Kitabı oku: «Развал Советского Союза и современная трансформация российской политической системы», sayfa 2

Интересы и сети покровительства

Надеюсь, всех уже давно убедили, что экономика определяет политику. Короче, именно выгода определяет выбор политических действий при имеющихся средствах. При некоторых исключениях, которые позволяют себе США и иже с ними. Но таково текущее право единственного реального западного вожака и жандарма мира.

А вот Россия, как в той басне, пока может только огрызаться на очередного республиканского слона или демократического осла¹⁴.

Но это только пока. А дальше время покажет.

В настоящий момент российские экономические и политические элиты можно разделить на три части – либералов, патриотов (государственников) и националистов. Это весьма грубое разделение. Границы между этими группами размыты и зависят от текущих событий и затронутых интересов.

⁃

Либералы

представлены многими органами, банками и экспортными конгломератами. Они отвечали и отвечают за наполнение федерального бюджета России, финансирование групп интересов и общую модернизацию российской экономики с помощью импортных (западных) технологий. Этой группе очень важны хорошие отношения с коллективным Западом, как крупнейшим покупателем российского сырья и поставщиком предметов роскоши и технологий (именно в таком порядке).

⁃

Патриоты (государственники)

представлены аппаратом, региональными властями и региональными компаниями. Такими как сельское хозяйство, легкая промышленность, строительство, торговля и рядом других. Они создают политическую стабильность в своих регионах и в целом по стране. Лоббируют интересы российских производителей. Для них Запад скорее конкурент. Представители этой группы заинтересованы в интеграции части утраченного постсоветского пространства, где Россия могла бы доминировать и продвигать свои экономические интересы.

⁃

Националисты

представлены силовиками, военно-промышленным комплексом и технологическими корпорациями. Они отвечают за защиту системы от внешних и внутренних врагов. Реализуют технологии, которые нужны системе или которые невозможно купить. Заинтересованы в расширении технологической зоны, и построении Великороссии, окруженной странами сателлитами (буферной территорией). Для них Запад является непримиримым врагом и конкурентом.

А теперь посмотрим, как россияне дошли до жизни такой. Но начнём с недавних времён. С момента появления невиданной доселе суверенной организации публичной власти, более известной как СССР.

Союз Советских Социалистических Республик

Итогом Октябрьской социалистической революции (1917), завершившейся после окончательной победы большевиков¹⁵ в гражданской войне (1917-1922) был образован Союз ССР. Он включил в себя значительные территории, которые ранее занимала Российская империя, но без Финляндии, части Польского царства и некоторых других территорий.

Этому послужило объединение РСФСР, Украинской ССР, Белорусской ССР и Закавказской СФСР в одно государство с едиными органами власти. Но со столицей уже не в приграничном Петрограде, а в Москве.

Как это не удивительно, но достаточно образованная прослойка населения, представители которой затем составили многочисленные революционные партии, уже с XIX века была связаны с существующей в Российской империи системой сетью взаимных обязательств. И социал-демократы тут не являлись исключением. Но именно в период гражданской войны центральная партийная администрация большевиков смогла эффективно захватить, сохранить и даже укрепить свою лидирующую роль в контроле над этой сетью. Красные просто оказались значительно конкурентоспособнее белых.

Но даже для победителей проблемой оставались периферийные окраины. В них молодое советское¹⁶ государство было откровенно слабо во всём. В политическом, экономическом и военном отношении.

Тут надо учитывать, что в Российской империи периферийные окраины управлялись генерал-губернаторами¹⁷ в тесном сотрудничестве с местной аристократией. Этакая форма частично ограниченной автономии. Которые, кстати, и образовались не так уж давно.

Надо просто вспомнить, что наиболее густонаселённые районы центральной Украины и земли Белоруссии были окончательно присоединены к России только после третьего раздела Речи Посполитой¹⁸ (союза Польши и Литвы) в 1795 году. Степные районы Южной Украины были отторгнуты у Османской империи (Турции) в войнах конца XVIII века и были заселены (в основном) украинскими крестьянами. Относительно густонаселённые Кавказ и части центральной Азии были включены в состав России в течение XIX века. И только некоторые их части (на стратегических направлениях) были заселены русскими крестьянами в конце XIX и начале XX века.

