Kitabı oku: «Гриша», sayfa 2
– Мишенька, он на прогулке с няней. Ты не встретил их во дворе? – Наташа уже легко повторяла этот бред…
– Ты с ума сошла? Ребёнку пару часов от роду, а ты его во двор? – Миша стал пунцовым от гнева. – Нет, ну ты… вообще…
На шум подтянулись Мишины родители, обняли сына.
– Вот и мы говорим, что рано ещё на улицу его выносить. Там ветер, микробы и всякая дрянь.
– Да, жёнушка, тебе точно нужна помощь специалиста. Совсем что-то с головушкой бо-бо, – подлил масло в огонь заботливый муж. – Кстати, я не представил вам своего друга и в некотором смысле коллегу, – он указал на мужчину, который пока ещё молча снимал куртку и туфли, примеривал Мишины домашние тапки.
Тут Наташа заметила, что к запахам дешёвого одеколона и сердечным лекарствам добавился аромат хорошего коньяка, исходящий от вновь прибывших мужчин.
– Знакомьтесь – Яков Брунштейн, врач-психотерапевт, учитель Кашпировского и Чумака, главный по мозгам и их отсутствию, – переодеваясь и заметно покачиваясь, ораторствовал Михаил Шумаков, врач-хирург высшей категории, вернувший сегодня ночью к жизни нескольких своих пациентов. – Мы, Яшины друзья, называем его брунштейн, и я вам скажу, есть за что. Этот самец, – прости, друг, – будучи талантливым мистификатором, убеждённым холостяком и, как все психотерапевты, немного раненым на голову, распространил о себе слух, что от него рождаются исключительно гениальные дети обоих полов.
Яков слушал эту басню уже не впервые и снисходительно улыбался.
– Он тут вычитал, – продолжал Михаил, – что согласно Книге мировых рекордов Гиннесса, самым плодовитым отцом в истории считается султан Марокко Мулай Исмаил ибн Шериф, правивший с 1672-го по 1727 год. По свидетельству французского дипломата Доминика Бюно, у султана уже в 1704 году было более 1000 детей от четырёх жен и пятисот наложниц. Так вот Яша решил его переплюнуть. Говорит, я больше «настрогаю», сил и времени хватит. И теперь к Яше предварительная запись от желающих иметь в детской комнате исключительно Эйнштейнов, Моцартов или Пушкиных. Я тут случайно слышал из его громкой телефонной трубки, ему одна дама говорит: «Яшенька, голубчик, буду вечером. День для встречи очень благоприятный. Так вы уж постарайтесь, сделайте мне Дениску, чтоб непременно Мацуев был. И с фамилией проблем особых не будет, у меня муж – болгарин Цуев».
Наташу трясло и качало. Не такую помощь она ждала долгих девять часов. Ей хотелось разрыдаться, кричать от беспомощности и усталости, но она взяла себя в кулачок и тихо сказала:
– Миша, Яков, родители, пойдёмте на кухню, посидим, попьём чай и поговорим. Мне есть что вам всем рассказать.
09.42
Её никто не перебивал, не вставлял вопросы и комментарии, слушали молча, спокойно, забыв про остывший чай. Телефоны не звонили, мебель не скрипела, вилки не стучали…
Потом минут пять сидели в абсолютной тишине, и каждый пытался понять реальность сказанного и думал, как быть дальше. Первый вопрос прозвучал от Якова:
– Наташенька, милая, простите за бестактность. Вы не сделали фото про то, как Гриша рос у вас на глазах? Я так прикинул, он ведь за каждые двадцать минут на год старше становится. Это сейчас он Мишкин ровесник точь-в-точь. Вот дела!
Наташу словно током ударило! А действительно! Ведь у неё в руках всё время был гаджет. Она отрицательно покачала головой.
– Наташка, милая, прости, я думал, что ты немного «тукнулась» от родов и твоему сознанию нужен проводник, вот даже Якова попросил съездить со мной, – Миша был в испарине и с пятнами на лице. – А помощь нужна, оказывается, нашему сыну. Кстати, где он сейчас на самом деле?
Наташа набрала номер Ларисы, но связи с ней не было.
09.48
– Гриш, у меня сейчас подруга в Турции, а ключи от её гнёздышка у меня. Тут близко. Стёпу в школу доставили, продукты позже купим, – Лариска посмотрела любимому в глаза и поцеловала его так, что вариантов выбора у Григория не осталось. – Ты чего такой серьёзный сделался за пару последних часов. Как будто старше стал, мудрее. Вот даже волос седой вылез над ухом. Сейчас доберёмся до «лёжки», я тебе его вырву.
