, кто прочтет все это и сможет правильно распорядиться полученными знаниями, будет править всем миром, – с хитрой улыбкой произнес монах.
Уши мальчика напряглись и встали торчком, как у хищника, услышавшего приближение добычи.
– То есть, ты хочешь сказать, что этими книгами я смогу покорить мир? – засмеялся Мазсе, потрясая какой-то книгой, взятой наугад.
– Не стоит смеяться, господин. Не книгами, но знаниями, которые в них заключены, – монах спокойно забрал книгу из рук своего господина.
– К примеру, вот эта книга. Она написана Беназиром Третьим, одним из выдающихся полководцев и царей юга. В ней он рассказывает о ведении войны в пустыне. Книга будет полезна, если вы соберетесь воевать с южными царствами.
Мазсе открыл книгу, непонятные символы, отличные от тех, что были в книге о Великом Всаднике.
– А это какой язык?
– Дахейский, – сказал монах, взглянув на страницы книги.
– Ты и его знаешь? – сощурив глаза, спросил Мазсе.
– Да, повелитель. Его и много каких других языков.
– Ты прочел все книги, что находятся здесь?
– В этом павильоне я прочел все, но что касается других, то едва добрался и до половины книг, там хранящихся.
– Если Вы мне позволите, то я обучу Вас чтению, и буду рекомендовать Вам книги интересные и полезные, господин, – поклонившись, сказал монах.
– А другим языкам ты меня сможешь научить?
– Если господин прикажет, – пытаясь скрыть хитрую ухмылку, ответил монах.
У них в семье читать умели только отец, Араме и Нессиоти. А писать только Нессиоти. Остальные отдавали предпочтения изучению верховой езды да умению владеть оружием. Ах да, и, конечно же, мать мальчика. В детстве она и Мазсе пыталась научить писать и читать, но он не проявил должного усердия, и Террея оставила всякие попытки обучить ребенка.
– Я бы хотел научиться читать твои книги, жрец. Но, боюсь, скоро мы покинем твой город. Акиннаез вывел почти всех рабов. Завтра будут вывозить собранные ценности и сокровища. Сегодня же будет пир в честь завоевания вашего королевства.
– Антерол потерял свое былое величие. Король Хитклифф во всем полагался на наемников. Без конца чеканивший золотые монеты он раздавал их своим приближенным в надежде, что те будут для него надежным щитом, – монах гневно плюнул в сторону.
– Шакалы, разграбили казну и скрылись, только услышав о приближении Акиннаеза.
– Господин, – внезапно, чего-то испугавшись, обратился к Мазсе Монах.
– Что же будет со мной и моими книгами, когда Вы покинете город?
Мазсе лишь пожал плечами.
Глава 4
За разговором со своим новым рабом, Мазсе потерял счет времени и не заметил, как солнце уже начало заходить за горизонт. Он впопыхах выбежал из храма и, запрыгнув на лошадь, помчался в сторону дворца, где его уже ждали братья.
– Если он не прибежит через пять минут, я пойду без него, – ворчал Скилур.
– Он успеет, – ответил Араме.
– Сейчас там разберут всех прелестных рабынь и выпьют все вино. Сам будешь спать со старухами. Не знаю как ты, а я пошел, – сказал Скилур и похромал в сторону больших кованых ворот, открывающих путь во дворец.
Раздался стук копыт о гранитный камень, которым была выложена дворцовая площадь. Толпы воинов расступались перед мчавшимся галопом всадником. Остановившись у разбитого фонтана, Мазсе побежал в сторону братьев.
– Я не слишком задержался? – улыбнувшись, спросил мальчик.
Скилур помотал головой, а Араме сказал, что он прибыл как раз вовремя.
– Старух заберешь себе, – тыча пальцем здоровой руки в своего брата, добавил Скилур.
Внутри дворца было как-то пустовато. Все мало-мальски ценное уже вынесли, на окнах висели оборванные куски бархатных штор, а под ногами был расстелен красный ковер с коротким ворсом.
Войдя в тронный зал, Мазсе увидел в глубине большой королевский трон, выполненный из какого-то блестящего металла, похожего на золото с медным оттенком. У подножия трона из досок был выложен походный стол, на котором разноцветным ковром расстелились всевозможные яства, найденные в подвалах и кладовых Антерола.
Вокруг стола, на мягких подушках, кто, развалившись, а кто, поджав ноги и сохраняя осанку, восседали вожди и знатные всадники. Почетное место по левую руку от царя занял Араме. Вслед за ним рядом с троном уселись Скилур и Мазсе. У стен в пяти шагах от стола стояли голые пленницы всех возрастов, они были прикованы цепями к колоннам, поддерживающим высокий потолок тронного зала.