Эти окраины имели свою собственную многолетнюю и уже вполне устоявшуюся политическую культуру, которую Россия, даже к началу Первой мировой войны (1914-1918), так и не смогла окончательно ассимилировать под себя.

Молодая Советская республика не имела ни средств и возможностей, ни достаточной военной силы для контроля над возвращёнными окраинами. Местная знать была уничтожена во время Гражданской войны, а её место заняли националистические выдвиженцы. Этнические на Украине, в Грузии, Армении и исламские в Азербайджане и Средней Азии.

Но Союз ССР решил проблему контроля тем, что в 1922-1936 годах периферийным окраинам был предоставлен статус независимых советских республик. А хоть как-то ранее интегрированным меньшинствам был предоставлен автономный статус непосредственно в составе Российской Федерации.

Вплоть до второй половины 1930-х годов все окраинные советские республики и автономии управлялись местными национальными лидерами в союзе с центральной партийной администрацией. На этом этапе в центре было признано чрезвычайно целесообразным подавление и искоренение «великорусского шовинизма», как наиболее вредных пережитков прежнего «царского наследия». Это, как планировалось центральным аппаратом, поможет создать дополнительные возможности для их «ускоренного развития».

А чтобы гарантировать их будущий экономический суверенитет, к новоявленным республикам и автономиям были целенаправленно присоединены вполне устоявшиеся «русские» районы. Что на некоторое время сделало московский центр естественным союзником большинства националистических лидеров.

Отказ от «сталинской» конкурентной системы

Советский Союз начал с активной ликвидации почти 70% безграмотности у населения (1920-1930), а затем, в кратчайшие сроки и достаточно успешно реализовал как коллективизацию сельского хозяйства (1929-1937), так и программу индустриализации национальной экономики (1929-1941).

Сельское хозяйство было механизировано, что частично высвободило трудовые ресурсы. Производство зерна и мясомолочной продукции были взяты под строгий государственный контроль, что дало ресурсы для построения промышленности. Грамотную и дееспособную часть сельского населения стали активно распределять в растущие промышленные центры.

В эпоху Иосифа Сталина в Советском Союзе началось практическое воплощение теоретической идеи перехода от капиталистического способа производства к социалистическому. От капиталистической формации к социализму, как к первой фазе коммунизма.

Но фактически всё же строился государственный капитализм.

Государственные корпорации составили костяк экономики, но при этом около 6% ВВП, а это значительная часть товаров народного потребления, создавалось частными промышленными компаниями (артелями). Все государственные корпорации функционировали в конкурентной среде и имели чёткие целевые показатели деятельности. За нарушение коих партийные и должностные лица легко могли получить наказания вплоть до самой высшей меры.

Разница в доходах была чрезвычайно большой, но, с другой стороны, наиболее успешные сразу повышали свой социальный статус. Во многом это напоминало экономическую систему, сложившуюся в Китае в 1980-х и 1990-х годах. Экономика Советского Союза росла настолько быстрыми темпами, что даже западные эксперты опасались, что СССР догонит экономику США всего за пару десятилетий и что «советский коммунизм» действительно может быть реально построен к 1980 году.

Вызванное этим укрепление и увеличение ресурсов центрального аппарата позволили заменить местных националистических лидеров на новые идеологически подкованные кадры. К 1938 году советские республики уже мало отличались от имперских генерал-губернаторств. Только теперь ими управляли партийные чиновники из центральной партийной администрации наряду с местными, но уже почти поголовно партийными лидерами.

Великая Отечественная война (1941-1945) объединила Советский Союз не только политически, но и демографически. И при этом существенно видоизменила политическую модель в стране.

Перед войной Советский Союз был административно-политически разделен на российские провинции (РСФСР) и национальные республики (автономии). И если в РСФСР партийный актив не только находился под её прямым управлением, но и формировал центральную партийную администрацию. То национальные республики (автономии) управлялись местными кадрами под контролем представителей, направленных на укрепление центральной партийной администрацией.