– Только давай пешком пройдёмся, мне так всё интересно смотреть. На улицы, на людей, на машины.
– Нет, ну ты точно начал чудить, – расхохоталась Лариска и выключила телефон.
Не случилась страсть «первого раза». Куда-то делась яркость и насыщенность чувств, что-то было не так, словно в том сюжете, который Григорий видел ночью на компьютере отца. Лариса мастерски довела и себя, и Гришу до физиологического окончания задуманного, но тоже заметила некоторую холодность партнёра.
– Григорий, вы меня разлюбили? – тоном тургеневской барышни спросила она, стоя в театральной позе, но без одежды.
– Что? – не сразу понял Гриша.
– С вами всё ясно, – артистка надула губки. – Душ, штаны, поход за колбасой, – скомандовала юная девица.
Грише стало как-то грустно. Он начал реально понимать происходящее с ним. Объяснений не находил, но то, что он живёт другой, не такой, как окружающие его люди, жизнью, становилось очевидным. Пришёл первый страх, самый плохой из всех страхов. Страх принёс слабость, злость, тупость. Сделал усталыми ноги и ватными руки. Равнодушие, глупые слова и поступки не заставили себя ждать.
После магазина Григорий с Ларисой долго ходили по улицам, побывали в парке, посидели у реки. Говорили мало, не клеилось. Домой вернулись ближе к полудню.
12.00
Наташу отправили спать. Она наконец приняла долгожданный душ и похрапывала в спальне. Лариса сразу с порога зашла в туалет, а затем прошмыгнула на свой диванчик в детской. Гриша понял, что у него нет ни своей комнаты, ни кровати, побрёл в кухню.
– Слава Богу, – Михаил вышел из кабинета и увидел Григория. Потом подошёл к мужчине своего же возраста, в его же одежде и как две капли воды похожему на него, чуть всхлипнул и громко сказал:
– Здравствуй, сын!
Бабушка с дедушкой тоже бросились обниматься с Гришей, как будто давно не виделись и соскучились до беспамятства.
Григорий обнимал незнакомых доселе людей и делал вид, что космически счастлив обрести семью. Он даже согласился съесть бабушкин куриный супчик под дедушкины пояснения: «Такой супчик только бабушка делает, ешь, деточка».
Появился Яков, поздоровался с Григорием, стал его рассматривать со всех сторон и задавать вопросы о самочувствии и настроении.
Затем папа Миша предложил пойти поговорить к нему в кабинет.
12.20–23.50
Вся вторая половина этого длинного дня прошла не так скоротечно, как первая. На телефон Михаила Степановича несколько раз звонили из роддома, и уже он давал объяснения и заверения, что у них всё нормально. Яков непрерывно общался по скайпу со своими коллегами в России и за рубежом. Звучала русская, английская речь, и не обошлось, конечно, без иврита. После каждого такого сеанса связи он смотрел на Михаила и многозначительно пожимал плечами. Потом решили занять делом Григория, и тот согласился по просьбе отца и Якова Натановича написать статью в медицинский журнал: «Впечатление 36-летнего мужчины, родившегося 12 часов назад». Появились диктофон и чашечка кофе. От видеосъёмки и всех попыток сделать его фото Григорий категорически отказался.
Бабушка приготовила большую утятницу жаркого из телятины, и они вместе с дедушкой, сославшись на усталость, поехали к себе домой отдохнуть. Правда, за час до полуночи опять вернулись, прихватив с собой по дороге вкусный торт.
Наташа, намаявшись ночью и утром, проспала почти до заката. Потом опять приняла душ, пообедала и по Гришиной просьбе достала семейные фотоальбомы. Они сидели рядышком, и мама рассказывала сыну обо всех, кто был запечатлён на этих снимках. Ей хотелось плотнее к нему прижаться и чтобы это длилось вечно.
Но тут появилась няня Лариса и предложила Григорию постричься.
– Смотри, как зарос весь, – она потрепала его за длинные волосы. – Пойдём, сделаю тебя красавчиком.
Через двадцать минут из ванной вышел элегантный седовласый мужчина с аккуратной бородкой и шикарным «ёжиком» на голове. Лёгкий парфюм дополнял радость этого момента.
После этого Григорий с Ларисой съездили в школу за Степаном. Мальчик догадался, что тот, кто его провожал в школу и кто его встретил, – один и тот же человек. Смышлёный парень сразу понял и всё остальное. Дома, переодевшись, он сходил к себе в комнату и что-то там взял.