Всадники, которым надоедало сидеть в ожидании царя, или просто из-за разыгравшегося желания, подходили к прикованным рабыням и брали их силой. Рядом стояли стражники с кнутами, которые стегали непокорных девушек, или тех, которые начинали рыдать или кричать. Но, к счастью, для них самих же, большинство рабынь просто лежало в тени колонн, молча ожидая своей очереди, давно уже смирившись с этой участью.
Вожди что-то возбужденно обсуждали друг с другом, объедаясь фруктами, мясом и птицей, запивая все изысканными королевскими винами.
– Я так и не поблагодарил тебя мальчик, – подойдя со спины и хлопнув Мазсе по плечу, тихим голосом произнес седоволосый старик.
Это был Партатуя, его было почти не узнать. Без доспехов и своей сабли он казался не таким грозным. Кожа на руке была дряхлой, а на подбородке она и вовсе обвисла. Волосы были уложены назад и завязаны в хвост. Черный халат с золотыми вставками был ему весьма к лицу, и придавал поистине царственный вид.
– Спасибо тебе, что отсрочил мою встречу с Великим Всадником, – произнес Партатуя, ещё раз похлопав паренька по плечу.
Мазсе кивнул, в знак одобрения.
– Вон видишь того черноволосого здоровяка, с золотыми кольцами в бороде, – обратился к Мазсе Скилур.
– Это Колаксай – свирепый муж. Знать их племени убила отца его, а на совете хотела избавиться и от него. Он, не подозревая об измене, пришел на совет без оружия и без доспехов. Знать начала хаять отца и его самого. Вынесли ему приговор, а вот выполнить не смогли. Колаксай всех до одного перебил голыми руками. И с тех пор правит племенем без совета знатных всадников.
Мазсе взглянул на него. Тот, кажется, о чем-то размышлял, закидывая в рот виноградины.
– Этого ты уже видел. Марсагет – хитер, как лис, и подл как змея. Он всегда там, где нажива, и не сделает ничего, если ему не будет от этого выгоды.
– Хочет объединить наши племена под своей властью. Стоит мне только жениться на его сестре, как меня тут же… – Скилур провел большим пальцем по горлу.
– Сразу заграбастает моих воинов и получит голос на совете. Потом избавится от Араме, знать сразу изберет его своим вождем, и тогда он станет вторым по силе после Акиннаеза.
– А почему бы тебе первым от него не избавиться и не забрать его племя, тогда ты сам станешь вождем? – шепнул ему на ухо Мазсе.
– А, да пустое это все. Там уже все решил Акиннаез или Нессиоти, он давно нашей смерти ищет, как только отец отрекся от него, все мстит нам. Не успокоится, пока всех не перебьет. Ты, наверное, не помнишь, маленький ещё был, – махнул здоровой рукой Скилур.
– Я помню, брат. Помню, как отец умолял Акиннаеза, оставить жизнь Реона, – прервал брата Мазсе.
– Если бы не их давнее товарищество, Акиннаез бы всю нашу семью под нож пустил. А этот лжец, пророк, ха. Брат ещё называется. Разве брат может указать на брата. Он ведь глупенький был, как в детстве умом повредился, так и перестал взрослеть, ему уже восемнадцать было, а он все в лошадки играл и улыбался постоянно. Даже когда ему голову рубили, он думал, что это игра, и улыбался, – с грустью произнес Скилур.
– Я помню, как пропала Кальдия, и как потом привезли её тело, – вновь заговорил Мазсе.
– В тот день Акиннаез поцеловал руку Нессиоти и просил указать на убийцу, изнасиловавшего его дочь. Тот закатил глаза, что-то пробормотал. За руку лично отвел царя к Реону. И своим бледным тоненьким пальчиком указал на брата, играющего в речном песке. Отец тогда седым стал. Хах, а как он радовался, когда Нессиоти начал будущее видеть, – усмехнулся Скилур, – теперь Акиннаез будет делать все, как мы ему скажем, думал тогда отец.
– Ну и вот результат. Акиннаез забрал Нессиоти к себе и сделал правой рукой вместо отца. А отец чуть рассудка не лишился, когда голову Реона увидел, – продолжал рассказывать Скилур.
– Он был таким красивым, таким шустрым. Отец любил его больше всех нас, вместе взятых. Даже когда он умом повредился, он все равно с ним играл постоянно, разговаривать пытался. Хотя все ему говорили, что нужно было избавить мальчика от такой жизни.