В марте 1946 года Совет народных комиссаров СССР был преобразован в Совет министров СССР. Одновременно по нарастающей пошло увеличение количества министерств и ведомств. Что потребовавшее всё большее количество дополнительных аппаратных служащих. В это же время были проведены выборы в местные советы, Верховные Советы республик и Верховный Совет СССР, в результате чего сильно обновился депутатский корпус, не менявшийся в годы войны.

И было ещё одно важное обстоятельство. Война сильно снизила роль национализма в политике и устранила препятствия на пути межреспубликанского политического сотрудничества («все воевали в одних окопах»). И это привело к тому, что после войны окраинные республики и автономии стали, по сути, сверхвлиятельными провинциями Советского Союза. Они сами сделали вынужденный качественный рывок¹⁹ и уже на уровне страны перешли в ранг серьёзных политических игроков.

И всё это послужило основанием того, что они приступили к строительству новых, но уже откровенно национально окрашенных сетей патронажа для лоббирования собственных республиканских интересов. Используя, в том числе, тотальный послевоенный дефицит при появившихся у них возможностях товарного давления на высшее партийное руководство.

Политически это означало, что теперь центральная партийная администрация формировалась представителями российской и окраинных республик на паритетных началах. И если центральная администрация управляла РСФСР напрямую, то окраинными республиками только совместно с местными партийными структурами. И подавалось это как необходимость координации с учётом местных условий или местной специфики.

Национальные партийные структуры получили все возможности всё более активно выдвигать на первый план интересы исключительно своих окраинных республик за счёт базовых ресурсов РСФСР. Что неизбежно привело к росту закулисной политической и аппаратной борьбы.

Переход центрального партийного управление под контроль союза окраинных республик в свою очередь означал, что они получали возможность управлять РСФСР напрямую, зачастую откровенно игнорируя интересы российских элит.

Это не создавало критических проблем, пока центральное партийное руководство в целом контролировалось пророссийскими лидерами. А это было вызвано тем, что Ленинград в послевоенные годы стал реальной кузницей партийных кадров.

Но теперь такое положение дел слишком многих не стало устраивать.

И в 1949 году был использован весьма сомнительный предлог, что руководители Ленинградского обкома ВКП(б) якобы намерены создать свою собственную Российскую коммунистическую партию. Не просто так, а в противовес Всесоюзной и этим начать противостояние с ЦК ВКП(б). С последующим свержением советской власти и отделением России от СССР. Да ещё со столицей нового государства в Ленинграде.

Это оказалось достаточно, чтобы на основании откровенно подтасованных компроматов, Иосифом Сталиным была санкционирована показательная «чистка рядов»²⁰. И именно ради таких выявленных сепаратистов в стране была вновь введена смертная казнь.

Это и последующие менее громкие дела сильно ослабили возможности именно пророссийских элит контролировать центральную партийную администрацию.

Тем более, что продолжавшаяся с 1920-х программа индустриализации народного хозяйства, а также послевоенное расширение Советского Союза, значительно увеличили экономический и политический вес окраинных республик И особенно Украинской ССР.

Совокупность всех этих факторов привела к тому, что именно бывший первый секретарь ЦК КП(б) Украинской ССР Никита Хрущев смог после смерти Иосифа Сталина кулуарно захватить управление над центральным партийным аппаратом. При значительной поддержке не только окраинных республик, но и армии.

Элиты окраинных республик особенно оценили его завуалированные обещания о введении всеобщей «власти без ответственности». И того, что центральная партийная администрация не будет особо вмешиваться в их дела и уж тем более больше никогда не будет применять к ним «репрессивные сталинские» меры.

Но тут опасно забурлила армия, которая радикально сокращалась, переходя на «мирные рельсы». Уже стали публично обсуждаться идеи о выводе войск из Германии и отказе от конфронтации с США. на этом фоне включились многочисленные рядовые коммунисты, во множестве состоявшие из героев войны, особенно те, у кого так и не получилось адаптироваться в послевоенном гражданском обществе. Они всё громче стали требовать равенства и радикального уравнивания доходов.