– Григорий, я хочу вам… нет, я хочу тебе подарить вот это. Я ждал рождения братика, мечтал, как его крохотного принесут домой, и я буду на него смотреть, а когда он подрастёт, буду с ним играть. Вот приготовил ему подарок… Я проспал сегодня момент, когда вы с мамой пришли домой, но я сейчас понял, что ты и есть мой брат, только очень быстро вырос… Но это не страшно, мы ведь теперь всегда будем вместе. Короче, это тебе, – и он протянул Григорию смешного медвежонка, который при нажатии на его мягкий живот произносил басом: «Я – Гриша».
Григорий Михайлович сидел с мокрыми глазами, потеряв дар речи. Наташа и Лариса зашмыгали носами и обнялись. Ну, точно фрагмент из мексиканско-индийского сериала, не менее. Осталось только добавить характерную музыку и танцы.
23.50
Мишин отец с «великовозрастным внуком» сидели рядом. Они казались ровесниками и были похожи. Бабушка резала торт, и Гриша ей вежливо напомнил, что надо быть осторожнее, так как нож очень острый, он по себе знает, утром имел опыт. Михаил с Яковом налили себе по рюмочке хорошего виски, остальные предпочли чай. Яше, кстати, непрерывно звонили дамы, и он записывал что-то в свой блокнот. При этом произносил: «Извините, раньше никак не получится. Ну, что я могу сделать? Значит, будем ждать следующий цикл». Наташа была грустна и молчалива. Казалось, что она тоже сильно повзрослела за эти сутки. Лариса непрерывно куда-то отлучалась, что-то её беспокоило, и девушке не сиделось на месте. Степана отправили спать, объяснив, что завтра рано вставать в школу.
Пили, ели, говорили. Во дворе неожиданно начался фейерверк, видно, у кого-то случился праздник. Все бросились к окну любоваться цветными огнями и громкими залпами. Когда вернулись, обнаружили, что за столом нет Григория и Ларисы. Все лукаво переглянулись.
– Седина в бороду, – Яша чокнулся с другом и опорожнил рюмочку.
– А у меня новости! – громко прокричала Лариса, выходя из ванной и что-то держа в руке.
– Гриша с тобой? – с тревогой спросила Наташа.
– Нет, Гриша не со мной. Гриша, отзовись! Ау, выходи, у меня для тебя офигенная новость есть! – Лариса была явно не в себе.
– Он ведь только что рядом сидел, – тревожно предположил дедушка.
Дверь в подъезд оставалась запертой, и все бегали по комнатам, ища пропажу.
– Ушёл Гриша, – сказала бабушка и перекрестилась, – совсем ушёл.
Она достала из рукава беленький в кружевах платочек.
Наташу пробила истерика, Миша искал в аптечке успокоительное и что-то бормотал, Яков налил себе и заодно дедушке. Проснулся и прибежал перепуганный Стёпа.
– Как ушёл? Куда ушёл? – Лариса бегала как чумная и махала перед всеми тестом на беременность.
– Гришенька, родной мой, у нас будет ребёночек. Никуда не уходи, не смей, ты меня слышишь?..
…Наталья Борисовна, у вас скоро будет внук или внучка, надо скорее выяснить… Вам надо тоже сделать тест, Наталья Борисовна… А кто это мнёт мою грудь… Яков, что вы делаете?.. Ну, вот и под ночную рубашку полез… Убери руки, сволочь…
– Наталья Борисовна, Наташенька, надо провериться, посмотреть вас. Ну. Ты посмотри, как долго спит и проснуться никак не может. Я эту сучку молодую убью когда-нибудь, опять дозу успокоительного для роженицы перепутала. Тоже мне Зухра – медсестра хренова. Подсудное ведь дело. А потом скажут: «Ильинична, а ты куда смотрела?»
– Что ты хочешь от горячей девки с монобровью? Она как увидит, что у охранника Генки брюки топорщатся пониже пояса, так обо всём забывает и к нему в каморку мчится по несколько раз на дню. Когда тут о препаратах думать?
– Наташенька, просыпайтесь, милая. Вот вам термометр в подмышку, давайте померяем давление и памперс поменяем. Смотрите, как сосочки-то набухли, молочко подходит, надо малыша попробовать покормить.
Одна молодая, другая опытная акушерка вдвоём «колдовали» над пациенткой Натальей Шумаковой двадцати девяти лет, родившей в полночь мальчика. «Главный» им сказал: «Максимальное внимание и глаз не спускать» – а тут такой конфуз.
– Смотри, а малыш-то какой ясноглазый. Полдня всего, а смотрит как осмысленно! – промолвила та, что помоложе.
– Все они такие, «дети президента». По своему опыту знаю, – продолжая осмотр, говорила старшая.