– Смерть не обманешь, – задумчиво произнес Мазсе, – если тебе суждено умереть, ты что не делай, все равно погибнешь.
– Что? Где ты такого нахватался? – скорчил лицо в непонимании Скилур.
– Это так мне мой раб сказал.
– Раб? Ты разговаривал с рабом? Они лишь товар, инструмент, так что брось эту привычку говорить с вещами, а тем более слушать их. Чуть замешкаешься, и он воткнет тебе нож под ребро.
– А, ещё чуть не забыл, главное, для чего Всадник их создал, это удовлетворять мою похоть, – взгляд Скилура остановился на одной рыжеволосой рабыне.
– А теперь прости мне мое отсутствие, но нужно отдать свой долг Всаднику за его великодушие, – отрыгнув, сказал Скилур и похромал в сторону примеченной им девушки.
– Я вижу, как тебе все это неприятно, – вмешался Партатуя, – но поверь мне, я прошел сотни битв, если не тысячи. А сколько народу я поубивал. Когда-то я, как и ты, смотрел на это с неким страхом. Представлял, что я сам могу оказать среди этих рабов.
– И что изменилось?
– Ничего. Мир такой, каким его сотворил Всадник. Упивайся до беспамятства, совокупляйся с женщинами и радуйся, что Всадник ещё не призвал тебя к себе, – Партатуя протянул кубок с вином Мазсе.
– Пей! И отдай дань уважения Всаднику, именно так он повелел нам восхвалять его. Так что, мальчик, не гневи его, пей, – вновь вытянул кубок Партатуя.
– Мазсе испугавшись на мгновение гнева Всадника, залпом выпил врученный ему кубок.
– Хех, ты смотри, даже не поморщился, – проведя по своей бороде рукой, с улыбкой произнес старик.
Внезапно все в зале стихли, вошли несколько вооруженных всадников. Воины, наслаждавшиеся любовными утехами у стен тронного зала, спешно натягивали штаны и возвращались на свои места. Только успел Скилур приземлиться на свою подушку, как вслед за стражей в тронный зал вошел Акиннаез. В расшитом золотом кафтане, в остроносых ботинках из красной кожи. На голове у него был надет золотой обруч, украшенный россыпью сапфиров и с большим изумрудом посередине.
Вожди встали, чтобы поприветствовать своего царя. Акиннаез раскинул руки и, расплывшись в довольной улыбке, движением кистей, попросил всех сесть. Мазсе заметил, что у царя не хватает передних зубов на верхней челюсти, а на нижней и вовсе остался только один зуб посередине и то уже почерневший. Некогда темные волосы, уже вовсю седели. Борода была аккуратно подстрижена. Да и внешне царь больше походил на выходца из Восточных королевств, нежели на сератая. Вымытый, с уложенными волосами, даже на одежде его не было ни единой мятой складки.
За ним, словно тень, вошел Нессиоти, казалось, его никто и не заметил, никто, кроме Мазсе и его братьев. С волосами черными как смоль, сам предсказатель был бледен словно снег. Он был в черном халате, расшитым серыми узорами, тянувшимися от пояса до запястий. Нессиоти, сутулившись, проследовал за царем до трона и сел по правую руку от него. Скрестив ноги, он выпрямился и расправил плечи. Ростом он был даже выше, чем Араме, но весь высохший. Казалось, что кожа просто обтягивает его кости. Костлявыми длинными пальцами он упирался в свои колени и надменно осматривал окружающих, будто высматривая предателей. Мазсе обратил внимание на то, что брат всячески не хочет встречаться взглядом с ним или с братьями. Хотя они сидели практически друг напротив друга. Нессиоти смотрел куда угодно, только не на свою семью.
– Ты посмотри, сидит, как ни в чем не бывало, и даже не посмотрит на свою родню, – сплюнув, обратился к Араме Скилур.
– Приветствую вас, воины мои! – подняв наполненный до краев кубок, обратился к вождям Акиннаез.
– Поздравляю вас с этой великой победой. С сегодняшнего дня нашего самого злейшего врага, королевства Антерол, не существует. Города разрушены, села сожжены, а люди обращены в рабство. Этот день надолго останется в мировых хрониках, как одна из величайших побед сератаев, – царь принялся пить вино из кубка.
К нему присоединились остальные вожди и знатные всадники, в том числе и Мазсе.
– Отдельную благодарность хочу объявить новому вождю племени, безвременно покинувшего нас Теорека, его сыну Араме!
Араме поднялся и выпил вместе с Акиннаезом.
– Если бы не его успешный прорыв, не праздновать нам сегодня победы.