И тогда Хрущев провёл свои «экономические реформы» (1958-61), которые окончательно похоронили наследие «кровавого сталинского режима». А заодно и структуру системы, выстроенной под непосредственным руководством Иосифа Сталина.

Были ликвидированы частные компании, которые удовлетворяли значительную часть потребительских запросов населения. Та же участь постигла рынки товаров и услуг. Зато различия в доходах были сглажены, а социальная защищенность людей законодательно повышена.

Контроль за деятельностью государственных корпораций, всё также формально принадлежащий центральной партийной администрации, был фактически передан Госплану (Государственному плановому комитету Совета Министров СССР), который, «основываясь на экономических законах социализма», стал устанавливать негибкие производственные и инвестиционные планы, определять уровень себестоимости каждого вида продукции и утверждать необходимый объём товарооборота. И на основании этого административно распределять сырьевые и производственные ресурсы.

При этом была полностью отменена жесточайшая ответственность партийных чиновников за результаты курируемой деятельности.

Страна стала медленно, но неумолимо сползать в перманентный экономический кризис.

Развал советской «социалистической» системы

Так уж сложилось, но к 1950-м годам уже лидировали два передовых центра подготовки высших партийных кадров. Первый – в Ленинграде (РСФСР), по праву именуемым «колыбелью революции», а второй – в Днепропетровске (УССР), ставшим флагманом советской тяжелой промышленности первого этапа индустриализации.

И тому не стоит особо удивляться. На 1961 год Украинская ССР находилась на пике своей экономической мощи. Там проживало около 20% населения, которые производили до 40% ВВП СССР. Вот и потребовались национальные партийные кадры для растущего рабочего класса.

Но потом безжалостная зачистка по «Ленинградскому делу» сильно ослабила позиции русской кузницы партактива. Что сказалось уже при смещении Никиты Хрущёва в 1961 году за его скандально-провальную «эпоху волюнтаризма». Когда назначение Леонида Брежнева новым генеральным секретарём ЦК КПСС проходило под сильным давлением «днепропетровских».

Но имелся и позитивный момент. В результате компромиссного решения, принятого соперничающим элитами, было восстановлено и даже усилено особое положение российских кадров во всём Союзе, но при этом договаривающиеся стороны согласились на увеличение политического влияния окраинных элит на дела всей страны.

Но договорённости для того и существуют, чтобы быстро забываться – оказанная услуга ничего не стоит. И центральная партийная администрация, с укреплением власти Леонида Брежнева, стала делать особую ставку на проверенных «днепропетровских». Которые сразу приступили к созданию своих собственных патронажных связей, но уже с украинским уклоном.

Время показало, что эффективной или хотя бы слаженной работы у новой смешанной команды не получилось.

Да, наиболее абсурдные хрущёвские «реформы» были благополучно забыты или отменены, но от этого слегка обновлённая система не стала более жизнеспособной. Производительность труда в целом по стране и, как следствие, экономический рост стали неуклонно снижаться на протяжении последующих лет.

В отсутствие какой-либо возможности возврата к прежним методам управления государственными корпорациями, была значительно усилена бюрократическая процедура принятия любых решений. А это уже не ставило «во главу угла» рост производительности труда и откровенно задерживало модернизацию производств. Даже не самые значительные обновления номенклатуры выпускаемой продукции и простейшие изменения производственных цепочек стали утопать в мелочных согласованиях, доходящих вплоть до министерского уровня.

При этом устанавливаемые «твёрдые» цены на сырье, полуфабрикаты и конечную продукцию всё больше и больше отрывались от реальности. Любое изменение себестоимости требовалось детально и долго обосновывать, а потом продавливать в административном порядке.

Что стало вызвать не только многочисленные злоупотребления, но и потребовало значительного расширения патронажной сети центр-субъекты по ряду отраслей промышленности (особенно активно этот процесс пошёл в лёгкой и пищевой промышленности), бытовому обслуживанию населения и некоторых других.