– Как это «дети президента», впервые слышу.
– Как-как? Президент ежегодно в новогоднюю ночь речь говорит, народ, мол, поздравляет аккурат перед боем курантов. Потом все «уррра!» кричат и шампанское пьют. После этого все целуются. Некоторые так, для порядка лобзаются, а есть те, что специально новогоднюю ночь ждали и бегут скорее в постель любовью заниматься. Так это вроде сейчас называется, – слегка смутилась женщина.
– Кстати, а как это в наше время называлось? Что-то я запамятовала.
– Так ты, мать, наверное, вообще забыла, как это делается, – хохотнула молодка.
– А тут ты не угадала! Мне по старинке почтальон пенсию приносит раз в месяц. Он моих лет, симпатичный и в силе ещё, так вот он чайку попьёт и чуток задержится, и… – акушерка загадочно подняла глаза кверху. – Подожди, я ведь о другом тебе рассказываю. Так вот, в эту-то самую новогоднюю ночь многие и кувыркаются, немного выпив и забыв при этом предохраниться. Мол, «как Новый год встретишь, так его и проживёшь» – эту присказку они все хорошо помнят, а вот резинку натянуть на свой праздничный писюн забывают. И ровно через девять месяцев пожалуйте к нам, извольте, мадам, в кресло, – она громко расхохоталась. – Так что 1 октября у нас зачастую день ударный. И детки в этот день не простые, а все будущие известные люди получаются. Вот и сегодня у нас два пацана и четыре девки. И все они – «дети президента».
Солнечный рассвет и уморительный рассказ окончательно вернули Наташу в реальный мир. Гришенька, маленький, родной и желанный, был рядом в своей кроватке и смотрел на неё.
– Ну, слава Богу, оклемалась, милая. Давай я тебе помогу немного умыться, обтереться и попробуй покормить своего богатыря, – нянечка протянула мокрые и сухие салфетки, полотенце, налила стакан воды.
Распеленали и протёрли специальным раствором малыша.
– Завтракать пора, – парень перекочевал на руки к Наташе, – ты разговаривай с ним, не молчи. А мы пойдём, но будем рядом. Позови нас, как покормишь. Сама не вставай.
Значит, ЭТО был сон?..
Какое счастье держать на руках этот живой комочек, частичку тебя самой. Десять лет не кормила грудью. Вспомню? Гриша сразу нашёл мамин сосок, приспособился и потихоньку начал своё дело…
Значит, ЭТО был сон!..
Малыш расслабился и положил свою ручку Наташе на грудь.
Розовая перламутровая кожа.
Маленькие пальчики.
Пять штук.
На мизинце – след от пореза и пятно от зелёнки…
Кульман, ластик, карандаш
Глава 1
В тот сентябрьский понедельник я впервые собирался на работу. Зарабатывал я и ранее. В школе помогал летом развозчикам льда для продавцов рыбы. В институте рок-группой играли на танцах и свадьбах. На последнем курсе увлёкся журналистикой и много печатался в районной газете под псевдонимом Александров. Но то была неофициальная деятельность, без трудовой книжки, профсоюза и больничных листов.
Будильник. Туалет, зубная щётка, мыло, полотенце. Чай, бутерброд. Носки, брюки, рубашка, свитер, ботинки, куртка. Деньги, проездной. Лестница, двор, улица, остановка. Автобус, давка, руки, груди, бёдра, запах. Электричка, давка, тамбур, ноги, плечи, сумки, запах. Троллейбус, давка, локти, спины, колени, запах.
Улица, слякоть, спешка, очередь в лифт, отдел, кульман.
Ну, вот. Вроде обошёлся одними существительными. Не применил в своём рассказе описание замечательной подмосковной природы, звуков колёс труженицы-электрички на маршруте станция Пушкино – платформа Северянин, неописуемой радости от прогулки по утренней Москве. Ничего этого не заметил, так как досыпал по пути. Дремал в автобусе, троллейбусе, электропоезде и даже в лифте прикорнул на восемь секунд. А вот на работе спать было категорически нельзя.
Молодому специалисту, недавно распределившемуся после окончания Института лёгкой промышленности в Центральное конструкторское бюро Министерства машиностроения для лёгкой и пищевой промышленности на должность инженера-конструктора с окладом сто десять рублей (минус подоходный налог, минус «за бездетность»), надо было ежедневно оправдывать свалившееся на его голову счастье, что «в самой столице» оставили, а не сослали туда, где «только самолётом можно долететь».