– Слава Араме, слава Акиннаезу, – раздались крики вождей.
Акиннаез поднял руку, заставив всех смолкнуть.
– В награду я дарую тебе тысячу рабов из моих личных владений!
– Арха! Да здравствует Акиннаез, слава Араме, – вновь раздались крики.
– Мой царь, позвольте, представлю Вам того, без кого наш прорыв был бы не столь успешным, – Араме жестом пригласил Мазсе подняться.
– Младший сын Теорека, мой брат – Мазсе, – указывая на брата, произнес Араме.
– Приветствую Вас, великий царь, – поднявшись, сказал Мазсе.
Акиннаез кивнул в знак одобрения.
– Ты похож на отца. Густые брови, зеленые глаза, даже подбородок как у Теорека. Я горжусь тем, что рос вместе с твоим отцом.
– Великий царь, в бою он убил больше сорока солдат противника, – вмешался Скилур.
– Хотя это была его первая битва, – с улыбкой добавил Араме.
– Может быть, перед нами сейчас стоит сам Великий Всадник? – рассмеялся Акиннаез.
Зал подхватил его хохот.
– Я лишь верный воин в Вашей великой орде, мой царь, – подняв кубок, ответил Мазсе.
– Так выпьем же за это! За верных воинов! И за величие орды! – произнес Акиннаез.
Ответ мальчика пришелся царю по душе, и он пожелал ему дальнейших успехов на военном поприще, множества богатств и не меньшего количества выпивки и женщин.
– А теперь пейте, веселитесь, празднуйте! – повелел царь.
Все кинулись наполнять кубки, есть, кто-то захотел плотских утех. По всему залу вновь поднялся шум, смех, пьяные выкрики, все слилось в один оглушительный гул.
– Сейчас или никогда, другого момента не будет, – подумал Мазсе.
– Великий царь! – выкрикнув, поднялся мальчик.
Тут же стих гул, все замерли и, обернувшись, пристально смотрели на него. Ему стало крайне неуютно, и он чувствовал, как сотни глаз сверлят его пристальными взглядами.
– Я слушаю тебя, Мазсе сын Теорека, – с улыбкой произнес Акиннаез, обнажив свои десны.
– Отдайте мне Антерол во владение, – чуть ли не писклявым голосом произнес мальчик.
– Что? – не разобрав слов, переспросил Акиннаез.
Араме чуть не поперхнулся куском курицы, Скилур выплюнул вино и выпучил глаза, здоровой рукой он потянул паренька к себе со словами:
– Ты что вытворяешь? Умом повредился?
– Мой царь, я прошу Вас отдать мне Антерол в личное владение, – уверенно произнес Мазсе.
Акиннаез гневно взглянул на паренька, резко вскочил со своего трона. В зале повисла мертвая тишина. Араме затаил дыхание, на его руки напала трясучка. Скилур выронил кубок и разлил свое вино, и лишь на лице мрачного Нессиоти засверкала легкая улыбка.
– Ха-ха-ха. А-ха-ха-ха, – рассмеялся Акиннаез.
– Ха-ха-ха, – подхватил весь зал.
– Ха, ха, – даже Араме позволил себе улыбнуться, его сердцебиение постепенно возвращалось к прежнему ритму.
– А ты знаешь, как поднять всем настроение, – погрозив пальцем, сказал Акиннаез и упал обратно на свой трон.
Только Скилур вытер выступивший пот со своего лба, как Мазсе снова принялся за свое.
– Великий царь, это была отнюдь не шутка, в память о моем отце, я прошу у Вас Антерол.
– Хах, ха, – раздались в зале одиночные крики, которые быстро стихли, так как большинство вождей теперь пристально смотрели на своего царя и ждали, как поведет себя он теперь.
– Скажи мне мальчик, сколько мужей ты видишь за этим столом, – серьезным голосом произнес Акиннаез.
Скилур схватился за голову. Араме в попытке спасти жизнь брату встал и начал говорить.
– Великий царь, наш младший брат слишком много выпил.
– Сядь! – сказал Акиннаез, показав ему свою ладонь, как знак того, чтобы он замолчал.
– Так сколько здесь, по-твоему, мужей? – не успокаивался Акиннаез.
Мазсе молчал, а Араме, упав на подушки, принялся жадно проглатывать вино.
– Сто сорок семь знатных всадников моей орды, включая тебя. А знаешь, почему никто из них не осмеливается просить у меня даже малейшей деревушки в этом королевстве, не то, что уж столицу?
Мазсе снова молчал, он чувствовал себя маленьким ребенком, который набедокурил и теперь должен был выслушать нравоучение в свой адрес.