Такая откровенно абсурдная система управления, жесткий бюрократический контроль и массовые злоупотребления не только на корню убивали инициативу, но и трудовую этику. Вокруг государственных корпораций стали возникать очаги «теневой экономики» и множиться «черные рынки». Как вполне очевидная реакция на «дефицит», вызываемый явными недостатками в работе системы.

И это закономерно привело к тому, что Советский Союз к началу 1970-х находился в глубоком экономическом кризисе. Рост производительности труда стал отрицательным.

От развала и последующего хаоса экономическую систему совершенно неожиданно спас нефтяной кризис 1973 года. В мире он более известен под названием «нефтяное эмбарго». И даже имеет точную дату. В тот день 17 октября 1973 года все арабские страны – члены ОАПЕК, а также Египет и Сирия заявили, что они не будут поставлять нефть США и их союзникам (Великобритании, Канаде, Нидерландам и Японии), поддержавшим Израиль в ходе Войны Судного дня в его конфликте с Сирией и Египтом. В течение следующего года цена на нефть поднялась в четыре раза – с трёх до двенадцати долларов за баррель.

И это были совершенно не те доллары, что сейчас²¹.

Последовавшая затем Исламская революция в богатом углеводородами Иране (1979) имела не только огромное историческое значение для мусульманского мира, но и вызвала очередной резкий подъём цен на нефть.

Именно за счет экспорта нефти и газа, дающих большую часть «валютной выручки» страны, Советский Союз стал хоть как-то покрывать постоянно возникающие дефициты, вызванные общей неэффективностью экономики. И эта растущая зависимость от нефтяных доходов с каждым годом становилась всё сильней.

Но была и другая сторона медали.

Резко усилилось политическое влияние пророссийских элит и выросло экономическое значение РСФСР, всё более увеличивающееся с появлением новых промышленных центров в нефтегазовых бассейнах Сибири. И происходило это на фоне того, что Украинская ССР, ранее представляющая ведущую окраинную промышленность, стала всё больше превращаться в «ржавый пояс».

В РСФСР стали нарастать и усиливаться требования экономических реформ. С одной стороны, большинство генерируемых именно там нефтяных доходов «планово» перетекали в бюджеты окраинных республик. С другой стороны, засилие представителей тех же окраинных республик в центральном партийном аппарате, поддерживало нездоровую практику, когда цены на продукцию российских и союзных производителей (во многом финансируемых РСФСР) административно занижались, а продукция окраинных получала значительную наценку на перспективное развитие.

Но именно рост влияния пророссийских элит сыграл с ними же очень жестокую шутку. Леонид Брежнев, в связи с резким ухудшением здоровья, официально готовился предложить на XXV съезде КПСС (1976) кандидатуру своего приемника – Григория Романова, первого секретаря Ленинградского обкома КПСС. Человека, жесткого, умного технократа, склонного к социальным новациям и экспериментам.

Но всё сорвалось из-за внезапно просочившейся информации от обеспокоенных коммунистов, что молодой, 53-х летний Романов всех «кремлёвских старцев» собирается незамедлительно отстранить от дел и отправить на пенсии. И уже готов незамедлительно начать экономические реформы, которые сделают СССР важнейшей и неотъемлемой частью мирового рынка.

Кстати, по весьма схожими с китайскими принципами построения новой версии «социализма с китайской спецификой»²², также начавшиеся вскоре после «культурной революции» (1966-76) и смерти Председателя Мао Цзэдуна (1976).

Но именно тогда мы с КНР пошли разными путями.

У нас временно объединились основные патроны «силового блока». Юрий Андропов, Председатель Комитета государственной безопасности СССР и Дмитрий Устинов, Министр обороны СССР, дали старт откровенно клеветнической кампании против Романова. Начиная с невинных анекдотов: «Зимний дворец на месте. И в нём, как и прежде, царствует Романов» до «пышной свадьбы дочери» в Таврическом дворце, где расходившиеся гости якобы «расколотили» позаимствованную в Эрмитаже посуду императрицы.

Короче, Брежнева уговорили остаться. Период застоя благополучно продолжился.