Глава 2
Пора знакомиться с коллегами по отделу. Теперь ежедневно я буду видеть их лица и спины, слышать голоса, делать одно с ними дело. Дело, кстати, огромной важности для экономики страны. Не смейтесь, пока не поймёте суть. За окном 1974 год, а не 2023-й, и слово «импортозамещение» тогда ещё не придумали, а само замещение уже существовало. В СССР сотни ткацких и прядильных фабрик, везде тысячи станков и агрегатов, на большинстве из них клеймо Made in…, короче, не у нас сделано. И вот представьте, что на каком-нибудь огромном камвольном комбинате стоит, пыхтит-работает гигантский агрегат по крашению шерстяной ткани. И в самом начале трудовой смены он вдруг – бах-бабах, треск-хруст, мать-перемать – этот монстр со скрипом и скрежетом останавливается. Приехали! Покраска окончена, сотня метров дорогущего полотна в брак, швейники «недосошьют» советским гражданам «пбльта», и те будут мёрзнуть холодной зимой. Мастер бежит, начальник цеха орёт, парторг (а куда без него) брызжет слюной и стращает, что отберёт у всех партбилеты. Механик просто и доходчиво так объясняет всем, мол, промежуточный вал среднего каландра треснул в районе шестерёнки обратного хода, аккурат где находится реверсный механизм распределения диффузного наполнения, падла. И ещё он так, тоже между прочим, добавляет про отсутствие запасного вала на складе, но его ребята могли бы такой и сами изготовить. Нужны только настоящие чертежи, иначе он не станет рисковать и заменять «иностранца» на хрен знает что и рисковать своей головой хрен знает зачем.
Вот тут сразу и летят телеграммы в наше КБ, а конкретно попадают к нам в отдел. Начальство даёт сутки на сборы, и вот звено из двух-трёх специалистов уже в самолёте пьёт крепкие напитки за здоровье командира корабля и всех стюардесс. Моя первая командировка была в Хакасию, на Черногорский камвольно-суконный комбинат. Но об этом потом.
А пока всё-таки вернёмся в Москву, в бюро проектирования деталей машин импортного производства.
Лицом к остальным сидел за столом Ивасер. Вообще-то он Иван Сергеевич, но это только для личного обращения, а так – Ивасер. Начальник сух, мелок, стар. Его никак не могут отправить на пенсию. Говорил невнятно, тихо, постоянно шмыгал носом в любой сезон. Распределял задания, исправлял ошибки, координировал работу отдела, читал газеты и делал политинформацию по понедельникам.
Люба Ипатова была толстенькой, пухленькой, кругленькой. Непрерывно ела. Улыбалась до, после и во время приёма пищи. Запасы провизии, которую она приносила из дома, были огромны, и она с радостью угощала нас различными бутербродами, плюшками и другой снедью. Аккуратно и чистенько чертила, сидя на высоком табурете, что ей давалось с трудом из-за лишнего веса. Скорее всего, мужчин она знала только по книжкам и телесериалам.
Лариса Михайловна находилась в углу за столом и постоянно печатала на машинке «Ятрань» техническую документацию. Красивая замужняя женщина с прекрасной фигурой и мягким, обволакивающим голосом постоянно стучала наманикюренными ноготками по клавишам, не бегала на перекуры и, не будучи букой, сохраняла прекрасные отношения и с женщинами, и с мужчинами. Когда она подходила к моему кульману (исключительно по работе), её женское начало и тонкий аромат духов мгновенно убивали тягу к черчению. Я невольно сильнее сжимал в пальцах карандаш фирмы Koh-i-Noor и старался не вдыхать её чары.
Игорь слыл очень опытным конструктором и чертёжником. При этом он был профессиональным, честным и активным бабником. Его не связывали семейные узы, долгосрочные обязательства и чувство индивидуальной привязанности к кому-то персонально. Длинные волосы, острый взгляд с оттенком некоей тайны и превосходства, спортивная фигура и идеальный для регулярного кобеляжа возраст.
У Вилена Петровича письменный стол и рядом кульман. Он старший после Ивасера и по должности, и по возрасту. Петрович много курил, выпивал, потел. Носил белую рубашку с грязными манжетами и воротничком. Хороший специалист, излишне толст, добр ко всем и сильно близорук, никогда не повышал голос, спокойно уходил в столовую за полчаса до обеда (очередь занять).
Верочка была очень скромна и бедна. Плохо одета, голодна и неухоженна. Один и тот же пахнущий нафталином и лекарствами нелепый зелёный свитер крупной вязки, стоптанная обувь. У неё давно и тяжело болела мама, была прикована к постели. Денег не хватало ни на что, но Вера старалась улыбаться, брать подработку уборщицей в КБ, никогда не принимала подарки и угощение от пухленькой Любы.