– Завтра, послезавтра я уведу войска из столицы назад в степь, и как только я сделаю это, сюда ринутся войска соседних с Антеролом королевств. Это лакомый кусочек не только для тебя и для всех всадников, но и для наших врагов.
– Мой царь, – собирался объясниться Мазсе.
– Молчи, – прервал его Акиннаез, – я объясню тебе все последствия, а то ты в силу своей юности и глупости этого не понимаешь.
– Ты думаешь, я просто взял, собрал столь огромную орду и просто захотел завоевать это царство? Ты очень наглый, что осмелился даже заговорить со мной, этим ты не пошел в своего отца. Жаль, что он не научил тебя перед смертью смирению. Твой отец хорошо знал, где его место. Эта война планировалась годами, у меня договор с королями соседних царств. Ты думаешь, восточные короли смотрели бы, как я опустошаю их края и порабощаю их соплеменников, если им самим было бы это не выгодно?
Мазсе молчал.
– Каждый король на востоке мечтает присоединить себе земли Антерола. Они захватят их, расселят тут своих жителей, вспашут поля, разведут скот, отстроят города, сделают их ещё богаче. А знаешь, что будем в этот момент делать мы, я, твои братья и остальные сератаи? Мы продадим рабов, проживем безбедно, как минимум лет пять, на награбленное нами в этом королевстве. А потом организуем новый набег, и вновь обогатимся, и снова уведем в рабство жителей востока. Сила сератаев в степи, мальчик. Сражение в чистом поле, вот где наша сила, а не в обороне груды камней.
– А знаешь, чтобы делал все эти пять лет ты, будь у тебя этот замок?
Мазсе вновь не знал, что ответить и просто мотнул головой.
– В земле лежал, тебя даже не сожгли бы, оставили гнить в какой-нибудь канаве.
– Ты понял меня, Мазсе сын Теорека? – вытянувшись вперед, спросил его Акиннаез.
– Да, мой царь, – сжав губы, произнес подавленным голосом Мазсе.
– А теперь сядь, выпей вина, возьми какую-нибудь рабыню и выкинь из головы эти мысли. Араме!
Уже опьяневший, старший брат поднял стеклянные глаза на царя в ожидании приговора.
– Воспитывай брата! – мотнув в сторону мальчика головой, сказал Акиннаез, – а то он совсем дисциплины не знает.
– Да, мой царь, – испуганно произнес Араме.
Ещё около часа все пили и веселились, будто бы забыв о выходке Мазсе. Араме и Скилур провели это время молча.
Когда празднование подошло к концу, и Акиннаез попросил всех уйти, Араме первым выскочил из дверей дворца, утаскивая за локоть младшего брата.
– Тебе что жить надоело? Не нашел смерти в бою, так решил тут голову сложить? Нессиоти и так смерти нашей добивается. А если бы он шепнул царю убить тебя за такую наглость? – ругался Араме.
– Потребовать Антерол. Это же надо было придумать, – держался за голову Скилур.
– Мне нужен этот город, – твердо сказал Мазсе.
Араме вскипел, щеки его загорелись красными огнями. Он замахнулся и тыльной стороной ладони изо всех сил ударил мальчика по лицу. Его челюсть свело от столь сильного удара, и Мазсе растянулся на ступенях дворца.
– Завтра мы уезжаем, не попадайся на глаза Акиннаезу, – сказал Араме, садясь на коня.
Братья уже ускакали, а Мазсе все продолжал лежать на ступенях, сплевывая кровь. Когда рот Мазсе начал нормально закрываться, он отправился в единственное место, в котором он сейчас хотел быть, в свой захваченный храм. К щекам подступали слезы от нанесенной братом обиды, и чем чаще он вспоминал слова Араме, тем сильнее ярость обжигала его глаза, и тем тяжелее ему было сдерживаться.
И когда обида стала столь невыносимой, что слезы вот-вот вырвались бы на свободу, мальчик прискакал к своему белому, величественному, но разграбленному храму.
– Мой господин, как прошел прием? – с такими словами встретил монах своего повелителя.
– Отстань, Эдвин, – Мазсе промчался мимо серого силуэта монаха, как можно быстрее, чтобы ни в коем случае не расплакаться перед ним.
Добежав до одной из келий в западном куполе храма, мальчик заперся и, уткнувшись лицом в соломенную подушку, принялся всхлипывать. Он проплакал почти всю ночь, прокручивая в голове события вечера все снова и снова, он вспоминал слова Акиннаеза, удар брата. Но, в конце концов, он заснул.