Юрий Андропов, ставший после смерти Леонида Брежнева (1982) следующим Генеральным секретарём ЦК КПСС, в свою очередь тоже задумал перестроить советскую экономику так, чтобы хоть частично вернуть госкапитализм эпохи Сталина. Разрешить частные и совместные предприятия, отпустить цены на сырье и продукты, ускорить «прогресс производительных сил». Но самое страшное – всем партийным чиновникам вернуть персональную ответственность за выполнение плановых показателей.

Ирония судьбы. В начале 1983 года «ленинградский» Юрий Андропов поручил «днепропетровским» Михаилу Горбачёву (тогда ещё члену Политбюро ЦК КПСС) и Николаю Рыжкову (Председателю Совета министров СССР) начать подготовку своей экономической реформы. И сравните с горбачёвской «Перестройкой», которая так и осталась в памяти народной «перестройкой-перестрелкой-перекличкой».

Но это так, к слову.

Совершенно неудивительно, что любые подвижки Андропова на выбранном пути, начиная с жёстких мер по укреплению трудовой дисциплины, заведению громких дел о коррупции, достаточно странной борьбы с нетрудовыми доходами, спекуляцией и злоупотреблениями в торговле – всё это столкнулись с резким сопротивлением. Особенно в окраинных республиках и среди их ставленников в центральном партийном аппарате.

Там ожидаемые реформы могли слишком больно ударить по уже привычной субсидируемой производственной структуре хозяйствования, и, как следствие, их экономическим и политическим интересам.

Юрий Андропов скоропостижно скончался (1984) при весьма странных обстоятельствах.

Моментально обострившаяся подковёрная борьба «днепропетровских» и «ленинградских» привела к тому, что Григорий Романов окончательно выбыл из списка претендентов на высший пост.

Но одновременно это ещё больше раскрутило «гонку на лафетах» или «пятилетку пышных похорон» (1982-85), когда страну просто преследовала череда смертей престарелых членов Политбюро. По словам одного из очевидцев тех событий: «… они как бы соревновались за то, чтобы Михаил Сергеевич смог поскорее взойти на партийный трон и начать свои губительные эксперименты».

В этот период «безвременья» проходили активные чистки рядов «ленинградских», что позволило «днепропетровским» перевести под прямой контроль окраинных республик собственные «силовые блоки» в лице местных управлений КГБ и МВД (милиции). После чего республиканские партии стали открыто поддерживать местных националистов, используя их как инструмент давления на центральный аппарат. Антироссийские настроения стали быстро нарастать, а местами даже зашкаливать.

Затем пошла волна «национализации» большого количества предприятий центрального подчинения. Только вот качество управления этими активами моментально падало, что всё больше усугубляло общий экономический кризис. И уже через несколько лет Чернобыльская авария (1986) дала этому страшное, но весьма наглядное подтверждение.

А после смерти Константина Черненко (1985), проболевшим на своём посту чуть больше года, на его место келейно, в нарушение всех принятых процедур, был выбран Михаил Горбачев.

Именно ему принадлежит сомнительная честь запуска своего варианта андроповской программы. При Андропове или Романове такое реформирование возможно бы действительно хоть как-то, но провели. Даже «ломая через колено» и наполняя тюрьмы по горлышко. Но тут уж вышло как вышло.

Михаил Горбачев изначально не был силён в управлении центральным партийным аппаратом, не говоря уже о руководстве партиями окраинных республик. И любые возникающие проблемы стали сразу выходить из-под его контроля. Воистину, «мантры петь – не мешки ворочать».

Переданные республикам предприятия, лишившись прежних «плановых» преференций, еле сводили концы с концами или вообще простаивали, а новые горбачёвские экономические реформы откровенно саботировались.

Народ, подстрекаемый местными элитами, всё больше злобился.

А тут и повод появился.

В декабре 1986 года Михаил Горбачев, неожиданно для многих, назначил первым секретарём ЦК КП Казахстана новоявленного «реформатора» Геннадия Колбина, бывшего первого секретаря Ульяновского обкома партии. До этого в Казахстане никогда не работавшего и обстановкой совершенно не владеющего. При том, что на эту должность реально претендовал и имел весьма мощную поддержку Нурсултан Назарбаев, действующий председатель Совета Министров Казахской ССР.

Казахская молодежь моментально устроила беспорядки с откровенно националистическим подтекстом. Несмотря на то, что в самой республике доля казахов не превышала 40%.

В столичной Алма-Ате началось «декабрьское восстание» (Желтоксан). Хотя выступления были жестоко подавлены, а Колбин продержался во главе Казахстана вплоть до 1989 года, слабость антикризисного управления Горбачева и те уступки, на которые ему пришлось пойти казахским элитам, побудили другие окраинные республики постоянно «показывать зубы» и бросать вызовы центральному правительству. Держать, так сказать, в тонусе.

Но Горбачев больше никогда не рисковал кардинально вмешиваться ни в республиканские экономические процессы, ни открыто реагировать на глубоко укоренившуюся там коррупцию.

Зато после этого провала он решил усилить политическую часть перестройки, чтобы реформирование прошло «само собой», с помощью всё той же невидимой руки рынка и дружеской западной помощи.

Но судорожные попытки введения политики гласности, свободы слова и печати, демократических выборов, реформирования социалистической экономики в направлении рыночной модели хозяйствования, очень быстро поставили СССР на грань катастрофы. Прав был ныне покойный Виктор Черномырдин: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».

Декларируемая «свобода слова» сначала, помимо разрешённой клубнички, свелась к откровенно параноидальным разоблачениям «ужасов сталинизма», ещё больше подрывая престиж центрального правительства. Хотя изначальной целью этих разоблачений была очевидная попытка не допустить возврата к «сталинской ответственности» партийных лидеров за экономические результаты.

А затем всё постепенно вылилось в более простое и уже привычное разжигание межнациональной розни с сопутствующим обострением межэтнических отношений.

Частное предпринимательство, ранее запрещенное Хрущевым, теперь очень сильно тормозилось не только непродуманностью и несогласованностью, но и «эффектом бабочки»²³ – уголовными преследованиями за самые незначительные валютные операции. И всё разрешённое предпринимательство практически свелось к бартеру и внутренней спекуляции. Когда закупались товары у государственных компаний по низким «государственным» ценам, а перепродавались по высоким «рыночным».

Зато произошло потепление отношений с коллективным Западом, в результате раздувания так называемого «нового мышления». Там с неподдельным энтузиазмом были готовы поддерживать вообще любые перестроечные начинания, способные если не ослабить главного стратегического противника, то хоть низвести его до уровня Китая. Ведь именно там создавалась самая дешёвая продукция для нужд США и Европы. На крайне выгодных для них условиях. А тут Китаю созревает дешёвый поставщик сырья. И прямо у него под боком.

Но самая страшная беда подстерегала Горбачёва в «сердце страны».

Ещё в декабре 1985 года Политбюро ЦК КПСС рекомендовало на должность первого секретаря Московского городского комитета (МГК) КПСС «свердловского правдоруба» Бориса Ельцина. Весьма любимого народом здоровенного мужика, откровенного хама и запойного алкоголика. Но в тот период личность ещё достаточно яркую и весьма примечательную.

Ельцин одним из первых осознал силу общественного мнения. Уже в своём «таёжном углу» он стал еженедельно проводить прямые эфиры²⁴ на местном телевидении, отвечая на любые, даже самые острые звонки в студию. И, что самое главное, озвученные жителями проблемы тут же моментально разрешал. Даже не кривил душой, искренне и открыто считая всех своих областных чиновников нахлебниками и дармоедами.

Ельцин, получив новую должность и едва освоившись в кресле московского градоначальника, окончательно осознал, что Горбачёв с таким правлением долго не протянет. А раз все удачные революции делаются в столицах, то у него появился реальный шанс стать тем самым единственным «народным вождем».

И он начал борьбу с наиболее значимыми московскими конкурентами. Превратив это в публичные расправы над чиновниками. По старинной народной традиции бей своих, чтобы чужие боялись.